***
Домой они шли в молчании. В прихожей Иоганн не выдержал: — Прости! Я бы скупил тебе весь обувной отдел того магазина… всех магазинов Германии! Европы! Мира! Но… Ему стало болезненно-горько от собственного финансового положения — оправдываться перед женщиной из-за нехватки денег для мужчины всегда неприятно, а в случае Элайзы… Фауст хотел подарить ей весь мир. Но не мог даже эти дурацкие ботинки. Как она могла полюбить его? Он некрасив, он младше нее, он не богат, его семья славится древним происхождением и ничем более, и если бы Элайза выбрала другого мужчину — он все равно искал бы способ вылечить ее. Неважно, если бы она была чужой женой — лишь бы жила. — За что ты извиняешься? — она одарила его сияющей улыбкой. — Ты такой смешной, Иоганн. Это же глупости. Всего лишь вещи. Я не хожу босиком и не нуждаюсь в новой обуви. Просто… раньше я ничего не примеряла. Не могла себе позволить. И не из-за денег. Фауст притих. — Ты же видел мою комнату? В ее комнате был минимум вещей. Кровать, письменный стол, стул и книжный шкаф. И все. Ни зеркала, ни гардероба. Одежда Элайзы хранилась в шкафу в прихожей. В зеркало она смотрелась только ради необходимости. — Я не хотела накапливать вещи. С тех пор, как узнала… Я не хотела, чтобы родителям пришлось думать, куда деть все, когда я… — она сглотнула. — И так же не хотела, чтобы им многое напоминало обо мне. Чтобы от меня осталось как можно меньше следов… Иоганн, что с тобой? Он сморгнул слезы — мужчины не плачут, и Фауст вынес бы любую боль, не поморщившись, но одна мысль о смерти Элайзы причиняла боль до жжения в глазах. — Иоганн? — Подожди меня здесь! — выпалил он. Уже на бегу думал: чушь сморозил, зачем просить ее ждать, когда они у себя дома? Но если делать глупости — то с размахом.***
Когда Иоганн вернулся, Элайза сидела в прихожей — подумать только, послушалась! К счастью, здесь было тепло, не сквозило, и она с комфортом устроилась в небольшом креслице. При виде мужа Элайза вскочила. — Фауст, ты… Широко улыбаясь, он протянул ей ботинки. Те самые. — Фауст! Я же не просила! — укоризненно воскликнула Элайза, но глаза ее загорелись радостными огнями. — Не просила, — согласился он, переводя дыхание после бега. — Я сам захотел. Это мой подарок на Рождество — возможность сделать подарок тебе. То есть, подарок мне — это то, что я дарю тебе… понимаешь? — Ты сумасшедший, — еще раз мягко упрекнула его Элайза. — Мы не миллионеры. — Мы живем один раз, — возразил Иоганн. — Поэтому… Я хочу, чтобы ты оставила след! Чтобы ты наслаждалась жизнью! Чтобы ты не просто жила, а радовалась, что живешь! Нам хватит денег, я посчитал, — добавил он. — И на рождественский ужин в том числе. Ты примешь мой подарок? Элайза рассмеялась. — Иоганн, я каждый раз думаю, что ты не можешь быть еще более милым… и каждый раз ошибаюсь. Шагнув к нему, она взяла перевязанные подарочной лентой ботинки и обняла мужа, осыпая поцелуями его лицо.***
Цепочка следов на первом снегу бежала далеко-далеко от клиники Фаустов к берегу моря — мужских, женских и собачьих. — Даже жалко портить, — сказала Элайза. — Снег такой чистый… а мы его истоптали. Франки с радостным лаем носился вокруг. Фауст взял руки жены в свои и ахнул: — Любимая! — Что? — удивилась она. — У тебя теплые руки, — Иоганн поцеловал ее ладонь. — Понимаешь? Теплые! А раньше были, как ледышки! У тебя улучшилось кровообращение! Вот это и есть мой главный подарок! Его глаза сверкали ярче первого снега. Элайза не удержалась и поцеловала Фауста прямо в его улыбку. Какой он все-таки… Добрый, самоотверженный и родной. Лучший на свете. Ее Иоганн. — Нет, любимый, главный подарок тебя ждет ночью в нашей спальне, — возразила она. — Думаю, тебе понравится.