Dernière chance

      Сегодняшний урок был для неё не очень удачен. К большому сожалению, как бы мастер ни бился над своим инструментом, Кристина не могла взять ноту, как положено. Он уже успел сказать всё, что думал о её дополнительных занятиях в хоре, которые хоть и считались дополнительными, но были обязательными. В такие моменты Эрик как будто не совсем понимал — расписание составляет не Кристина. Придумывает вечера доработок тоже не Кристина, и не Кристина бежит на них со счастливым визгом. Бедная мадемуазель Даае и сама была не рада бесполезным занятиям с приглашённым «специалистом», которого даже побаивались некоторые хористки, шушукаясь за его спиной о «недобром хитром взгляде», каким бывало этот странный человек посматривал на молодость и наивность в обрамлении ароматных кудряшек. Как бы то ни было, Кристина действительно устала: устала от бесконечных уроков, казавшихся по мере её измотанности больше вредоносными, чем полезными; устала от неуменьшающейся колонки дел в маленькой старенькой записной книжечке, от работы и уж тем более от недовольств любимого учителя. Вопреки словесным фельетонам Эрика, она молча стояла у рояля, который бог знает как затащили в подземелья, с опущенной на грудь головой, изредка проводя носком тонкого тапочка по тёплому персидскому ковру. Кристина уже даже не слышала того, о чём теперь говорил мастер, чувствуя, как ядовитая злость на саму себя за отвратительный урок расползается где-то у горла, спускаясь к диафрагме щекочущей изжогой. Возможно, стоит работать над голосом намного больше? Например, в наказание лишить себя сна или долгожданного перерыва на чашечку ароматного чая с ромашкой… Словом, разум Кристины постепенно начинал выдавать самые безумные идеи, какие только можно было придумать, чтобы утонуть в занятиях насовсем.       — А теперь я хотел бы всё-таки посмотреть на вашу домашнюю работу, — неожиданно выдал Эрик, остановившись перед почти плачущей протеже и протянув вперёд жилистую кисть. Кроваво-красный камень с кольца на мизинце, по-вампирски выделяющийся на фоне чёрного бархата тонких перчаток, блеснул в неярком свете музыкальной комнаты.       — Что? — подняв голову, тихо переспросила Кристина. Удивительно, как он не заметил, что её некогда миловидное лицо осунулось и побледнело. Увидев его поджатые губы, мадемуазель Даае скользнула взглядом мимо янтарных глаз, стараясь избежать их взора. Она боялась, когда Призрак смотрел на неё так, как сейчас: с хладнокровным гневом, остро и совсем не по-отечески, как иногда бывало, когда Кристина путалась и просила помощи.       — В прошлый четверг я дал вам нотный лист, чтобы вы написали сочинение, — обманчиво спокойно пояснил Эрик. Кристина закусила губу, неловко заправляя прядь за ухо. — Вы ведь написали сочинение?       — Нет, — сглотнув, ответила она, немного помолчав. Всё-таки, чтобы признаться ему в том, что требуемый урок не выучен, нужно было иметь некоторую смелость. — Мне… Мне не удалось. Извините, месье.       — Ах, не удалось! — мягко повторил мастер, сжав тонкие пальцы протянутой руки в кулак. Кристина с опаской посмотрела на эту паучью пятерню, представляя, как вместо воздуха Эрик с не меньшей грацией сжимает её собственное горло. Всё равно ни один толковый звук из него сегодня не вышел. — С вашего позволения, сыграю в господина дознавателя: у вас были репетиции? Ведь так, мадемуазель?       — Я хотела заняться сочинением вчера ночью, но… — по одному его вздоху она поняла, что продолжать не стоит, и потому замолчала, злясь на себя ещё больше.       — Достаточно, — вдруг тихо, но поразительно чётко сказал Эрик. — Вам пора возвращаться. Без лишних слов Кристина послушно поплелась за этим высоким, худощавым человеком. Он в привычной для себя манере опустил на хрупкие девичьи плечи тяжёлую, непомерно объёмную траурного цвета накидку, чтобы мадемуазель Даае не дай господь простудилась и потеряла в болезни голос. Всю дорогу до таинственного зеркального прохода они провели в молчании. Лишь под конец, когда Эрик снимал со своей ученицы свою тёплую вещь, он помедлил. Наверху вдруг он переставал быть страшным властелином подземелий и грозным учителем и становился либо Призраком Оперы, либо просто хорошим приятелем, с которым иногда Кристина могла отвести душу в неформальных беседах. Но лишь иногда.       — С вами всё в порядке? — чуть приподняв во властном жесте лицо девушки за острый подбородок подушечкой пальца, спросил он.       — Да, — проглотив слёзы, ответила Кристина, обещая себе, что, как только проход за ним закроется, она с облегчением разрыдается и будет плакать вечность, пока не уснёт прямо на небольшой софе, в своей новой гримёрной. — Я… Я всё сделаю, месье. К завтрашнему уроку я принесу сочинение.       — К завтрашнему? — переспросил он. Кристина кивнула, после чего была отпущена и оставлена, казалось бы, на произвол судьбы.       Щелчок. Она больше не могла держать в себе те слёзы разочарования, которые душили всё это время. Горло больно сдавило. Кристина опустилась на колени, кинув раскрасневшееся измученное лицо в колыбель влажных ладоней. Конечно, Эрик не мог этого не услышать, всё-таки вовремя приметив, что с маленькой протеже что-то не так. Зеркало податливо отъехало. Он вышел в гримёрную, неслышно подойдя и осторожно прикоснувшись к ссутулившейся спине. Девушка вздрогнула от испуга, тут же поднялась на ноги и утёрла щёки тыльной стороной ладони. Он ненавидел, когда она проливала свои слёзы, — Кристина знала это, но, к сожалению, ничего не могла поделать: по её щекам продолжали медленно скатываться солёные горячие капли, как бы не хотела она их остановить. Вопреки ожиданиям, Призрак снял перчатки, прикасаясь всё такими же безобразно холодными, но удивительно мягкими пальцами к лицу ученицы. Он бережно утёр слёзы, жестом попросив сесть девушку на софу. Она послушалась, и Эрик опустился перед ней на колени, так что теперь их глаза были на одном уровне.       — Простите, что я стал свидетелем столь интимного момента, — его голос, чуть хрипловатый, какой бывает у тех, кто любит покурить во время жаркого бала на открытом балконе в зимний вечер, показался Кристине удивительно чувственным. Она заставила себя взглянуть в пламень напротив, но вместо безжалостного, острого огня вдруг увидела ласку света маленькой свечи. — Вы можете рассказать мне, что произошло?       — Вы не обязаны утешать меня, — только и смогла ответить она, от нервов теребя кожу у пальцев. — Не нужно, месье. Я… Я просто…       — Кристина, — с мягким нажимом сказал он, совсем поразив юную протеже. Неужели он был способен на сочувствие, какое слишком отчётливо слышалось в этом требовательном «Кристина»? — В большей степени я, конечно, ваш преподаватель, но всё-таки во мне, полагаю, осталось кое-что и от вашего друга. Вы будете умницей, если скажете Эрику правду.       — Всё в порядке, — помолчав, вздохнула Кристина, чувствуя, как вновь хочется плакать.       — Я буду вынужден отменить все уроки, — сказал Эрик. Она вздрогнула, посмотрев на него своими пронзительными голубыми глазами. — Вы вынуждаете меня идти на шантаж, я говорю вам это открыто. Уроков не будет. Совсем. Полагаю, вам очень не хочется отпускать свою роль хористки, раз вы не считаете нужным сказать мне правду.       — Эрик, подождите! — почти крикнула Кристина, встав с места, когда он уже намеревался шагнуть в прохладный влажный проход. — Пожалуйста…       И он остановился, развернулся, вложил оголённые кисти в карманы брюк, забыв надеть перчатки, спрятанные в карман сюртука. Эрик в ожидании чуть склонил голову набок, так что прядь всё ещё смольных немного курчавых волос спала на фарфор маски. Девушка вздохнула: он, пожалуй, единственный более-менее родной и близкий человек, который у неё остался. Это осознание душило хуже слёз: с его характером, его темпераментом, манерами, театральностью и талантом, от которого иногда исходила такая придурь, что становилось не по себе, — именно он в который раз остаётся рядом, когда Кристина по-настоящему нуждается в чьём-то плече. Желательно крепком и терпеливом. Сглотнув, она подняла голову вверх в надежде, что слёзы закатятся обратно. Эрик недолго смотрел на эту маленькую трагедию. Он почти сразу подошёл к Кристине, неслышно ступая по тонкому кое-где продырявленному ковру и останавливаясь прямо перед девушкой. Он молчал, мягко рассматривая всё ещё миловидное для него лицо, изучая каждый изгиб: ровные светлые брови, прямой маленький нос с едва приметными веснушками, впадинку у губ, сами плавные и припухлые от слёз губы… Она даже такой казалась ему откровенно красивой в своей искренней невзрачности, на какую Кристина часто сетовала, прекрасно замечая разницу между собой и теми же яркими смелыми девушками из кордебалета.       — Я устала, — наконец призналась она, складывая оружие своей гордости перед чёрными кожаными туфлями на невысоком каблуке, которые блестели от первоклассного глассажа.       — Вы очень трудолюбивы, Кристина, — чуть улыбнувшись, сказал на это Эрик. Его тонкие едва розовеющие на бледной коже губы вопреки всему показались ей обаятельными в этом невинном жесте. — Не сказал бы, что это хорошо. Вы хоть и юна, но всё-таки женщина. Если уж вам предстоит эта долгая, пчелиная работа, то стоит хотя бы отдыхать.       — И чего я добьюсь этим отдыхом? — снова начиная рыдать, прошептала Кристина, на сей раз с укором посмотрев на Эрика. Будь они в другой обстановке, в другое время, в других позициях — она бы никогда не посмела так на него посмотреть.       — Поймите, Кристина, — он мягко, но настойчиво тронул её за плечо, жестом требуя сесть на софу. Разве Кристина могла не повиноваться? Сев, она тут же сгорбилась, опустив лоб на потеплевшие пальцы. Эрик опустился рядом, но сделал это так, чтобы девушка чувствовала себя комфортно — на небольшом расстоянии. — Мне хотелось бы, чтобы наши с вами занятия проходили для вас с удовольствием. Как только ваше благородное увлечение перерастает в надоедливую рутину, весь смысл музыки исчезает. Вам не хочется делиться душой — а это, пожалуй, главное. — Она как будто бы перестала плакать, посмотрев на этого странного человека, ненавязчиво опустившего руку на короткую спинку софы. — Мне нужны ваши горящие глаза, ваша чувственность, ваша увлечённость. Иначе всё — пустое.       — Простите, — только и прошептала девушка. — Извините меня, Эрик. Вы правы, я не должна делать нашими уроками одолжение вам. В первую очередь они нужны мне.       — Вы как будто не слышите меня, — заметил он, всё ещё с лёгкой улыбкой поглядывая на юную протеже.       — Тогда я вас не понимаю, — совсем разочаровавшись, ответила Кристина.       — Кристина, — снова это требовательное «Кристина», в которое он чудом умудряется вложить теплоту, какой обычно не бывало. Призрак говорит так, словно юная девушка перед ним не человек, а сплошное разочарование, вместе с тем бесценное для него. Эрик придвинулся чуть ближе, аккуратно касаясь тонкого плеча, чтобы она обратила на него своё внимание. — Это лишь какое-то испытание в вашей жизни. Поверьте. Я от всего сердца желаю, чтобы оно было самым сложным. Вам только нужно научиться верно расставлять приоритеты.       — Я не хочу ничего расставлять, — тихо ответила мадемуазель и замолчала. Она вдруг снова всхлипнула, и тогда Эрик, боясь нарушить границы, но ещё больше желая утешить, мягко приобнял её за плечи, чуть прижимая к себе. Девушка глубоко вдохнула его запах, в котором ей слишком отчётливыми показались нотки табака. Его паучьи пальцы, которые обыкновенно ласкали податливые клавиши рояля в подземельях, теперь так же ласкали руки и волосы Кристины, рассыпавшиеся по спине. — Спасибо, — едва слышно прошептала она.       — И всё-таки я отменю для вас все занятия на этой неделе, — внезапно решил он. Вопросительно-испуганный взгляд Кристины заставил Эрика объясниться. — Я имею в виду, по-доброму отменю занятия. Надеюсь, вы свободны в пятницу.       — В пятницу? — помолчав, переспросила она. — О чём вы, Эрик?       — Если вы позволите, Кристина, — улыбнувшись, начал он. — То я бы пригласил вас на вечер в ресторан «Soirée de novembre». Там будет чудесная живая музыка, возможно, танцы… Вы должны отдохнуть.       — Вы приглашаете меня на вечер? — не веря услышанному, переспросила Кристина. — Вы? Эрик, простите, но раньше вы никогда…       — Это будет особенный вечер, Кристина, — поняв её намёк на маску, ответил он, вновь мягко запустив пальцы в спутавшиеся светлые кудри. — Если, конечно, вы согласны…       — С вами, Эрик… — она смущённо улыбнулась, чуть пожала плечами и даже несколько растерялась, а потому не смогла докончить фразу. — Но моё платье…       — Пожалуйста, — свободная ладонь встала мягким протестом на уровне плеча Эрика. — Позвольте мне выбрать вам платье на этот вечер. Ни о чём не переживайте. Я отменяю на сегодняшнюю неделю все наши уроки, так что вашей главной задачей будет хороший отдых перед этим вечером, — он не сдержал улыбки. — Пора вспомнить, Кристина, что на самом деле нравится вам и как вы к этому пришли. Я хочу лишь вас немного направить в нужную сторону. Так вы согласны?       — Только если вы хотите… — совершенно растерявшись, вздохнула она, не представляя, как этот закрытый мрачный человек собирается осуществлять без примерок выбор платья.        — Хочу, — кивнул он. — Но этого мало, согласитесь. Вы хотите пойти со мной на этот вечер? Кристина села прямо. Она внимательно посмотрела на худощавого наставника, удивительно терпеливо ожидающего её ответа. Тёплым взглядом он изучал каждое движение, вглядывался и искал в ней то, что могло бы ему понять, скажет ли Кристина правду. Матовые тонкие губы сжались ещё крепче, став тонкой нитью на нижней бледной части лица — единственной, которая была доступна обзору. Чего он хочет? Насколько он опасен? Действительно ли стоит идти?       — Да, — едва слышно выдохнула она, чувствуя, как засосало под ложечкой. Он сразу расслабился, мягко улыбнулся, этот странный костёр в его ярких глазах как будто бы поумерился и вместе с тем стал ещё сильнее.       — Я рад, что вы смогли довериться мне, — помолчав, ответил Эрик.       — Сомневаюсь, что у меня действительно был выбор, — прикусив губу в смущённой улыбке, сказала она.       — Ну что вы, Кристина, — с мягким протестом сразу сказал он. — Выбор есть всегда. Возможно, вы поймёте это немного позже. Но теперь, — он поднялся с места. Кристина встала вместе с ним, запрокидывая головку в поиске всё того же тёплого терпковатого взгляда янтарных глаз. — Я думаю, что со спокойной душой могу вас оставить одну. Сперва обещайте, что больше не будете плакать. Холодные ладони бережно взяли её бархатное, посвежевшее от слёз лицо.       — Я обещаю, — едва смогла ответить мадемуазель Даае. Янтари с медовой теплотой сверкнули в знак благодарности. Эрик ушёл, оставив Кристину совсем одну. Мужчина не пожелал в качестве дополнительного контроля наблюдать за исполнением обещания, прекрасно понимая, что она не посмеет ослушаться.       Всю неделю мадемуазель Даае действительно старалась отдохнуть. То ли магическое обаяние Эрика, то ли такое великодушное разрешение сделать перерыв между изматывающими занятиями повлияло на неё, однако же Кристина стала просыпаться с удовольствием и даже ожиданием дня. С утра, по обыкновению, она занималась своим туалетом и делала это легко. Затем с радостью шла на обязательные репетиции, где старалась петь больше для души, чем из желания быть замеченной. Что-то удивительно тёплое лежало в те дни под сердцем мадемуазель, что-то, что не давало ей как прежде без сил падать на ближайшую мягкую поверхность и мгновенно засыпать.       В трепетный вечер пятницы, когда Кристина с ожиданием неизбежного укладывала за туалетным столиком кудри, она услышала знакомый стук. Развернувшись к огромному зеркалу, девушка не сдержала улыбки, мягко сказав:       — Войдите.       Панель с миловидным отражением мадемуазель отъехала в сторону. На пороге, между ароматной гримёрной, уже пропитавшейся запахом духов Кристины, и сырыми подвалами Гранд Опера стоял мастер. Улыбка лишь лёгкой тенью опустилась на его губы. Кристина поднялась с места, чуть приседая в знак приветствия Эрика и получая в ответ едва заметный кивок головы.       — Надеюсь, вам понравится, — тихо сказал он, проходя внутрь и оставляя на софе то платье, в котором Кристине предстояло провести целый вечер, и несколько аксессуаров, выбранных исключительно им, исключительно к этому платью, исключительно для мадемуазель Даае.       Скромно, но благодарно улыбнувшись, Кристина подошла к подарку, замечая, что кроваво-красное платье полностью открывает не только её ключицы, но и, пожалуй, грудь до самого начала впадинки. И всё ради готического кружевного чокера со вставками камней.       — Это не слишком откровенно? — проводя пальцами по мягкой ткани, шепнула Кристина.       — Вечер будет тематический, — пояснил Эрик. — Для обычного ужина, пожалуй, было бы слишком откровенно, вы правы. Однако это не совсем та ситуация. Вам не будет комфортно?       — Я… Я просто никогда ничего подобного не надевала, — замялась она.       — Примерьте, я уверен, что оно подойдёт вам, — настоял Эрик. — Если же вам не понравится, я принесу другое. — взгляд мадемуазель выражал удивление. — Было бы неправильно полагать, что я ограничусь лишь одним платьем для вас.       О, он оказался чертовски прав! Платье село на миниатюрную фигурку Кристины, словно было на ней при рождении. Закончив с костюмом, девушка надела бархатные чёрные перчатки, приходившиеся ей до середины плеч. Придерживая копну блестящих кудрей, мадемуазель позволила Эрику помочь с застёжкой чокера. Камни в нём обожгли тёплую шею своим холодом.       — Кто мы? — отпустив волосы, спросила она, рассматривая себя и своего наставника в огромной глади зеркала.       Макушка Кристины едва доставала до плеча мастера. Из-за чёрной накидки в пол Эрик казался и без того ещё выше. Красный атлас её изнанки гармонично смотрелся вместе с цветом ткани платья мадемуазель Даае, а причудливо-остро стоячий ворот лишь дополнял таинственный образ Призрака.       — А вы не догадались? — шёпотом ответил он вопросом на вопрос.       — Мы выглядим жутко, — сглотнув, вдруг призналась Кристина. — Весьма элегантно, но жутко.       — А так вам будет понятнее? — Эрик осторожно наклонил красивую головку девушки вбок, открывая её шею и медленно наклоняясь к кружеву чокера, камни в котором казались капельками крови. В знак догадки Кристина приулыбнулась. — Надеюсь, вы оставите волосы распущенными?       «Soirée de novembre» в тот вечер был необычайно хорош! Если вам случалось бывать в ресторанах подобного типа, то вы наверняка представляете его будничную атмосферу: улыбки, комфорт, тишина или же неторопливая приглушённая музыка, заменяющая её, лёгкий аперитив перед изысканным ужином. Таков был классический «Soirée de novembre», «Soirée de novembre» для очередного посетителя с тугим кошельком, который мог себе позволить провести вечер в прелестной компании какой-нибудь хорошенькой светской дамы. Однако же не каждому из тех «которых» было известно, что именно в том самом ресторане, где обычно текут лёгкие беседы полушёпотом, раз в год именно в ноябре устраивается целая костюмированная вечеринка, попасть на какую возможно лишь только по специальному приглашению. Кристина поняла, что это не совсем обычный вечер по тому немногому количеству красивого народа, без устали чокающегося хрустальными бокалами в знак приветствия очередного знакомца. Уже от самого входа, где ещё чувствовались уличная прохлада и сырость, мадемуазель сумела почуять удивительную смесь разных духов, мужских и женских, так пьяняще — приятно распространяющуюся по всему ресторану.       — Господа? — пожалуй, одно всё-таки остаётся неизбежным — сдержанно-любезная улыбка хостес.       Эрик помог поражённой протеже справиться с меховой накидкой, о чём-то пошептался со встречающим гостей мужчиной, протянув ему конверт, и, осторожно прикоснувшись к обнажённым лопаткам мадемуазель, пригласил её пройти с собой к зарезервированному столику следом за услужливым хостес. Стоило только холодным пальцам дотронуться до спины, как Кристина вздрогнула. Её продолжала волновать вся эта таинственная обстановка с приглушённым светом, относительной тишиной и скрытностью. Однако же от девушки не ускользнул тот факт, что на маску Эрика, весьма выделяющегося на фоне остальных красивых мадам и месье, смотрят если не со спокойствием, то с лёгким интересом. По крайней мере, мастер был не одинок, скрывая свою личность. Немногие, но всё-таки были люди, которые также предпочли быть неузнанными даже своими друзьями.       — Месье, — заняв своё место за небольшим круглым столиком почти у стены обеденной залы, шепнула Кристина, когда галантный провожатый в красном жилете оставил их наедине. — Что здесь происходит?       — Я ведь обещал вам хороший вечер, — голос Эрика хоть и был тих, однако же в нём не было того беспокойства или озабоченности, какие явно проскальзывали в тоне у мадемуазель Даае. — А вы мне доверились. Через несколько минут вы поймёте, что не ошиблись, сделав это.       — Кто эти люди? — спросила Кристина, осторожно оглядев тихо общающихся друг с другом гостей.       — Действующие и будущие сливки парижской аристократии, — ответил Призрак, не отрывая взгляда от карты блюд. — Возможно, среди нас есть даже чиновники, уже известные художники и скульпторы, писатели, поэты. Будьте внимательнее, и кого-нибудь узнаете.       — Но как вы… — Эрик поднял глаза на взволнованную девушку. — Как вы смогли…       — Не лишайте меня хотя бы этой маленькой загадки, Кристина, — улыбнулся он так, что ровный ряд белых зубов показался между тонких губ. — Неужели вам будет интересно, если все тайны вдруг вскроются за один вечер?       — Что вы имеете в виду? — нахмурившись, перепросила мадемуазель. — Моё желание узнать чуть больше — неуместно?       — Вы молоды и весьма очаровательны, — вдруг сказал Призрак, немного помолчав. Он наклонился вперёд, слегка облокачиваясь на стол. — Я полагаю, что это не последний ваш Ноябрьский вечер, Кристина: вероятно, среди сегодняшних гостей где-то слоняется между столов с бокалом шампанского ваш будущий влиятельный поклонник, который не упустит возможности произвести на вас впечатление. Мне хотелось бы, чтобы ему пришлось постараться, прежде чем ваше сердце упадёт ему в руки. И, поверьте, в таком контексте совершенно неважно, как я смог.       Эти слова заставили биться сердце девушки чуть быстрее. Острый, умный взгляд янтарных глаз, который копировали колыхающиеся от дыхания свечи, словно кнут привёл Кристину в чувства. Она поняла, что не получит внятного ответа от него. Закусив губу, девушка вновь принялась теребить кожу у недавно заживших пальцев.       — Прошу вас, расслабьтесь, — заметив её скованность, мягко потребовал Эрик.       С таким спутником это было сложно сделать. Несмотря на неформальную обстановку вокруг, Кристина ощутила, что в таком контексте они не больше, чем уважающие друг друга приятели — и это в самом дружелюбном исходе.       — Посмотрите, — мастер вывел её из размышлений, кивком головы указав на лежащее подле мадемуазель Даае меню. — Выберете на свой вкус, чего бы вам хотелось. Я, конечно, порекомендую перепёлку с кукурузой в сливочном соусе или форель с гарниром из овощей, но вы вольны выбрать самостоятельно.       Взгляд Кристины скользнул на карту блюд. Сначала на название и краткий состав под ним, затем на цену справа. Она могла бы заказать себе относительного качества платье и купить на оставшиеся продуктов на неделю, а не перекусить одним вечером. Мадемуазель Даае вздохнула, не решаясь толкать на подобные растраты и без того потратившегося на неё мастера.       — Прошу прощения, господа, — мужчина средних лет чуть склонился вперёд, совсем отвлекая Кристину от изучения меню. — Вы готовы?       — Я не выбрала, — смущённо шепнула мадемуазель Даае, когда Эрик с мягким вопросом взглянул на неё.       — Очень жаль, — он улыбнулся, возвращаясь к своей карте. — В таком случае вам придётся положиться на мой выбор. Мадемуазель будут утку с мятой, апельсинами и чёрной икрой. Затем безе с миндалём и плавленым шоколадом. И принесите Пино Нуар. И пепельницу.       — Вы курите? — изумлённо шепнула девушка, стоило только отойти официанту.       — Очень редко, — кивнув, спокойно пояснил Призрак, щёлкая блестящим портсигаром. Он неторопливо достал его из внутреннего кармана чёрного смокинга и так же неторопливо отложил на самый край стола, достав одну скрутку и повертев её между пальцев. Всё-таки тогда запах табака не был случайным. — Это плохо влияет на голос. Пока я преподаю вам, я предельно осторожен в отношении всего, что касается связок и дыхания. Однако, признаться, я привык курить, так что категорически отказаться от этого не могу. Вам неприятно? — вдруг подумав о спутнице, спросил мастер, прежде чем зажечь скрутку, когда любезно принесли пепельницу и вино. — Если вам не нравится запах табака, тогда я не стану при вас курить.       — О, нет! — Кристина в очаровательном жесте выставила ладонь вперёд, её поразительно алые губы в сожалении разомкнулись. — Пожалуйста, Эрик, я не против запаха табака. — Он благодарно кивнул, сделал неглубокую затяжку и выдохнул сероватый, причудливо закручивающийся дымок в сторону, чтобы он не попал на мадемуазель Даае. — Эрик? — Эрик со всеми вниманием обернулся к девушке. — Почему… Почему вы ничего не заказали для себя?       — Потому что вампиры не едят обычную пищу, Кристина, — Сказав это, Призрак улыбнулся так, что у Кристины побежали по коже мурашки. Она не разобралась, были они от демонического обаяния или внезапного страха, однако в сей раз ей стало невыносимо холодно. — Они пьют кровь.       Конечно, он не упустил возможности сделать после таких слов показательный глоток красного Пино Нуар, чем окончательно взволновал мадемуазель Даае.       — Мне нужно отойти, — тихо шепнула она, отложив полотенце с колен на соседний стул.       — Конечно, — Эрик встал, чтобы помочь юной протеже выйти из-за стола. Кристина приняла помощь Призрака, осторожно поднявшись на ноги. Платье хоть и было красиво, но не совсем удобно для элементарных движений — она поняла это ещё спускаясь по ступеням Гранд Опера, однако побоялась попроситься переодеться во что-то более удобное. — Скоро будет представление.       — Представление?       — Ох, мадам! — налетевший на разворачивавшуюся мадемуазель Даае светский львёнок, тут же поспешил извиниться. — Прошу прощения, мадам, я сожалею, что так вышло! Месье, примите извинения.       Эрик выгнул под маской бровь и, не скрывая своего неудовольствия, посмотрел на юношу. О, помешавший им человек явно был юн. Это было сложно не заметить по его ласковому, неглубокому голосу, даже не видя самого человека.       — Всё в порядке, месье, — мягко ответила девушка, едва улыбнувшись уголками губ.       Тогда-то он и обратил внимание на лицо Кристины, которую, несмотря на полумрак, всё-таки узнал. Она показалась юноше поразительно женственной в этом облегающем кроваво-алом платье, со вкусом подобранными украшениями к нему и очаровательными длинными кудрями, спадавшими на обнажённую бледную спину целым каскадом. Несмотря на сказанные слова, её ресницы всё-таки трепетали от взволнованности, выражающейся также в слабом поджатии губ и неровном дыхании, заметном по небольшой открытой груди, сдавленной плотным корсетом.       — Позвольте, — незнакомец улыбнулся, теперь уже больше в приветственном жесте склоняя корпус перед мадемуазель Даае. Он протянул кисть в белой перчатке к девушке, в надежде, что она позволит поцеловать свои пальчики. Совершенно растерявшись, Кристина протянула руку этому странному гостю, кинув неловкий взгляд на стоящего рядом мастера. — Ваше лицо кажется мне знакомым…       — Я… — мадемуазель Даае испугалась, решив, что этот молодой аристократ вдруг вспомнил лицо простой хористки. Она с умоляющим взглядом обернулась к Призраку.       — Боюсь, вы ошибаетесь, месье, — сверкнув недобрым пламенем, ответил за девушку Эрик. Он сделал показательный шаг вперёд, став чуть ближе за плечом протеже. Кристина же как бы невзначай чуть отклонилась назад, касаясь кожей лопаток груди Призрака. От ощущения прохлады знакомой ткани, его глубокого дыхания ей стало спокойнее.       — Месье, не полагайтесь на мою излишнюю навязчивость, — сразу после слов Эрика довольно сдержанно продолжил незнакомец. — Однако же я более чем уверен, что ваша спутница — моя давняя знакомая, с которой мы расстались ещё в далёком детстве. Не примите моё искреннее, дружеское желание встречи с ней за компрометацию мадам и желание поссориться с вами. Если я ошибся и имя виконта Рауля-Кристофера Арубера де Шаньи вам ничего не говорит, мадам, — виконт вновь вернул своё внимание мадемуазель Даае. — То я вынужден принести извинения и откланяться.       — Рауль?.. — вспомнив давнего друга детства, шепнула Кристина. — Вы?       Виконт торопливо снял золотистую маску с павлиньими перьями. Даже в слабом освещении нельзя было не заметить утончённые, откровенно красивые черты лица юноши. Высокие скулы, верно, испортили бы его, если бы Рауль де Шаньи не был худ. Зелёно-синие глаза как будто бы отражали его свободолюбивую, морскую душу: в них ярким счастливым блеском играла жизнь, так что даже пятилетняя служба в военно-морских силах Франции не смогла поубавить этот блеск. Красиво очерченные губы изобразили мягкую радость, когда виконт улыбнулся. Весь он дышал чистотой и благородством, был весьма-весьма привлекателен, молод и, к удивлению для его положения и возраста, не лишён джентльменских манер.       — Вы подарили мне счастье тем, что узнали меня, Кристина, — так просто произнести её имя действительно доставило Раулю радость. — Как вы поживаете? Мы, кажется, не виделись уже девять лет!       — Одиннадцать лет, — приулыбнувшись, поправила она и вновь посмотрела на фантома, явно не желающего быть раскрытым. Однако же не представить своего спутника месье де Шаньи было бы невежеством, отчего девушка замялась. — Месье…       — Ох, конечно! — не дав договорить, воскликнул Рауль, по одному её взгляду догадавшись, в чём обстоит дело. — Я, безусловно, понимаю, что сейчас не совсем уместно развлекаться разговорами о давно прошедшем прошлом. Возможно, вы смогли бы оказать эту честь позже? Вы и ваш спутник всегда будут желанны за столом де Шаньи.       — Мы подумаем, месье де Шаньи, спасибо за приглашение, — убедившись, что Эрик солидарен с её ответом и благодарно одарив давнего друга ласковым взглядом, Кристина чуть кивнула Раулю. — До свидания. К сожалению, мне необходимо вас оставить.       Удалившись мимо пары столиков в сторону дамской комнаты, она вернулась ровно в тот момент, когда Эрик о чём-то разговаривал с юношей. Мадемуазель Даае поспешила подойти, испугавшись, что из-за её неловкости могут возникнуть серьёзные проблемы. Однако Призрак успел пожать крепкую руку виконта до того, как его спутница приблизилась. Кристина выглядела озадаченно. Мастер лишь слабо улыбнулся ей, когда она, чуть запыхавшись, остановилась возле него, поправляя причудливо закрученные волосы. Эрик заметил лёгкий румянец на обычно бледных щеках, но он был не болезненный, как в тот откровенный вечер, а выглядел вполне здоровым и даже делал девичье лицо немного выразительней. Вдыхая, девушка приоткрыла губы, чуть стянутые матовой помадой, и с беспокойством взглянула на мужчину.       — Эрик? — спросила она, подняв во внимании светлые дуги бровей. — Что-то произошло? Пожалуйста, скажите мне правду.       — Всё прекрасно, — кивнул он. Кристина немного усомнилась, но Призрак не соврал ей. — Присаживайтесь, сейчас принесут еду.       Фантом помог ей занять место, чуть дольше нужного засмотревшись сверху вниз на её фигурку, облюбовав быстрым взглядом покатые гладкие плечи и бледные ключицы, на фоне которых алел его подарок. Девушка снова хотела спросить про разговор двух мужчин, однако сначала ей помешал так не вовремя подоспевший официант, принёсший на серебряном разносе румяную утку, от которой исходил соблазнительный, терпкий аромат с нотками апельсиновой цедры, и десерт, а затем внезапный полумрак, музыкальное вступление и начало удивительного шоу. Мадемуазель Даае до этого не видела скрытой занавесью небольшой сцены, и это неожиданное открытие привело её в лёгкий восторг. Она уже позабыла о том разговоре, не сводя глаз с обаятельных, гибких красавиц на сцене. Их костюмы сверкали даже в слабом освещении, юные танцовщицы ослепительно улыбались, их движения были необычайно точными и женственными, такими, что даже прекрасные гостьи не смогли отвести взгляда, в волнении обмахиваясь веерами. Кристина вся была поглощена выступлением девиц, так что даже не обратила внимания на то, куда смотрит её наставник. Эрик не раз видел Ноябрьский вечер, а потому его совершенно не интересовало происходящее на сцене. Конечно, к каждому такому вечеру готовится уникальная программа, от повторяющихся номеров скучать не приходилось, однако далеко не это беспокоило обычно напряжённого Призрака. Впервые за весь день он позволил себе немного расслабиться, наблюдая за тем, как она склоняет голову, как прижимает руки к трепещущей груди, как ослепительно улыбается и насколько счастливо блестят её бесконечно голубые глаза.       — Это невероятно! — на секунду оторвавшись от весёлых девушек, шепнула Кристина. — Вы только посмотрите!       — Да, — помедлив, мягко согласился он, продолжая осторожным взглядом изучать свою спутницу. — Невероятно.       Тихо вздохнув, мастер вдруг обратил внимание на улыбающегося вдалеке юношу. Рауль так и остался сидеть в семейном кругу без маски: стол четы де Шаньи неплохо был виден с того ракурса, где занял своё место Эрик. Месье виконт с не меньшим восторгом смотрел на сцену, но тот цепкий взор не наполняли ни желание, ни превосходство, ни излишняя заинтересованность, какие вполне могли бы быть свойственны молодому человеку. Только ясный ум, неискушённость и радость, причиной которой, конечно, была встреча с мадемуазель Даае. Кристина едва слышно усмехнулась, взгляд мужчины вновь вернулся к ней, её красивым улыбающимся губам и сверкающим глазам.       Она так и провела всю программу с ощущением чуда внутри, иногда отпивая немного вина и сразу же заедая его сладковатой уткой, удивительно тонко сочетающейся с апельсином. Девушка как будто попала в самое детство, когда отец, стремясь подарить единственной маленькой дочке волшебство, был способен на совершенно неожиданные вещи. Весь этот вечер казался Кристине одним беспрерывным чудом: и этот неудобный, но элегантный наряд, и превосходная атмосфера, и неожиданная встреча с возлюбленным другом детства, которого она, конечно же, по-настоящему никогда не забывала, и даже сам Эрик, молчаливо потягивающий Пино Нуар. Мадемуазель Даае практически не обращала на него внимания, однако чувства защищённости и вместе с тем свободы, доступные только с самим Призраком Оперы, медленно расплывались приятной теплотой в груди. В конце, когда снова зажгли больше света, гости в компании бокалов шампанского и друг друга начали понемногу подниматься со своих мест.       — Вечер закончился? — тихо спросила Кристина.       — Не совсем, — ответил мастер и поджал губы. Девушку насторожил этот жест, улыбка стёрлась с её радостного лица. Увидев, что его реакция на её вопрос вдруг лишила Кристину счастья, Эрик постарался вернуть ей улыбку. — Здесь есть танцевальная зала. Она небольшая, обычно заключительный вальс танцуют не все гости, но остальные с радостью остаются посмотреть. — Он помолчал, не показывая девушки своего волнения и даже лёгкого разочарования, однако всё-таки смог продолжить. — Вы хотите? Хотите этот вальс?       Предложение обескуражило мадемуазель Даае. Она отложила вилку, слегка вытерла губы, чтобы не испортить помады, и слабо улыбнулась. Мастер никогда не танцевал с ней. Всегда до тошноты прагматичный в своей работе, в её творческом воспитании он никогда не представлялся ей бальным кавалером. Они не были друзьями, редко разговаривали о чём-то неформальном, но такие разговоры делали Кристину счастливой, доказывали, что она не останется одна, не будет чувствовать себя одинокой и ненужной, пока дышит этот удивительный человек в маске. Танцевать с Эриком казалось чем-то невообразимым, чем-то до ужаса странным, но отказаться от этого танца было ещё более невероятно для мадемуазель Даае.       — Да, — сказала она одними губами, принимая его помощь, чтобы подняться с места, вложить руки в его холодные ладони, а после ненавязчиво ухватиться за предложенный острый локоть.       Призрак был близко, настолько близко, что внезапно Кристине захотелось улыбнуться от этого и прижаться щекой к мягкой ткани его смокинга. Все вокруг казались ей обычными, невысокими людьми рядом с мастером, бережно поддерживающим за талию, чтобы маленькая протеже не потерялась среди потока, пусть и небольшого, но всё же потока. Платье теперь было жутко неудобно, но это можно перетерпеть ради такого танца. Раде танца с ним, обычно закрытым и недоступным.       Они второй раз за вечер вошли в окружение красивых, лучших гостей «Soirée de novembre». Мадемуазель Даае со скрытым страхом ожидала вступления, теперь уже вполне ясно представляя, каким мог бы быть Эрик в этом вальсе. Он осторожно прикоснулся к её талии, заставляя обратить внимание на себя. Кристина искренне улыбнулась мастеру.       — Подождите здесь, — тихо сказал он и после удалился, даже не успев затеряться среди людей.       Кристина продолжала улыбаться, словно прехорошенькая фарфоровая новая куколка в красивом платье с аксессуарами ручной работы. Однако же её сердце скоро билось о рёбра, дыхание сбивалось от волнения, ладони в перчатках начинали покрываться влагой. Почему же его нет так долго? Минуты ожидания казались часами.       — Мадемуазель Даае! — она обернулась, радостно вздохнула и вдруг вся замерла, перестав дышать. Перед ней стоял милый мальчик из детства. Послышались шорохи юбок, элегантные пары выходили на центр залы. — Как я рад, что вовремя нашёл вас.       — Вовремя? Простите, месье де Шаньи, но я приглашена на вальс, — сбивчиво начала объяснять Кристина, продолжая искать глазами Эрика. — Мы не сможем с вами поговорить. Прямо сейчас мой спутник вернётся и…       — Это я вас пригласил, Кристина, — юноша продолжал улыбаться. — Я спросил разрешения у вашего приятеля. Месье позволил мне, в случае вашего согласия остаться танцевать, разделить это с вами, а ещё это он поправил меня и сказал, что вы мадемуазель Даае, не мадам. Я признателен, что вы согласились остаться. Так вы не откажете мне в танце?       Слова виконта как будто проходили мимо Кристины. Она не почувствовала, как улыбка на её губах медленно сникает. В голубых глазах вдруг встали слёзы и только они хотя бы немного смогли привести мадемуазель Даае в чувство.       — Конечно, — шепнула она, не совсем осознавая действительность.       Тёплые пальцы Рауля бережно взяли её похолодевшие. Чужая рука опустилась на талию, и с началом первого аккорда давние друзья внезапно сблизились. Стараясь, чтобы милый виконт не приметил слёз, причину которых Кристине сама не поняла, она немного прижалась к нему, отворачивая голову в сторону. Её неожиданный кавалер оказался весьма талантливым танцором, так что девушка смогла прикрыть глаза, представляя до дрожи знакомую текстуру смокинга, едва чувствующийся аромат табака из левого внутреннего кармана, холодные ладони, неторопливое, успокаивающее дыхание. Ни одна посторонняя мысль не потревожила тогда Кристину, прикусившую губу в нелепом желании выдать то, что никогда бы не случилось, за действительное. Конечно, он никогда бы не вышел с ней танцевать! Разве в том они положении, чтобы после такого замечательного вечера позволить себе простой танец… А вдруг Кристину просто пожалели? Прониклись сочувствием и просто оказали поддержку? Девушка открыла глаза. Её эфирный мирок внезапно пал под гнётом страшных мыслей. Пожалели? Нет! Эрик никогда её не жалел, лишь поддерживал, когда это было необходимо.       — Кристина, — прозвучало по-отечески требовательно и вместе с тем мягко.       — Кристина, вы слышите? — Рауль нежно улыбнулся.       — Простите?       — Я говорил о том, что вы прекрасно танцуете, — стоило только месье де Шаньи сказать это, как вальс закончился.       — Вальс ведь был один раз, сейчас, верно? — не ответив на его замечание, скоро спросила девушка. — И его больше не будет?       — На сегодня нет, — юноша не обиделся, хотя всё же и приметил, что отношения Кристины неприятно изменилось к нему. — Если вы изволите танцевать ещё, я приглашаю вас на бал в имение де Шаньи, мадемуазель Даае. Послезавтра. Мне было бы очень приятно, если бы вы посетили его.       Она слабо улыбнулась, ничего не сказав, и, повернув голову в сторону, туда, где был оркестр, заметила Эрика, возвращающегося в залу. Он шёл, не глядя на свою спутницу, неторопливо, как будто специально давая возможность наобщаться этим двум молодым людям, пока Кристина мысленно торопила его изо всех сил, не сводя глаз с высокой, мрачной фигуры, за которой какой-то магической пеленой тащился сказочный мрак.       — Мы можем идти или вы голодны? — привычный мягкий голос, отдающийся глубиной в груди, показался девушке глотком свежего воздуха.       — Пойдёмте, — тихий пламень его глаз столкнулся с её таинственным омутом.       Мадемуазель Даае едва сама не протянула мастеру руку, вовремя вспомнив, что он должен предложить это сам.       Подписав чек, Эрик расплатился за ужин, помог спутнице обернуться в меховую накидку и, придержав для неё дверь, вышел вместе с девушкой на тихую, прохладную парижскую улочку.       Юные души непредсказуемы. Их томление может слишком дорого обойтись тому, кто решится на это, пускай даже невольно, из лучших побуждений. Их волнение опасно, потому что способно вызвать переизбыток, который обязательно кто-то с ними разделит. Особенно, пожалуй, страшна не любовь, а влюблённость… Любовь радует и успокаивает, она намного сложнее, чем искромётная, внезапная влюблённость, которая, к сожалению, в большей степени тоже свойственна юным душам.       Перейдя порог своей гримёрной, Кристина сразу подошла к туалетному столику, стоящему напротив окна. Она стянула накидку, повесив её на спинку стула, и, глядя на ночное небо, запрокинула голову, чтобы слёзы не побежали по лицу. Задержавшийся в коридоре Эрик вот-вот зайдёт, нужно успокоиться к его приходу, чтобы он со спокойной душой спустился в свой дом. Девушка подожгла свечу и попыталась утереть уголки глаз краешком шёлкового платка. Вздохнув, она всхлипнула ровно в тот момент, когда за спиной тихо хлопнула дверь. Мадемуазель Даае испугалась, поняв, что не успела… Кристина присела на стул.        — Ну что же вы опять плачете? — белые зубы блеснули в темноте тусклой догорающей свечи, когда Эрик, защипнув у бёдер брюки, опустил перед Кристиной на корточки. — Надеюсь, всё-таки от радости за сегодняшний вечер. Она не могла ему ответить. Грудь теснили рыдания, не дающие покоя ни секунды. Всё было прекрасно: прекрасен этот вечер, их наряды, музыка, люди вокруг, но почему-то, стоило только перешагнуть порог театра, Кристина начала плакать. Сначала осторожно, благодаря вместе с тем Эрика, совсем разговорившегося и продолжавшего какую-то свою историю, а затем, ступив в гримёрную, уже от всей души. Вздрогнули хрупкие плечи, послышался скованный вздох — и он понял, что с ней что-то снова не то. Не разозлился, не раздражился, не хлопнул дверями, обвиняя в неблагодарности, а просто подошёл сзади и прикоснулся своими тонкими холодными пальцами к обнажённой коже горячих белых плеч. Шёпот: «с вами всё в порядке?» — нет. Как же может быть всё в порядке, если завтра это всё закончится? Если он не подойдёт больше так, робко касаясь её тела, не улыбнётся совершенно свободно и легко, а вернётся в привычное амплуа укротителя её таланта?       — Пожалуйста, — в который раз просит он, продолжая улыбаться, глядя на миловидное, почти детское лицо, которое так прелестно украшал тюльпан алых губ. — Скажите мне, Кристина. — но она лишь покачала головой. — Не скажете? — снова улыбка. Вздохнув, Кристина в один момент бережно взяла его выразительное фарфоровое лицо в ладони, чуть склоняясь и оставляя на губах быстрый робкий поцелуй. Похолодевшие кончики пальцев ещё осторожно касались открытых скул Призрака, когда Кристина отстранилась. Её бледное лицо вновь нездорово порозовело от этого поцелуя. Эрик не смел даже вздохнуть, всё ещё предательски чувствуя её желанные, запретные губы на своих.        — Зачем вы это сделали? — после нескольких минут тягостного молчания вдруг спросил он, подняв к ней своё лицо. От Кристины не укрылся адский пламень пока ещё тихого гнева. Она тут же в прямом смысле прикусила язык, мягко зажав его между зубов, чтобы ничего не отвечать. — Зачем?! — в более требовательном тоне переспросил Эрик, но Кристина продолжала молчать, чувствуя, как слёзы сковывают горло. — Если вы так стремились выразить свою благодарность, то избрали самый неудачный путь. Я понимаю, вы, возможно, находитесь в избытке чувств, но такой их выплеск может стоить очень дорого. И это всё только лишь потому что вам захотелось… — небрежно, почти с укором кинул он, поднимаясь с колен.       — Потому что вы нравитесь мне, — едва слышно прошептала мадемуазель, когда он двинулся в сторону зеркала. Её сердце, казалось, вот-вот откажет, потому что никогда до оно не билось с такой силой и скоростью; никогда ему ещё не приходилось быть отданным в чьи-то чужие руки. Тогда Эрик остановился, развернулся и, выгнув под маской бровь, со скепсисом взглянул на девушку, полагаясь на то, что он ослышался. — Вы спросили: «почему ты это сделала?» — дрогнувшим голосом начала объяснять Кристина, тоже поднявшись со своего места. Дальше её нельзя было уже остановить в потоке громких, резких слов, которые она с отчаянием как будто бы откалывала от огромного куска других. — Потому что тот вальс я желала танцевать с вами! Потому что не помню, о чём говорил тот молодой человек, — я не слушала его, я думала о вас; потому что вместо его лица я видела ваше и это ваши руки бережно держали мою талию и поддерживали мой локоть! Вы пригласили меня, и я ждала вас. Эрик предательски молчал, когда Кристина, сделав паузу и всхлипнув, надеялась, что он заговорит. Но он молчал. Даже не смотрел на неё, потупив светящийся взгляд в пол. Прикусив дрожащую губу, Кристина вдруг почувствовала себя полной дурой, сказав ему то, чего совершенно не следовало. Он всё-таки её учитель, её добрый, хотя и отвратительно редкий приятель…       — Ваши чувства опасны, — наконец со всей серьёзностью заявил мастер. — Побойтесь их, Кристина, как и своей пылкости. Она может подвести вас.       — Я думала… — помолчав, прошептала Кристина. — Я думала, что вы строги и уверены, потому что обладаете на редкость сильным характером, Эрик. Думала, что ваш холод — это просто вытекающее из всех остальных ваших достоинств. А вы…       — Кто? — через плечо настойчиво спросил он, когда мадемуазель замялась.       — А вы словно айсберг! — в сердцах сказала она. — Вы и без своих достоинств просто груда льда, а не человек! Заявив это, Кристина расплакалась, сев на софу и закрыв руками лицо. Сглотнув, Эрик вдруг повернулся к плачущей девушке, чувствуя, как сердце сжимается и из него прямо на лёгкие брызгает то странное раскалённое вещество, которому он не давал выхода уже как года три, когда юная протеже впервые улыбнулась ему летним вечером после очередной репетиции. Он тогда стоял в раме чудесного зеркала, в привычном жесте склоняя голову в знак благодарности за её старательность и выученный урок, а Кристина… А милая Кристина без стеснения улыбнулась ему, двигаясь вглубь комнаты, так что на её курчавые светлые волосы упал луч солнца, делая их и без того ещё более золотыми. Ей всего пятнадцать — мир толком неизведан и жесток, столько всего предстоит пройти и пережить, а он уже готов был встать перед этой юной женщиной на колени. Тряхнув головой, Эрик сбросил наваждение: снова холодный осенний вечер, за окном тяжёлые пасмурные тучи, в этой самой гримёрной ужасно жутко. Жутко от самого себя. Кристина продолжала тихо всхлипывать. Скорым движением скинув с себя сюртук, а после и жилет, мастер остался в одной лишь рубахе. Он осторожно подошёл к мадемуазель, вставая перед ней на колени. В непонимании Кристина перестала плакать, с немым вопросом рассматривая вдруг ещё более побледневшее лицо Призрака, практически слившееся с маской.       — Вы говорите айсберг… — прошептал он, беря её влажные горячие руки в свои холодные, подрагивающие от волнительных прикосновений пальцы. Приложив ладонь Кристины к тому месту, где глухо и скоро билось сердце, Эрик сглотнул, чувствуя удивительное тепло. — Разве у куска льда есть что-то подобное? Вы обвиняете меня в бесчувственности, пожалуй, даже в бесчеловечности…       — Эрик! — вновь начиная плакать, перебила она.       — Дослушайте, — мягким шёпотом попросил он, и Кристина не смогла его ослушаться. — Пусть и так, Кристина, но вы вряд ли догадывались о том, какие мысли посещают меня вечерами и что они оставляют после себя. Я бываю с вами несправедливо груб, однако в этом нет вашей вины. Только моя излишняя чувствительность, которую, как бы я ни старался, удаётся только лишь на время приглушить.       — Я вас не понимаю, — по-детски шмыгнув, шепнула она в ответ. Эрик не сдержал улыбки.       — Вы сказали очень страшные слова… Сказали, что влюблены в меня, — всё тише и тише продолжал он. Его дыхание с лёгким шлейфом недавнего табака и ароматного Пино Нуар участилось. — Но я боюсь, что это не так. Что вы влюблены не в Эрика, а в то, чем он хотел казаться вам. Не сдерживая своих искренних порывов, мадемуазель опустила обе ладони на ключицы Призрака, медленно проводя по воротничку белоснежной, всё ещё похрустывающей свежестью рубахи. Под ложечкой волнительно сосало. Она никогда бы не подумала, что её девичья несдержанность сможет привести к такому до дрожи откровенному разговору с ним… Как же в самом деле она любила эту надменную высокую фигуру! Воздуха не хватало, в груди начинало жечь, стоило только тонким паучьим пальцам коснуться её плеч или рук… И лишь сейчас, когда он покорно стоял перед Кристиной на коленях, она поняла, что то странное чувство было не страхом, а сладким трепетом.       — Подумайте только, — вдруг тихо сказал Эрик. — Мне сорок три года, а вам всего восемнадцать! Разве же нужен вам такой старик в женихи? — он грустно улыбнулся. — Тот… Тот юноша, он подходит вам гораздо-гораздо больше, Кристина! У вас должно быть всё самое лучшее. Возможно, я неплохой преподаватель, но в том, о чём вы говорите… Чувствуя вновь подступающие слёзы, Кристина наклонилась ближе к его лицу, прикоснувшись горячим лбом ко лбу прохладной фарфоровой маски. По румяным щекам мадемуазель медленно покатились блестящие капли.       — Вы даже не даёте мне шанса, — с дрожью в голосе прошептала Кристина, ласкаясь кончиком своего носа о ровный гладкий нос маски. Эрик чувствовал её чуткое дыхание на своих губах. Он прикрыл глаза, впитывая всю нежность этого момента, который, как он полагал, больше не повторится никогда в жизни.       — Снимите маску, Кристина, — переступая через себя, вдруг вздохнул мастер, чувствуя тень обиды уже заранее. Он прекрасно понимал, какой будет реакция Кристины, маленькой и впечатлительной девочки. Она думает, что её великодушие вдруг поспособствует счастью? Однако же это было не так. — Снимите маску и поцелуйте Эрика, если он всё так же будет вам нравиться, — повторил Призрак. Невесомая пощёчина девичьего страха уже жгла его впалую щёку, но терять ему было ровным счётом нечего. — Если вы будете согласны на такого мужа. Отняв лицо, мадемуазель несколько секунд смотрела в печальные, горящие непонятным огоньком глаза. Не жалость, но сочувствие просыпалось в ней, когда дрожащие розовые пальчики медленно развязывали чёрный шёлк лент. Эрик едва не перестал дышать, чувствуя, как его лицо постепенно соприкасается с прохладой гримёрной. Увидев перед собой получеловеческий лик, Кристина в чувствах прикоснулась похолодевшими пальцами к своим горячим губам. Влажные руки держали тонкий гладкий фарфор маски, с внутренней стороны обитый мягким чёрным бархатом. Понимая, что вся нежность его одинокого глупого сердца ей не нужна, Эрик опустил голову практически на грудь. Прошли секунды молчания после изумлённого вздоха возлюбленной маленькой женщины, показавшиеся Призраку вечностью, прежде чем осторожные пальчики Кристины подняли лицо мастера за подбородок выше. Он посмотрел на неё и этот до боли в груди родной, тёплый взгляд, подёрнутый пеленой чувственной влаги, окончательно убедил мадемуазель: отложив маску чуть дальше, она обхватила ладонями шею Эрика, оставляя на тонких губах медленный, ласковый поцелуй, полный не жалости, а благодарности за такое доверие. Спустившись на пол, к своему мастеру, Кристина крепче прижалась к нему, продолжая сцеловывать привкус горьковатого пепла.       Она больше не нуждалась ни в каких словах, сидя в его удивительно тёплых объятиях, словно в одеяле, на чердаке бедного домика у шведского побережья, в больших и сильных руках отца, нашёптывающего добрую сказку на ночь. Подумав об этом, мадемуазель всё-таки не смогла сдержаться.       — Эрик? — чуть хрипловатым, слежавшимся от долгого молчания голосом позвала она, запрокинув голову так, чтобы видеть лицо мастера. Он вскинул брови в знак ожидания её слов. Это показалось Кристине достаточно необычным — вдруг видеть от него такие живые эмоции. Улыбнувшись сквозь начинающиеся слёзы счастья, она крепко обняла мастера за шею. — Я кое в чём ошиблась, — не в силах совладать с голосом, прошептала Кристина на ухо Эрику. Его плечи напряглись. Улыбнувшись ещё больше, мадемуазель прижалась к одному из них щекой. — Я люблю вас. Почувствовав, как его строгая фигура расслабилась от этих слов, Кристина не сдержала лёгкого смешка. Его размеренное, лёгкое дыхание сказало Кристине намного больше, чем все слова на свете.