***
Это может быть нормальным, когда все в его жизни называют его странным, а остальные кажутся ему неинтересными и скучными. Это может быть нормальным, что кто-то, выходящий за рамки человеческого, выбрал его своим другом. Кто-то, кто не выглядит, не говорит и не смеётся, как все, кого Минхо встречал раньше. Он ждёт его на берегу. Ещё только восемь утра. Потому что Минхо не уверен, есть ли у Джисона неприязнь к сильному полуденному солнцу. Его собственная кожа горит после короткого воздействия. Но всё это на самом деле не настоящая причина, по которой он попросил Джисона прийти в это время — просто он проводит всё своё утро, ожидая восхода солнца, чтобы встретиться с Джисоном, как они делали это в последнее время. Он хочет быть жадным и видеть его с того момента, как тот откроет глаза. Джисон жалуется на то, что его заставляют просыпаться так рано, как только он приходит. Затем он снимает рубашку и обувь. Минхо пристально смотрит. — Ты пойдёшь? — спрашивает Джисон. Минхо только смотрит. Гладкая медовая кожа, блестящая на раннем утреннем солнце. Это самый красивый цвет, который Минхо когда-либо видел. — Я не знаю, как… Джисон смеётся, снимает обувь Минхо ногами и протягивает руку. — Я научу тебя. Вода всё ещё прохладная после ночи. Минхо немного смущается. Он не лучший представитель человеческого рода. Его кожа слишком бледная, а мышцы не в тонусе, как у Джисона, и он не умеет плавать. Но Джисон держит его за руки и говорит, чтобы он расслабил своё тело на воде. Он поддерживает его вес и говорит открыть глаза и дышать. Капля воды падает с кончиков волос на лицо Минхо, когда он открывает глаза. Минхо слизывает её. Солёная. — Приятно, правда? — спрашивает Джисон. Небо начинается там, где заканчивается море. Оно такое большое и синее. Бесконечное. Всё для них. Минхо кивает. — Не вдыхай, когда падаешь в воду, — говорит Джисон. — Что… — начинает Минхо, но обрывается, когда падает в воду. Джисон отбросил его в сторону. Под водой ему каким-то образом удаётся открыть глаза. Он задаётся вопросом, одолжил ли Джисон ему какие-то из своих способностей. Там нет рыбы, он видит только ноги Джисона. Он выдыхает, а затем снова всплывает. Джисон смеётся, когда видит его. Минхо уже запыхался, но смех заставляет его улыбнуться, а затем тоже рассмеяться. Он брызгает на Джисона водой, и тот отвечает тем же. Вокруг них нет людей. Это кажется подходящим для этого внеземного опыта. Они бы не поняли. Джисон несёт его на спине, ноги Минхо крепко сцеплены, а руки Джисона сжимают его бёдра. — Скажи что-нибудь морю, — говорит Джисон, заставляя их взглянуть в лицо необъятности этого. — Спасибо! — кричит Минхо, поднимая руки в верх в солёный утренний воздух. — Спасибо! — повторяет он.***
Чанбин его лучший друг с детства, но Минхо не ждёт того, что он поймёт. Поэтому, когда Чанбин спрашивает его: — Как твой новый парень? — Минхо только смеётся в ответ. — Он не мой парень, — говорит он, это слишком сложно объяснить. Он тот, к кому Минхо привели лунный свет и море. Он тот, у кого улыбка, обладающая магической силой. Как объяснить это тому, кто не поймёт? — Но ты держал его за руку. На его лице ухмылка, как будто он думает, что понял это. Минхо снова смеётся. Не говорит ему, что у Джисона рука мягкая, как шерсть его кошки, и тёплая, как свежеиспечённый хлеб. Он не поймёт. — Возможно, тебе стоит нас познакомить. Что-то вспыхивает в груди Минхо, когда он видит Джисона в следующий раз. Он крепко держит его за руку и ведёт сквозь толпу, чтобы встать где-нибудь на холме, подальше от людей и под ночным небом, раскатывающимся от праздничных фейерверков. Красочно, громко и далеко. Джисон смотрит вверх, чтобы взглянуть на небо, а Минхо смотрит в его сторону, чтобы посмотреть на него, удивлённый и удивительный, потусторонне красивый. Минхо не отпускает его руку, пока Джисон ест рожок мороженого с чизкейком, и говорит ему, что здесь фестиваль больше, чем тот, что они устраивали там, где он жил раньше. Минхо не отпускает его руку, когда ведёт их обратно к берегу. Пусто, тихо и освещено только звёздами. Чанбин бы не понял. И Минхо понимает, что он не хочет, чтобы он понял. Минхо не хочет, чтобы он знал звук голоса Джисона или запах его красивых волос. Он не хочет, чтобы Чанбин знал, почему он держит его за руку или что он почувствовал, когда увидел его сидящим у воды в свете полной луны. Минхо не хочет, чтобы он понял. Джисон смотрит на него, в его глазах мерцают звёзды, а у Минхо снова перехватывает дыхание. Шум волн заполняет его уши, и он осознаёт, что наклоняется ближе. Ближе, пока его губы не касаются джисоновых. И никто никогда не сможет понять. Губы Джисона на вкус слаще мёда. То, как он отвечает на поцелуи и прижимается к Минхо, пока тот не теряет равновесие, и они не падают на землю. То, как ощущаются его волосы, когда Минхо запускает в них пальцы и тянет. То, как глаза Джисона остаются закрытыми в течение нескольких секунд после того, как они отрываются. Они бы не поняли.***
Лето подходит к концу. Ночи становятся холоднее. Или это только оправдание, чтобы свернуться калачиком под одеялом, пока они разговаривают ночи напролёт. Джисон рассказывает, что у него нет других друзей. Минхо полагает, что в этом есть смысл, не многие бы оценили, как дрожат его пальцы или как тихо иногда звучит его голос, не многие по-настоящему увидели бы, как его глаза прищуриваются от улыбки или как всё его тело трясётся от смеха. Совершенно очевидно, что Минхо это видит. Когда солнце впервые встаёт над ними вместе, Минхо задаётся вопросом, несут ли первые лучи какую-нибудь связующую силу, когда они сияют на их соединённых руках. Джисон смотрит на него серьёзным взглядом, прерывая разговор о шоу, которое показалось парню интересным, и говорит ему: — Я никогда не испытывал такого к парню. Минхо хочет обернуть свою застенчивую улыбку поцелуем. Он хочет соединить их пальцы до конца времён. Он хочет сказать ему, что тоже никогда не испытывал такого ни к кому, никогда. Он наклоняет голову и целует чужие губы, его челюсть и шею. Ему интересно, обладает ли кожа Джисона способностью поглощать солнечный свет. Ему интересно, как она может быть приятнее и теплее, чем когда-либо. И он снова целует его. Вероятно, это особенность эволюции, то, что целоваться с Джисоном так приятно, то, что он всегда хочет быть рядом, как можно ближе. Если это уловка, чтобы обеспечить выживание вида, то Минхо попался в неё. Если Джисон окажется свирепым хищником, который заманивает сладкими губами и нежными руками, то Минхо — самая счастливая добыча в мире. Его мать беспокоится, потому что он проводит много времени вне дома, и не с Чанбином. Она беспокоится, потому что он тратит много денег в эти дни, и не говорит, что покупает. Это ещё одна уловка, думает он. Тщательно проработанная вселенной. Она подарила ему идеальные пухлые губы и великолепные большие глаза, что сдало невозможным для Минхо отказать хоть какой-нибудь из его просьб. Минхо приглашает его на ужин, когда тот голоден, покупает куски торта, когда ему хочется сладкого. Это нормально, с точки зрения денег. Это не имеет значения. Он получает свою награду в виде искренних улыбок и украденных поцелуев. И иногда Джисон становится похож на гибрида человека и белки. Он становится меньше и утыкается носом в бок Минхо. И когда Минхо возвращается домой, его сердце всё ещё колотится в груди, а кожу всё ещё покалывает в тех местах, к которых прикасался Джисон, а когда его мать спрашивает, стоит ли ей беспокоиться, он отвечает ей, что всё в порядке.***
Уже поздняя ночь. Они сидят на песке, их разделяет только несколько сантиметров. Минхо думает о том, что он достаточно хорошо узнал Джисона. Сейчас он знает о нём достаточно, чтобы написать книгу, которая могла бы помочь наладить отношения между людьми и видом Джисона. Но Джисон сегодня встревожен. Минхо не знает, из-за луны это или, возможно, из-за смены времён года. Почему-то Минхо не может себе представить, что Джисону просто жить зимой. Он не может себе представить, как тепло его тела прячется за слоями одежды в суровом декабре. Минхо не может себе представить Джисона никак иначе, чем сейчас. Но прямо сейчас его улыбка не доходит до глаз и его смех не звучит так безудержно. Минхо пытается — если он понимает причину, он может противопоставить ей логику. Если он может найти проблему, то он может подумать, чтобы найти решение. Но всё, что у него сейчас есть, это нервный Джисон и ограниченное время до восхода солнца. — Что случилось? — спрашивает Минхо, и Джисон просто меняется, он утыкается в его бок и чувствует себя таким невероятно маленьким. Минхо хочет быть рядом с ним, хочет оставить его навсегда. — Мы на неделю поедем в гости к моему брату, завтра, — говорит Джисон, тихим шёпотом, который едва доходит до ушей Минхо. Минхо не знает, где живёт его брат, но вероятно это будет утомительная поездка. Внезапно он видит мешки под глазами Джисона и слышит усталые нотки в его голосе. Над ними восходит солнце. Минхо никогда ещё не ненавидел солнце, никогда ещё так не хотел оттолкнуть начало нового дня. Джисон отстраняется, пока только их руки не остаются соединены. Но Минхо держится, охваченный паникой. — Я чувствую, что если отпущу тебя, то ты исчезнешь. Когда он встречает его на выходных, Чанбин бросает на него свой взгляд, говорящий: «Теперь ты вспомнил про своего старого доброго друга Чанбина». — Как поживает твой парень? — спрашивает он и Минхо смеётся. — Он не мой парень, — поправляет. Чанбин бросает на него ещё один взгляд, но этот понять сложнее. Минхо проводил всё своё время с Джисоном, он стал менее компетентным в понимании других людей. — А что тогда обозначает буква «J», — говорит Чанбин, и Минхо смотрит на серебряную подвеску, свисающую с его шеи. Они с Джисоном обменялись подвесками с первыми буквами имён перед тем, как тот на неделю уехал. — Это для того, чтобы продолжать слышать его голос, — отвечает он.***
Он вернётся в среду, так он сказал. Минхо проводит весь день, приклеенный к окну. Никого, кроме обычных людей, проходящих мимо, гуляющих, разговаривающих и смеющихся. Эти движения и звуки слишком нормальные. Слишком скучные. Его мать беспокоится. Потому что Минхо всю неделю провёл дома, и он едва притрагивался к еде. Она спрашивает всё ли с ним в порядке, когда он не присоединяется на ужине, всё ещё сидя у окна своей спальни, на что он пытается улыбнуться и говорит: — Так и будет. Уже поздно, когда он слышит движение под своим окном. Минхо не спит, он не мог уснуть. Луна высоко в небе, а белый свет отражается от красивой кожи Джисона, пытающегося привлечь его внимание. — Я скучал по тебе, — говорит он, как только Минхо выходит из дома, и обнимает его. — Ты приятно пахнешь, — отвечает Минхо, вдыхая, чтобы наполнить лёгкие ароматом, о котором он мечтал неделю, и Джисон смеётся. — Я так по тебе скучал, — говорит он, чувствуя себя таким тёплым и близким. Минхо думает, что никогда не сможет оторваться от него. — Хочешь подняться? Джисон поднимает на него широко раскрытые глаза. А, когда он кивает, Минхо понимает, что есть большая вероятность, что он никогда не позволит ему уйти. Наверху, в его комнате, Джисон рассказывает о своей поездке. И, может быть, в следующий раз Минхо захочет узнать, что за место он посетил или как прошла поездка. Но Минхо не целовал его уже неделю. Он не прикасался к нему целую неделю. Джисон сам виноват, если он ожидал чего-то другого, кроме поцелуев повсюду. Минхо чувствует себя изголодавшимся. Он кладёт его на кровать и наклоняется, чтобы слегка укусить за шею. Джисон тихонько скулит «ах, хён», и этот звук такой красивый, так непохожий ни на что, что Минхо когда-либо раньше слышал. Это напоминает ему, что Джисон никак не может быть человеком. Не тогда, когда он так выглядит под ним. Не тогда, когда он звучит так при легчайшем прикосновении. При этом в Минхо зарождается новое любопытство. Вот только это больше похоже на потребность, чем на любопытство. Потребность услышать больше тихих звуков Джисона. Потребность почувствовать больше вкуса его кожи. Потребность наблюдать за тем, как он кончает. Джисон прекрасен без одежды, лежащий на кровати Минхо. Его щёки покраснели, а глаза прикрыты. Он прекрасен, когда Минхо касается его руками, а его стоны заглушаются губами Минхо на его губах. — Мне нужно, чтобы ты был тише, — говорит ему Минхо, и Джисон кивает, а затем снова стонет и смущённо прижимает руку к губам. — Я никогда… Никто никогда… — он заикается, и даже это прекрасно, Минхо абсолютно очарован. — Не прикасался к тебе так? — заканчивает он за Джисона, опускаясь, чтобы взять сосок в рот. Всё в его теле прекрасно, каждый сантиметр обнажённой кожи. Это по-человечески невозможно. Джисон снова кивает. — Ты хочешь, чтобы я продолжил? — он спрашивает сейчас, потому что ему потребуется много времени, чтобы остановить себя, и он должен знать чего хочет Джисон. — Пожалуйста, — говорит он, из бесчисленных слов, придуманных всеми народами мира за тысячи лет, ничто никогда не звучало так восхитительно, как это. — Повтори это, — требует Минхо, опьянённый этим звуком. Он оставляет метку за меткой на чужой коже, и Джисон хнычет, дрожа в его руках. У Минхо мелькает мысль, что он такой хрупкий, и боже Минхо этого хочет. Он хочет его сломать. — Пожалуйста, — повторяет Джисон, это невероятно красиво. Сладко и тихо, и только для Минхо, чтобы слышал только он. — Ещё раз, — говорит Минхо, прикусывая кожу на внутренней стороне бедра. Это кажется нереальным, он также хорош на вкус, как и звучит. — Пожалуйста, Минхо. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Если у каждого человека есть цель в жизни, то Минхо думает, что цель его жизни заключается в этом. Он ищет все возможные способы, которыми он может заставить Джисона хныкать и скулить. Все способы, которыми он может заставить стонать его имя. Это цель его жизни, его единственная цель. Когда Джисон кончает, Минхо ещё больше уверен, что он не человек, потому что за всю свою жизнь он никогда не пробовал ничего лучше его семени. За все свои годы он никогда не видел ничего красивее, чем его приоткрытые губы, издающие тихие стоны. Джисон притягивает его ещё ближе. — Теперь ты, — шепчет он ему на ухо, целует в лицо и шею. Минхо трётся о его бедро, каждое нервное окончание ощущается как провод под высоковольтным напряжением. И Джисон экспериментирует с этим, напрягает мышцы и, когда Минхо стонет, с трудом дышит. Минхо вздрагивает, когда кончает, и его зубы впиваются в идеальную медовую кожу. Затем они засыпают, переплетая конечности и сливая дыхание воедино. — Я так рад наконец-то встретить твоего парня, — говорит Чанбин, когда Минхо тянет Джисона за руку и усаживает его, чтобы познакомить со своим лучшим другом. — Он не мой парень, — отвечает Минхо, крепче сжимая джисонову руку. Он помнит то, что Джисон прошептал перед тем, как заснуть. — Он моя родственная душа.