***
В последние годы Куникидзуши всё чаще думал о том, что наличие у него отдельной от сестры комнаты — его личное благословение. Конечно же, мать не могла позволить себе поселить своих детей вместе, хотя бы потому, что Райден была для неё надеждой на будущее, любимым ребёнком и всё такое, а Куникидзуши просто... Просто был. Сегодня, как и вчера, она даже не поздоровалась с ним, когда пришла домой, и думать об этом было слишком тупо, если бы это всё не было реальностью, повторяющейся изо дня в день вот уже лет десять подряд. Она говорила с ним редко, иногда смотрела выписки с баллами из университета, кивала в ответ на привычные для него восемьдесять пять и отсылала заниматься своими делами. Никогда она не требовала от него высоких результатов, не корила за недостаточно хорошие баллы, не говорила в принципе ничего, однако в этом была вся она. Она никогда, казалось, и не надеялась на что-то от своего сына, всю себя посвящая воспитанию младшей дочери, которую собиралась сделать наследницей своего бизнеса. Райден, кажется, была равнодушна к делу своей матери, особо даже не старалась в школе и вообще предпочитала уделять больше времени компьютерным играм, но это никак не мешало её оценкам в почти сто баллов каждый раз. Сколько Куникидзуши себя помнит, она не прикладывала никаких усилий, чтобы просто быть лучшей и это неимоверно бесило, потому что всю жизнь Куникидзуши из кожи вон лез, чтобы заслужить хотя бы улыбку матери, вместо привычного равнодушного взгляда и пары купюр номиналом в несколько тысяч иен. И всё это тоже было до противной горечи во рту банально и тупо. Его комната, как и весь их дом, была оформлена в тёмно-лиловых тонах и ему это, по правде, не очень-то и нравилось, но мать сказала, что будет так, и он не посмел ей возразить. Она позволила увешать стены плакатами и это уже было победой. Куникидзуши не очень любил плакаты, но лучше уж они, чем пустые мрачные стены. Свет в комнате он включал редко, как и сейчас, чаще всего сидел в освещении от монитора компьютера и перечитывал свои лекции, так лучше запоминалось. Райден сейчас не нужно было повторять свои записи, она могла спокойно посвящать время играм, не заботясь о том, что что-то там плохо запомнит. Мама будет любить её в любом случае, даже если она вдруг скатится по учёбе. Мама в любом случае сделает её наследницей бизнеса, даже если всё, что её будет интересовать — компьютерные игры. Мама будет на её стороне всегда, потому что она — копия своей матери, как внешне, так и по характеру, и только Куникидзуши вышел бракованный. Мать иногда с презрением говорила, что скорее всего ей предоставили материал некачественного донора, когда она решила завести своего первого ребёнка. Мысли не давали сосредоточиться, и Куникидзуши тряхнул головой, пытаясь прогнать их. Рядом с ним на столе стояла чашка с горьким чаем, который он пил время от времени, чтобы успокоить мысли и настроиться. Если он постарается в этом году, мать, возможно, пересмотрит своё мнение насчёт него? Тишину его комнаты, периодически нарушаемую лишь тихим звуком распыления влаги в воздух из увлажнителя, вдруг нарушил стук в дверь. Куникидзуши вздрогнул, оборачиваясь на дверь, будто это могло дать ответ на вопрос о том, кто же пришёл. Обычно его комнату не посещали люди, мать не разрешала звать гостей, сама не заходила, да и Райден это не интересовало. Единственная, кто тут бывала — горничная, но она приходила когда Куникидзуши был в университете, так что они даже не пересекались. Очень хотелось попросить человека за дверью уйти, но Куникидзуши никогда не позволил бы себе такой наглости в доме своей матери, так что взяв эмоции под контроль (ну, точнее попытавшись), он сказал достаточно громко, чтобы человек услышал: — Войдите. Дверь приоткрылась и в комнату заглянуло знакомое лицо близкой маминой подруги. Куникидзуши знал её с самого детства, она, кажется, даже иногда проводила с ним больше времени, чем его мать, но это не значит, что она ему нравилась. Куда больше он хотел бы получать такое количество внимания от своей мамы, чем от её подруги. — Ой, а что это ты в такой тьме сидишь? — поинтересовалась она, прежде чем поздороваться. — Не боишься зрение испортить? — Мне нормально, — пожал плечами Куникидзуши, — привет. Она улыбнулась в ответ на это, по-лисьи щуря глаза и в выражении её лица Куникидзуши не увидел ни капли чего-то хорошего, только жестокость и коварство, будто она тоже его ненавидела, но возилась с ним время от времени, только для того чтобы заслужить благодарность его матери. — Приветик, — кивнула госпожа Яэ, проходя внутрь и без приглашения присаживаясь на свободный стул в его комнате, — всё над книжками чахнешь? А я уж было подумала, ты меня и видеть не хочешь, даже поздороваться не вышел. Куникидзуши бросил взгляд на часы, стоящие на прикроватной тумбочке, внизу мелким шрифтом была дата. Точно, госпожа Яэ всегда приходит по вторникам и пятницам, иногда ещё по воскресеньям. Совсем из головы вылетело. — Прости, — он качнул головой, усилием воли заставив уголок губ не поползти вверх в саркастичной усмешке, показывающей, что ему не жаль, — совсем из головы вылетело, — повторил он уже вслух. Яэ посмотрела на него долгим изучающим взглядом, не сулящим ничего хорошего, и Куникидзуши уже успел напрячься, прежде чем её губы расплылись в улыбке и она отмахнулась: — Пустяки. Поужинаешь с нами? О, конечно же, Куникидзуши хотел бы поужинать за одним столом со своей матерью, но не тогда, когда там будут Мико и Райден. О, нет, нет, нет, он не хочет снова видеть, как его игнорируют, обращая внимание лишь на дочь и близкую подругу. — Я ел недавно, — вежливо, насколько вообще умеет быть вежливым, отказался он, — так что спасибо, но нет. Яэ снова посмотрела на него тем самым взглядом, который будто бы препарирует его, и Куникидзуши пожалел, что позволил ей войти. Она хмыкнула, и поднялась, пожав плечами. — Тогда хорошего вечера, милый, — проговорила она с улыбкой, — кстати, оставить тебе тональник, чтобы ты своим личиком не распугал людей? Только сейчас Куникидзуши вспомнил, что вообще-то сегодня в драке ему разбили лицо. И как она вообще в таком освещении что-то заметила? Вот же сука. — Сам справлюсь, — фыркает он, отворачиваясь к конспекту. Пошла она нахуй. Мико смеётся и уходит, ничего больше не сказав, а Куникидзуши в ярости захлопывает тетрадь. Ебучий вечер!***
В следующий раз они с Кадзухой пересеклись на той же неделе. Каэдехара курил за универом, сидя на парапете, и любуясь опадающей сакурой. Рядом с ним лежал оклеенный нелепыми наклейками плеер, от которого тянулся проводок наушников, чему Куникидзуши даже удивиться успел. Кто же пользуется плеером да ещё и проводными наушниками в двадцать первом веке? Кадзуха заметил его, но с места не сдвинулся, да и наушники вытаскивать из ушей не стал. Кажется, ему вообще было похуй на Куникидзуши, но Куникидзуши не было похуй на то, что Кадзуха сидит в месте, которое он считал уединённым и созданным только для него одного. У Куникидзуши было мало вещей, которые он по-настоящему мог считать своими. Большинство из того, что у него было, да и он сам, принадлежали матери, так что такие вещи как свободное место для курения были для него очень важны, хотя бы потому, что он мог почувствовать будто только он один ходит сюда. Оказалось, нет. — Эй, — он щёлкнул перед лицом Кадзухи пальцами и тот, бросив на него короткий взгляд янтарно-карих глаз, всё же соизволил выключить свой плеер и вытащить наушники. — Что-то случилось? — поинтересовался Каэдехара, делая очередную затяжку. Куникидзуши хотел было пнуть его, чтобы сбить эту надменную спесь с лица, но память о драке во вторник была жива и всё ещё жила напоминанием на его лице, так что он передумал. Вместо этого он запрыгнул на парапет рядом с Кадзухой и махнул рукой: — Подвинься. Тот спорить не стал, молча сдвинулся немного влево, давая Куникидзуши место, чтобы сесть и даже милостиво протянул пачку сигарет, предлагая угоститься. Тонкие сигареты с ментолом, как банально. — Ты что, пидор, курить такое? — хмыкнул Куникидзуши, вытаскивая одну из пачки. Кадзуха равнодушно пожал плечами и отвернулся, будто его вообще ничего в этом мире не волновало. — Ты ведь взял одну. Куникидзуши замер с зажатой в зубах сигаретой и поднесённой к ней зажигалкой. Первым порывом было выкинуть, но в глазах Кадзухи это выглядело бы смешно и тупо, так что он прищурился и показательно закурил, выдохнув после дым Кадзухе в лицо. Тот только скривился, а потом улыбнулся, будто этого и ожидал. Куникидзуши ненавидел быть предсказуемым, поэтому эта улыбка выбесила его до невозможности. Выглядело как пощёчина его гордости. Ебучий Кадзуха. — У тебя разве нет сейчас пар? — поинтересовался Куникидзуши, когда сигарета была докурена до фильтра. Сидеть в тишине, когда рядом с тобой человек, было как-то неправильно. — А тебя? — Кадзуха повернулся к нему с той же улыбкой на губах и затушил сигарету о парапет. В этот момент Куникидзуши, кажется, вспомнил почему они подрались в прошлый раз. — У меня окно, ясно тебе? — хмурясь ответил он. — У меня препод умер, — ответил Кадзуха настолько равнодушно, будто бы ничего страшного не случилось. Куникидзуши замер, поражённый таким цинизмом, в голове быстро завращались шестерёнки. Разве он слышал о чём-то подобном на этой неделе? — Пиздишь, — в итоге фыркнул он, и Кадзуха тихо засмеялся в ответ. Вот же сука. — Просто прогуливаю, — признался он, — но тебе ли не плевать? Куникидзуши прищурился, разглядывая спокойное лицо Каэдехары. Он видел его фотку на Доске почёта в прошлом семестре, и запомнил чисто из-за того, что на фоне остальных приличненьких Каэдехара с крашеной в красный прядью волос в чёлке выглядел несколько вызывающе. В тот момент Куникидзуши подумал, что он просто понтуется, чтобы не так было обидно, что всю жизнь тратит на зубрёжку, а этот, оказывается, пары прогуливает. Получается, он из таких как его сестра. Уёбок. — Нахуй ты тогда пришёл сюда? — ворчит Куникидзуши. — Пары прогуливать? Кадзуха морщится, будто съел что-то противное и отворачивается, чтобы начать искать что-то в своей сумке. — Ты как мои преподы, — бросил он, — не нуди, мне всё равно. Будешь? Куникидзуши уставился на протянутую ему банку горького чая матчи из автомата, который он покупал там иногда. Нахуя Кадзухе таскать его с собой, если в прошлый раз он купил приторно-сладкую мерзость? Куникидзуши поднял на него скептический взгляд и спросил чётко выделив интонацией слова: — А нахуя? Кадзуха лишь пожал плечами и хотел было уже убрать банку, но Куникидзуши опередил его, выхватив угощение из рук. Похуй, что от Кадзухи, переться к автоматам сейчас он не был намерен. Тот снова усмехнулся и достал для себя банку самой обычной колы, чтобы открыть и продолжить пялиться на ебучую сакуру, теперь попивая газировку. Для Куникидзуши это всё выглядело как ебучий сюр, но вместо того, чтобы просто уйти, он открыл банку и продолжил курить, сделав прежде глоток. Привычная горечь осела на языке, Куникидзуши расслабленно прикрыл глаза. Похуй, на всё похуй, пока что ему и так нормально, а пока он может просто чувствовать себя нормально, он будет делать всё, чтобы это не заканчивалось как можно дольше. Кадзуха сидел молча ещё минут двадцать, просто наблюдая за падением лепестков и думая, кажется, о чём-то своём. Куникидзуши не особо волновало что он там думает, ему не нравилось молчание, потому что когда мать молчала, это всегда значило, что она недовольна ним. У Кадзухи нет причин быть недовольным, да и даже если он недоволен, Куникидзуши похуй, но тишина всё равно напрягала. — Ты ещё не обедал? — вдруг спросил Кадзуха, отставляя пустую банку в сторону. — А что? — вопросом на вопрос ответил Куникидзуши. Он не очень любил отвечать прямо и Кадзуха, судя по всему, тоже. — Тут классная раменная неподалёку, — ответил Каэдехара, поправляя свою тёмно-красную кофту на плече, — одному скучно. Его слова для Куникидзуши звучали будто были сказаны на другом языке. Он слышал и понимал, но суть как-то ускользала. Человек, с которым он всего дня три назад подрался, вдруг вот так просто приглашает его пообедать? Что за хуйня? — Ты хочешь пойти со мной? — уточнил Куникидзуши. В руках он вертел уже пустую банку из-под чая, просто чтобы занять чем-то руки. Ему всегда нужно было что-то теребить в руках, чтобы чувствовать себя спокойно. Собственно, поэтому он и начал курить. — Я разве не сказал этого? — Кадзуха обернулся к нему, — не хочешь — не надо, я просто так предложил. Куникидзуши вытащил телефон из кармана, взглянул на часы. До пары ещё час, за час они успеют пообедать. Ну, по идее, если только неподалёку, а не за три пизды. — Ладно, — нехотя согласился он, — веди. И Кадзуха улыбнулся ему одной из самых нежных своих улыбок.