Усатые Гоблины Маги

Утро выдалось необычайно жарким. Все окна галантереи были нараспашку открыты в надежде создать хоть какой-то сквозняк. Не помогала также и раскочегаренная печь, в которой дозревал знаменитый на всю деревню хлеб матушки Шо. Грузная высокая женщина со слегка выпирающими нижними клыками, кудрявыми волосами и роскошными густыми бровями ловко справлялась с несколькими делами сразу. Словно летая между залом и кухней, она моментально приводила в порядок все, к чему прикасалась. К открытию почти все было готово — заботливая хозяйка вносила последние коррективы: мыла пол и клала на место все, что плохо лежит. Неотъемлемой частью утреннего ритуала была очистка ярко уставленной всевозможными пирожными витрины. Она привлекала внимание гоблинов от мала до велика, и те, плотно прислонившись лицом к стеклу, завороженно разглядывали сладости, выбирая чем бы порадовать себя и близких. По количеству отпечатков носов и ладоней можно было понять, насколько удалась вчерашняя партия, а по сему подобные следы рассматривались исключительно как комплимент пекарскому мастерству. Закончив все дела, Шо в последний раз пробежалась взглядом по галантерее. Она повесила на входную дверь деревянную табличку, на которой красными буквами было написано «Заходь!» и принялась пить черный чай с молоком, со спокойной душой ожидая посетителей. И, как это обычно бывает, долго ждать не пришлось. *** Мо проснулся от раскатистого смеха почтальона Рамуса, который приходил в лавку каждый день (иногда и по нескольку раз). — Лучше хлеба вашего даже в столице не найдешь! Уж во скольких я городах бываю, а такого нигде нет! Мне порой кажется, что Создатель вам одной такой талант выделил, — басистым теплым голосом пропел Рамус и вдохнул запах свежего хлеба своим огромным носом, — А знаете, какой я сегодня чудной сон видел? Позвольте, значит, расскажу. Везде лежал снег, во сне моем, я прогуливался по деревне, было совсем-совсем темно, и только в вашей лавке свет горел. Ну, получается, я и решил, побегу-ка я за хлебом матушки Шо! И знаете что? Не догнал! Его смех вновь пронесся эхом по всей лавке. Хлебные шутки Рамуса всегда веселили Мо, несмотря на всю абсурдность и простоту. Обычно Мо потягивался в кровати и продолжал хихикать то ли над шуткой, то ли над самим заразительным смехом почтальона, но в это утро шутка заставила юного гоблина буквально вскочить с кровати и, сломя голову, нестись на первый этаж, попутно надевая домашние штаны и спотыкаясь. Это была суббота, а значит свежий номер журнала «Мастерская тетушки Кло» был доставлен. — А для меня что-нибудь есть? — трепетно поинтересовалась Шо, — Великаны со дня на день обещали прислать ожерелье. — Нет, сегодня, получается, только журнал, — почтальона пробило на кашель, — Но про ожерелье, значит, ваше обещаю разузнать! Мо перепрыгнул через последние ступеньки и слегка поскользнулся, но, вновь обретя баланс, подскочил к ожидавшему его Рамусу. Сонный гоблин, в задом наперед надетых штанах, стоял по струнке смирно и испытывающим взглядом смотрел на почтальона, а затем, недолго думая, выпалил: «Доброе утро, дядя Рамус! Как у вас дела? Прекрасная погода, не правда ли? Есть что-нибудь для меня?». Его заготовленная речь звучала как марш, и незнакомец мог бы посчитать это неуважением, а может даже и обидеться. Конечно, Мо не хотел произвести такое впечатление, ему и правда были интересны дела и истории господина Рамуса, и в любой другой день он с огромной радостью выслушал бы их. Но не сегодня. Почтальон все прекрасно понял и без промедления выдал Мо бумажный конверт, поблагодарив за проявленный интерес к своей персоне. Этот широкий конверт оказался довольно тонким и удивительно легким. На одной из его сторон, ровно посередине, красовалась алая сургучная печать, где было написано послание от тетушки Кло — «Любознательным дорога!». Вихрем взобравшись по лестнице, Мо оказался в своей комнате и плюхнулся на кровать. Он расправил скомканное после душной ночи одеяло, сел на него, а конверт положил рядом, печатью вверх. Левую руку положил на сердце, а правую, согнув в локте, невысоко поднял, остановив на уровне лица.

***

«Ни тьма, ни холод — не преграда, И бездорожье не беда. Ведь любознательный дорогу Не потеряет никогда! Даю я слово, что ни в жизни Пущу я магию во зло. Хочу все знать я, и учиться, Так помоги мне, тетя Кло!»

Резким движением Мо сорвал печать с конверта. В комнате вдруг стало темно, а сам конверт начал ярко светиться и дрожать, издавая низкий гул, похожий на завывания ветра. Гоблин, затаив дыхание, следил за чудом, происходящим в его спальне. Гул затих. Конверт раскрылся, а из него показался конец свитка. Казавшийся бесконечным, свиток стремительно вырвался из своего заточения и завис где-то у потолка, позволяя Мо повнимательнее его рассмотреть. Огромная анаконда, способная обвить всю галантерею несколько раз, безмятежно левитировала в воздухе. Она повернула голову в сторону восхищенного мальчика и легонько подмигнула ему, затем улыбнулась, высунула свой бумажный язычок и, что-то прошипев, начала летать по комнате. Сопровождаемая свистом и шелестом бумаги, она, проделывая круг за кругом, набиралась сил. На ее белоснежном теле начали проявляться и тут же тухнуть огненные буквы, оставляя за собой уже привычные черные следы. Словно праздничная гирлянда, змея мигала своими буквами-лампочками, освещая каждый уголок комнаты теплым светом. Наконец, когда анаконда полностью покрылась текстом, она на мгновение замерла, а затем стремительно спикировала обратно на кровать и, сложившись во много раз, превратилась в плотный увесистый журнал. Не меньше самого содержимого журнала, Мо любил наблюдать за чарами при его открытии. Каждый выпуск был уникальным; так из предыдущего номера выбралась кошка, а два номера тому назад из конверта прямо на Мо побежала целая стая бумажных крыс. Получив журнал, Мо не терпелось узнать, какое животное должно появиться в этот раз, хотя, после того случая с многоножками, этот момент стал чуть более тревожным. У автора, знаменитой волшебницы Кло, было своеобразное представление о прекрасном и чувство юмора, которое Мо любил, но не всегда понимал. Освещение вернулось к норме и любознательный гоблин, наконец, мог рассмотреть свое сокровище. Перед ним на кровати лежал толстый, страниц на 100 журнал, на обложке которого красовалась сама тетушка Кло. Она была одета в светлый походный костюм с подтяжками, а на голове была застегнута чудна́я каска, из-под которой выглядывали присущие многим гоблинам черты: большие глаза, не менее большой нос, клыки и конечно пышные брови. Однако, было в Кло кое-что отличавшие ее от большинства — и это не мощные накачанные руки и ноги (они как раз были не редкостью), а взгляд. В нем сочетались волевая натура и мягкость, тяга к приключениям и любовь к спокойствию, а главное, в глазах уже не молодой женщины оставалось место для детского задора, добавлявшего особый шарм её образу. На фотографии, рядом с Кло парило странное существо светло-оранжевого цвета с ушами кролика. Оно было длинным, как дракон, но не имело чешуи, и вообще, выглядело довольно дружелюбно. Мо прочитал заголовок: «Знакомьтесь: Зайцедраки!». Насмотревшись на диковинное существо и поняв, что название «Кролезмей» ему подходит куда больше, Мо перевернул страницу и уставился в оглавление. Каждый выпуск журнала состоял из трех частей. В начале Кло рассказывала о чем-то новом, неизведанном и загадочном, нередко оставляя читателя без каких либо ответов на тьму возникших вопросов. Иногда, это были законченные статьи, где она рассказывала о своих находках и открытиях, объясняя все до малейшей детали, как например о Зайцедраках. Чтобы не оставлять юных любопытных гоблинов озадаченными, вторым разделом всегда шло объяснение работы чего-то обыденного. Это, по мнению Кло, помогало объединить магию неизведанного с ясным пониманием устройства вещей вокруг, что, безусловно, давало толчок к исследованию, а главное дарило надежду, что даже самые непостижимые тайны мира однажды мы будем видеть так же ясно, как устройство молотка. Третий раздел, который интересовал Мо немного больше других, был об уходе за усами, бородой и бровями. Кло рассказывала, как ускорить их рост, закудрявить или, наоборот, выпрямить, а главное, как приумножить магию, что в них содержится. Гоблины — народ непростой, и как у каждого непростого народа есть загадка, у гоблинов это была магия, копившаяся в их волосах. Чем размашистее, длиннее и ухоженнее были волосы, тем могущественнее становилась магия владельца. Практически весь гоблинский мир зависел от этой магии: с помощью нее вырабатывали электроэнергию, освещающую дома, строили дома, в которые потом поступало электричество, возделывали поля и потом собирали урожай. Ручной труд использовался редко, им занимались ради удовольствия или от скуки. Мама Мо, обладательница смольно-черных густых бровей, могла бы одним движением левой руки замесить тесто, а потом, взмахнув правой, отправить его выпекаться, но не делала этого, предпочитая, закатав рукава, усердно разминать и раскатывать его. Она придавала каждому пирожку и буханке хлеба неповторимую и немного небрежную индивидуальность, и в этом тоже была своя магия. Мо перенял эту любовь и с самого юного возраста всячески помогал родителям. Он умел колоть дрова, ходить с коромыслом за водой, неплохо готовил и знал по имени каждую курицу в их хозяйстве. Мо открыл страницу с третьим разделом и начал вчитываться, боясь пропустить хоть одно словечко. Вырастить усы было вопросом жизни и смерти, волновавшим его последние несколько лет. Его сверстники уже могли использовать хоть и базовые, но заклинания. Частенько ходили к брадобреям на укладку, а потом красовались тремя залакированными волосками над верхней губой. Но, как бы Мо ни старался и что бы ни делал, усы не росли, а без них не было и магических сил.