***
Совок стоял в нескольких метрах от Рейха. Собрание только что закончилось, измотанные бесконечным бубнежом Великобритании страны медленно потянулись к выходу. Рейх вздохнул. Ну вот за что? Почему совместный проект назначили именно им? Союз, кажется, что-то ему говорил, но Рейх не слушал. Тот, не дождавшись ответных действий, подошёл к немцу. — Эй! Я с тобой разговариваю! Рейх на секунду поднял взгляд, но тут же опустил глаза в пол. — Что тебе нужно? — Не слышал что ли, что Велик говорил? — Слышал. Что за поект-то? — Как какой проект? Ты что вообще всё собрание делал? — Спал. Но тебя это не касается! Совок грозно посмотрел на немца, потом направился к двери. Рейх остался один в зале. В голове крутились отнюдь не весёлые мысли. Вот блять… неужели мне реально придётся что-то с ним делать? Он же меня просто убьёт. Немец снова вздохнул, направляясь к выходу. Только бы не столкнуться в коридоре! Союз стоял на улице, нетерпеливо затягиваясь уже второй сигаретой и размышляя, долго ли ему ещё ждать «этого нациста». Вскоре немец вышел из здания, кутаясь в воротник чёрного пальто. Погода стояла просто ужасная, он успел замёрзнуть всего за пару секунд. Увидев Совка, Рейх быстренько развернулся, но, услышав оклик, застыл на месте. — Ну и куда ты собрался, псина сутулая? — Домой, конечно. Тут холодно, — пальцы болели, постепенно коченея. Его всего трясло. — Значит мы у тебя будем эту хуету делать? Сам знаешь, что Велик разозлится не по детски, если не сделаем. — Ну уж нет! К себе домой я тебя не пущу… дай затянуться, а? — Хуй на. — И снова это пофигистичное выражение лица. — Ну и пошёл… — Поймав предупреждающий взгляд, Третий заткнулся, молча доставая свои. — Да и разве истинный ариец будет курить? Сам себе противоречишь. — Хочу и курю. Моё дело. — Он закашлялся от резкой горечи. В последнее время Рейха подозрительно тянуло на запах дыма. — Ладно, хуй с тобой, поехали ко мне. — К тебе?.. — Он ушам своим не поверил. Чтобы Совок звал кого-то к себе? Хотя, выбора, похоже, не оставалось — его грубо взяли за плечо и развернули в противоположную сторону. Совок завёл машину, посадил немца на переднее сидение и они поехали вхуйзнаеткуда. Ехали долго. Союз молчал — следил за дорогой, Рейх пытался согреться, дыша на ледяные руки, но вскоре его сморила усталость и он прикрыл глаза. — Заснул, что ли? А снилась ему боль. Тягучая и вязкая, она сжирала немца заживо. Голос СССР разогнал кошмар и вернул немца в реальность. Он испуганно уставился на Союза. — Я? Нее, что за глупости? — Пизди-пизди. Мы, кстати, приехали. Выходи. Немец послушно вышел, ёжась от ледяного ветра. Перед ним возвышалось двухэтажное здание с массивным железным забором. Даже свалить не получится, если что… Совок снова взял Рейха за плечо и потащил внутрь. Там было всё также холодно, но видимо Совка это не смутило, он начал снимать верхнюю одежду. Рейх уставился на него, как на полоумного. Ему не холодно? Да как тут жить можно? — У тебя всегда такой дубак, или это специально для меня? — Для тебя. Чтоб жизнь малиной не казалась. Коммунист сразу пошёл в комнату, ведя за собой Рейха. Там было чуть теплее, но не выше десяти градусов. Третий заприметил огромное кресло в углу и осторожно уселся, сразу съёживаясь в комок. Он терпеть не выносил холод. — Так может расскажешь тему этого грёбанного проекта? — Знаешь, она такая интересная… Ну там, про пестики и тычинки и… Подразумевает практическую часть~ Рейх подавился воздухом. — Прости, что? — Говорю же, основные принципы экономики в процессе восстановления страны. Ты ещё и глухой, получается? Что за бляйштифт? Твою мать, на что я подписался… — Отвали. — Совок хмуро посмотрел на того, а после перевёл взгляд на стол. — Садись и пиши письменную часть, все лежит на столе. Рейх нехотя поднялся, чувствуя, как мурашки бегают по телу. Он не выживет в такой обстановке. — А ты что делать собираешься? — Ебать тебя. — Прекрати сейчас же! Или ты думаешь, что я не слышу? — Вообще-то да, я уже понял, что со слухом у тебя проблемы. Рейх перевёл взгляд на стопку листов на столе. Да их тут сотни, он физически не справится с таким объёмом работы! — Издеваешься, да? — Пизда. Начинай и как раз успеешь к завтрашнему утру, если постараешься, конечно. — Я так не согласен. И вообще, какое ты право имеешь меня заставлять? — Садись и делай, я позже приду и сделаю свою часть. Я хочу чтобы начало сделал именно ты. — Ах ты!.. Не буду и точка. Я замёрз, устал и хочу спать. До завтра терпит? — Я тоже много чего хочу — например, сделать этот грёбанный проект и покончить со всем этим. — А спать-то мне где? — Истинные арийцы не спят. Да и какое спать, сейчас только девять вечера. Да он реально издевается. Ладно, придётся хоть что-то сделать… вот сука, я таблетки не взял! Рейх сел на стул и попытался настроиться на работу. Перед глазами плыло от усталости — сказывались бессонные ночи. Проморгавшись, он подпёр голову рукой и пробежался по тексту. Что за блятство… — У тебя ручка-то есть? Совок специально составлял предложения таким образом, чтобы акцент падал на такие слова, как «кончит вовремя» или «подчиниться» или «отблагодарит», «удовольствие» и так далее. — Для тебя — нет. — Ладно, тогда подписывать будешь сам. Он перевернул страницу и закашлялся — в глаза так и бросались двусмысленные словечки. Надо больше спать. Совок сел на кровать на какое-то время и стал копошиться в прикроватном столике, явно ища что-то определённое. Спустя пару молчания и шуршания бумаги, Рейх почувствовал, что больше не может. Он уронил голову на скрещенные руки и закрыл глаза — голова разрывалась на части, тело ломило, хотелось сдохнуть. Вот блять. Даже обезбол не попросить. Хотел же взять, ну что такое-то! Внимание привлёк Совок, уже давно что-то разглядывающий на своей кровати. Коммунист встал и медленно подошёл к Рейху почти в плотную, так, что его спина касалась члена Союза. — Ты чего? Союз сунул вещь в карман и, поставив руку на стол, облокотился и навис над немцем. — Устал, сказал же… Рейх напрягся и резко дёрнулся в сторону, уходя от контакта. К сожалению, стул не был рассчитан на такие выкрутасы и немец с тихим вскриком свалился на пол. — Этого мне ещё не хватало. СССР слегка пнул того ногой, а затем взял и положил на стол, усаживая перед собой. Рейх в ужасе глянул на Союза. — Ты совсем спятил? Ты что творишь? — Протяни мне свои руки. — Зачем это? — Пожалуйста. Ч-ч-то? Пожалуйста? От Совка? Рейх медленно вытянул руки вперёд. Союз резко заключил их в наручники и, пока третий был в ахуе, просунул голову между ними, заставляя того чуть свисать с его шеи. — Будет больно, если станешь себя плохо вести. И тут до Рейха дошло. Он забрыкался в попытках вырваться, пинаясь и дёргаясь. Нет! Нет-нет-нет! Только не так! Только не это! Совок направился к кровати, придерживая псинку рукой за задницу. — Отпусти меня! Отпусти сейчас же! Не смей меня трогать, слышишь?! СССР осторожно лёг, одной рукой держа немца, другой доставая из тумбы кляп. Рейх взвыл и забился ещё сильнее. — Нет! Пожалуйста, не надо! Остановись! — Хмм, «нет»? Ты сам решил поехать ко мне. Совок осторожно вставил кляп немцу в рот, получив укус от того, но не обратив на это никакого внимания, потом начал снимать одежду с пленного, игнорируя все шрамы. Нееет, господи, я не хочу! Рейх отчаянно извивался, стараясь задеть Союза посильнее. — Хочешь по-плохому? Совок достал две верёвки и привязал их к ногам немца, разводя в разные стороны, Рейх был уже полностью голым, как СССР снял верх с завязанных рук остаётся загадкой. Третий окончательно впал в панику, он дрожал и пытался отодвинуться, что-то мыча через кляп, на глазах выступили слёзы. — Как ты хочешь? Чтобы я тебя сейчас или чтобы сейчас тебя не я? Рейх даже не понял, что ему говорят. Дикий страх сковал всё тело, его трясло как в лихорадке, в голове стучало только одно: «остановись!». Он замотал головой, не зная, что ещё делать, как спастись от этого кошмара. Совок, видя панику немца, аккуратно приблизился к шее и легонько куснул, а потом чмокнул и чуть отстранился, шепча на ухо: — Если ты меня попросишь, я буду нежен. Рейх поднял глаза, мысленно умоляя, чтобы это всё был просто очередной сон. Во взгляде Союза не было злобы — лишь усмешка. Коммунист снова приблизился к лицу немца и нежно чмокнул в щёчку, повторяя. — Просто попроси и больно не будет. Третий слегка кивнул, смиряясь со своей участью, снова поднял на Совка глаза, полные немой мольбы, промычал что-то нечленораздельное. — Не плачь только — а то растратишь все слёзы раньше времени. Союз принялся растягивать жепу немца, постепенно вводя туда пальцы. Рейх до боли зажмурился, так, что перед глазами пошли круги, с губ сорвался вскрик. — Больно? Снова вскрик, на этот раз сильнее. Больно? Ещё бы! Неподготовленное тело отчаянно сопротивлялось, Рейх зажимался, тихо поскуливая и сжимая пальцы в кулаки так, что все косточки были видны. Совок снова приблизился к уху немца, стараясь быть нежнее. — Только попроси и я прекращу. Он точно издевается… как я попрошу-то, я же говорить не могу толком! Рейх постарался кивнуть посильнее, но жёсткий ремень ограничивал движения. СССР, видя, как третий старается, вытянул пальцы и начал расстёгивать ремень на своих штанах. Глаза напротив распахнулись в немом ужасе, Рейх снова задёргался, стараясь выдавить из себя хоть что-то, но Совок то ли не понимал, то ли нагло игнорировал. — Ладно, больно видеть, как ты стараешься зря. — Он снял кляп, давая возможность немцу выговориться. — Нет! Пожалуйста, прошу, не надо! Рейху было плевать на всё: на гордость, на и без того низкую самооценку. Кричал не он, а его взбесившийся инстинкт самосохранения. Союз посмотрел на него пофигистически и в один момент резко вошёл на пол длины. — Зачем тебе вообще это нужно?! Что ты от меня хо…ааааааа! Из глаз снова потекли слёзы, Рейх заорал так, как не вопил ещё никогда. Боль прошила всё тело насквозь, парализовала и теперь жестоко драла изнутри. — Тише ты, ты ведь не хочешь, чтобы кто-нибудь ещё нас увидел? Особенно тебя в таком положении? Немцу было плевать, но из соображений безопасности он всё же перестал кричать. Теперь из сорванной глотки вырывался скулёж вперемешку со всхлипами. — За что…почему, — Выдавил он-таки из себя. — Тише… — Совок слился с немцем в страстном нежном поцелуе, а после начал слабо двигаться, Рейх поскуливал в губы русского, а тот лишь ускорялся и в итоге, разорвав поцелуй вошёл полностью и остановился, давая привыкнуть. Рейх глубоко вздохнул. Боль никуда не делась, но тело уже немного привыкло и всё ощущалось не так остро. Он постарался расслабиться и просто не думать ни о чём. Не думай, не думай. Тут он поймал себя на мысли, что ему больше не холодно. — До сих пор больно, псиночка? Рейх слабо покачал головой. У него просто не было сил ничего говорить. Не то, чтобы больно — неприятно и неудобно. Затекли руки, пока извивался он защемил себе ребро и теперь оно ощутимо тянуло, и это если не считать всего того, что вытворял с ним Союз… — Потерпи ещё, дай мне насладиться твоим телом. Коммунист снова продолжил двигаться, только теперь в более жёстком и резком темпе. Рейха подкинуло на кровати. Сначала снова пришла боль и он приготовился опять заорать, но потом…потом появилось нечто иное — острое, горячее, но такое приятное…вместо крика получился стон, но третий тут же замолчал, испуганно взглянув на Совка — заметил или нет? Союз посмотрел довольно на Рейха и темп начал нарастать, он сжимал одной рукой талию немца до покраснения, другой облокотился на кровать. Рейх буквально ёрзал под ним, чувствуя откуда-то прилив сил и… Счастье? — Нравиться тебе, сучка? Наслаждение. Тягучее, ослепляющее, долгожданное. Рейху стало окончательно наплевать на всё и на всех, остались только чувства и Совок, нависающий над ним. Вопрос третий проигнорировал, но, почувствовав резкое замедление, заёрзал и против воли простонал: — Ещё… Совок взял того за подбородок, чуть приподнял и слегка сжал челюсть. — Скажи «ещё хозяин». Ну уж нет…до такого я опускаться не собираюсь. Но ощущения слишком сильно ударили в голову и Рейх, в ужасе от собственной наглости, заглянул Союзу прямо в глаза и прошептал: — Заставь. — Заставлю. Совок резко перешёл с ещё терпимого темпа на очень быстрый, буквально разрывая немца от чувств и крови, которая слегка лилась. Он не собирался останавливаться, лишь продолжать и продолжать столько, сколько потребуется и ему было плевать почти на всё. Он начал кусать и без того уставшее тело до кровоточащих ран, языком слизывая чужую кровь. Кровь врага всегда сладка на вкус. Он ещё сильнее сжал бёдра, фиксируя положение и, напоследок, слился в долгом поцелуе, кусая язык и перекрывая воздух. Рейх взвыл, но жестокий поцелуй окончательно лишил его возможности нормально дышать. Он хрипел, корчился в сильных руках, отчаянно пытаясь сделать вдох. Казалось, будто он горит изнутри. Наконец Совок разорвал поцелуй, но вдох сделать не дал, пережимая горло рукой. Рейх попытался что-то сказать, но получилось только слабое сипение. Кружилась голова, он терял сознание. Заметя вялость Рейха, Совок сразу же отпустил руку, давая тому вдохнуть, на секунды СССР остановился, сам не понимая, что только что сделал, но виду не подал. — Даю второй шанс, потом сам будешь меня умолять прекратить. Рейх судорожно задышал, кашляя так, что, казалось, легкие сейчас выйдут наружу. Он не мог ничего сказать! Не мог признать свое положение, не мог… Но терпеть больше не было сил. Третий снова глянул на Союза, прошептал: — Пожалуйста… И закрыл глаза. Пусть лучше Совок убьёт его, пусть закопает заживо, но терпеть эту пытку он больше не может. — «Пожалуйста, хозяин» давай, скажи, это не так уж и сложно. В убеждение своих слов русский начал снова болезненно двигаться, но не так сильно. Он давал Рейху время на раздумье и на то, чтобы принять правильное решение. Он положил руку на ключицу и слегка сжал, впиваясь ногтями в израненную от порезов кожу, смотрел пристально, прямо в глаза немцу и хотел увидеть в них поражение, проигрыш, хотел увидеть то, как он сдался. Рейх только слабо покачал головой. Боль была слишком сильная, к ней добавлялась душевная, он сломался. Совок раздавил его полностью, и третий чувствовал себя так мерзко, что впору было выть. По щеке скатилась слезинка, но слова все так же застревали в горле. Он беспомощен. Ничтожен. Жалок. Союз не отпустит, не пожалеет. Наконец Рейх почувствовал возможность говорить и вдруг, неожиданно для самого себя, закричал: — Убей меня! Ты же видишь, какое я ничтожество, ты добился всего, чего хотел, превратил меня в свою псину, так чего тебе еще нужно?! Голос снова сорвался на хрип, третий судорожно выдохнул и тихо просипел: — Ненавижу тебя… Чудовище. Союз расстегнул наручники и немец плюхнулся на кровать, полностью ощущая свою спину. Запястья жутко болели и кровоточили, края наручников прорезали кожу. Но СССР не остановился, просто продолжал двигаться в относительно спокойном темпе. До этого момента ему всё казалось просто игрой, а на такой бонус он даже не надеялся. — И я тебя люблю, псинка. Совок излился полностью в Рейха, из-за чего чуть ниже талии образовался небольшой бугорок. Коммунист сделал несколько завершающих движений и окончательно вышел, ложась рядом со своей пассией. Почувствовав, что его больше не держат, Рейх тут же сжался в комок, насколько это было возможно. Его душили слёзы, всё тело просто адски болело, но всё это было лишь сотой частью того, что он чувствовал в душе. Истерика накрыла его резко, неожиданно; третий затрясся и дико закричал, сжимая голову руками. Больно! Невыносимо! Не могу больше! Вот, что он представлял собой без таблеток — оголённый комок нервов. Вместе с истерикой пришла и паническая атака. Всё поплыло, он снова увидел море крови, тысячи покойников, тянущихся к нему… Совок притянул немца к себе, обнимая и укрывая тёплым одеялом. Русский был нежен и, видя состояние Рейха, аккуратно спросил. — Кто ж с тобой такое сделал, что ты истеришь от каждого события, причиняющего тебе боль? Сегодня ночуешь у меня и завтра тоже. Я хочу видеть тебя в своём доме. Теперь ты живешь по моим правилам, псинка. Рейх заскулил, бессознательно прижимаясь к источнику тепла. Сломанный, раздавленный, он совершенно не понимал, что ему говорят и кто, хотелось просто забыться, закрыть глаза и не чувствовать ничего. Проваливаясь в беспамятство, он окончательно отпустил себя и позволил пару раз всхлипнуть, сжимаясь ещё сильнее, слыша, как Совок ему что-то говорит, но не понимая смысла, просто слушал чужой голос, такой глубокий и… нежный? Союз сильнее прижал немца к себе двумя руками и повернулся на бок. Он нежно поцеловал нациста в губы без языка и почти сказу же отстранился. — Тебе нужно обработать раны, я сейчас схожу за аптечкой. Совок вышел из комнаты оставив нациста наедине со своими страхами. Рейху было холодно. И больно. И страшно. Союз ушёл, забрав тепло и теперь, в одиночестве, на третьего снова навалился ужас. Он лежал, не шевелясь, с распахнутыми глазами и боялся сделать вдох. Появлялись странные мысли. А что, если Союз не вернётся? Оставит одного в этой комнате без возможности даже встать с кровати… Почему вообще я так часто о нём думаю? Он же… Но ведь он не пытался меня так уж сильно покалечить, так, всего-то разодрал… Он такой тёплый… И голос — нежный, чувственный, убаюкивающий… Почему он такой садист? Хотя. Он же обнимал меня. Всего пару минут, но это было так приятно… Размышления прервали тяжелые шаги, рейх облегченно выдохнул. Вернулся. Союз вошел в комнату с аптечкой. — Садись, псиночка. — Я...не могу. Голос предательски дрогнул. Русский аккуратно помог нацисту сесть, держа того за спину и начал обрабатывать раны, сначала обеззараживал, после бинтовал либо приклеивал пластыри. Помимо новых ран, он также обработал и те, которые немец нанёс себе сам. — Я запрещаю тебе причинять себе боль. Это буду делать я. Я запрещаю тебе курить, запрещаю тебе насильно вызывать рвоту, ну или что ты там ещё такого делаешь. Руки буду связывать бинтами, пока не найду для тебя смирительной рубашки. Развязывать буду только на ночь и то, при условии что ты спишь со мной, тебе ясно? Рейх на автомате кивнул. И только потом до него дошёл весь смысл, он уставился на Союза широко раскрытыми глазами. — Зачем тебе это? Моё тело только меня касается… Без таблеток я кричу по ночам, тебе самому же не выгодно держать меня у себя… — Я сам решу, что мне выгодно, а что нет. Он лёг рядом и всё также обнял нациста, прижимая к себе. — Значит буду тебе рот затыкать, множество вариантов есть, а теперь — спи. Рейх расслабился, чувствуя чужие сильные руки, крепко прижимающие его к источнику тепла и спокойствия. Плевать на всё. Союз, сам того не замечая, сумел практически мгновенно предотвратить паническую атаку, которые обычно длились по несколько часов и не облегчались никакими дозами. Он просто был рядом, держал и говорил. И всё! Третий позволил себе наконец-то раствориться в ощущениях, забывая обстоятельства, закрыл глаза и почти сразу отключился.***