Преемник босса

Воспоминания — они всплывают в голове всегда по-разному: какие-то более яркими картинами, какие-то туслыми, посеревшими от времени, оборванными, скомканными, а какие-то, самые сильные и травмирующие — зацикленными фрагментами картинок сломанного детского проектора. Дазай помнил кровь, много крови, только красный цвет и все оттенки серого в тёмной комнате бывшего босса, когда человек, ставший ему названым отцом, без промедления хладнокровно перерезал глотку выжившему из ума старику. И это было не из жалости к нему, вовсе не из гуманных побуждений. Огай Мори ждал этого момента с самого начала, это было задумано ещё задолго до той ночи, которая теперь неустанно проигрывается в памяти Осаму. Мори рассчитывал на этого четырнадцатилетнего мальчишку, взращивал себе преемника. И это понимали они оба. Но планы меняются, и уход из мафии не входил в них. Мир жесток, безжалостен и беспощаден к слабым: убьют тебя или убьёшь ты — такую мораль взращивал нынешний босс в подростке, чьи мысли занимали только красивые и безболезненные способы самоубийства. И сейчас, спустя года, при каждой встрече Мори не оставляет попыток уговорить Дазая вернуться обратно: босс рано или поздно должен смениться более молодым, но с холодным и трезвым умом, рассудительным человеком с сильной способностью, который сможет оберегать город и своих людей после наступления сумерек любой ценой. Разворачивая непримечательную на внешний вид посылку, Мори заранее знал, что это от Дазая. В посылке, на дне, под грудой наполнителя из поролона, гранул и ещё невесть чего песковидной консистенции, ожидали бутылка виски, пачка импортных сигарет с превосходным качеством табака и конверт. В конверте было письмо с уведомлением о скором личном визите Осаму в конце недели с целью проведать старого приятеля. Долго круча в руках бутылку, играющую в свете солнца разноцветными огнями, разглядывая её внимательно, принюхиваясь, Мори, вздохнув, откупорил её, устроился за столом и разлил в два стакана алкоголь — себе и Дазаю, который за неприсутствием сегодня, так и не притронулся к своему. Отражающийся заход солнца в стаканах за панорамными окнами спальни Мори был символом приближающегося заката его эпохи правления. Они оба любили символизм за его поэтическую красоту, абстракцию. Конец этой недели, указанный Дазаем — это не только дата в календаре, она обещает стать концом и для Огай Мори — они оба знали это. — Именно так я себе и представлял наш последний разговор. — Выдохнув клубы дыма не первой сигареты, прикрыв глаза, Огай Мори слабо подтянул уголок губ, показывая облегчение собеседнику, который предательски не явился на устроенный им же прощальный вечер. Мори поднял наполовину пустую бутылку Джека Дениэл’са вверх, осмотрев янтарного цвета жидкость на свет, плескающуюся о стеклянные борта и глазами зацепившись за надпись «Теннесси». — Штат Теннесси, да?.. Ты был хорошим учеником, внимательно слушал, ассистировал мне с умом, раз запомнил, что помимо касторового масла из семян клещевины можно получить и крайне токсичный рицин. Ты сделал это красиво, вынужден отдать должное — отравить меня через письмо, рассказав об этом бутылкой виски... Я в тебе не ошибся, и должен сказать, что рад этому. Ты мог меня просто убить здесь и сейчас: я безоружен, подчинённые не толпятся у дверей, ожидая приказа, но ты решил измучить меня до последнего… История повторяется всегда дважды, верно? Я вырастил достойного босса. Теперь они оба, находясь в разных местах, просто выжидали время. Оставшиеся дни Огай Мори неспешно прогуливался по коридорам своей базы, проводя время в милом, но непродолжительном общении со своими подчинёнными — одышка к вечеру нарастала с каждым часом и мышцы почти не слушались, а ближе к ночи их сводило критично продолжительными спазмами. Зрение ухудшалось с каждым новым утром, а головная боль и мучительные приступы тошноты мешали адекватно соображать и без того дезориентированному мозгу. Не выдержав недели, в одно из утр босс не смог подняться с постели, голос пропадал, судороги выворачивали конечности, грудь сдавливало изнутри. Никто к нему не смел заходить — Мори заранее строго наказал «своим» людям, сказал, что ожидает лишь Дазая. На шестой день, в такой же точно вечер, Дазай Осаму появился у постели босса. Детектив нажал с характерным звуком пару кнопок на своём телефоне, затем убрал его в карман своего пальто. Осмотрев Мори с ног до головы, не выказывая ни единой эмоции на лице, сел рядом с ним на кровать. Бледное, местами приобретшее синюшный оттенок, осунувшееся лицо с впалыми щеками было изнеможенно мучения последних дней. Склеры глаз стали красными от порванных сосудов и излитой из них крови, губы тряслись, как и конечности. — Я ждал тебя, Дазай. — И я пришёл, Мори. Но не один. Как и всегда, с неизменным недовольным выражением лица, всё в той же шляпе, с той же причёской, с оглушительным грохотом, разрезающим напряжённую тишину, буквально влетел Чуя Накахара. Должно быть, ему по прибытии к боссу Осаму отправил сообщение. — Дазай! — срываясь на писк, проорал во всю глотку рыжий. — Что это всё значит?! Какого хрена… — Парню пришлось прервать свою тираду, замерев, увидев состояние своего босса. Никто из мафии не знал, что с ним что-то случилось и, не задавая лишних вопросов, все по его приказу покинули на сегодня крыло, где находилась его спальня. — Убей… Дазай… — С большим трудом выдавил из своей глотки Мори. — Как скажешь, — Дазай тут же взмахнул подготовленным очевидно заранее обнажённым, идеально наточенным складным ножом, вынутым из кармана своего пальто. — Отец. — И в секунду прошёлся лезвием поперёк горла. Незамедлительно прорвался фонтан алой крови, марая пальто Чуи, попадая на его лицо, полное ужаса и страха, а также на постель самого Мори, растекаясь отвратительными пятнами, мгновенно впитывающимися в белую ткань, заливая всё вокруг, как в ту ночь, много лет назад. Ещё пара секунд хриплых нечеловеческих звуков, шорохов тела в агональных предсмертных судорогах на кровавой простыне, и Огай Мори замер, лёгкой улыбкой, застывшей на лице, ознаменовав присутствующим остановку сердца и свободу от обязательств и своей должности. — Прости, Чуя, но теперь это наш с тобой секрет. — Спрятав орудие убийства обратно в карман, Дазай наклонился к телу умершего босса, из шеи которого ещё слабым ручейком подтекала кровь, стянул с него красный шарф. После чего встал и нежно поцеловал дрожащие губы Чуи, накидывая ему на плечи символ власти, крепко обнял парня, чьё тело сковал ужас происходящего, и, проглаживая по затылку, прижал его голову к своей ключице. — Он умер от болезни. И последними словами он завещал тебе своё место. Ты же мечтал о порядке и свободе. Никто не справится с этим лучше тебя… босс. Но ответа не было, лишь мокрая от чужих слёз рубашка Дазая. — С днём рождения, Накахара Чуя.