Дар

      Старенький автомобиль Уильяма издавал странные звуки уже не меньше получаса, и они только учащались. Он подъезжал к тому участку дороги, который всегда был особенно узок и непроезжаем, и, кажется, ничего здесь не изменилось с его детства. Деревья будто придвигались ближе. Вот они уже закрыли собой яркую луну и звёзды; и только свет фар падал на узкую дорогу, испещрённую ямами. Автомобиль проехал десяток колдобин молча. Уильяма охватило дурное предчувствие. Близилась полночь.       Под капотом в последний раз что-то горестно заскрежетало, и машина остановилась. Уильям попробовал завести автомобиль снова, но двигатель отказывался работать. Молодой человек раздражённо ударил кулаком по рулю и тут же погладил его, шепча извинения.       Выйдя из машины и накинув куртку, Уильям застыл в нерешительности. Этой дорогой мало кто ездил, а вокруг на несколько миль раскинулся густой лес; но где-то там, в глубине, лежала его родная деревня. Он не был там уже очень давно, и решился на позднюю поездку не для того, чтобы ночевать в лесу! Кроме того, у него не так уж много времени. Уильям вытащил из бардачка фонарик, забрал ключи, затем проверил, лежат ли лекарства в рюкзаке, закинул его за спину и зашагал по дороге.       Молодой человек медленно продвигался вперёд, внимательно осматривая не только путь, но и деревья вокруг. Вскоре он отыскал уходящую вглубь леса тропку – он помнил, что, идя по ней, мог выгадать целых полчаса.       Под сенью деревьев стало ещё темнее и холоднее. Уильям стал шагать осторожнее, чтобы не споткнуться о корни окруживших его вязов и дубов. Деревья не отступили даже у неширокого ручья, через который был перекинут хлипкий деревянный мост. Уильям едва мог припомнить его. Когда он проходил по мосту, ему показалось, что вода внизу шумит неласково и пугающе. Тьма вокруг стала всепоглощающей. Он уже не был уверен, что идёт правильной дорогой, и подумывал, не вернуться ли назад.       Но вскоре Уильям вздохнул свободно: тропа стала шире, исчезли корни, и его виду открылась чудесная полянка. Деревья расступились, лунный свет мягко лежал на листьях и серебрил траву, и где-то совсем рядом выводил трели соловей.       Уильям не был уверен, что тропинка раньше проходила через столь приятное место, но он не был на родной земле так давно, что мог и забыть. Вдобавок, он ведь ходил по местным тропкам днём! И что-то внутри мягко подсказывало: Уильям уже был когда-то здесь. На душе стало легко и радостно, он коротко рассмеялся, взмахнул руками и в несколько движений морриса оказался на другой стороне поляны.       Отточенным жестом он снял кепку и хотел было продолжить танец, двигаясь в такт соловьиному пению, но вдруг заметил рядом ведьмин круг. Молодой человек подошёл ближе. Множество маленьких грибочков огибало кольцом маленькое, диаметром не больше пары футов, пространство голой земли. «Странно, что эти грибы ещё не собрали», подумал Уильям. Затем какая-то неведомая сила – может быть, это было его безрассудство – толкнула его невидимой рукой внутрь.       В тот же миг поляна преобразилась. Раздалась музыка и весёлый смех; замелькали фонари, развешанные на ветвях; заблестели серебром одежды толпы. Уильям едва удержался, чтобы не упасть. Шум утих, и не меньше десятка удивлённых взглядов упали на человека. Он и сам с изумлением смотрел на собравшихся. Кожа у них была белее снега, а одежды – лёгкими и воздушными, словно туман; и каждый был красивее другого. Но прекраснее всех были юноша и девушка, гордо восседавшие на изящных деревянных креслах. Юноша вплёл в свои золотые косы листья дуба и жёлтые лилии; девушка, очень похожая на него лицом, носила на голове венок из колокольчиков и маргариток.       Уильям побледнел, поняв, к кому угодил. Поклонившись, он сказал:        – Приветствую добрый народ.       Юноша в венке улыбнулся ему в ответ:        – Приветствуем путника.       Голос его был мелодичным и нежным, словно пение райской птицы. Уильям пожалел птицу в кустах: будь он сам соловьём, он бы уже залился краской и никогда в своей жизни бы больше не раскрыл клюва!       Тем временем хозяин праздника поднялся и подал руку девушке. Вместе они подошли ближе, и Уильям заметил, какие холодные у юноши глаза. Юноша сказал:        – Я – принц Лилия, владыка этого леса, а мою сестру, – он указал на свою спутницу, – все называют принцессой Маргариткой. Как твоё имя, путник?       Уильям едва не представился в ответ, но вовремя прикусил язык. Использовать имя? Нельзя! Скажешь его эльфу – и потеряешь власть над собой. «Фамилия, наверное, тоже не подойдёт…», лихорадочно думал молодой человек.       Лилия смотрел выжидающе, и в его взгляде зарождалось недовольство. Уильям постарался улыбнуться как можно искренней и выпалил:        – Я – лучший танцор Великобритании!        – Лучший? – Глаза принца опасно блеснули. Толпа весело засмеялась, и музыка заиграла снова. – Станцуй с нами! Мы хотим знать, как хорошо танцуют люди в этом веке.       Возможно, хвастаться перед фейри талантами в танцах было не самым лучшим решением Уильяма в ту ночь.       Фейри начали танец. Хоровод подхватил Уильяма и понёсся, то разбиваясь на пары и тройки, то вновь собирая себя. Молодому человеку пришлось нелегко: танец был незнакомый и сложный, и лишь некоторые его части он мог смутно угадать. А, кроме того, движение не останавливалось ни на миг. Дивный народ этим не тяготился.       Лилия подхватил из чужих рук бокал вина, прозрачный и изящный, и тут же подал его Уильяму, не прерывая танца. Молодой человек сбился с темпа. Бокал холодил руку, словно он держал в руке сосульку; стекло было столь тонким, что казалось, будто его и нет, а вино само парит в воздухе, удерживаемое лишь серебрящейся паутинкой узоров.       – Он выточен изо льда, покрывшего Древние Воды три человеческих века назад, – сказал принц, не замедляя ни на мгновения своих плавных и отточенных столетиями движений. – А узоры сотканы из лунного света, упавшего на наши холмы в ночь, когда на юге горел ваш великий город. Он сам полнится чудесным вином, способным исцелить любую болезнь. Ты хорошо танцуешь, человек! Лучше, чем многие из твоего народа. Продержись полночи, и я отдам тебе его, но, – он наклонился к Уильяму, и лилии в венке колыхнулись особенно сильно, – но не продолжай танца после этого.       Уильям подумал о том, почему поехал к родному дому и каких рисков это стоило. Затем, вернувшись в танец, в поклоне вернул бокал Лилии. Принц слегка поджал губы.       Понемногу Уильям стал двигаться быстрее. Но если раньше он отставал, то теперь стал забегать вперёд. Фейри смеялись над его неправильными движениями; он уже забыл, как это – чувствовать стыд за свой танец, и уши теперь полыхали пламенем.       Движения танца всё так же давались молодому человеку с трудом. Пообвыкнув, он стал в уме разбирать их, и с каждым кругом в нём росла смутная уверенность в их неправильности. Вот этот жест рукой – разве он не должен быть иным?       Уильям попробовал взмахнуть рукой не так, как его партнёры по танцу, а как должен был. Он тихо ахнул. Рука двинулась неправильно. Уильям стал пробовать ещё и ещё, и ужас рос с каждой попыткой – тренированное годами тело не подчинялось!       Ничего не оставалось, кроме как подчиниться танцу фейри. Уильям чувствовал, будто заперт в собственном теле и при этом оторван от него; словно марионетка, он вынужден двигаться по чужой воле, да ещё и двигаться неправильно. Ночь шла и шла – молодой человек видел, как едва заметно движутся звёзды на небосклоне, и двигались они, будто этот хоровод – не туда, куда должны.       Силы его тела были на исходе. Лилия вновь оказался напротив Уильяма, и в улыбке принца ему почудилось торжествующее презрение.        – Половина ночи прошла, – напомнил повелитель фейри, вновь протягивая человеку бокал. Танец замедлился и почти застыл на мгновение.       У Уильяма сводило мышцы, дрожали руки, а дыхание сбилось. Сознание помутилось, и ему почудился бесконечный белый цвет и запах больницы. Дивный народ глядел выжидающе.       Долгое мгновение спустя Уильям продолжил танцевать вместе со всеми.       Вскоре ноги окончательно перестали его держать. Он свалился бы, но чья-то нежная и сильная рука его подхватила. Уильям поднял взгляд – это принцесса Маргаритка, сидевшая до того поодаль, вошла в круг.        – Сестра, – предупреждающим тоном бросил принц.        – Брат, – равнодушно ответила она.       И стала танцевать. Танцевать правильно.       Как утопающий, поднявшийся наконец к спасительному воздуху, вдыхает его со смесью несравнимого блаженства и ещё не ушедшего ужаса, так Уильям подхватил танец. Круг за кругом проходил он, и всё больше сил черпал в каждом движении, в каждом шаге и жесте. Вот он уже улыбается и смеётся вместе с принцессой, и они легко проносятся по поляне. Забытые то ли воспоминания, то ли сны, поднимались из глубин его сознания: босые ноги, он – мальчишка, и рядом с ним грустная девочка в белом учит его танцевать.       Чёрное небо синело, звёзды гасли одна за одной, и воздух стал чище и светлее. Фейри падали от усталости на траву. Остались трое: Уильям, Маргаритка и Лилия.        – Человек, – выдохнул принц. Он дышал всё тяжелее и тяжелее и делал частые паузы. – Я дам тебе меч, выкованный… из звёзд… С ним никто… тебя не одолеет…       – Не надо, – небрежно бросил Уильям.       – Дам монету, которая… которая вечно возвращается к владельцу… и приносит с собой… богатства. – Не дождавшись ответа, принц повторил: – Несметные богатства.       – Ничего не надо!       Лилия отступил на несколько шагов и опёрся о дерево. Далеко, за лесом, забрезжил рассвет.        – Я знала, что ты не забудешь.       Слова Маргаритки упали, точно листья осенью. Она отошла и мягко опустилась на землю.       Уильям завершил танец в несколько движений. Он подал руку Маргаритке и помог подняться. Затем повернулся к принцу:        – Что мне дал дивный народ, того мне достаточно. Я доказал, что достоин, и о большем просить не буду.       Маргаритка сняла венок и бросила его на землю. Лица фейри не изменились, никто не раскрыл рта, но по поляне пронёсся едва слышный вздох. Лилия устало посмотрел на принцессу, затем перевёл взгляд на Уильяма:        – Ты доказал, что достоин одного нашего дара. Лучше бы тебе оказаться достойным и второго.       Уильям моргнул, и тут же поляна преобразилась. Солнце засветило ярче, и в его лучах на траве блеснула роса. Все фейри исчезли, словно их и не было; осталась только Маргаритка. Она удивлённо рассматривала свои порозовевшие руки в утреннем, слабом ещё свете. Уильям огляделся и улыбнулся.        Они пошли вместе по мокрой траве, взявшись за руки и не разнимая их, до самой реки, и долго любовались солнцем, которого она никогда не видела его прежде, а он за эту долгую ночь успел позабыть. В деревне на том берегу начали топить, и дымок донёсся до них. Они миновали старый мостик, и отправились к старым каменным домикам через зелёные поля.