ID работы: 13008030

Январь

Слэш
NC-17
Завершён
273
Пэйринг и персонажи:
Размер:
17 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
273 Нравится 33 Отзывы 62 В сборник Скачать

Настройки текста
Примечания:
— Позову ли на свой день рождение? — он отводит глаза, прячет, лишь бы не смотреть в долбаный объектив камеры, — Да. Через кого-нибудь просто закину, позову всех. Я думаю, конечно, никто не придет, но… Поиграть в русскую рулетку очень хочется. Иманов вовсе не надеется. Потому что это было бы слишком просто, легко, если бы они пришли, вот так, как будто ничего не произошло. Так не бывает, чересчур сахарно-сладко даже для бульварного романа из дешевого перекрестка. Снова пересматривает. Редактирует. Сам. Потому что вырезает кучу моментов, где палится, господи боже, как палится, своими тупыми взглядами, минутными молчаливыми провалами. Снова режет, урезает, вырезает. Как свою жизнь, как пазл, который не подходит в целую картинку, и проще ведь отрезать уголок – да, будет криво и не так красиво, но легче, чем заново пересобирать. Эмиль как раз тот самый пазл, который не подходит ни в одну картинку, тот самый повторяющийся, лишний кусочек. И надо научиться собирать вокруг себя иллюстрацию, чтобы все было подходящим к тебе, а не быть чьим-то. И сейчас это вовсе не про пазлы. Парень и этого не понимает. Зато понимает, тот факт, что наглухо и как-то слишком тупо проебал канал, три года, и по сути лучших друзей. Сейчас уже не так трясутся коленки, как у ученика перед зачетом, но как дышать, именно дышать, иногда забывается. Весь материал склеил — но не жизнь, конечно, но зализывал раны очень старательно — получилось криво-косо, палевно, но поебать, поэтому отправляет в телеграмм и выдыхает. Повторная ссылка на видео в ютубе, а следующий клавиша выключения телефона. В такие моменты блогер начинает понимать шипперов с их больной ублюдской фантазией. И больше не осуждает. Только фанаты видят в них пару — лицо невольно кривится — а он друзей. Когда-то лучших. Когда-то нужных и редко братьев. И нет, он даже не думал о том, что может испытывать к Диме какие-то особые чувства, потому что внутри установка — любовь только к женщинам. И не важно, что иногда эта установка перезагружается слишком долго. Скоро Сочи. Скоро отдых. В последние полгода он требуется намного чаще, намного, очень намного, а уставать получается быстрее. Организм дает сбои, сигналит, пиликает, но парень просто не замечает. Или не хочет замечать. Глупый месяц вышел какой-то. Чаще слова «Масленников» звучит лишь «привет» и «ты в норме?», на что хочется только огрызнуть, что, да, блять, я в норме, отвали, и уткнуться в подушку лицом. Потому что там темно, там заканчивается кислород, и единственными мыслями становиться – как дышать, а не как барахтаться в этой луже полной дерьма дальше. Резкая апатия. Чувство отчуждения, ненужности, полное глубокое опустошение внутри. Под вечер так всегда, не так часто как пару месяцев назад, но так же ощутимо, что мерзнет язык. Хочется закурить. И, бывает, это хочется сильнее чем разум, поэтому — огонь, тяга, дым. И так вроде бы нужно. Только кому?

***

Русская рулетка продолжается. И контрольный выстрел скоро. Эмиль это чувствует. И вроде бы первый раз спускает курок — пустой, чистое везение; два — страшно, дико страшно, но вновь удача; три — яица сжимаются, ведь пуля где-то рядом, но он все еще ебучий везунчик; на четыре мозг больше ничего не проектирует кроме страха. Также здесь. Слишком часто, очень часто начали пересекаться имя Дима рядом с Эмиль, и это толкает на мысли. Потому что грядет что-то странное и это чувствуется на подкорках, как отложенная информация, как таблица умножения, и Иманов ждет, постоянно ждет этот контрольный выстрел. Он скоро прогремит только где и как — судьба по-сучьи заткнулась. Много событий. Шоу «Да-да-нет-нет». Опять переворот событий из прошлого, что заставляет сидеть и дергать ногой, когда Наташа произносит то самое имя. Она выбрасывает его слишком быстро, когда он отвечает про Лигу, а оправдываться не хочется, это глупо и палевно. Поэтому лишь кивает и сводит все в другое русло. Парень закрывает на это глаза. Тема больше не поднимается, так должно быть, ведь все свелось к истокам. Конечно, не все карты вскрыты, многое остается за кулисами, о чем Эмиль, конечно же, на шоу не скажет. Где вы видели спектакль, в котором на сцене делают грим и выносят реквизит? Никогда. Потому что то, что за ширмой, остается всегда там — лишь четко отработанная сцена и счастливые улыбки. Наташа допытывает, просит ясности, а ее не внести, потому что ясно лишь в этой ситуации только небо. Для всех. Блогер не пиздит, не врет, не лукавит, и на вопрос «Почему тогда?» действительно «я не знаю». Про детство Али и знакомство с родителями приятнее слушать. Так много искренних моментов и хороших воспоминаний. В эту бездну классно бросаться. В этой картине нет черного цвета, и это, ахуеть, как радует. Только ее кудри начинают без причины бесить. Наташа вновь что-то спрашивает. «Когда будет свадьба?» и да, о да, он впервые улыбается, но почему-то не так радостно, как раньше. Это все быт. Он немного сожрал их отношения, но не убил, слава богу, не убил. Парень знает, видит: они справятся со всем. Незаметно берет за тонкие пальчики и сжимает. Он всегда будет рядом. Дальше. Снова дальше. Иманов в пух и прах проебывает тест на абьюзера. Неудивительно. По лицу Али это заметно, она не по наслышке знает, на какую агрессию способны эти руки, что крепко обнимают женское тело. Но никто не ругает за это, наоборот хвалят за меньшее проявление ревности. Макс из Кампуса так же невъебически бесит, но скорее из-за скользкого типа характера, а не из-за девушки. Больше не бушует ярко выраженная злость и все уменьшается и уменьшается этот ком под названием «ты моя и больше ни чья». Кровавых разводов на стенах нет уже три месяца. Это крошечная победа. И все этому радуются. Только в случае Эмиля пропажа ревности не голубь, а черный ворон — плохой вестник. Но Аля этого, к сожалению, не понимает. Снова тема Лиги. Избитая уже по уши, перешедшая с реанимации на тот свет, такая заезженная, но все так же горячо обсуждаемая. И они действительно рассуждают, разбирают по полочкам, перебирают. Только конфликт не книжка, не сжечь и забыть, и внутри есть уверенность, что после этого все уляжется на дно. Должно улечься, ибо Иманов утопит сам своими руками. Аля зачем-то рассказывает какого было ее парню, когда его тупо кинули. Не так подробно и на этом спасибо, ведь выглядеть жалкой сучкой мерзко. Ощущения повторяются. Все так детально запомнилось спустя даже девять месяцев. Темное пятно от случайно пролитого вина на серых занавесках все те дни, что он лежал в постели, не желая вставать; безжизненный взгляд куда-то в белый потолок, лишенный смысла двигать жизнь дальше, и Эмиль — одной ногой в гробу. Удержала тогда от потери разума Еникеева. Заставляла есть, насильно пихая ложку в глотку, а потом приносила тазики, вытирая рот салфеткой от рвоты; сидела часами рядом, держа за руку, и пыталась, честно пыталась поддержать; раз в несколько дней чуть ли не пинками гнала в душ и переодевала в чистые вещи. Эмиль даже взглядом не удостаивал, лишь опять ложился сломанной куклой под одеяло. Он чувствовал себя выпотрошенной отпизженной собачкой, что хозяин твердой ногой выпнул за дверь, когда та стала скучной. Через время Аля начинала заебывать своей чрезмерной непрошенной заботой и болтовней, но на недовольное и местами агрессивное «Да блять, Аль» лишь пожимала хрупкими плечами и оставляла парня в одиночестве. Она хотела думать, что просто нужно время и блогер придет в себя, снова будет прежним, и спустя месяц все правда изменилось: Эмиль полностью ушел в себя и перестал реагировать на окружающий мир совсем. — Два лидера никогда не смогут существовать вместе, — уверенно цитирует, не моргая, под пристальным взглядом карих глаз, — Никогда. И опять непонятное чувство апатии. Таких дней все больше и больше. Лучше бы приступ астмы, поможет ингалятор, а тут ничего. Абсолютно ничего не спасает. Кажется, будто летишь в непроглядную тьму, без снаряжения и страховки, и не пугает темнота, чернота, исход, в голове только паника перед неизвестностью. Это губит все так метко, как вянут цветы, если их не поливать. Но их поливают, правда поливают, только серной кислотой, что выжигает все корни и разъедает землю. Иманов в момент разговора о возвращение на ютуб, кажется это заслуженным. — …Будет ли примирение с Масленников? Это был первый звоночек. Который Эмиль благополучно проебал.

***

А барабан крутится. В этот раз курок спускает парень с особым желанием. Сил на то, чтобы двигаться дальше, кажется, не остается, будто он мизинчиковая батарейка с зарядом в один процент — работает на последнем издыхании, глючит и вот-вот перегорит. Блогер дергается, когда берет телефон в руке и видит огромное количество отметок и по уши заваленный директ — кажется, прогремел второй выстрел. На всех платформах, в разных социальных сетях, везде, абсолютно везде, их фотографии и один и тот же заголовок. Эмиль Иманов признался, что очень сильно скучает по Диме Масленникову! Стонет, роняя трубку на лицо и глубоко вздыхает. Желтая пресса — ложная инфа. Ничего удивительно, к слову, нет. Разгребает сотни сообщений, просто игнорируя текст к чертям. Не интересно. Он не будет оправдываться, не будет кричать, что все перевернули и исковеркали, но где-то в глубине ощущает — пресса знает больше, чем хочет знать Эмиль. Теперь не читает, просто удаляет диалоги. Везде буквально все одинаковое, чаще это — радостные визги поклонниц и шипперы, что вызывает противоречивое выражение лица, но среди всего этого мусора есть одно сообщение, вызывающее такой лютый пиздец из мурашек и холода.

[emilen.imanov] dima_maslen поделился с вами публикацией.

Органы внутри прихерачены степлером и смазаны суперклеем, в противном же случае все свалилось бы в одну огромную стухшую кучу гнили. В сообщении от Димы одна из тех тысяч однотипных новостей из желтой газетенки, что за утро парень увидел столько, что от слова «скучает» начинает уже воротить. Только идиотская публикация и не слова больше. Отвечает лишь спустя две минуты.

[emilen.imanov] Мне похуй.

И отчасти это все-таки правда. Иманову действительно срать, кто и что думает о нем, какая разница, ведь всех кого он так боялся потерять — проебались сами. Эмиль же просто научился жить дальше. Двигаться, бежать по лестнице в хорошую жизнь, стирая подошву в пыль, потому что по-другому нельзя. Запрещено. Сидеть и плакать в платочек, при этом писать сопливо-слезливые посты в соцсети о разъебашенном арматурой жизни — удел слабых. А Эми не такой. Он уже давно не трусливая сучка, что хватается за людей, как за спасательную соломинку. Только ты сам можешь вытащить себя из ямы. Другие лишь могут кидать туда ещё больше дерьма, чтобы ты барахтался быстрее. Закрывает глаза. В такие моменты, когда приходить редкие сообщение от него, Иманов даже чувствовал подобие вины, но это довольно быстро проходило, стоило вспомнить с каким рвением Масленников рубил все, что было между ними. Все годы дружбы, чувства, эмоции, воспоминания. Поэтому тактика «тебе срать, значит мне тоже» работала, как Швейцарские часы. Но так было не всегда. Сначала стало тяжело. Потом — ещё хуже, от чего приходилось буквально вгрызаться в подушку зубами, чтобы не завыть от отъебанной во все дыры пустоте. Но жизнь штука сложная, она даёт свои уроки, как «как выйти из депрессии?» и «учимся жить заново без нужных людей». И Эмильен забыл, действительно забыл, свое прошлое, больше не пытаясь вспомнить. Сделал себя человеком, что вырвал собственное сердце со всеми артериями и венами, сделав этим неполноценным, лишённым чувствовать что-либо. Он просто словил джекпот, разложил и трахнул эту жизнь, вытянул золотой билет, просто потому, что теперь не ничего не чувствует. Живет в кайф, не думая о следующем ноже в спину, иногда долбится коксом, и очень, очень сильно, кладет болт на тех, кого больше нет рядом. Пишет сообщение в телеграмм, объясняет, что долбанные СМИ — те еще пиздаболы, и вроде бы испытывает легкое облегчение. Это нужно было сделать, потому что под каждым таким постом отмечены двое. Дима будет думать, что это правда, и нужно доказать обратное. Поэтому остаток дня проходит в суматохе. Очередные съемки, рекламное агентство, где торчит в очереди хуеву тучу времени, скрипя зубами от злости. Быстрое течение, сильный поток не дает даже на секунду выдохнуть и расслабиться — что позже приведет к выгоранию с максимальной степенью повреждения. Но сейчас это хороший метод завалить гнетущие мысли деятельностью и работать изо дня в день двадцать два часа в сутки. Такой темп выматывает, истощает, как демон, питающийся энергией. Ноги и руки ломит, спина ноет, неприятно тянет, хочется завалиться прямо на грязной лестничной клетке, не важно, лишь бы была горизонтальная поверхность. Открыть входную дверь получается только с четвертой попытки. Дома тепло и уютно, пахнет свежестью роз, теми самыми которые сегодня купил Але. Порадовать. Только восторга внутри мужского тела почему-то не последовало, как и желания сделать еще раз подарок. Случайно роняет вазу, но не разбивает. Заваливается на мягкую постель, не раздеваясь. Сил даже поссать нет, не то чтобы поразмышлять о жизни. Ощущение будто переехали грузовиком. Трижды. Если честно, то довольно Ублюдское чувство — спать пару часов в сутки и вкалывать, как проклятый. В 20:41 телефон издает тихий сигнал.

[dima_maslen] Мы же оба знаем, что это не так.

И этот звоночек Эмиль упустил.

***

В Сочи тепло. Только это единственная новость за две недели. Вот так работает спускной механизм. Раздался третий выстрел.

***

Снюханная с крышки белого унитаза дорожка героина оказалась отличным тормозом. В противном же случае, Иманов просто бы выкинул свою девушку из машины на первом же повороте, потому что, то как Аля пыталась его разговорить буквально сидело под сухожилиями острыми иглами. Ещё минута — и он остановится, выйдет, громко хлопнув дверью и вызовет такси до дома. От мыслей непроизвольно дёрнулись мышцы. Наверное, не стоило ехать. В этом абсолютно не было никого смысла, кроме довольной улыбки Али, выводящей тонким ухоженным пальчиком сердечко на запотевшем стекле. Ему же не усралось это вечернее мероприятие МузикТв, как в принципе, и все основное. Но она так наигранно хныкала и просила — нет, клянчила, — пойти по пригласительным, все равно бы не отъебалась и поэтому сейчас он должен держать красивую вшивую улыбку дебила и быть приветливым. Эта наигранность порой выводит из себя. Ещё больше бесило лишь радостное лицо спутницы. — ….ты меня вообще слушаешь? Вздыхает — напряжённо, скудно и глубоко. Ещё пару минут и можно будет переложить Еникееву на подруг, а самому пристраститься к барной стойке, сесть в углу и лакать что-нибудь супер-градусное до конца вечера. А потом они снова поедут домой и опять — в очередной, сука, раз — поссорятся. — Да. Слушаю. — Зачем ты мне врешь? — женские губы сворачиваются в обиженную трубочку, — Ты не слышал ровно ничего. — Не рассматривала это, как знак отвалить от меня хотя бы на пару минут? — Я просто хочу, чтоб мы снова разговаривали. Как раньше, — в ответ не менее агрессивно шипит блондинка и отворачивается к окну. — Да не будет как раньше, еба мать, успокойся уже. Девушка лишь шумно выдохнула. С этого момента их личная жизнь дала первую серьезную трещину.

***

В Таиланде теряется счет времени. Сутки идут за три. Месяца. В какой-то момент жизнь просто перестает идти. Часы остановились. Перестали бить в двенадцать. Эмиль собственноручно вытаскивает барабан и вставляет семь из восьми пуль. На подсознательном уровне играет в русскую рулетку и спускает курок. Пустой. Кажется, это конец.

***

Он просто моргнул. А на календаре восемнадцатое января, когда в душе все еще та важная весна. Жить прошлым получается куда лучше, чем настоящим. Именинник давится уродской улыбкой, которую показал, наверное, раз сто, как и «спасибо за поздравления», принимая подарки. Аля выглядит на все двести, только опять эти глупые раздражающие кудри. И пухлые губы. — Я тебя тоже люблю, ма, — целует в женскую щечку, — Спасибо. Внутри слишком много народу, которые в основном толпятся небольшими кучками; играет мелодичная музыка, а на сцене ярко горят светодиоды. Моментами ощущается сильная нехватка воздуха. Дальше все, как в тумане: Аля уносится с какими-то незнакомыми девушками, пытается затащить своего парня на совместную фотку, кто-то разбивает фужер, а Иманов все сидит на кожаном диване и попивает алкогольный коктейль. Время тянется мучительно долго, все так радостно пищат и поздравляют их и, конечно же, сегодня все сплетни об этом. Апатия вновь душит. Парень оттягивает ворот белой рубашки и ослабляет галстук. Душно. Очень. Как же, блять, душно. Внутри — ничего, кроме саморазрушения, с руками по локоть в крови. Он улыбается час. Два. На третий мышцы лица отказывают, поэтому эту тупую маску можно отправить нахуй. Но беда никогда не приходит одна. — Эмиль, — раздается с левой стороны голос любимой, — К тебе гости. Эмильен оборачивается и, наверное, успел бы поймать упавшее в пятки сердце, если был бы готов. Видимо, сноровку потерял, поэтому лишь замирает, как вкопанный в землю и хлопает глазами. — Так и будешь стоять? — ухмыльнувшись, спрашивает Даник, поправив толстую оправу очков, — С днем Рождения, брат. Блогер давит ухмылку и смотрит в упор. А глаза пустые, сдохшие, как и положено покойнику. Холодные, как зима в январе, полые, но улыбка язвительная, змеиная. Он приходит в себя только, когда кости начинают трещать под натиском объятий. Он приобнимает за плечи в ответ и позволяет себе на долю минуты раствориться в этом котле. Жарко, подобно аду. — Не ждал, — отчужденно отвечает, когда между ними снова появляется расстояние. — Мы с Сударем подумали, что все-таки стоит прийти. Как никак праздник. — И давно вы вторую работу нашли? — усмехается и на недоумевающий взгляд бывших друзей поясняет, — Масло потом вас всех нахуй выпрет из Лиги. — Не, чувак, все заебись. Он тоже тут. Опьяняющее чувство радости резко исчезло. — Что? Только и смог выдавить осипшим голосом, пока тело начинало бить дрожь. Дима тоже пришел? Этого не мож… — Ты сейчас так побледнел, расслабся, я шучу. Это была самая не смешная шутка в жизни. Самая убогая, мать твою. — Обоссаться от смеха, — с каплей раздражения бросает и резко поворачивается. Девушка врезается в него. И разливает свой долбанный коктейль прямо на белоснежную рубашку — холодное пятно неприятно липнет к коже. Эмиль глухо матерится. Костюму видимо пришел пиздец. Внутри закипает злость. Этот день в очередной раз доказывает, что тупо было надеется снова себя склеить — каждый раз все будет лететь к чертям. Блондинка извиняется, испуганно хлопая ресницами, на что парень лишь отмахивается, мол, не страшно. И одежду жаль в последнюю очередь — в карих глазах на секунду пробегает разочарование, что вместо клубничного смузи там не щелочь. А потом снова этот веселый непринужденный взгляд супергероя, что готов всех и всюду спасать. Только себя, вот, не смог. Блогер просто ищет туалет, сжимая маленький пакет с дурью в кармане. Глаза бегут по сторонам, и вот, заветное помещение с буквой «м» найдено. Парень с ноги открывает дверь и залетает внутрь, в первую попавшуюся кабинку. Щелкает замок, он достает ебучими лихорадочно трясущимися руками наркотики. По другому сейчас не отпустит. Зачем. Зачем они подошли к нему, зачем начали говорить? Иманов сжимает ладонями голову, пытаясь противостоять нахлынувшим воспоминаниям. А мозг будто назло начинает работать с удвоенной силой, с такими яркими красками вспоминается все. Внутри что-то разлагается хуже стухшего куска мяса. Первая дорожка от неуклюжести и спешки оказывается на полу. — Нахуй, — шепчет, пытаясь успокоить собственные пальцы. А внутри только одно. Снюхай. Снюхай. Снюхай. И он это делает. Съебывает сразу две полоски и расслабленно выдыхает. Эмильен не знает сколько проходит времени — пять, десят, двадцать минут, как он сидит прислонившись лбом к холодному кафелю. По телу разливается тепло, мышцы слабеют, а мозг перестает перегреваться. Эйфория кроет, кроет так сильно, что улыбка вырывается из души, становится невероятно легко, а главное больше ничего, абсолютно ничего, не волнует. Это ощущение полной свободы стоит того, чтобы потом потерять все. За стеной послышался негромкий шорох и скрип, но значения никто этому не придал. Было до пизды. Эмиль не помнил, как стал таким. Жалким, убогим. Сломанным. Как стал зависеть от дозы, считая каждую секунду промежутка. Ему просто нужно было это ощущение полной абстракции, отчужденности, ощущения другого, третьего мира в голове. Казалось стенки больше не давят, что он больше не Эмиль Иманов с раздолбанной в куски душой, а живой человек. Драть свой организм коксом плохо. Хуже только каждый день искать смысл жизни, искать, но не находить. А под дурью хорошо, под ней нет проблем, нет ничего, что еще часом раньше убивало. Только свойство умело заканчиваться. Поэтому блогер нашел выход. Долбиться каждый день. Колоться, когда носоглотка отказывала, когда рвало от передоза. Потому что вот такие ощущения заставляли жить. Неумело, херово, но давали старт. Поднимается на ватные ноги, комната идет кругом. Коленки трясутся, столько он так просидел? И парень знал, что нужно слазить, надо выбираться с этой ямы, и он обещал выбраться. Потом. Обязательно сможет бросить, только чуть-чуть попозже, когда все будет более менее хорошо. Открывает дверь кабинки, сдавленно и слишком грязно матерится. Над умывальником стоит темный силуэт, видно лишь легкое очертание. Черт бы выебал эту темноту. В душе, внутри, в сердце, не в глазах. Эмиль приглядывается. Высокий мужчина с коротко стриженными волосами умывает лицо водой. Эти татуировки на чужих руках кажутся черезчур знакомыми, до сжимающих рёбер родными, с языка чуть ли не слетает «мы случайно не знакомы?», но вовремя затыкается. Потому что вот она. Треугольник с глазом. В голове что-то щёлкает, сигналит, орет, что это он, тот самый страшный ночной кошмар, после которого приходилось просыпаться в холодном поту; тот из-за которого кусок мозг перестал функционировать и начал только орать: проблемы — нюхай. Он пришел. Он все-таки, блять, пришел. Иманов давит ебучий ком в горле, давит с двойной силой, чтобы заглушить внутренние рыдания. В ушах даже слышно собственное дыхание, рваное и быстрое. Под ложечкой засосало, от неприятных ощущение хотелось скривиться, но он держал спокойное, максимально безразличное выражение. Когда Дима все-таки повернул голову и увидел бывшего друга, то мужское лицо практически не изменилось. Только слегка приподнялись брови, после чего он выключил кран и встал корпусом напротив. — У тебя все штаны в героине, — это больше прозвучало, как утверждение, нежели вопрос. Младший смотрит вниз и, о боже мать твоя, белый порошок буквально прилип к одежде, из-за чего вырывается раздраженный мат. Если бы зашли менты или администрация ему бы не поздоровилось. Но какая-то часть парня была за. На неустойчивых ногах подходит к соседнему умывальнику и включает теплую воду, начиная смывать следы преступления. Руки скользят по штанам вперед назад, пока мысли совершенно отказываются выстраиваться в линию, разбегаясь, как тараканы. Они у Эми особенные. Зеленые, красные, белые. Иногда фиолетовые, когда совсем плохо. — И давно ты взрослыми игрушками балуешься? — холодный тон Масленникова разрезает гробовую тишину, — Не замечал за тобой подобного. Конечно, может стоило тогда не только за своим шалашовками смотреть, м? — Тебя, вроде, это не касается. — Это началось еще в Лиге? — полностью проигнорировав замечание блогера, спрашивает Дима. — Пошел нахуй. Эмиль не нашел, что ответить, кроме как указать нужную дорогу. Потому что фраза «да, блять, все началось еще за долго до: когда я представлял тебя голым и дрочил так, что ноги потом еще месяц не слушались, за долго до того, как я потерял какую-либо надежду, и единственным способом забыть стала наркота» больше похоже на изливание душных мук. Блогер же не хочет, чтоб хоть кто-то думал, что он еще чувствует. Резко, очень мало и нестабильно. Было видно, как холодеет лицо собеседника, как от агрессии напрягаются мышцы рук. В обычной ситуации мужчина обязательно что-нибудь ответил, колкое и извилистое, но сейчас молчит. И это ебанное молчание душит хуже тысячи слов. — Да, — зачем-то все равно отвечает и проводит мокрыми от холодной воды ладонями по кудрявым волосам, — Да, в Лиге. — Молодец. — Что? — Молодец, что не сказал мне раньше, — спокойно произносит Масленников с выражением полного безразличия, — На мою адекватную реакцию можно было бы не расчитывать. — Выкинул бы из команды? — предполагает блогер и впервые, наверное, за неделю искренне смеется. — Ты же знаешь. Отпиздил бы знатно. Смех резко утихает. — Понял. Младший домывает руки, с которых, кажется, скоро сойдет кожный покров. Сам не знает, что говорить и что делать, как вести себя рядом с ним и почему, блять, почему именно самый нежеланный человек зашел в этот проклятый туалет? — Зачем пришел? — Эмиль поворачивается с глазами полными вызова. Ответом становится бегающий оценивающий взгляд. Зеленые очи перебегают сверху вниз, отмечают расстегнутую рубашку, испачканную в розовой слизи, из-под которой виднее накаченный пресс, кусочки кожи покрытую каплями пота и трясущиеся пальцы. — Нервничаешь, — как факт выдает Масленников, — Или ломка? Звучит как издевка. — Твое присутствие бесит просто. Эмиль склоняет голову на бок. — Завязывай с этой хуйней, — холодный, как лёд в стакане из-под виски, тон, — До добра не доведет. Не маленький мальчик, должен понимать. — Мне срать, что ты думаешь. Старший слишком зло смотрит, словно пытается выжечь дыру в нем, и ,кажется, на секунду кажется, что рубашка начинает гореть. — Твое поведение, к слову, говорит об обратном. После этих слов входная дверь громко хлопает, оставляя парня в одиночестве среди немного грязного кафеля и тусклого света. Во рту быстро начинает вырабатываться слюна. На минуту замутило, показалось, что сейчас вырвет прямо на дорогущие джоггеры, но видимо, пронесло. По внутренностям пробежал лёгкий холод, заставившись органы сжаться до размера с грецкий орех. А Эмиль молчит. Потому что сказать нечего. А чувствовать запрещено. Этот день занимает почетное первое место в номинации «ХДР: хуевое день рождение»

***

Распаковка подарков занимает целый день. Но ролик требуют, просят, настрачивая комментарии под постами целыми сотнями и, Иманов снимает. Рассказывает о том, как классно отпраздновал, как круто веселился и чуть ли не давится собственным пиздежом. Аля же ничего не замечает. Лишние вопросы не к чему, да, родной? Улыбку вызывают подаренные часы и супер дорогое худи, о который, кстати, он давно задумывался. Но руки не доходили сходить в ЦУМ и купить, поэтому сейчас — он блядски рад. Благодарит в объектив и откладывает на светлый диван. Было много всяких вещей, но в основном дарили деньги, что Эмиль поделит с Алей, и спустит на развитие канала. На новые идеи, на интересные задумки, на реквизит, на очередную дозу. Последним оказывается маленькая коробка размером с ладонь. Блогер уверен — там украшение. На вес предмет слишком легкий, и возможно, он тупо пустой. В таком случае огорчение не последует — настроение на высоте и вряд ли такая маленькая упаковка сможет испортить его. Как он, мать вашу, ошибался. Внутри — лишь свернутый пополам кусок белоснежного листа. Парень ожидает что-то из ряда «пошел в жопу двадцатитрехлетний дед» или горсть изюма – от одной мысли вырабатывается рвотный позыв. Друзья у него те еще больные придурки, поэтому с осторожностью разворачивает.

«Эмиль @user-kw6zm6sr1l *********** Он снова твой.»

Пуля пробивает череп.

***

Самолет приземляется в 16:02. Тайланд встречает их холодным ливнем и серыми тучами. Иманов уверен — небо плачет вместе с ним.

***

Отравление местной кухней заставляет проваляться в кровати три дня, не думать о контенте, играть в плойку и смеяться с тупых мемов. Ему нравится деградировать. В этом есть что-то свободное. Тогда он впервые заходит в приложение YouTube и вводит пароль с той самой записки. В душе знает, что Дима не мог отдать ему канал, иначе эт… Добро пожаловать! Вход успешно совершен.

***

Иманов по возвращению в Москву больше не считает выстрелы. Он окончательно теряет револьвер, а вместе с ним – себя.

***

От: Emilen Imanov Кому: Dmitry Maslennikov Заедь за мной завтра в шесть. Эмиль хочет верить в кирпич, который упадет на собственную голову, или в фуру, что переедет его обязательно завтра. Обязательно в 17:59.

***

В гелике тепло. Замерзшие до синевы подушечки пальцев начинает колоть от резкой смены температуры, заставляя сжиматься на сидение. Блогер сильнее кутается в бомбер и переводит взгляд на водителя. Масленников ведет машину уверенно, выворачивая руль то вправо, то влево, при этом выглядит чрезмерно задумчивым и серьезным. Не льсти себе, имбецил. — Я личным водителем не нанимался, — тишину разрезает твердый тембром мужчины, — Поэтому я слушаю. Эмильен отрывается от рассматривания московских огней за чистым стеклом и проводит по непослушным кудрям ладонью. От волнения в гортани тугой связкой ощущается нехватка никотина. — Я закурю? — спрашивает, чтоб хоть как-то заполнить затянувшееся молчание. Дима вскидывает брови вверх. — Надеюсь, сигареты? — отвечает и слегка кивает, наблюдая за достающим из куртки пачку парнем, — Смотрю, ты решил в себе все негативные привычки собрать. — Потом брошу. — Сам то веришь? — Нет, — парень ухмыляется какой-то разбитой улыбкой, — Не об этом я хотел поговорить. Я получил твой подарок. На лице старшего не дрогнул ни один мускул. — Знал, что оценишь. — Это странно. Очень. — Успокойся, это не было намеком. Чего-чего? — Прикалываешься? Ты кричал, блять, что против того, чтоб я хоть как-то взаимодействовал с этим каналом, а сейчас решил, что… — Все, я понял, заткнись. — Нихуя подобного, сначала ты выслушаешь все, что я тебе скажу, и только потом… Масленников вздыхает полной грудью — чувствует, что сейчас начнется, и останавливает гелик в одной из ближайших подворотней. Собеседник же не закрывает рот, все говорит и говорит, высказывается. Он хочет замолчать, перестать все вываливать наружу, но не может. Это как машина без тормозов — уже не остановиться, только лобовое столкновение. А Дмитрий смотрит вперед и слушает, потихоньку закипая. — Да блять, заебал, — сдается буквально через пару минут. Ладони непроизвольно бьют по рулю, от чего кожа неприятно саднит и краснеет. Голос на удивление с соседнего сидения прекращается. — Сорян. Не специально, просто прорвало что-то, — спокойным тоном извиняется и закрывает веки. Тело горит заживо. От стыда, от резкого всплеска эмоций, от непрошеного душеизливания. Эмиль знал, точно знал, что молчание нескольких месяцев рано или поздно даст сбой, перегрузится, и это случиться. Это должна была быть Аля, должна, но не бывший-нынешний-будущий-хуй-уже-разберет друг. От этого становится тошно. — Довел, сука, — цедит Дима, рассматривая свои трясущиеся пальцы. Смотря на это, в голове неосознанно вспоминаются моменты сильных ломок. — Я могу тебя успокоить. О нет, чувак, завались, умоляю. Что ты несешь? — Чего? Эмиль спускает все механизмы. Все тупые и никчемные мысли, все очень противоречивые желания и хватает мужчину за шиворот пальто. Притягивает и впервые в жизни делает то, что реально хочет — целует так, что в глазах темнеет. Блогер не хочет думать, что будет потом, когда поцелуй закончится, когда ему все же придется посмотреть в эти светлые глаза и что-то ответить, объясниться, и скорее всего получить по смазливому личику. Он просто соприкасает их теплые губы, не пихает язык, не сильно давит — иначе испортит все еще хлеще. Мужчина поначалу не отвечает, но и не сопротивляется, а через пару секунд вовсе перехватывает инициативу. Сам пускает язык в ход, обволакивает стенки полости кончиком. Выходит смачно и мокро, слишком слышны причмокивания и как вязко хлюпает слюна, как пошло дышит каждый. Кажется, будто они занимаются чем-то запретным, мерзким и грязным, таким как инцест, и именно такие ощущения вызывают адреналин. Тот самый всплеск чувств, работающий как дефибриллятор, что нужен был почти год назад, который Иманов так отчаянно искал, но не находил. В этой яме нет дерьма. Хочется чтоб так продолжалось вечно и только Эмиль хочет запустить руку ниже — туда куда нельзя, но так сильно проситься, — как чувствует резкий толчок в плечо. Парень оказывается на сидение, а между ними снова расстояние. Слышно, как бешено дышат две пары легких, но никто не может отдышаться. Снова это чувство апатии. Снова опять заново. — Так нельзя, — уверенно говорит, сжимая переносицу двумя пальцами и разрушительно выдыхает, — Я отвезу тебя домой. И младший согласен. Нельзя. Но неужели запрет нарушить хочет только один? Ебучий кусок мяса между костей рвется с омерзением, натянутые нервы и сосуды разрываются с пушечным звуком. Гелик трогается с места, выруливая на центральную дорогу. Повсюду давит гробовое молчание, да так, что кости крошатся, а глазные яблоки готовы вылезти. Тело пропустили через мясорубку и превратили в слипшийся фарш, накидали, слепили, дали имя Эмиль и получился он. Впивается взглядом в водителя. Дима сосредоточен на вождение и совершенно не смотрит в мужскую сторону, черты выглядит напряженным и задумчивым. И Эмиль с точностью до сто процентов, с вероятностью миллион к миллиону знает о чем мужские мысли. — Это нормально, — выдает с твердостью в темборе, а потом отворачивается снова к окну. Нормально хотеть мужика, будучи им же; нормально быть не таким, как все; нормально делать выбор с кем быть самому, а не по навязаным нормам окружающих. С каких пор любить стало неправильно? Масленников никак не реагирует, и блогер больше не принимает попыток поговорить. Довольно сучье чувство быть отвергнутым. Всегда неприятно и неловко. В двое херово любить взаимно, но без возможности быть вместе. Потому что всегда есть они. Подписчики, которые заклеймят и обрушат волну хейта, близкие, которые отвернутся и осудят за спиной, родственники, которые перекрестятся, как от прокаженного и прогонят, как нашкодившего котенка. Эмилю некого терять — Диме есть. Впервые за год становится реально страшно. От неизвестности в будущем, или же от неприятия самого себя в гейском сообществе — от мысли дергается глаз. Сильнее этого тот лишь мысль, что Эмиль не перегорит. К нему. Вот что на самом деле пугает до мурашек. Парень замечает, что Масленников пропускает нужный поворот. Потом еще один. И еще. Темные брови сходятся на переносице. — Чувак, ты проехал. Ответом становится тотальное игнорирование. — Диман? Ноль. Как со стеной. В следующую секунду, Масленников выруливает на другую полосу, быстро переключая передачу. Младший не успевает даже рта открыть, как мужская рука резко включает музыку в машине практически на всю громкость. Не достаточно чтоб оглохнуть, но хватает, чтобы барабанные перепонки неприятно заныли. — Эй, — старается перекликнуть орущий звук, чьи басы отдают по сидению вибрацией, — Ты че… Рука Димы на руле, вторая бессовестно тянется к штанам Иманова, трогает, растягивая бляшку ремня. Следом идет молния. Парень теряется так сильно, что не понимает, что происходит на самом деле. Старший все также рулит одной ладонью, пока другая уже по-хозяйски властвует под джоггерами. Иманов давит ебучую истерику, подкатывающую к глотке острыми иглами, потому что, то как уверенно мужчина все делает вызывает страх. Потому что этого не должно быть, нет. Поездка до дома, прощание и отсутствие общения – вот истинный, похожий на правду, исход. Судьба лихо выебала его мнение. Желудок сводит от переливающегося холода по стенкам органов, на секунду мутит, но стоит почувствовать теплую ладонь на члене, как все окружающее кажется бездарным, никчемным и тупым. Кровь отлинивает от щек, заставляя закинуть голову назад и отрывисто выдохнуть. Движение вверх-вниз. Снова. Так приятно, по сосудам бежит опьяняющее чувство счастья, резкий выброс эндорфина. Гормоны зашкаливают, а Иманова кажется что вот-вот прорвется плотина, которую строили, латали по дощечкам двенадцать месяцев. Идет одна трещина, вторая, третья… — Боже, — стонет громко и сипло, — Боже, Дима. Теперь понятно зачем столь громкая музыка. Сейчас история кажется законченной, имеющей хороший конец, такой смазливо-щепетильный, как и положено. Будто неизданный роман, который не увидит никто, кроме писателя, с такой фантастической развязкой. С каждой плавным движением возбуждение ощущалось острее, жгучее. Еще чуть-чуть и Эми кончит, ярко и свежо, еще совсем немного, о чем говорят напрягающиеся мышцы и рваные стоны, но ощущения резко отпускают - Дима перестает ему дрочить, но руку, к счастью, не убирает. — Я запрещаю тебе принимать наркотики. Парень всхлипывает и пошло стонет под натиском мужских пальцев, которые продолжили незаконченное дело. Такая любовь его убивала, просто размазывала о несуществующую стену материальной реальности, не давая даже одуматься, спохватиться и дать нажать на стоп. Тело будто не слышало, полностью растворившись в ощущениях, в мужских крепких руках. — Скажи, что понял, — Масленников прекращает какие-либо стимуляции. — Дим… — Скажи, что не будешь принимать, — заскользив рукой по твердому, налитому кровью члену, мужчина дал понять, что если не услышит желаемого ответа, то блогер не получит того, что сейчас так сильно хочет. — Не останавливайся, — тихо шепчет, а от каждого слова режет горло, — Умоляю. — Я не услышал ответа. — Нам обязательно сейчас об этом говорить? — огрызается, ведь выпуск напряжения был так близок, но не произошел и сглатывает скатившуюся каплю пота со лба. — Если хочешь, чтоб я продолжил – да. Иманов мечется. Разрядка близко, тело уже не выдерживает, хочется расслабиться и выдохнуть, но Дима специально водит его за нос. — Да, блять, да, — сдается, ощущая что уже на грани, — Прошу. Дима довольно улыбается и начинает водить ладонью с бешеной скоростью до тех пор, пока кожу не опаляет горячая вязкая жидкость. Вытирает сперму об пальто, совершенно не думая о появление в будущем пятна. Эмиль громко стонет, так что можно было перекричать музыку, если бы та еще работала. — Хороший мальчик, — одобрительно кивает, — Теперь поехали домой. И Дима сворачивает к своему подъезду.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.