«И кто бы ни стоял на его пути — Он будет сражаться достойно и честно…»
«Сопляк», — в который раз думает Обито Учиха, глядя на то, как его напарник, которого он, издеваясь, зовет «Дейдарой-семпаем», в очередной раз произносит какую-нибудь высокопарную тираду или орет, ругаясь и кляня очередную свою неудачу. По мнению Обито, у парня есть только два состояния, как у выключателя: «off, зеленая лампочка» — когда тот лепит и проектирует свои работы и тогда он действительно лучший напарник на свете, потому что сидит тихо и занят нужным для блага организации делом, и «оn, красный мигающий фонарь тревоги» — состояние тоже очень нужное, но взрыво- и травмоопасное. Это когда Дейдара в боевом режиме, когда он увлечен борьбой. И плевать, сколько перед ним противников и какие у них способности, Дейдара еще ни с кем не отказывался сражаться. Обито удивляет еще и то, насколько этот человек злопамятен: взять хотя бы то, сколько раз в день он клянется победить Итачи Учиху. Сделает, бывало, очередную фигурку из глины, посмотрит на нее и выдаст «Это еще не мой самый лучший шедевр, хм. Самый лучший шедевр я приберегу персонально для Итачи!» По мнению Пейна, который с какого-то жалеет и по-своему уважает сопляка из Скрытого Камня, где лет сто, по мнению самого Обито Учихи, не выводилось достойных шиноби, Дейдаре просто некогда сделали очень больно. Ага, так что у парня поехала крыша и он возомнил себя великим художником… или скульптором… или артистом. Да хер его поймет кем! Обито точно знает, что боль со временем можно пережить. Переболеть. Переработать. Перевести ее мощь в другое измерение, как например, поступил он сам. А Дейдара? А что Дейдара? Псих он и есть псих — чуть что не по нему, то начинает бегать и орать, угрожая всех порешать прямо здесь и сейчас. Хотя, положим, сейчас Обито и здорово лукавит: он и сам достает подрывника практически ежеминутно. А все почему? Да все очень просто. Бесит его Дейдара. Бе-си-т! Бесит то, что после смерти Сасори Акасуны, (земля ему пухом, хороший мужик был!) нестабильный сопляк остался без присмотра. Ведь деревянный дервиш Суны каким-то образом еще мог крутить парнишкой и тот выдавал результат. Хотя, что греха таить, Дейдара вполне мог и действовать самостоятельно, особенно если дело касалось его лично. Обито не знал да и не хотел знать, что делал для управления не менее сумасшедшим Хиданом старый хрыч Какузу, но стоило тому лишь сказать «Угомонись, Хидан»!», как джашинист тут же становился шелковым. На Дейдару же угрозы не имели никакого воздействия — он становился только злее и от этого еще неуправляемее. Нагато и Конан как-то самоустранились от решения этой проблемы, и поэтому Обито как реальному главе организации, пришлось все брать в свои руки. Так дурачок Тоби после смерти Сасори стал напарником беглого подрывника из Скрытого Камня. Поначалу Обито нравилась и забавляла эта игра. Он бросал какую-нибудь невинную полушутку, а Дейдара тут же вспыхивал и буквально кидался на него с кулаками. Приходилось притворно удирать, оглашая округу вскриками «Семпааай, только не убивайте!». Что удивительно, в такие минуты Дейдара никогда не бросался за ним вдогонку, да и брошенные вслед убегающему Тоби бомбы на проверку оказывались лишь не имеющими реальной силы пугалками. Со временем у Обито сложилось впечатление того, что паренек просто не хочет, чтобы кто-то лишний раз трогал его. Еще больше удивило негласного лидера Акацуки то, что если Дейдара и был болтлив до чрезмерности по поводу своего искусства, то когда Тоби однажды опять же шутя спросил его о том, была ли матушка Дейдары так же красива, как и он сам (ничего такого, и вообще, это комплимент, семпай!), то жарящий до этого на костре тушку зайца Дейдара вдруг помрачнел, буркнул что-то типа «отвали!» и ушел в темноту. Где бродил Дейдара все это время, неясно, но вернулся он только к рассвету. Со временем Обито понял, что оживлялся Дейдара только в трех случаях: когда говорил о своем искусстве (о нем он мог говорить часами, не скупясь на метафоры и эпитеты и описывая самые тонкие движения своей души при виде очередного разрушительного взрыва), когда говорил о своих прошедших и грядущих сражениях и когда говорил о своих противниках. — Вы так легко разобрались с Казекаге, семпай! — однажды притворно начал восторгаться им Тоби. — Но, наверное, легко было разобраться с больным ребенком, — и тут Тоби-Обито хихикнул, понимая, что шутка удалась, и сейчас Дейдара вскипит, как чайник. Но вместо это он услышал: — Тоби, тебе, к сожалению, не понять, что такое обязанности Каге, хм. Поэтому не буду утруждать и тебя и себя объяснениями. И вот тут уже Обито Учиха, мечтавший некогда стать Хокаге, разозлился так, что едва не вышел из образа, чтобы размазать наглого мальчишку. Как это так?! Да чтобы он не знал об обязанностях Каге?! Но, вовремя спохватившись, только лишь язвительно промолвил: — А семпай так хорошо осведомлен об этикете высших слоев общества? Дейдара впервые посмотрел на него не как на тупого и не с притворным снисхождением, а совершенно серьезно и так же серьезно произнес: — Уж поболее твоего, Тоби. В тот момент Обито явственно показалось, что он дернул за какую-то струну в душе Дейдары. Это была тонкая, маленькая струнка, грозившая в любой момент порваться, но вызванный ей звук уже отозвался чистым звоном в ушах Обито. Позже, когда он попросил Конан подробнее навести справки о жизни Дейдары в Скрытом Камне, он узнал, что тот не только обучался у Тсучикаге, но и был управляющим в его доме после смерти его жены, совмещая эту должность с работой в Бакуха Бутай. Это многое проясняло. Во-первых, теперь Обито стало понятно, почему ко всем участникам Акацуки Дейдара относился с проявлением большого уважения (ну, разве что кроме Хидана, но это было неудивительно). Сасори и Кисаме он даже называл с редкой ныне формой признания заслуг «-данна», Пейна, Конан и Какузу же с использованием суффикса «-сама». Отправляясь на миссию, Дейдара всегда планировал как, где и на какую сумму они остановятся и это-то при его взрывном характере и отсутствии терпения! Примечательно, что несмотря на все свои садистские замашки в бою, в обычной жизни это действительно был сдержанный и не по годам серьезный молодой человек. До того, как Обито впервые отправился на совместную миссию с Дейдарой, он честно думал, что тот — болтун, балагур и весельчак. На деле же в обычной жизни Дейдара оказался даже слегка консервативен в своих взглядах. Однажды, когда Дейдара и Тоби прятались от напавших на след Акацуки шиноби скрытого Листа между опорами моста, соединяющего пути между двумя большими деревнями, Обито стал свидетелем странного события. На мост вышла группа девушек как раз в то время, когда Дейдара только что закончил его минирование. Движения чакры предупреждали Обито, что Анбу уже близко и вот-вот войдут на мост. И тут одна из девушек, засмотревшись на рыбок в воде, поскользнулась прямо на середине моста и со вскриком «мое новое кимоно… » начала падать на грязный после дождя мост. Но упала она не на мокрые затоптанные доски, а прямо на… плащ Акацуки, заботливо расстеленный оказавшимся на мосту Дейдарой. Да-а. Более глупого поступка со стороны подрывника Обито и представить себе не мог. Мало того, что Дейдара раскрыл себя этим глупым, оказавшимся не в том месте и не в то время девицам, так еще и схлопотал отравленный сюрикен в бок от Анбу. И все из-за какой-то деревенщины и ее не в меру скользких сабо. Конечно, мост Дейдара подорвал сразу же, как только его в панике покинули испуганные девушки, которые узнали плащ Акацуки. Юная особа же, даже не поблагодарив, со всех ног бросилась бежать вслед за подругами — плевала она на широкий жест нукенина, ведь ее глаза со всей отчетливостью увидели отвратительные рты на его руках! Оставшиеся в живых Анбу также отправились в мир иной с перерезанными глотками, потому что неизвестный яд парализовал рты на руках подрывника, и пришлось пользоваться старым добрым кунаем. Позже, сидя у костра и глядя на бледного, покрытого холодным потом, но тем не менее не жалующегося на свое плохое состояние Дейдару, Обито не преминул подколоть его. — Семпай-семпай, — притворно затораторил он, — Зачем же было подвергать себя опасности из-за благосклонности какой-то деревенщины? В соседнем городе можно воспользоваться услугами гейш, а за звонкую монетку они не отказывали даже Кисаме-сану! Дейдара же отвернулся и не ответил. Он как раз раскалил свой кунай на костре и, зажмурившись, вонзил его в рану и немного поковырялся в ней. Вокруг разнесся запах паленого мяса, Обито едва не выворотило, но он сдержался, понимая необходимость дейстия — иначе яд продолжит распространяться по телу. Дейдара же не издал ни звука. — Я за водой, семпай, Вы уж извиняйте, — снова запаясничал Тоби, а потом, пройдя около Дейдары и поравнявшись с ним, шепнул в самое ухо, — Я вас понимаю, семпай. Вспомнили, наверное, свое босоногое крестьянское существование в Скрытом Камне. Девчонки уж точно одаривали Вас вниманием, не то, что глупого Тоби, хотя он и хороший мальчик. Обито уже давно хотел вызвать Дейдару на откровенность. И у него это почти получилось. — Я дворянин, придурок! — плевок просвистел в сантиметре от оранжевой маски, и Обито Учиха справедливо заметил, что будь у Дейдары возможность сейчас использовать глину, то он бы использовал ее наверняка. — Какой Вы, однако, гордый, семпай, — притворно пробурчал он и отправился за водой, громко гремя походным чайником и надеясь, что его драгоценный семпай сейчас начнет психовать по поводу того, что Тоби может привлечь к ним внимание преследователей. Но на него не отреагировали. Гордость Дейдары и правда, не знала разумных границ. И, что самое любопытное, в этом неординарном человеке развязность сочеталась с трепетной скромностью, безрассудство с глубокой мудростью, злость со святой простотой, когда Дейдара запросто верил в слабость того же Тоби и искренне стремился взять на себя роль старшего товарища. И еще: его огромная гордость сочеталась с глубочайшим уважением к чужим идеалам, если они были истинными. Но… как бы то ни было, единственным увлечением, любовью и даже страстью Дейдары оставалось искусство. Обито Учиха поначалу скептически относился к замечаниям со стороны Сасори и просьбам Пейна-Нагато быть осторожнее и не наступать на это больное место. Он никогда не упускал возможности, по его мнению, тонко и как ему казалось, совсем по-взрослому, высмеять творения Дейдары, подколоть, пошутить, выставить в не самом лучшем свете. Но вскоре Обито стал замечать на себе не самые одобрительные взгляды остальных членов организации. И даже знавшие его истинную сущность Пейн и Конан однажды попросили его слишком… не доставать парнишку. Хидан, конечно, тоже любил подкалывать Дейдару не менее Тоби, но, к вящему удивлению реального Лидера, однажды в Амегакуре, во время одного из пустых для Акацуки периодов, когда заняться было практически нечем, он застал Хидана и Дейдару за разбором и просмотром старых диафильмов! Обито Учиха не пожалел своего времени и потратил три (!) часа, наблюдая за АБСОЛЮТНО НОРМАЛЬНЫМИ Хиданом и Дейдарой. Но это было еще не все: однажды Дейдара заболел воспалением легких. Причем заболел настолько сильно, что озаботился даже Пейн. Обито же махнул рукой, рассудив, что иной раз нет смысла вмешиваться в естественные процессы, хотя душераздирающий кашель и мешал спать по ночам. И каково же было удивление дурачка Тоби, когда он зашел на кухню за утренним чаем и был пойман за рукав самим Итачи, который протянул ему дурно пахнущий отвар девясила и попросил три раза в день давать его Дейдаре! — А я тут причем, Итачи-сан?! — Обито снова едва не вышел из образа. — Если так переживаете за него, то почему не зайдете к нему сами? Я просто всегда думал, что Вам нет никакого дела до семпа… — Не называй его так при мне, Тоби, — Итачи сурово посмотрел на него. — Звучит так, что мне самому хочется пойти прополоскать рот. А потом Какузу совершенно случайно рассказал о том, что когда-то Итачи попросил у него набор для чайной церемонии. Бухгалтер Акацуки ожидаемо отказал, ссылаясь на то, что, мол, зачем тратить деньги с миссии на ерунду… «- Я бы хотел устроить традиционную церемонию и почтить память своих родителей, — сказал тогда Итачи и посмотрел прямо в глаза Какузу. — Я прошу Вас. Рядом крутился Дейдара, обшаривая полки в поисках сухарей и прочего крошева. — Это более чем странная просьба, Итачи, для того, кто лично вырезал весь свой клан. И даже только поэтому я не могу ее удовлетворить. — Какузу был непреклонен. Когда он вышел, Итачи подошел к стене и, опершись об нее лбом, прошептал, что он все равно проведет церемонию в нужный день. И каково же было его удивление, когда на следующий день он зашел на общую кухню и увидел на столе набор для чая из тончайшего фарфора. Чашки, казалось, были полупрозрачными и светились, ручка каждой была как искусная вязь. Итачи не знал ни одного мастера, способного сделать подобное. — Какое тонкое искус… — и тут Итачи подавился. Он понял все без слов, в первую очередь, почувствовав на себе взгляд. Итачи обернулся. Дейдара стоял в дверном проеме без футболки, с растрепанными распущенными волосами, без бессменного глазного прибора. Он посмотрел прямо в глаза Итачи и произнес одно: «Семья — это святое!», и осторожно вдвинулся обратно в темноту коридора.» К своему искусству Дейдара относился очень трепетно и, надо признать, его ниндзюдцу было на высоте — он хотел и умел его использовать! Он часто любил повторять, что смыслом жизни для него является искусство, и что он готов жизнь положить на алтарь искусства и вообще… Тоби же лишь беззлобно смеялся (про себя он желал парнишке подорваться где-нибудь на своей же бомбе, чтобы прервать его эпико-лирический бред) и притворно восхвалял способности своего «семпая». Однако Обито Учиха, даже не будучи науськиваемым Мадарой, понимал что с поимкой биджу и осложнением положения Акацуки после гибели некоторых членов организации, Дейдара становился лишь досадной помехой, потому что во-первых, истинный Лидер так и не нашел никакого способа управления Дейдарой, а во-вторых, Дейдара, возможно, начал подозревать, что под маской дурачка Тоби скрывается кто-то более серьезный. Но последней каплей стали сомнения в лояльности Дейдары к самой организации. Однажды, когда он и Тоби возвращались с одной из незначительных миссий, то вынуждены были пройти небольшой кусочек страны Земли для того, чтобы срезать путь и сократить число возможных преследователей. — Родные места, да, семпай?! — весело балагурил Тоби, притворно неуклюже прыгая с камня на камень — лететь на птице они не решились, уверенные, что их обнаружат патрули шиноби скрытого Камня. — Заткнись и иди, Тоби, хм, — бросил ему в ответ Дейдара, который с момента захода в страну Земли сделался мрачнее тучи. — И вы даже не рады оказаться снова среди гор, семпай? Я думал, вы обрадуйтесь — начнете болтать, вспоминать о детских забавах. –Тоби еще много чего говорил, рассыпаясь, как ему казалось, колкими и способным задеть даже мертвого остротами, как вдруг на пятой минуте он заметил, что Дейдара отошел от него, раздвинул кусты и очутился у спрятанного среди них горного родника. Он умыл лицо и руки, погладил невесть откуда взявшегося и непонятно почему не убежавшего сразу серого зайца и сел в траву, перебирая пальцами окружающие травы. И даже Обито стало понятно — сейчас Дейдара был дома, даже несмотря на то, что всем шиноби Ивагакуре был отдан четкий приказ убить его при встрече. — Семпай-семпай, смотрите, там драка, драка! — Тоби восторженно показал наверх, на одну из небольших вершин, где среди дыма и пара выясняли отношения несколько шиноби Камня, что в тех краях было нередким делом. — Что такое, Тоби? — Дейдара обернулся, настроил свой увеличительный прибор и вдруг внезапно, забыв об опасности, сотворил большую белую птицу из глины и понесся прямо к сражающимся. — Ну что я говорил, — пожал плечами Тоби. — Семпай просто не может устоять, когда видит хорошую драку. Когда Обито внезапно переместился на соседний от сражающихся уступ с помощью своего риннегана, то никто этого даже не почувствовал. К его великому удивлению, маленькая черноволосая девушка сражалась с несколькими здоровыми мужиками, несмотря на то, что все они носили протекторы Скрытого Камня на голове. — Это твое последнее слово, Куроцучи? — крикнул вдруг один из них. — Не будешь помогать нам, глупая девка?! — Я никому не позволю обижать сестру, хм!!! — Дейдара спикировал прямо на нападающих. Одного из них он сразу убил кунаем, остальные умерли от внезапно прыгнувших на них и взорвавших их головы «живых» бомб. Это произошло настолько быстро, что Обито даже не успел моргнуть своим единственным глазом. «Так значит, у Дейдары есть сестра. Только вот по-моему она-то — настоящая внучка Тсучикаге! — подумал Обито. — Не то, что этот слуга!» Какое-то время Дейдара и Куроцучи молча смотрели друг на друга, а потом девушка подошла к нему и, положив руку на плечо, произнесла: — Нии-сан, прошу тебя, вернись обратно в деревню. Я обещаю тебе, что старик примет тебя обратно. Только пожалуйста, извинись перед ним и покайся перед деревней за все то, что ты сделал. Я буду просить дедушку, чтобы он сохранил тебе жизнь и со временем ты смог вернуться к своим обязанностям в Корпусе. Но, — тут Куроцучи сдержанно и с неохотой произнесла эти слова. — Твои способности, скорее всего, будут запечатаны навсегда. — Жизнь?! — эхом повторил Дейдара. — Ты говоришь, что мне сохранят жизнь, сестра, и поэтому я должен вернуться, хм? А руки мне зашьют, и я снова буду жить как ни в чем не бывало, разве что под вечным присмотром Анбу? Но разве это жизнь, когда в ней нет свободы? Когда в ней нет творчества? Когда в ней нет места полету? Но самое главное: ты правда думаешь, что я стану извиняться перед старым маразматиком после того, как он оскорбил мое искусство, запретил мне мою свободу, а потом еще и оболгал меня на все Пять Великих стран, хм?!!! Ведь это были мои душа, принципы и достоинство, Куроцучи! Неужели так сложно было соблюдать границы в отношении этих трех, хм?! — Тогда у меня больше не брата, — упавшим голосом произнесла Куроцучи, снимая руку с его плеча и отступая от него. — Я думала, что ты прислушаешься ко мне, что мы вместе вернемся в деревню, и все будет как прежде. Тогда тебе и не надо было спасать меня, если не хотел вернуться обратно. — Куроцучи, — промолвил вдруг Дейдара с такой теплотой в голосе, которую Обито Учиха от него никогда не слышал. — Ты не понимаешь. Я всегда буду защищать свою семью: тебя, Акацучи, даже старого пердуна. Только поэтому я никогда никому не говорил всей правды. — У меня больше нет брата, — эхом повторила бледная Куроцучи, из глаз которой текли слезы. Она развернулась и бросилась бежать прочь. Но риннеган Обито успел прочитать ее детские воспоминания «Куроцучи отчетливо помнила все: и стерильные белые больничные стены, и запах лекарств, смешанный с запахом крови, и узкие длинные коридоры секретной лаборатории при больнице Ивы, где с благословения ее деда Тсучикаге проводились различные эксперименты по улучшению боевого потенциала деревни. В тот раз ей все-таки с третьей попытки удалось проникнуть в нее и дойти до самого сердца — операционной, двери которой как раз разъехались и два ирьенина в форме хирургов выкатили оттуда каталку, на которой лежал ее названный братишка Дейдара. Он еще спал после операции, но наверняка проснулся бы, если бы подоспевший Тсучикаге вовремя не зажал ладонью рот орущей от страха внучке. — Я сделал это только ради блага деревни, — сказал тогда ей Ооноки, оттаскивая плачущую девочку от каталки, которую увезли в неизвестном направлении. А в обезумевшем от страха перед увиденным мозге маленькой Куроцучи никак не могло уложиться увиденное: «У него рты, рты! По рту на каждой руке и на груди! По настоящему рту с языком и острыми зубами…» После этого случая Обито лишь только укрепился в своих подозрениях, что Дейдару необходимо выводить из игры. Потому что он никогда не был по-настоящему предан Акацуки.***
На рассвете дня у огромной воронки, некогда оставленной взрывом последней воли Дейдары, стояли двое. — Ну, хотя бы памятники поставили, — устало промолвил один. — Думаю, они бы были не против лежать вместе. — Еще раз спасибо за приглашение, Казекаге-сама, — ответил второй, огромный человек, бордовый цвет формы которого в утренних лучах казался ярко-алым. — И пусть даже сестра и дедушка не захотели прийти, нии-чан для меня всегда будет моим дорогим братом. — У тебя золотое сердце, Акацучи, — Гаара прищурился от бившего ему в глаза утреннего солнца и предложил напоследок: — Давай помолимся за грешные души Сасори из Песка и Дейдары из Камня? Акацучи утвердительно кивнул. А в это время маленький черноволосый мальчик носился в высокой траве по полю, выросшему на месте, некогда бывшем воронкой от взрыва. Он бегал за ветром и вздымал за собой клубы угольно-черного и одновременно блестящего железного песка и никак не мог перестать радоваться новому дню. Внезапно он споткнулся обо что-то. Мальчик, которого звали Шинки, поднял с земли куколку бабочки, сделанную из изящного фарфора. — Жалко, что ты не настоящая! Из тебя никогда не выведется никакая бабочка. Но какая ты все-таки красивая. Буду любить тебя такой, какая есть, — Шинки уже хотел засунуть статуэтку в карман, как вдруг он услышал тихий треск у себя в ладони. Мальчик внимательно посмотрел на куколку и понял: он не ошибся. По ней пошла трещина. Так и есть: видимо, он слишком крепко сжал в руке хрупкий фарфор и тот, не выдержав силы будущего повелителя железного песка, треснул и теперь рассыпался на глазах. Шинки был так расстроен случившимся по собственной неосторожности, что совсем по-детски заплакал над сломанной игрушкой. Слезы звонко закапали в руку, барабаня по остаткам кокона, еще большее количество влаги застилало глаза Шинки, поэтому он не сразу увидел, как из кокона чудесным образом вылезла маленькая любопытная белая бабочка, которая трогала своими крошечными лапками упавшие возле нее слезы. Шинки перестал плакать и удивленно посмотрел на это чудо. Он вспомнил, как отец рассказывал ему причту о выборе, приводя в пример бабочку, сидящую в ладонях человека. «Все в твоих руках», — закончил тогда Гаара и добавил, — «Всегда помни о том, что ты ответственен за каждый свой поступок, Шинки» Бабочка была такой ранимой, хрупкой и беззащитной, но так уверенно ползла с ладоней вверх, к свету, что Шинки просто не мог поступить иначе. Он высоко поднял свои ладони с сидящей в них бабочкой и почти крикнул ей «Лети!» И она полетела. Полетела, расправив свои крылья и ловя ими потоки согреваемого утренним солнцем воздуха. Глядя на ее полет, Шинки тоже казалось, что он летит. Ему даже показалось, что он немного оторвался от земли. Впрочем, оно так и было, ведь за спиной у мальчика теперь развернулись огромные железные крылья.