пора уже забыть

Аркадий не был уверен в том, что что-то может быть хуже, чем есть сейчас. Ему казалось, предел его прочности в жизни достигнут и даже пройден, но видимо судьба так не считала. А потому решила преподнести небольшой подарок, напоминающий о не слишком веселом прошлом Трубецкого. Сюрприз из той жизни, так сказать, которого Аркадий, к слову, совсем не ждал и ждать наверное не хотел. Аркадий не был уверен, что из этого получится что-то хорошее. Вернее, он был уверен в том, что ничего хорошего из этой ситуации точно не выйдет. Ему хотелось бы, подробно страусу, зарыться головой в песок (в петербургском случае в снег) и не высовываться, пока все само не рассосется. Но, как гласила великая фраза его любимого батюшки "от судьбы не убежишь", от прошлого убежать тоже было нельзя. Сколько ты не беги, все равно рано или поздно прибежишь к конечной точке. Этой точкой для Аркадия стал Алекс. Они встретились в самом начале зимы, в центре Петербурга, на уже покрытой льдом Неве. Аркадий тогда обыденно патрулировал реку, следя за тем, чтобы шаловливые ручонки мелких карманников не оказались в карманах важных особ. Он все ещё служил государю, крутился практически у его ног, исполняя все, что только он приказывал, поднимаясь все выше по карьерной лестнице, ближе к власти. Трубецкому начали уделять ещё больше внимания после пожара на корабле и поимки банды воров – что то вроде особой благодарности и уважения за содеянное. Судно сгорело дотла, члены банды – наказаны по всем правилам, а Алиса..А Алиса все-таки уехала с Матвеем во Францию. Сбежала, фактически ускользнула у Аркадия из-под носа, оставив на прощанье только отдаленный тихий голос, кричавший что-то про письма отцу и сувениры из французской столицы. Аркадий не жалел, что отпустил ее, нет – наверное, ему стоило сделать это давным давно. Алиса – та девушка, по меркам Трубецкого имеющая право на счастье, пусть даже требующее времени и сил. Счастьем Алисы был Матвей, и Аркадию стоило бы или отпустить их, дав волю свободе и любви, или пристрелить на месте. Другого не дано. На улице уже шёл снег, и Аркадий совершенно этому не удивлялся –питерская погода непредсказуема и иногда поразительно отвратительна, особенно поздней осенью. Сейчас снег был не такой, как в промозглые серые дни, а более чистый и белый, какой бывает ближе к новому году. От коньков в своей службе Трубецкой не смог отказаться просто потому, что это было слишком удобно, чтобы забывать о таком. Они напоминали ему о пожаре, о том, как он вместе с напарниками ловили воришек на замёрзшей Неве и впоследствии взяли их на корабле. Коньки напоминали обо всем: о запахе гари в воздухе, о звуке шелеста льда под ногами, о снежинках, кружащихся под облаками где-то высоко в небе. Коньки напоминали ему об Алексе. Аркадий выезжает из под моста, стараясь не задеть никого из прохожих, когда в плечо врезается темная фигура в плаще с поднятым воротников и опущенной головой. В потёмках Трубецкой даже не успевает разглядеть проехавшего, но толчок ощутимый – он едва не падает на лёд и чудом удерживается на ногах. Некогда простреленное колено жалобно воет, отдаваясь пульсирующей болью по всему телу и в который раз напоминая об ужасных событиях того времени. — Вам бы лучше следить, куда едите, молодой человек, – резко бросает Трубецкой, оборачиваясь к человеку, что только что чуть не повалил его на лед, кривит губы, тут же разворачиваясь на коньках, чтобы проехать дальше. — Иначе не миновать Вам беды. — За собою следите, князь. Трубецкого словно обжигает – будто ему влепили пощёчину тяжелой рукой в раскалённой перчатке. Этот тон он узнает из тысячи, эту манеру речи сложно перепутать с какой либо другой. Холодные, едкие нотки в голосе, проникающие в сердце подобно тончайшим иглам, насмешливый, самоуверенный тон. Аркадий точно знает, кто стоит за его спиной. Трубецкой рывком разворачивается, чтобы убедиться, что его больная голова не построила ему очередной образ из сплошных фантазий и воспоминаний, и снова едва не упал. Он не ошибся – за его спиной в своём излюбленном, поношенном пальто с высоко поднятым воротником, спрятав руки глубоко в карманы, стоит самый потрясающе настоящий-и-живой Алексей Тарасов. Причём до ужаса реальный. Аркадий не верит. Он собственными глазами видел, как Тарасова поглотили темные, холодные воды Невы, когда раздался выстрел. Он помнит, что Алекс не показался на поверхности после этого, а пожар уничтожил корабль. Шансов не было никаких – пулевое ранение в грудь, глубокие воды Невы – Алекс должен был умереть. Алекс умер на глазах Аркадия. В чем же дело сейчас? Аркадий неверяще оглядывает Тарасова с ног до головы и нервно сглатывает, чувствуя, что сердце заходится в бешеном припадке и оказывается уже где то в горле. Алекс выглядит действительно слишком реальным, чтобы Трубецкой смог себя убедить в том, что это всего лишь иллюзия. Тарасов едко улыбается, так, что зубы сводит, прячет руки в карманах, но Аркадий знает, что они мелко дрожат. Алекс всегда прятал их в карманах темного пальто, когда сильно волновался – излюбленная привычка прятать эмоции вместе с чувствами глубоко в карманы, не позволяя никому их увидеть. Но от Аркадия этого было, увы, не скрыть. Алексовы глаза полыхают, и в темноте Аркадий видит дьявольский блеск посреди замерзшего океана. Алекс не подходит ближе, держится на расстоянии вытянутой руки – только сделай шаг, и поймаешь его руку. Но Аркадия будто привинтили ко льду, не давая двинуться с места, как бы он не старался. — Алекс?.. – голос хриплый, будто чужой, и Аркадий делает первый неуверенный шаг к Тарасову, почему то искренне надеясь, что тот уедет и исчезнет, словно его и не было. Но Алекс не уезжает. Смотрит затравленно, настолько, что Аркадию плакать и выть хочется, отвести взгляд и не смотреть, лишь бы не видеть эти безжизненные, давным давно потухшие глаза. Тарасов мельком смотрит на лёд, на коньки Трубецкого, наигранно усмехается. — Неужто не забыли про них? Аркадий сжимает зубы, нутром чувствует, что что-то тут не так. В тоне Алекса проскальзывают оттенки злобы и боли, и Трубецкой начинает понимать, что именно изменилось в Алексе, что сломалось в нем тогда, на пылающем корабле. Он стал совершенно другим. — Что ты тут делаешь? – сдержанно интересуется Аркадий, подсознательно ощущая, что сейчас сорвётся и засыпет Тарасова многочисленными вопросами по поводу всего происходящего. — Разве не ясно? Решил навестить старого друга, – последнее слово Алекс выделяет, точно хочет вложить в него какой то особый смысл. Трубецкой прикусывает губы, подъезжает ещё ближе и уже чувствует тяжёлое дыхание Тарасова. — Ты же..как ты выжил? — Элементарно. Пуля не задела сердце, – сухо, совершенно безразлично откликается Тарасов, практически не глядя в сторону князя. — Сумел выплыть с горем пополам, затем местные рыбаки помогли до больницы добраться. Там подлатали и отправили на все четыре стороны. Аркадий прикрывает глаза, прикидывая, сколько времени Тарасову потребовалось на полноценное выздоровление. С таким ранением не каждый выживет, и чтобы оно затянулось за каких-то полгода – вряд ли. Алекс выгибает бровь, еле заметно кривит губы. — Но Вас ведь не это интересует, не правда ли, князь? Если честно, то Аркадий уже сам не до конца понимает, что его интересует. То ли причина, по которой Алекс сейчас стоит перед ним, то ли обстоятельства, при которых он умудрился выжить. Мысли путаются, сбивают с толку, сердце бешено стучит, а Алекс вот он, рядом, совсем близко. Протяни руку и дотронешься, схватишь за рукав пальто, притянешь к себе и поцелуешь. Но Трубецкой измученно выдыхает, с трудом ловя взгляд Тарасова на себе и стараясь более не терять его. — Меня интересует..зачем ты здесь? Вопрос задан в точку. Алекс весь напрягается, играет желваками на скулах, сжимает зубы до боли. Аркадий в очередной раз жалеет о том, что Тарасов вообще появился здесь и врезался в его плечо на льду. — Пришел напомнить, что судьба близка, – теперь князь запутывается окончательно, финально и бесповоротно. Он не понимает, о чем говорит Алекс, и о какой судьбе идет речь, но готов поклясться, что это связано с пожаром. Трубецкой сам не знает, почему так уверен в этом, но внутренний голос кричит ему развернуться и уехать побыстрее, подальше от судьбы и от Алекса. В горле пересыхает, и Аркадий снова сглатывает, пытаясь таким образом проглотить ненужные слова. — Я не понимаю.. — Ой, все Вы понимаете, Аркадий Михайлович. Более того, Вы даже знаете, о чем конкретно я говорю. Обращение на "Вы" режет слух не хуже лязга по железу, и Трубецкой морщится, как от зубной боли, хмурит брови, старается уловить в чужом взгляде что то, что поможет ему в догадках. — Боюсь, что нет, – уверенно лжёт Аркадий, кусая щеку с внутренней стороны. Алекс вдруг бледнеет, подобно мертвецу, и делает резкий шаг к Трубецкому, оказываясь ещё ближе, чем прежде. — Тогда я помогу Вам. Помнится, Вы обещали мне, что мои люди будут в безопасности после пожара, – Тарасов в душу смотрит, глазами сверкает, а губы его дергаются, выдавая его напряжение с головой. — Кажется, Вы даже офицерское слово мне давали. Аркадий едва не шарахается в сторону, когда Алекс наконец отстраняется. В горле стоит неприятный ком, а сердце грозится проломить грудную клетку и пронзить тело князя невыносимой тягостной болью. Тарасов грустно усмехается, прячет руки глубже в карманы – они все ещё дрожат. — Вы обманули меня, Аркадий. И Вам это с рук не сойдёт. Алекс уверенно отъезжает в сторону, плавно петляя вокруг людей, когда Аркадий наконец спохватывается и бросается за ним. — Лёша!.. — Не надо, – Тарасов резко останавливается, одаривает Трубецкого ледяным взглядом. — Отныне я для Вас Алекс. И только так, если мы ещё пересечемся, – снова кривит губы, как бы в отвращении, приподнимая уголки рта. Скулы ходуном ходят, а напряжение в нем растёт, точно температура в раскалённой печи. — Хотя, надеюсь, после такого подарка судьбы этого больше не произойдёт. Счастливо оставаться, князь. Прошлое пора уже забыть. Алекс уезжает, а Аркадий остается один посреди Невы, погружённой во тьму ночи. В груди болезненно ноет, заставляя глаза предательски слезится, а сердце – разрываться на части. Трубецкому хочется выть, от своей же глупой ошибки, которую он совершил, пойдя на поводу у господина и вывернув наизнанку всю душу, показывая одну лишь собачью преданность, которая его и погубила. Отчасти, Алекс, наверное, прав. Аркадий пока не знает точно, в чем именно. Знает только, что искупить вину одними извинениями не удастся. Алекс обмана не прощает, да и он, Аркадий, сам виноват. Любовь на статус променял, любимого предал, друзей его погубил. Такому нет прощения, даже в небесном царстве вечного веселья. Гореть ему в аду синем пламенем и никогда на землю не возвращаться, в этом Алексей Тарасов уж точно прав как никто другой. А такой человек никогда ни в чем не ошибается. По дороге домой Аркадий проезжает мимо главного моста, украшенного гирляндами, как на новогодней ярмарке. Именно про этим мостом, пожалуй, они с Алексом и познакомились. Трубецкой запрокидывает голову, рассматривает знакомые огоньки, ныряет под мост сквозь толпу народа. Невыносимая боль в груди сменяется пустотой, удушающей и заполняющей всю душу, и слез уже почти нет. Аркадий знает, что Алекс его не простит, ни за что и никогда, но ему стоит попытаться все исправить. Хотя исправлять уже нечего. Если в эти полгода между Алексом и Аркадием ещё что-то осталось, то сейчас оно окончательно рассыпалось, как битое стекло. И из этого стекла полноценную вазу уже не собрать, даже если очень сильно постараться.