Россламбель

Граф не понимал, как он тут очутился. То есть он помнил, как уставший двигался вперед, надеясь добраться до какого-то жилья. Эта поездка должна была стать короткой, Атос отправился в нее один, оставив Гримо в Париже, мушкетер был уверен, что ему достаточно будет пары дней на все… и вот, когда до города оставалось вроде бы так мало, мужчина никак не мог узнать ни единой тропы, рассерженный на свою усталость и темноту вокруг… Скажем, гор в этих местах точно не могло быть, потому то, что он их видел не так далеко от себя, определенно было обманом зрения. Впрочем, и то, что ноги его все больше поднимались – а он давно спешился и вел коня в поводу, потому что все меньше верил своим ощущениям и хотел лично во всем разобраться, - Атосу казалось просто игрой воображения, все чувства казались странной ошибкой. Где-то там, выше (но, скорее, просто впереди) виднелись очертания какого-то поселения, отчего-то темного, лишь один огонек порой поблескивал… Граф ступил за ворота города. Ему не верилось, что он в самом деле видит это, ощущает то, что его окружает, он умышленно прикасался к стенам, но тут же сам не верил в реальность своих чувств. Вокруг него были странные дома, такие непривычные его глазу, но улицы были пусты, в домах не горел свет. В этих краях не было заброшенных городов, но если бы и были… где это видано, чтобы в подобных местах не было паутины и огромного слоя пыли? Атос сам не заметил, как добрался до места, откуда поблескивал свет, оставил коня и ступил в неизвестный дворец – если, опять же, этот замок ему не чудился. А если чудится… Следовало признать, что это видение потрясало воображение, графу не верилось, что он в силах подобное придумать. Залы, которые он проходил, были освещены только отблесками луны, но при этом Атос мог отлично все рассмотреть: и древнее оружие, развешенное по стенам, и изображения на гобеленах, среди которых внимание привлекал один сюжет, с белым лебедем… Но сколько граф ни пытался, он никак не мог соотнести увиденное ни с одной из известных ему легенд – а знал он немало, притом не только французских. Разумеется, в первую очередь на ум приходил Рыцарь Лебедя, но ничего схожего с сюжетом близнецов, обращенных в лебедей, Атос не находил. - Ты интересуешься историей моего народа, путник? Мушкетер невольно вздрогнул – он не слышал шагов – и потянулся к эфесу шпаги, резко оборачиваясь. Руку он почти немедленно убрал, но оставался настороже: говорившей была девушка, на первый взгляд опасности не представлявшая, однако граф лучше других знал всю опасность женского коварства. А хуже всего было то, что незнакомка была необыкновенно красива – если бы так можно было сказать, Атос утверждал бы, что это главный грех на свете. Девушка была высока, ее правильные черты лица заставляли мысленно сравнивать ее с ожившей греческой статуей, разве что она была более тонка и изящна. Это впечатление усиливало ее старинное платье, но при этом оно не казалось отставшим от моды на несколько веков, оно лишь отдаленно напоминало те наряды, но граф не мог бы даже с уверенность сказать, что это за ткань – такая струящаяся и будто бы отливающая светом… Или свет шел от нее самой? Ее белокурые волосы не были собраны в какую-либо прическу, они свободно укрывали девушку, будто плащ. - Я прошу прощения, сударыня, - спохватился Атос, кланяясь. Ему пришло в голову, что он, возможно, разбудил незнакомку, вот чем объясняется ее вид. Хотя это по-прежнему не объясняет, как и почему от нее словно бы исходит какой-то свет и что-то вроде тепла… - Я, должно быть, побеспокоил вас, - продолжал граф. – Простите мне мое вторжение. Дело в том, что я заблудился. Говорил он по-английски, потому что незнакомка заговорила с ним на этом языке, и это тоже вызывало вопросы, но Атос сейчас ими не задавался: если уж здесь, в окрестностях Парижа, откуда-то взялась гора и некое заброшенное поселение, то почему в этом селении не может быть девушки, говорящей на другом языке? - Откуда вы? – она, однако, лишь улыбнулась его извинениям. – Вы ведь из вторых, не так ли, господин? Как вы ушли столь далеко? - Я направлялся в Париж, - отозвался граф, не очень понимая, кого она называет «вторыми», но предпочитая сделать вид, что не заметил подобного определения, которое требует, возможно, его обиды – не с дамой же ему сражаться. – Этой дорогой я ездил сотни раз, но почему-то сегодня, видимо, где-то не там свернул… Вы не скажете, где я? - Вы в Виньямаре, - ответила она так, словно бы это что-то объясняло. – Это наша бывшая столица, город в Неврасте. К сожалению, сейчас тут почти никого нет, мой народ предпочел уйти в Гондолин. Атос невольно чуть потряс головой, пытаясь стряхнуть с себя обилие названий, ни одно из которых ни о чем ему не говорило. Некий Виньямар, город в какой-то стране Неврасте… - Простите мне мое невежество, сударыня, - вздохнул граф, не припомнив и того, где мог бы находится Гондолин, и пока предпочитая даже не задаваться вопросом о том, где это может быть во Франции. – А где находится Невраст? - На северо-западе Белерианда. То, как уверенно и грамотно она ответила, даже заставило мушкетера усомниться в собственном знании географии, а ведь граф получил отличное воспитание, он отлично знал земли и города не только Франции, но и всех соседей. - Вижу, это название тоже не помогло, - вновь улыбнулась она. Вовсе не насмешливо, а мягко, успокаивающе, может быть, даже немного грустно, будто сожалея, что о ее землях знают все меньше. - Я могу предложить отдых и ужин, - продолжила незнакомка. – За это время я смогу больше рассказать о своем народе и после, если пожелаешь, покажу все залы и расскажу о тех изображениях, что ты видел. - Благодарю, мадам?.. - Россламбель*, - назвалась она. Ее имя прозвучало тоже очень странно, но граф, сам скрывающийся под выдуманным прозвищем, предпочел не показывать виду. Однако почему-то сам сейчас предпочел назваться полностью: - Граф де Ла Фер, но можете называть меня Атос. - Атос, - повторила она, словно бы пытаясь угадать, что скрывается за этим именем. – И в какую же крепость ты возвращаешься**? Мушкетер промолчал, не понимая, о чем она говорит. Его имя всегда ассоциировалось с греческой горой, но при чем тут возвращение и какая-то крепость? Но смущать даму указанием на ошибки тоже не хотелось, тем более что она проявила любезность – и уже вела его к столу, куда вскоре лично подала кушанья. *** Граф не мог сказать, сколько дней он провел в этих залах. Слушал мелодичный голос их хозяйки, рассказывающих о народах нолдор и синдар, отличие между которыми не понимал, но не решался спросить, да кажется, ему было куда важнее просто слышать ее… Она происходила из рода короля Тургона, который правил этими народами, именно по этой причине ей тут было знакомо все вокруг. Это тоже не помогало разъяснить загадку, где он находится и как сюда попал, не объясняло, отчего юная принцесса или герцогиня проживает тут одна и сама угощает гостя – а за все время пребывания Атос не видел никого из слуг, если они здесь были, то не появлялись на глаза. А еще Россламбель – любезно позволившая называть ее на французский манер Росэр – очень много пела. По правде говоря, она почти все, о чем рассказывала, пересказывала в пении. И часто Атосу казалось, что слова она рифмует на ходу, а не вспоминая известное ей. Не то чтобы это было так сложно, но… у нее выходило невероятно красиво. Порой она переходила на свой язык, и граф лишь убедился, что ничего похожего он тоже не знает, а ведь он говорил на нескольких языках… Иногда она расспрашивала о его стране, слушала очень внимательно, хотя Атос даже несколько смущался, рассказывая о Франции и своей жизни, которая казалась слишком чуждой тут. Но – вот странность – впервые ему было легко говорить о своей несчастной любви, о той глупости молодости, страсти, которая захватила его когда-то. - Твой народ подвержен странной любви, - заметила она, кладя свою ладонь поверх его. – Вы можете соединять тела, не соединяя сердца и души, вы можете путать страсть, что туманит разум, с привязанностью души. - Хочешь сказать, что это не была настоящая любовь? - Я не могу судить об этом, - покачала головой она. – Но рассказывая о ней, ты чаще говорил о предательстве семьи и обмане, а не о своем разбитом сердце, хотя там у тебя тоже рана. Может быть, это она привела тебя сюда? - Кто? - Рана. Освободи свои мысли, отпусти свои чувства. Ты несешь этот груз, считая себя обязанным всем. - Но я и в самом деле… - Я поняла тебя, - мягко прервала его Росэр. – Ты отвечал за свой народ и невольно подвел их. Но ошибки нужны, чтобы более их не совершать, а не нести их груз на себе все годы, сбегая от людей, которым может быть нужна твоя помощь и защита. - Я думал о том, что должен вернуться к прежнему имени, - согласно кивнул Атос, потому что ее слова и вправду отвечали его мыслям. Вот только на этот раз, говоря с ней, он и вправду более не чувствовал никакой тяжести, будто решение было не только самым верным, но и давно ему понятным, даже странно, что столько тянул с ним. *** Принять то, что все это было лишь сон или видение, получалось сложно. Атос провел там столько дней! Росэр стала действительно близка ему, даже ее упоминание о том, что его народ называет ее и всех синдар и нолдор эльфами, вызвало у графа лишь улыбку. Она не была похожа на эльфа, она была ожившей статуей, ну только кончики ушек чуть заострены… А факты говорили о другом. Мушкетер вернулся вечером того дня, как и планировал, Гримо даже удивился тому, что господин так быстро обернулся. Все причудилось, все… Ну в самом деле, не может ведь быть, чтобы возле Парижа можно было попасть в селение неизвестного народа, называющего себя несколькими разными именами! Нельзя слушать их легенды… Однако ощущение ее объятий и ее поцелуй были такими реальными! Атос плохо помнил, как вышло, что они оказались так близко, но никак не мог избавиться от аромата ее тела, от вкуса ее губ – это было так по-настоящему, что все иное казалось ложью, граф готов был проклинать тот момент, когда решил прогуляться по окрестностям! Он ведь, кажется, более и не собирался возвращаться! Мушкетер пытался сосредоточиться на текущих делах, на том, что составляло обыденность, выходило не очень хорошо. Он смог себя кое-как убедить в собственных фантазиях лишь через год, когда собирался окончательно покинуть мушкетерский полк. И это безумие вновь решило напомнить о себе, когда в дороге, остановившись ненадолго в какой-то деревеньке, он узнал от священника, что тому подкинули младенца месяцев трех с запиской, в которой тот ничего не понял. Граф, стараясь сохранить спокойствие, попросил показать ему письмо… Эти письмена он узнал легко. Она показывала ему их буквы, он даже выучил их, в этом не было ничего сложного. Записка же была написана по-английски, пусть и не латиницей, а этими странными витыми письменами. «Белерианд погиб, я вынуждена уйти. Я так не хотела с ним расставаться, но у меня нет выбора, я не смогу скитаться с сыном. Я знаю, ты позаботишься о нем. Твоя Росэр». В глазах малыша было отражение ее взгляда, даже не будь этой записки, Атос знал бы, кто его мать. Безумие захватывало его, следовало бы, наверное, немедленно попросить священника исповедовать его… но вместо этого граф просто уверил, что возьмет мальчика к себе на воспитание. *** Раулю исполнялось пятнадцать. Атос, разумеется, не знал точную дату рождения сына, но день своего «провала» и «возвращения» помнил хорошо, потому попросту прибавил к этому дню девять месяцев. И это было каждый год болезненным и сладким напоминанием о тех событиях… В этот раз дата была особой, юноша вступал во взрослую жизнь, и граф понимал, что ему предстоит разговор с Раулем о будущем. У Атоса было не очень много возможностей для того, чтобы помочь сыну с карьерой, самым простым было бы отправить его в полк мушкетеров, д’Артаньян, будучи лейтенантом, сумел бы устроить юношу. Вот только гремевшая Фронда вынуждала выбирать сторону, а граф желал, чтобы Рауль служил только королю, не запачкав себя связями ни с Мазарини, ни с принцами. Об этом и размышлял утром этого дня Атос, когда Гримо доложил, что его хочет видеть какая-то девушка. Миг подумал и добавил: - Странная. Граф невольно приподнял брови: уж если слуга решился на подобное описание, значит, гостья слишком необычная. Поэтому Атос кивнул, давая понять, что Гримо может провести даму в комнату. И не успел он задуматься, кто же прибыл, как… - Росэр! – выдохнул граф, не веря собственным глазам. Он, наверное, решил бы, что вновь обезумел, если бы, обняв ее, не почувствовал вновь тот аромат цветов и моря, сопровождавший ее. - Я должна была сразу… - бормотала что-то непонятное она. – Белерианд потерян… но я боялась уйти… Я так многое потеряла… и так многих… Но я не могу… не могу без тебя… и без него… Атос, продолжая перебирать локоны ее волос, обратил внимание на иное. - Твои уши… они вовсе не острые, - заметил он, и тут же подумал, что, наверное, это ему точно почудилось. - Это мой выбор, как и уход в этот мир, - вновь непонятно ответила она. Ну и пусть, подумалось графу, у него будет еще время разобраться во всем. Подумал – и немедленно сам удивился: он ведь вовсе не собирался больше связывать свою жизнь с какой-то женщиной, но сейчас был уверен в обратном, он более не хотел оставаться один. Да и она вправе… - Где он? – прошелестел вопрос. – Он, должно быть, еще совсем ребенок… - Он уже взрослый юноша, - с некоторым сожалением ответил Атос, понимая, насколько матери больно знать, что она не будет нянчить свое дитя. - Ах да… его жизнь связана с его отцом, - вздохнула она. – Впрочем, моя отныне тоже. Я могу его увидеть? Граф сначала хотел было предложить ей подождать пробуждения, а затем… улыбнулся и, взяв Росэр за руку, повел ее в спальню к сыну – в конце концов, он видел уже много пробуждений Рауля, она тоже вправе увидеть хотя бы одно.