Departures And Arrivals

- Джопсон, где список прогнозируемых доходов в следующем году?- рассеянно спрашивает Крозье. Томас перебирает бумаги в своей черной папке и отдает небольшую пачку, скрепленную степлером в углу. - Они также хранятся на ограниченном диске вашего ноутбука, сэр,- напоминает он Крозье, передавая ему прогнозы. Крозье напевает слова благодарности и кладет сшитые листы в свою дорожную папку, прежде чем вернуться к своему ноутбуку. Они сидят бок о бок в зале ожидания аэропорта Хитроу перед тем, как Крозье сядет в самолет до Токио, а Томас сядет в самолет до Нью-Йорка. - Мой маршрут? Господи, я уже потерял его,- Крозье безрезультатно похлопывает себя по карманам и оглядывается на стопки бумаг, скопившиеся на сиденьях в зале ожидания слева от него. - Вот, сэр, и ещё один экземпляр на случай, если вы потеряете и этот,- Томас позволяет немного дразнящей нежности просочиться в его тон. Он видит, как Крозье кладет обе копии в один и тот же передний карман своего чемодана.- Лучше всего разместить их в разных местах, сэр. Так что вы не потеряете их обоих,- добавляет он. - Да, да. Хорошая идея,- бормочет Крозье. Достаёт один экземпляр маршрута, складывает его пополам и засовывает во внутренний карман грифельно-серого пиджака. - У вас будет встреча и знакомство первым делом в среду утром в том ресторане в вестибюле вашего отеля, а затем фактическая встреча позже в тот же день, а затем напитки,- напоминает ему Томас. - Да, верно. Понятно. Моя презентация загружается и на ноутбуке? Я получил ваше электронное письмо со ссылкой, но мне бы хотелось, чтобы копия была сохранена и на ограниченном диске. - Да, сэр. Это всё есть. Вам нужно только щелкнуть ссылку или файл, и он готов к работе. В копии ведущего есть сопроводительные заметки, отмеченные красным. - Великолепно! Спасибо, Джопсон,- Крозье заканчивает письмо, которое пишет, бледное свечение экрана его ноутбука превращает его очки в тонкой оправе в двойные овалы электронного света и затемняет глаза. Он нажимает «Отправить», затем выключает ноутбук, и его глаза возвращаются, свирепые, голубые и красивые, как всегда.- Вот,- говорит он с облегчённой ноткой окончательности.- Это должно быть об этом. Как на счёт тебя?- он переводит свой острый взгляд в сторону Томаса, и у Томаса перехватывает дыхание, как всегда, когда он внезапно оказывается в центре внимания Крозье.- Ты с нетерпением ждешь встречи со своей сестрой? Твоей новой племянницей? Сестра Томаса в настоящее время рожает. Он всё ждёт, что в любой момент телефон зазвонит в его кармане с фототекстом, показывающим ему маленькое, красное, морщинистое личико. На самом деле он не ждёт встречи с ней. Она всегда была немного задирой, а теперь, переехав в пригород Манхэттена со своим богатым бойфрендом-инвестиционным брокером, ставшим мужем, она стала снобом и тревожно консервативной. Томас будет часами слушать «детка то, детка сё», между тем делая вид, что не слышит бестактных комментариев об «этих геях». На самом деле он очень любит детей. Думает, что их мягкие маленькие головки приятно пахнут, находит их пухлые, тёплые тела очень приятными в тех редких случаях, когда ему давали подержать младенца. Но гиперфиксация на всем, что их окружает, особенно когда его сестра имеет склонность к расточительству и баловству... это будет муторно. В тот момент, когда он упомянул об этом, о приглашении познакомиться с ребенком и воссоединиться со своей единственной сестрой, Крозье настоял на том, чтобы он поехал, и никакие объяснения своему работодателю, что с его сестрой может быть трудно или что ему не следует пропускать поездку в Японию, не смогли бы его отговорить. Томас всё ещё корит себя за промах. Он был так удивлен, увидев электронное письмо с приглашением прийти, что проговорился об этом, когда они с Крозье проводили утреннюю встречу в офисе Крозье несколько недель назад. И, конечно, поскольку Крозье ненавистна мысль о том, что Томас причинит себе неудобства ради Крозье, он настоял на том, чтобы Томас поехал. Вот почему Томас обычно избегает упоминать определённые вещи о своей личной жизни своему боссу. Чтобы Крозье не пытался заставить его взять отгул. Он не хочет отдыхать... Его сестра приглашает его только из-за того, что произошло в прошлом году, из жалости и долга. Но отказаться от приглашения посетить Манхэттен и познакомиться с его новой племянницей было бы слишком красноречиво. Крозье также очень ориентирован на семью, поскольку он один из тринадцати братьев и сестер. Он потерял троих из них из-за болезни, несчастного случая и зависимости, и Томас знает, как тяжело это давит на его работодателя. Так настоял Крозье, и Томас, загнанный в угол, и у которого не было повода вывернуться, был вынужден согласиться. Они приехали в аэропорт очень рано, чтобы устроить эту небольшую встречу. Рейс Крозье должен вылететь только через два с половиной часа. К счастью, их выход на посадку находится недалеко друг от друга, поэтому у Джопсона, который вылетает через сорок минут после рейса Крозье, будет достаточно времени, чтобы добраться туда и сесть на борт, как только Крозье сядет на свой. - Да, сэр,- послушно отвечает Томас.- Я уверен, что это будет хорошая поездка. - Я люблю детей,- задумчиво замечает Крозье.- Они всегда заставляют меня немного сойти с ума, когда я их вижу. Когда они хватают меня за палец своими крошечными ручками? Невозможно не быть полностью пораженным. Томас кивает, улыбаясь при виде больших выразительных рук Крозье, сжатых маленькими пальчиками младенца. Это приятная мысль. - Мы с сестрой никогда так хорошо не ладили,- признаётся он. Пусть эта часть честности выскользнет наружу, потому что полёт Крозье приближается быстрее, чем он этого хочет, и в его животе дрожит тревога, которая не проходит. - Это так?- спрашивает Крозье, изгибая правую бровь, глядя на Томаса поверх очков.- Ты никогда раньше этого не говорил. - Ну, меня никогда раньше не приглашали провести с ней целую неделю, не так ли?- отвечает Томас. Он немедленно сожалеет об этом, потому что его тон, должно быть, дал Крозье ключ к внутреннему смятению Томаса, а это было именно то, чего он не хотел. - Томас,- говорит Крозье, устремляя на него прямой взгляд, от которого Томас быстро отводит взгляд.-С тобой все в порядке?- голос у него мягкий и заботливый, и от этого Томасу хочется… ну, пожалуй, лучше не думать о том, чего хочет Томас. Он позаботился о том, чтобы это никогда не было в центре внимания их профессиональных отношений. - Я в порядке. Со мной всё будет в порядке,- отвечает он, перебирая бумаги на коленях и собираясь их убрать. Он не отрывает глаз от белых листов в руках и молится, чтобы Крозье двигался дальше. И, к счастью, он это делает. - Хорошо. Что ж, если она доставит тебе какие-то неприятности, просто соедини её со мной по телефону, и я очарую её, чтобы она подчинилась,- говорит Крозье. Он пытается изобразить весёлый тон, но намек на беспокойство всё ещё не исчез. Томас мысленно ругается и удваивает своё стремление скрыть свои чувства. - А как насчет вас, сэр? С нетерпением ждёте Японию? Я завидую всем первоклассным суши, которые вы сможете попробовать,- лучше отвлечь его. - О, я не очень люблю суши. Мне это нравится, но я не понимаю, из-за чего весь этот шум. Конечно. Крозье, несмотря на то, что он богатый генеральный директор успешной компании, по-прежнему имеет очень простые потребности и очень простые вкусы. Он любит дешевый эль, чипсы с сыром и луком, бутерброды с беконом. Его не беспокоят шикарные, модные рестораны или еда более сложная, чем рыба с жареным картофелем. - Ну, знайте, что вы вызываете мою зависть, сэр. Звуковая система над головой оживает, и они оба вздрагивают. Затем оба старательно избегают смотреть друг на друга, пока приятный женский голос передает подробности следующего прилёта и вылета. Осталось всего два часа. Тридцать минут пролетели так быстро, что от осознания того, что время быстро прошло, у Томаса сжимается желудок. Он сглатывает комок в горле и в десятый раз за час играет в реорганизацию своей маленькой груды багажа. Он хотел бы перестать так часто смотреть на часы. Его глаза, кажется, метнулись к ближайшим, электронные часы, висящие на стене напротив набережной, они светятся, красные цифры кричащие и неоспоримые, каждые несколько секунд. Считает время до того момента, когда он увидит, как Крозье уходит от него в тускло освещенный маленький коридор справа от стойки администратора и исчезает. Он замечает, что его дыхание участилось, и сосредотачивается на том, чтобы замедлить его, сохраняя спокойствие. Крозье замолчал и, кажется, тоже нервничает, часто ёрзает на стуле, скрещивает и расставляет ноги. Включил мобильник, несколько секунд бесцельно прокручивал большим пальцем, а затем снова нажимал на него, чтобы перевести его в спящий режим. Он украдкой посматривает на Томаса, и Томас может видеть их краем глаза. Понятно, что Крозье знает, что что-то беспокоит его ассистента, но Томас может быть спокойным, потому что они никогда раньше не обсуждали свою эмоциональную связь. Не в духе Крозье поднимать эту тему, обсуждать её. Они не так часто говорят о прошлом годе. Возможно, раз в несколько недель будет туманное упоминание о нём, которого не избежать. Обычно с помощью очищенного эвфемизма, такого как «то время» или «тот день». А потом, гораздо реже… «стрельба». Стрельба. Это самый неудобный термин. Тот, который убирает всю неопределённость и явно напоминает о ружьях. О громких звуках. О криках. Они не так часто говорят о том дне, и похоже, что они оба уважают частную жизнь друг друга, избегая этой темы. Защищать друг друга от необходимости думать об этом. Они оба были у аналитиков. Узнали о травме и посттравматическом стрессовом расстройстве. Их обоих несколько раз призывали покинуть свои посты, переехать на новое место, и они оба, независимо друг от друга, решили продолжать как обычно. Что касается Томаса, то он не может представить себе, как бы он не возвращался каждое утро через двери Terror & Erebus, как правило, с картонной подставкой, содержащей один соевый латте и один чёрный кофе со сливками, без сахара. Да, он взял отпуск. Они оба были в отпуске. Но у Томаса чесались руки, он чувствовал непреодолимое желание вернуться к работе. Вернуться на сторону Крозье. Крозье был так же непоколебим в своем желании продолжать работу, как будто ничего не произошло. Томас полагает, что они оба порождены привычкой. И у них был хорошо изношенный распорядок, установленный за восемь лет совместной работы. Такие вещи трудно изменить. Даже под тяжестью трагедии, подобной той, которую они пережили. - Ты голоден?- спрашивает Крозье, вырывая Томаса из размышлений. Он качает головой, его желудок слишком напряжен для голода, но ясно, что Крозье нужно встать и пошевелиться, поэтому он просит бутылку воды.- Я вернусь через пять минут,- говорит Крозье. Это то, что было разработано с того дня. Всякий раз, когда Крозье покидает поле зрения Томаса, даже если он направляется в туалет, он сообщает Томасу, что уходит и как долго его не будет. Томас не уверен, хочет ли Крозье успокоить себя или он чувствует, что разлука с Крозье вызывает у Томаса тревогу. Но несмотря ни на что, он не делал этого раньше… и делает это сейчас. Он дает эти обновления небрежным тоном. Сторонний наблюдатель мог бы подумать, что это не что иное, как начальник, предупреждающий своего сотрудника о его рутине, ради их общего графика. Но дело не в этом, и они оба это знают. И не обсуждают. Они ничего не обсуждают в тот день. Томас наблюдает, как Крозье неторопливо идет к ближайшему продавцу еды и напитков и выбирает бутерброд и бутылку воды. Смотрит, как он шарит в заднем кармане в поисках кошелька, который, как знает Томас, лежит в кармане пиджака. Он наблюдает, как Крозье постепенно осознает этот факт, а затем слегка самоуничижительно пожимает плечами и фатально очаровательно лукаво улыбается кассиру, когда находит свой бумажник, вытаскивает карточку и передаёт её. Волосы Крозье сияют золотом в резком свете лавки торговца едой. Его грубое морщинистое лицо затенено, что придает ему довольно суровый вид, хотя обычно он по-мальчишески красив. Томас чувствует, как напряжение в его животе нарастает, и в пятисотый раз с тех пор, как они прибыли, снова переводит взгляд на настенные часы. Остался час и сорок пять минут. Крозье возвращается, ест бутерброд с ветчиной и сыром. Понимает, что не подумал купить себе выпить, и Томас (видя, что это приближается за милю) предлагает ему свою ещё не открытую бутылку воды. - Я так долго не был в полёте,- говорит Крозье, сделав большой глоток.- Я полагаю, что присутствие всех партнеров и клиентов компании в Лондоне меня испортило. - Одиннадцать часов, кстати. Долгий перелёт. - А твой? Семь с половиной? Томас кивает. - Тут нечего чихать. - Нет, сэр. Он тоже длинный. Я надеюсь проспать его. Крозье вздыхает и проводит пальцами по своим коротко остриженным волосам. - Было время, когда я бы разозлился и потерял сознание. Но не сейчас. У трезвости много недостатков, Джопсон,- он бросил пить после того, что случилось. После того, как он начал пить слишком много, чтобы справиться с травмой. Томас переводит взгляд на часы. Час и пятнадцать минут. Он чувствует тошноту. Прочищает горло и откашливается. Его ладони вспотели, и он вытирает их о штаны. - Всё будет хорошо, Джопсон,- Крозье снова смотрит на него. Глядя на него с беспокойством, выгравированным на его чертах, его глаза невыносимо добры.- Всего неделя. - О, я знаю, сэр,- Томас пытается отмахнуться от беспокойства Крозье пренебрежительным движением руки.- Моя сестра немного неприятная, но она в порядке. Я надеюсь, что материнство немного смягчит её,- он издает хриплый смешок, убирает челку со лба. Снова смотрит на часы, не видя времени. - Я не говорил о твоей сестре, Джопсон,- Крозье пристально смотрит на него. Голубые глаза нежные и понимающие за линзами очков. Томас чувствует укол сильного беспокойства и резко встает. - Думаю, мне нужно в туалет, сэр. Скоро вернусь,- он неловко идет от Крозье к мужскому туалету, чувствуя, как под ложечкой образовался тошнотворный ком, холодный пот выступил на лбу и выступил на верхней губе. Он подходит сначала к раковине, открывает кран и плещет себе в лицо холодной водой. Вытаскивает комок бумажного полотенца и вытирается насухо. Глядя на своё отражение, он потрясен бледностью своего лица. Тёмные круги под его глазами. Неудивительно, что Крозье обеспокоен. Он похож на анемичную военную вдову 19-го века. Он полагает, что последние несколько ночей он плохо спал. Он много ворочался, думая о предстоящей поездке. О Крозье. Звуковая система над головой в аэропорту издает громкий звенящий звук, предшествующий объявлениям, и он подпрыгивает, чувствуя, как бьется его сердце. Непрошенно, он видит вспышки света, вспыхивающие позади его глаз. Он слышит крики и хлопанье дверей. Внезапно он снова там. Снова в офисе T&E. Он присел за столом Крозье. Крозье рядом с ним, тоже пригнувшись, оба тяжело дышат от страха. За запертой дверью кабинета Крозье кричит мужчина. Его голос громкий и приглушенный, и Томас не может до конца понять, что он говорит, хотя и слышит множество ненормативной лексики среди обилия невнятных слов. Крозье смотрит на него. Крозье тянется к его руке и крепко сжимает ее. Сохраняй спокойствие, Томас. Успокойся,- шепчет он. У меня есть ты, Томас. Останься со мной. Успокойся. Томас чувствует, как паника подступает к горлу и угрожает закрыть пищевод. Его зрение начинает темнеть по краям. Крики. Выстрелы. Рыдания. Больше выстрелов. Больше криков. Чуть дальше по коридору вышибается дверь, и снова раздается оглушительный стаккато-бум-бум полуавтоматического оружия. Ужасающий. Всё будет хорошо, Томас. Посмотри на меня. Посмотри на меня. Просто продолжай смотреть на меня. Томас. Томас!- резкий шепот Крозье заставляет Томаса оторвать взгляд от двери и посмотреть на своего работодателя. С-сэр, заикается он. Томас, всё будет хорошо. Я понял тебя. Рука Крозье крепко сжимает руку Томаса, скользкая от пота, но такая крепкая. Томас сосредотачивается на серьёзных голубых глазах Крозье. Полный яркой искры страха, но сильнее страха решимость успокоить Томаса. Он храбрится ради Томаса. И в этот момент Томас понимает... - Джопсон! Томас резко приходит в себя и смотрит в обеспокоенные глаза Крозье. Крозье вошел в туалет. Он стоит с рукой на плече Томаса, а Томас даже не чувствует этого. Грудь Томаса стеснена, а зрение расплывчато, из-за чего обеспокоенное лицо Крозье искажается из-за слёз, скопившихся у него на глазах. - Джопсон, в чем дело? Что случилось? Господи, ты дрожишь,- Крозье сжимает его плечо, поднимает другую руку, чтобы схватить Томаса за другое плечо, но Томас едва чувствует прикосновение. - Я… я не могу дышать. Он не может дышать. Его горло закрывается. Такое ощущение, будто кто-то сидит у него на груди. Его колени подгибаются. Томас прогибается, и Крозье пытается ухватиться руками за подмышки Томаса, чтобы поддержать его вес, помогая ему спуститься на пол. Томас неуклюже соскальзывает вниз, чтобы сесть на холодную плитку, подтягивает колени и кладёт голову на руки, изо всех сил пытается сделать глубокий вдох, но все, что он может сделать, это вздохнуть, коротко и резко. - Ну вот, просто опусти голову. Дыши хорошо и медленно. Вот и всё,- Крозье тренирует его. Он сидит рядом с ним, держит руку на спине Томаса. Рука, которая делает плавные движения вперед и назад между лопатками Томаса. Томас сосредотачивается на этом мягком успокаивающем движении. Ощущение тёплой широкой ладони Крозье на ткани его пиджака. Он сосредотачивается на этом ощущении и пытается блокировать воспоминания, которые переполняют его разум. Пытается убедить себя, что они в мужском туалете Хитроу, а не в офисе T&E. Не прячась за столом Крозье, как пара напуганных детей. - Вот и все. Просто продолжай дышать. Хорошо и медленно. Хорошо и медленно,- голос Крозье такой мягкий, такой осторожный. Томас не уверен, что слышал, как его босс говорил так раньше. Как будто Томас сделан из тонких нитей и пылинок, и если Крозье заговорит слишком громко, он раздавит Томаса. Сломает его и бросит на произвол судьбы.- Вдохни через нос, выдохните через рот. Давай, Томас. Ты можешь это сделать. Вдох на раз... два... три... Томас делает, как его просят. Вдыхает через нос, считая до трех, а затем выдыхает через рот. Это тоже успокаивает. Он сосредотачивается на подсчете в своей голове. На его дыхании. На обнадёживающем запахе одеколона Крозье. Феромоны, сопровождающие каждый выдох Крозье. Он пахнет тёплым, сладким и твёрдым. Кислород поступает в лёгкие Томаса, наполняет его и выдыхается, и с каждым выдохом он чувствует, что успокаивается. Успокаивается и немного расслабляется, пока его не перестанет тошнить. Пока его горло снова не откроется и грудь не перестанет болеть. Стены кабинета Крозье отступают, и на их место выступают облицованные плиткой стены мужского туалета. Рука Крозье продолжает мягко поглаживать его спину, и он позволяет теплу и комфорту этого прикосновения впитаться в него. - Лучше?- спрашивает Крозье, и Томас кивает.- Ты можешь встать? Я оставил наш багаж там, попросил незнакомца присмотреть за ним. Но только в том случае, если ты справишься. Мы можем подождать дольше, если тебе нужно. Томас кивает, пытаясь подавить чувство вины, которое переполняет его из-за того, что он таким образом причиняет неудобства Крозье. Крозье, кряхтя от усилия, приподнимается, прежде чем протянуть руку, чтобы поднять Томаса за собой. Томас не может смотреть ему в глаза, но Крозье просто поворачивается и ведёт их из туалета обратно к их сумкам. Он тепло благодарит молодую женщину, которая отвечает на его улыбку и возвращается к разговору со своей подругой. - Простите, сэр, я не знаю, что на меня нашло,- Томас стоит у своего багажа, не зная, что делать. Крозье вопросительно смотрит на него. Это не осуждающий взгляд. Он просто оценивает Томаса, как оценивает нового клиента, только мягче. - Ты не сделал ничего плохого, Томас. Вообще ничего. У тебя была паническая атака. Бывает. Как ты думаешь, почему я стал так много пить? Это было потому, что я не мог спать по ночам от страха. Воспоминания,- он пожимает плечами. Томас снова смотрит на часы. Он не может помочь себе. Знает, что не должен, но его глаза непреклонно прикованы к этому. Сорок минут до отлёта. Сорок минут. Над головой снова оживают вспышки, и объявляют о полете Крозье. Пассажирам первого класса пора садиться. Это означает Крозье. Крозье пора уходить. Крозье... оставит его. Должно быть, Томас издал огорченный звук, потому что Крозье снова оказался рядом с ним, снова положив руку ему на спину. - Что такое, Томас? Когда Томас не отвечает, Крозье тянет его за руку в свободную зону ожидания рядом с их. Вокруг никого нет. Другие пассажиры рейса Крозье встали, чтобы начать формировать реплику, и они находятся в нескольких ярдах от него, так что у них есть относительное уединение. Крозье снова берёт Томаса за плечи и нежно встряхивает, наклоняется и внимательно смотрит на него. То, что он видит, должно напугать его, потому что его голос звучит довольно сурово, когда он говорит дальше. - Томас, что происходит? В чём дело? Ты должен сказать мне. - Не уходи,- вырывается шепот, и Томас в ужасе закрывает ладонью рот. - Что?- Крозье искренне его не слышал, и Томас не хочет повторять это снова, но должен. Если он этого не сделает, Крозье уйдет. С тех пор, как это случилось, они не расставались больше, чем на вечер. И даже до того дня, во время каждой деловой поездки Крозье, Томас тоже сопровождал его. Каждый день, будь то дождь или солнце, Томас находится там с Крозье, помогает ему, выполняет поручения, печатает для него электронные письма, сидит рядом с ним, пока они обсуждают расписание Крозье. Каждый. Божий. День. Томас не может понять мысли о том, что Крозье уедет на целую неделю. - Не уходи,- он говорит это громче и с тревогой наблюдает, как глаза Крозье расширяются от удивления.- Извините, сэр, извините, извините. Я не думаю прямо. Я не должен… - Ты не хочешь, чтобы я уходил?- Крозье кажется смущённым, но не оскорблённым или разгневанным. Просто любопытство.- Ты чего-то боишься, Томас? Авиакатастрофа или что-то в этом роде? Томас не может сказать ему, чего он боится. Что если Крозье уйдет, пули найдут его. Человек с ружьем найдет его. Он найдет и Крозье. Он выследит их обоих и закончит то, что начал. Только это больше, чем это. Это глубже. Он потеряет Крозье. Потерять его совсем. Он не может отпустить Крозье, потому что он… потому что он… он… Они никогда не говорили об этом. Они никогда не говорили об этом.. Никогда... - Всё будет хорошо, Томас. Клянусь, так и будет. Смотреть. Я… я ненавижу оставлять тебя в таком состоянии. Я перенесу. Поймаю более поздний рейс. Мы можем поговорить об этом,- он поворачивается, вероятно, чтобы пройти к стойке регистрации, чтобы сделать именно это, и, прежде чем Томас успевает остановить себя, он хватает Крозье и обнимает его, держит крепко, так крепко. Так же, как Крозье держал его за руку в тот ужасный день. Крозье хмыкает от внезапного соприкосновения их тел, но после секундного удивленного колебания он обхватывает Томаса руками и так же крепко обнимает его в ответ. - Пожалуйста, пожалуйста, Фрэнсис, не уходи,- шепчет Томас на ухо Крозье.- Пожалуйста,- умоляет он. - Вот,- Крозье откидывается назад, чтобы посмотреть на Томаса. Его руки обхватывают лицо Томаса. Его глаза, такие мягкие, добрые и тёмно-синие, смотрят на Томаса.- О боже,- говорит он. Его голос такой нежный.- О, мой дорогой, милый мальчик. - Я влюблен в тебя,- слова срываются с губ Томаса против его воли. Этот секрет он хранил в себе годами. Он держал это близко к сердцу и так долго и тщательно скрывал от ярко-голубых глаз Крозье. И как заноза, вырванная из его плоти, приближающееся бегство Крозье вырвало у него признание.- Я люблю тебя,- повторяет он снова, и его голос дрожит, а слёзы, затуманивающие его зрение, катятся по его щекам.-Я люблю тебя, Фрэнсис. Не уходи,- он сейчас рыдает. Громкие всхлипывания накатывают и вырываются из него, как волны на берег. - Господи. Томас. Я…- Крозье, кажется, не может подобрать слов, но остается неподвижным. Притягивает Томаса к себе. - Я не могу тебя отпустить, сейчас Томас в отчаянии. Он цепляется за Френсиса. Утыкается лицом в шею Френсиса, и Френсис просто держит его. Держит его крепко в своих объятиях и позволяет ему плакать. - О, Томас, мне так жаль. Это все моя вина,- голос Френсиса хриплый, возможно, он тоже плачет, а Томас ненавидит это. Он немного отстраняется и смотрит на лицо Френсиса, и действительно, в его глазах стоят слёзы. - Н-нет, сэр, нет. Это не ваша вина. Я должен был сказать вам давным-давно. Я просто… я не мог. Я не мог. А потом случилась с-стрельба, и все стало так плотно заперто, и я… я просто… - Шшшш. Нет. Нет, Томас. Это моя вина. Я никогда не говорил об этом. Стрельба. Мы никогда не говорили об этом. И это была моя работа. Моя работа. Я твой работодатель. Твой босс. Твой друг ради Бога. Я должен был затронуть эту тему. Вынес на открытое место. А я не сделал. Потому что я испугался. Было так много страха и так много чувств. Я не знал, что делать. - Я ухожу в отставку!- Томас чувствует, как отчаяние и стыд борются внутри него за превосходство. Он признался в любви к своему боссу через град истерических слёз. Это унизительно.- Я уйду! Тебе больше не придется меня видеть. Тебе не нужно иметь со мной дела, я…- и это всё, что он может сделать, потому что Френсис издает шипящий звук, притягивает его к себе и целует. Губы Френсиса, мягкие и сладкие, крепко прижаты к губам Томаса, и все, что Томас может сделать, это издать беспомощный стон и поцеловать его в ответ. Руки Френсиса мягко запутались в волосах Томаса, обхватили его затылок тёплой хваткой, и Томас снова стонет и тает на широкой груди Френсиса. Он вдруг чувствует себя в такой безопасности. Это захватывает дух, ощущение привязанности, заботы. В конце концов Фрэнсис отстраняется, прерывает поцелуй и смотрит на Томаса грустными глазами, его темно-русые ресницы мокры от слёз. - Ты не сделаешь ничего подобного,- мягко говорит он, протягивает кончики пальцев и убирает челку Томаса со лба.- Я люблю тебя,- говорит он.- Очень. Я просто... Ты мой сотрудник. Ты никогда этого не показывал. Ты такой молодой и красивой. Я чувствовал себя старым развратником. Мне очень жаль, Томас. Я тебя люблю. Я люблю. Они обнимаются, какое-то время крепко прижимаются друг к другу, и Томас чувствует, как его грудь расслабляется. Его сердцебиение успокаивается. Френсис любит его. Он не может в это поверить. - Я отменю поездку,- говорит Френсис. - Нет, нет, сэр…- Томас смеется, затаив дыхание.- Нет, Фрэнсис. Я не могу позволить тебе сделать это. Сейчас мне намного лучше. Я обещаю. Мне нужно было только снять это с моей души. - Мне всё равно,- строго говорит Френсис.- Может быть, дело не в том, что ты чувствуешь. Ты остановился, чтобы подумать об этом, Томас? Может быть, это я не могу оставить тебя на неделю,- он мягко проводит большими пальцами по скулам Томаса, и это кажется невероятным. Его глаза такие мягкие... - Я не поеду на Манхэттен. Я поеду с тобой в Японию. - Я думаю, нам обоим следует отменить наши поездки, вернуться домой и долго разговаривать,- мягко говорит Фрэнсис.- А потом, возможно, поцелуй ещё. Тебя это устроит?- вопрос сладок. Всё равно, что спросить обезумевшего ребёнка, не хочет ли он мороженого, и Томас не может не рассмеяться. - Да,- мягко говорит он.- Да, это звучит очень хорошо. Я скажу сестре, что что-то случилось. Но контракт Такахаши… - Если они отказываются от участия, потому что мне нужно перенести дату, то так и происходит,- говорит Френсис и улыбается своей красивой мальчишеской улыбкой. Тот, от которого колени Томаса подгибаются.- Это важнее,- добавляет он, наклоняясь и целуя Томаса в лоб, потом в нос, потом в губы. Над головой объявляется, что всем пассажирам разрешено садиться, и на этот раз взрывной шум из динамиков в потолке не заставляет Томаса подпрыгивать. Фрэнсис берет его за руку, и они идут собирать свои сумки. Томас пишет своей сестре по электронной почте, чтобы извиниться за отмену в последнюю минуту, пока они ждут, пока машина подъедет, а затем они вместе забираются на заднее сиденье. Перегородка поднята, стекло тонировано, поэтому Томас расслабляется, прижавшись к боку Френсиса, чувствуя на своих плечах тёплую тяжесть руки Френсиса. Френсис находит свою руку и переплетает их пальцы. - Извини, что поднял такую шумиху,- говорит Томас, но Френсис лишь притягивает его к себе и яростно целует. Он отпускает Томаса после нескольких коротких блаженных мгновений. - Ты не поднял «ажиотажа», дорогой,- мягко говорит он, проводя большим пальцем по нижней губе Томаса.- У тебя была паническая атака. Нам обоим предстоит долгий путь. Но вместо того, чтобы идти по разным тропам, мы можем идти по ней рука об руку,- он сжимает руку Томаса, чтобы проиллюстрировать свои слова, и Томас улыбается ему. Френсис велит водителю ехать по его адресу, и они садятся в машину, обняв друг друга, прижавшись друг к другу. Томас удовлетворенно вздыхает, наблюдая, как за тонированными окнами скользят огни темной улицы. Френсис с ним. Френсис не уйдет. Он утыкается носом в шею Френсиса и глубоко дышит, чувствуя, как руки его возлюбленного сжимаются вокруг него, как будто вместе они едут домой.