1692 год, январь, штат Массачусетс, деревня Салем
— Луз, перестань сейчас же… — Белый чепец проскальзывает по волосам, сползая, когда настойчивые руки бережно касаются бледных щек, оглаживают шею. Тонкие девичьи ладони встречаются и переплетаются между собой. Луз настойчиво целует Блайт в губы, прижимаясь ближе, вдыхая ее запах. Поцелуи мягко касаются щек и подбородка. Краснея, Эмити едва сопротивляется. Сердце сжимается, когда ей все же приходится пересилить себя и остановиться. — Нас точно кто-нибудь увидит. Природа вокруг замирает, будто действительно наблюдает. Блайт чудится в этой неподвижности осуждение. Ветер разносит их слова, а бесконечная тишина впитывает отголоски. Лес мертв, земля холодна, а чужие губы такие горячие. Несмотря на бурю в душе, в следующую секунду Эмити сама тянется за новым поцелуем и встречается взглядом с расплавленным янтарем чужих глаз. Луз широко улыбается, прижимая ее к дереву. По лесу прокатывается эхо глухого удара. Раздается мерзкий смех. — Смотрите-ка, это же Митенс, набожность во плоти и пугало в мужском платье! Вам обеим в этом лесу самое место, одна чахоточная, а другая хуже дьявольского отродья. И чем это вы тут занимаетесь? Пока зазнавшаяся племянница пастора Эбигейл Уильямс не подошла ближе, Эмити старательно прячет за воротом платья расцветающие красноватые отметины, которые пощипывают при каждом неосторожном прикосновении. Луз, ничуть не смущаясь, помогает поправить волосы и чепец, а после направляется в сторону Эбигейл. — Видит Бог, я всего лишь выполняю поручение своего отца. А ты? Гуляешь по лесу совсем одна, когда здесь бродят аборигены и прислужники Дьявола? Твой дядя будет разочарован, если узнает об этом. ─ Луз неотрывно смотрит на девчонку, нервно сжимающую руки в кулаки. Она готовится выкрикнуть очередную колкость, но мельком замечает движение в стороне и незамедлительно метает кинжал в сторону ближайшей ловушки. Удача широко улыбается ей в ответ, сетка с шумом поднимается, обездвиживая беляка. Тонкое лезвие пролетает в нескольких метрах от Эбигейл, но этого хватает для легкого испуга. — Удивительно, милосердный Господь послал мне тебя во благо, а не с целью пристыдить тебя в своих грехах. Носеда достает второй кинжал из потайного кармашка дублета, и одного мгновения хватает, чтобы освободить от мук тушку животного, издавшего тихий предсмертный писк. С круглыми глазами Эбигейл наблюдает за происходящим. — Что ты творишь? Мой дядя обо всем узнает! И о том, чем вы тут занимаетесь! — Тогда беги к нему со всех ног и расскажи, как сбежала со своими подружками в самую чащу. Дьявол искусил его бедняжку-племянницу, такой удар для нашей общины. — Эбигейл не может сдержать в себе свои эмоции и с визгом уносится прочь. Прямо как неугомонный ребенок, которым она и является. Все время подбивает других девочек на подозрительные авантюры. Эмити тихо наблюдает за происходящим. Как только Уильямс скрывается среди теней вместе со своей сестрой Элизабет Пэррис и остальными, она аккуратно обнимает Луз и целует ту в лоб. ─ Это становится опасно, однажды они поймут. Она ненавидит нас, ей не нужен повод, чтобы пожаловаться на нас преподобному. Я не хочу, чтобы из-за меня с тобой что-то случилось, ты заслуживаешь лучшего. ─ Как и ты. Не переживай, Господь не дает человеку испытаний больше его сил. ─ Носеда крепко сжимает девичью ладонь, и вместе они отправляются проверять все охотничьи ловушки, спрятанные в лесу. — Ты так подружилась с Библией, неужели наконец-то выучила все буквы? — О, после твоих уроков по-другому и быть не могло. — Может тогда станешь нашим следующим пастором? Господин Пэррис мне все равно никогда не нравился, а к тебе бы я и исповедоваться пришла. — Ты будешь моей самой красивой прихожанкой. — А что, уже были другие? — Так, ну давай посчитаем… — Луз! — Ты самое лучшее, что случалось в моей жизни, так что я буду бороться за тебя, чего бы мне это не стоило. ─ Носеда вновь улыбается и прижимает к себе со всех сил краснеющую Эмити, пока та старательно прячет огонь своих чувств в чужой груди. Рядом с Луз ей кажется, что она способна на все то, о чем раньше даже не подозревала. В ней нет той рвущей все на своем пути храбрости, силы менять свою жизнь, но и страх растворяется, стоит им встретиться вновь. Девушки расходятся по домам, не в силах больше оттягивать прощание, и возвращаются к обыденным делам, коих у каждой было в достатке. Почти спустя месяц вся деревня узнает: рука Дьявола нависла над Салемом. Маленькие девочки, среди которых оказались дочь и племянница пастора, творят дикие вещи, катаются по полу, их речь бессвязна, они теряют себя ни с того, ни с сего. И со всех углов поселения каждая крыса знала, кто был всему виной. Ведьмы. Родители Эмити в ужасе. Сама девушка не отличается сильным здоровьем, так что по заветам набожной матери она читает Библию день ото дня и выполняет предназначение, посланное свыше. Луз же переживает за Блайт больше, чем за кого бы то ни было. Больные девочки впадают в странного рода припадки. В них к ним являются тени истязателей, отравляющих жизнь жителей. Несколько женщин, за которыми долгие годы висело ведьмовское клеймо, подвергаются обвинению со стороны детей. Городок стал прибежищем ужаса, бесконечного страха и повсеместных обвинений. Луз удается встретиться с Эмити на рыночной площади, где проповедник общается с толпой и пытается любым способом остановить распространяющуюся как чуму панику. ─ Зло среди нас! Слуги Дьявола и сам Дьявол среди нас! Во имя спасения бессмертной души своей… Его хриплый голос внушает лишь ужас и страх, но никак не веру в лучший исход. Пуритане понуро слушают все, что он говорит, каждый из них напуган. ─ Сумасшествие, настоящие безумие. ─ Луз не на шутку обеспокоена. Женщины, обвиненные в колдовстве, все были в каком-то роде изгоями общества: нищие, рабыни, просто сильные духом женщины. Она с неподдельным страхом глядит на бледную Эмити со впалыми щеками, которая остается затворницей в доме родителей, оберегаемой хлеще, чем английская корона. ─ С каждым днем это принимает все более абсурдный вид. Я не уверена, но… — Эмити берет девушку за руку незаметно для других. — Мы не можем больше тут оставаться. Колоний много, не будет проблемой найти место поспокойней. Твои родители не смогут осилить переезд, но если ты поедешь с нами как моя служанка… ─ То у нас может все получится. О, ты гений мысли, Эми. План хромал, причем на обе ноги, но делать было нечего. Блайт живет, не выходя из дома, но котелок у нее варит, а стопка прочитанных книг растет каждый месяц. Они верят, что справятся с этим. Вместе. Как и всегда, ведь есть только они и этот жестокий мир, не принимающих их. Девушки почти готовы поверить в свое «долго и счастливо». Почти. Из-за угла в сопровождении пастора появляются дочь местного земледельца Энн Патман и Эбигейл, озирающаяся по сторонам пустыми глазами. Они выглядят нездорово и проходят совсем рядом с Луз и Эмити, когда Энн падает на землю и остервенело кричит. ─ Она ослепила меня! Это бледное лицо, я видела, она отравляет меня! — девочка хватается за голову, почти рвет на себе волосы, а затем неразборчиво кряхтит и шипит, крики разрывают ее горло. ─ Это она! Она оставила свое имя в книге! Неужели вы не видите желтую птицу в ее руках! Мне больно, перестань, прекрати! Обе девочки, которых сопровождал пастор Пэррис, катаются по земле будто звери, ревут и выгибаются в разные стороны. Но обе, как одна, указывают на Эмити. ─ Она делает нам больно. Зачем ты это делаешь? Люди озираются, с неподдельным ужасом в глазах смотря на свою соседку, обвиненную в ведьмовстве. Каждая из жительниц Салема могла оказаться на ее месте, поэтому никто не предпринимает попыток осознать выдвинутые обвинения и принимают все как данность. Давно известный факт, Эмити Блайт — ведьма, которую следует придать суду. Боже, ее кожа так болезненно бледна, она всегда была такой? А ее лицо, оно почти серое, пугающе мертвое. Когда она последний раз выходила на улицу, как часто посещала церковь? Ее ведь так редко видели. Эмити сложно поверить в происходящее: ее отец полон добродетели, ее семья добра ко всем гостям их дома, а теперь на нее смотрят как на животное. Кто-то начинает выкрикивать непристойные оскорбления в ее сторону, и Луз старательно выискивает обидчика в толпе, чтобы заткнуть его, непроизвольно сжимая чужую руку сильнее. Останутся синяки. Эмити тяжело дышать, голова раскалывается, сердце бешено и болезненно бьется, и струйка крови стекает из носа, пачкая идеально белый воротник. Несомненно, она ведьма. Эмити Блайт берут под стражу по обвинению в колдовстве в тот день и сразу же назначают дату суда. И Луз ничего не может сделать. Никого нет дома, середина дня, так что она со всех сил бьет кулаком в стену, чтобы хоть на секунду унять это ужасное чувство, рвущее ее на части. Удар сильный. Кровь растекается по пальцам, неприятно стягивая кожу. Раны горят, рука ощутимо немеет, и на душе становится легче, но совсем ненадолго. Носеда чистой ладонью стирает быстро набежавшие слезы и продолжает сдерживать себя, готовясь к суду. Если она хочет быть услышанной, то нужно играть по их правилам. Она достает свои припрятанные на особый случай простенькие туфли, шерстяные чулки выше колен. Мерзость, но делать нечего. Скромное платье темно-серого цвета и белый передник, несколько раз заштопанный непривычными к этому руками. Хотелось прихватить отцовскую Библию, потрепанную, видавшую Старый Свет. Такой вполне можно убить, но приходиться забросить эту идею, слишком много стоит на кону. Выходя, Луз почти срывается на бег. Ей нужно привести мысли в порядок перед судом. Она торопится, несколько раз спотыкается по ходу и поправляет волосы больной рукой. Боже, злосчастный чепчик. Шаг за ворота, и вот Луз мчится по лесу без него. Все ее чепцы проживают недолгую и весьма несчастливую жизнь. Почти все они исчезли в чаще, так что Эмити на всякий случай отдала ей один из своих. Идеально белый, накрахмаленный, с кружевом по краю. Носеда сжимает вещицу в руках и, не в силах больше сдерживаться, захлебывается слезами, почти задыхаясь. Зал суда, он же молельный дом, встречает всех набежавших людей с распростертыми объятиями, и это слегка пугает. Луз втискивается поближе и находит место рядом со скамьей больных девочек. Их больше десяти, они кажутся вполне нормальными до тех пор, пока зал не оглашает голос судьи Джона Готорна. — Приведите обвиняемую. Эмити входит в сопровождении нескольких горожан и становится перед судьей. Она не кажется напуганной, но руки выдают ее с головой. Дрожат. — Эмити Блайт, каких духов ты знаешь? — Мужчина выглядит вполне добродушно, лишь глаза его выдают. Он выжидающе не сводит взгляда с девушки, представшей перед паствой. — Никаких. — Когда ты заключила договор с Дьяволом? Разве ты не вступала с ним в связь? — Нет, никогда. Это святотатство. — Тогда как ты объяснишь страдания этих несчастных детей? Она причиняла вам боль? Посмотрите на нее. — Судья Готорн обращается к девочкам, глаза которых мечутся из стороны в сторону. После его просьбы первой поднимает голову Патнам. Стоило ей только заглянуть в золотые глаза напротив, как девочка забивается в агонии, падает на пол, скребется, сдирает пальцы в кровь, слышно рваные вскрики. Присутствующим кажется, что ребенок задыхается, и все остальные девочки повторяют ее судьбу, пугая всех. — Как ты объяснишь все происходящее? Я считаю, дети и горожане достаточно натерпелись от таких, как ты, и все удостоверились в том, что Эмити Блайт — прислужница Дьявола. Твоя подпись стоит в его книге, не так ли? Готорн начинает терять терпение. Девчонка показательно умалчивает, недоговаривает, не признает свою вину. Все вокруг ждут ее раскаяния, чтобы в очередной раз порадоваться божественному промыслу. Но этого не происходит, напряжение в помещении искрит в воздухе. Ему нужна быстрая и безоговорочная победа, так что поведение Эмити лишь злит его. Она испытывает его терпение. — Нет, это не так, и вы это знаете. Бог знает, что я невиновна. Диалог разрывает такой родной возглас гнева. — Ваша честь, я считаю даже факт проведения этого суда абсурдом! Да, ее здоровье не самое крепкое, но она каждый день укрепляет свой дух чтением Библии! Она почти святая, она никому не сделала зла, а чем вы занимаетесь здесь? Вашим судом правят дети! Которым все поголовно верят, что бы они не сказали. — Девушка, вы забываетесь… — А что будет, если в следующий раз они назовут имя вашей жены? Тоже побежите и закуете ее в кандалы, без разбору? От вашей человечности хоть что-то осталось? — Луз, поглощенной эмоциями, возможно, стоило бы тщательнее подбирать слова, когда на кон поставлена чужая жизнь. — Что будет с Сарой Гуд, Сарой Осборн, с Титубой? Вы… — мужская рука мягко, но уверенно сжимает девичье плечо, призывая остановиться. Разгневанная происходящим, Луз резко оборачивается и встречается глазами с отцом Эмити. Лучше бы она никогда не заглядывала в эту бездну, при одном лишь взгляде на него ей хотелось вновь разрыдаться. Сломленный и смирившийся. Именно таким он предстал перед ней. — Луз, дорогая, ты не в себе. Прошу, присядь и позволь суду закончить свое дело. — Девушку окатывает стыдом перед невесомой тенью чужого родителя, который сам себя загнал в угол. Все внутри у него было выжжено, и не осталось никаких сил. Судья Готорн же все это время внимательно следит за Носедой. Прислушивается и ищет в ее словах ниточку, за которую можно ухватиться. — Что ж, Луз Носеда, очевидно, что вы много времени проводили с юной Блайт. Не замечали ли вы странностей в ее поведении? Может, она творила черную магию в лесу или же проводила ритуалы дома? Пустой звук. Вот, что значат ее слова для судьи. Абсолютная пустота. Луз молчит. По залу суда тянутся шепотки, а после все, не стесняясь, начинают обсуждать происходящее во весь голос. Гомон наполняет помещение, и от этого щебета ужасно ноет голова. — Нет. Такого не было и никогда не будет. Если вы действительно хотите знать мое мнение, в чем я сомневаюсь, то зарубите себе на носу: Эмити уготовано место в раю подле ангелов. Ее земными страданиями выстроена дорога к Богу, о который вы ничего не знаете. Если вы вообще знаете, что такое страдать. Мне нечего бояться, потому что мои слова правдивы. И когда настанет Судный День, я безоговорочно в глаза Господу повторю все, что я сказала вам и этим людям. Так скажите, вы сможете сделать тоже самое? Говорить больше не хотелось, да и продолжать было бы бессмысленно. Тишина дробит помещение на множество осколков, которые постепенно соединяются вновь волной шепотков и одобрительными возгласами. Луз смотрит судье в глаза, не страшась за свою судьбу. Атмосфера меняется с пугающей скоростью, и хоть никто открыто не выражает поддержку в сторону Носеды, чувствуется это резкое напряжение. Готорн выглядит озадаченным, на лбу выступают капельки пота, и он спешит стереть их белым платком. Опуская глаза в стол, мужчина перебирает все бумаги и заявления, что были связаны с этим делом. Девочки, выступавшие обвинителями на заседании, выглядят испуганными. Бетти Пэррис, дочь приходского священника, которая одной из первых подверглась ведьмовским нападкам, идет прямиком к Луз. — Ваша честь, один Господь знает, как мне сейчас страшно стоять здесь, рядом с этой нечестивой ведьмой. Но я прошу вас услышать наш голос, каждый ее вздох отравляет наши души. Лишь молитвы сдерживают темные силы, но увы, Луз слишком часто находилась рядом с ведьмой Эмити Блайт. Боюсь, что ее разум затуманен магией, равно как и наши умы. Эту боль не с чем не сравнить… — Девочка говорит все тише и медленно оседает на пол. Грудь замерла, глаза закатились, а мелкая дрожь прошлась по всему телу. — О нет, она умирает, помогите же ей! Все вокруг, суетясь, бросаются к Бетти, другие девочки тоже принимаются изображать на лицах гримасы боли, как вдруг через крики и топот раздаются удары судейского молотка и его крик. — Все здесь присутствующие удостоверились в том, какую боль эта ведьма причиняет нашим детям! Что ж, мой вердикт окончателен. Именем Господа, Эмити Блайт по подозрению в ведьмостве и уличении в связи с Дьяволом будет отправлена в тюрьму Бостона, где будет дожидаться окончательно приговора верховного судьи. — Нет! Вы не можете этого допустить! Это ложь, неужели вы верите им? Луз пытается хоть что-то предпринять, потому что события развиваются слишком быстро. Ее голос теряется среди сотен других возгласов и криков, проклинающих ведьму. «Я должна была ее спасти, я была обязана это сделать. А вместо этого я лишь молчала и смотрела, пока не стало уже слишком поздно». Носеде не хватает воздуха, чтобы смириться с этой мыслью, все вокруг толкаются, сопровождая ведьму на пути в тюрьму, привести мысли в порядок не удается даже на свежем воздухе. Все потихоньку расходятся по домам, желая поскорее спрятаться от горестей судьбы. Родители Эмити понуро покидают зал суда, лишь ненадолго останавливаясь рядом с Луз. Они разделяют одно чувство, но эти люди не готовы к борьбе. Приземленные, живущие так долго в кругу своих забот о своей семье и дочери, они раздавлены происходящим. — Нам жаль, Луз. Все уже решено, такова судьба. Излюбленная фраза каждого пуританина. Эмити ждет судьба хуже любого ночного кошмара. Таков божественный промысел — расставить все по своим местам, и кем бы ты не был, судьбы не изменить. Эмити, которая лишь недавно перестала быть ребенком, умрет в муках: сгорит заживо или захлебнется в гнилой воде с неестественно свернутой шеей, корчась в агонии и боли. Вот он — божественный промысел. Юная ведьма доставлена в здание Бостонской тюрьмы. Это место чуть лучше, чем хлев. Хотя может и чуть хуже. Все обвиненные ведьмы до этого и после находились здесь. Некоторые из них не дожили до суда. Луз приезжает так быстро, как только может, спустя месяц после обвинения. Путь был утомительный, но она не имеет права медлить. Ее тень острым клином прорывается сквозь незнакомых людей и улочки, дождь как назло колотит похлеще дворовых мальчишек. И вот, преодолев все преграды, Носеда останавливается в темном коридоре темницы, впитавшей запах плесени. Эхо шагов отдается в висках, потому что других звуков тут и не существует. Страшно. Даже страшнее, чем на суде. Что может оказаться за дверью? Ведь это всего лишь комната: с множеством цепей, низким потолком, где все звуки искажаются и распространяются в сводах, как завывания органа. Здесь закладывает нос от вони, а кости трескаются от холода. И лишь изредка слышно звуки, отдаленные похожие на что-то человеческое — свист очередного охранника, сменившего караул. И ему, как и всем, нет никакого дела до чужой жизни, висящей на волоске. А как только кто-то не выдержит, вверяя душу Господу, эти ходячие груды метала послушно, но с долей недовольства выволокут новое тело. Не первый труп, он же и не последний. Судорожно выдохнув и откинув всякие сомнения, Луз шмыгает за массивную дверь и примечает в помещении несколько человек, подвешенных на цепях к потолку, стоящих на коленях и лежащих в углах. Света от факелов на стенах недостаточно, и она не сразу видит белую кожу Эмити и гематомы на ее руках. Зато замечает широкую улыбку, которой она ее встречает. Увидев эти сияющие глаза, Луз не может сдержаться и бросается к исхудавшей девушке. — Прости, что так долго, прости, прости, я бежала, так только… — Тише. Я знаю. Мне достаточно того, что ты рядом. Луз это не нравится. Это звучит, будто она смирилась. Будто это прощание. — Что-нибудь слышно о суде? Сколько тебе предстоит тут торчать? — Ладони предательски потеют, и девушка достает припрятанные угощения для заключенной. Если в тюрьме о тебе некому позаботиться, то государство тем более не собирается этого делать. Поэтому родители Блайт перебрались поближе к дочери, чтобы заботиться о ее благополучии и молиться за отравленную душу. Луз дурно от одних этих мыслей, поэтому она смотрит в глаза любимой и забывает обо всем. Замечая потупленный взгляд Луз, Эмити со смехом прикрывает глаза и краснеет. Носеда никогда не изменится, и это ее только радует. Раздается звон цепей и тихий голос из угла: — Суд случится не скоро. Это зараза, как крысы, разбежится по всей округе, забирая слабых, так что если мы доживем до этого дня, это само по себе будет нашей маленькой победой. — Темнокожая женщина с трудом находит силы приподняться, но взгляд говорит сам за себя. Ее им сломать не удалось. — Вы ведь Титуба, верно? Мы видели вас, но лишь издалека, — Луз с горечью смотрит на чужое исхудавшее тело и спешит оторвать ломоть хлеба и кусок сыра, протягивая женщине. — Прошу, возьмите. Вам нужны силы, чтобы бороться. Женщина благодарно принимает еду из чужих рук, после чего охотница тянется за флягой на поясе, чтобы дать бывшей служанке напиться свежей воды. Эмити не может смотреть на это без улыбки, ведь в этом вся Луз — бескорыстное, светлое создание, желающее всем только добра, да и к тому же с несгибаемой волей. Закончив с трапезой, рабыня смотрит на девочек и устало хмурит брови. — Зря вы затеяли эту опасную игру. Им не нужна правда, как вы могли догадаться. Вы еще слишком юны, чтобы понять, в какие игры вас ввязали. Бедные дети. — Титуба принимается тихо нашептывать молитвы на незнакомом языке, что не может не пугать. — Что еще нам оставалось? Эти напыщенные дети возомнили о себе невесть что, а весь Новый Свет потакает им в их желаниях. Они слепы и глупы… — Нет, это ты глупа, дитя. Твои слова их только злят. Я не знаю, смогу ли я вам чем-то помочь, слишком сильно засела обида на тебя в господине Готорне. Они жаждут козла отпущения, а не слов о беспросветной набожности твоей подруги, увы. Луз задерживает свой взгляд на стене. Ее кулаки сжимаются до хруста в суставах, а Эмити не может найти слов утешения. В голове мелькает мысль: ей бы хотелось написать девушке письмо. Длинное, полное непонятных, странных и запутанных слов, чтобы Носеда всю свою долгую оставшуюся жизнь училась их правильно произносить и читать. Она читала бы его, каждый раз раскрывая их смысл по-новому, и, может быть, скучала бы чуть меньше. Но это бы не помогло, ничто бы не могло, так что Блайт лишь ласково касается родного плеча и поглаживает в попытке погасить чужой гнев. — Лишь Господь ведает, что случится в грядущий день, Луз. В людских сердцах должно быть место состраданию, иначе какие мы люди? — Эмити разворачивает Луз к себе лицом и, не обращая ни на кого внимания, кладет ладонь на загорелую щеку. Чужая же ладонь тянется к ней в ответ и ложится сверху, сжимая. — Правда всегда будет на нашей стороне, даже если я умру.***
1692 год, июль, штат Массачусетс, Бостон
— Дьявол — отец всей лжи. Весь приход убежден в том, что обвиняемая, Эмити Блайт, является ведьмой. Ты признана виновной в колдовстве. Настоящим я, Уильям Стафтон, приговариваю тебя к казни через повешение. Да пощадит Господь твою душу. Крики возбуждения раздаются из толпы, присутствующей на заседании. Луз стоит посреди комнаты, ее уши закладывает, и она не может различить ни слова, все сливается в жуткую какофонию звуков. Голова трещит по швам, а руки сами тянутся к волосам, срывают чепец и тянут что есть силы. Ткань податливо рвется, волосы остаются зажатыми в руке, а слезы градом катятся по щекам. Становится тяжело дышать, невидимым железным кольцом девушке сдавливает легкие, и она лишь хрипит в попытке вдохнуть. Лицо стремительно краснеет, так сильно хочется закричать, а из горла то и дело вырываются лишь жалкие кряхтения. Ноги плохо слушаются, но Луз выходит из зала суда на улицу, где ледяной воздух наконец-то врывается в горло, царапая и причиняя боль. Боль отрезвляет. Эмити проиграла. Они проиграли. На следующей неделе в день исполнения приговора стоит прекрасная погода. Солнце ласково припекает, листья шелестят в кронах деревьях, пока девушку ведут на эшафот. Толпа следует за ней, не в силах оторвать глаз. Вот она, ведьма во плоти, впрочем, как и все остальные. Казнь состоится сразу для нескольких ведьм, и простые люди не хотят упускать возможность лицезреть проявление Суда Божьего на земле. Все с интересом смотрят на худых, забитых и истощенных женщин. Луз провела все это время внутри себя. Посещать приговоренных к смерти было нельзя. Несколько дней подряд она билась в двери, остервенело пуская в дело кулаки, пока ее не выдворяли вон. Руки покрывали болезненные ссадины, но это было неважно. Пустота внутри сожрала все без остатка. И наконец-то она замечает свое личное солнце в толпе. Эмити прекрасна. Она одета в простое синее платье с идеально накрахмаленным белоснежным воротником. По краю одеяния струится кружево, как и на головном уборе, скрывающим волосы, но не лицо. Она улыбается одними глазами. Сквозь все страдания, что люди причинили ей. Она не в силах их винить и лишь надеется, что Бог укажет им верный путь. В свои последние минуты она насладится обычными радостями — лучами теплого света и приятными поглаживаниями ветра. Проходя сквозь толпу, Блайт не замечает ничего вокруг и встает рядом с другими обвиняемыми. Николас Нойс был назначен исполнителем приговора. В этот день также собираются казнить Сару Гуд — одну из первых женщин Салема, обвиненных в колдовстве. По очереди женщин подводят к подготовленным петлям у широко раскинувшегося дерева и приводят приговор в исполнение. Когда настает очередь Гуд, она смотрит без зазрений совести Нойсу в глаза и выдает фразу, от которой еще многие года вплоть до смерти этого несчастного, кровь будет стыть в жилах. — Ты — обманщик. Я такая же ведьма, как ты — колдун. Забери мою жизнь, и Господь напоит тебя кровью. Все присутствующие замирают от страха, а после начинают выкрикивать проклятья в сторону ведьмы. С благоговейным трепетом и улыбкой на устах они встречают ее мучительную смерть. На лицах горожан расцветают улыбки. Все вокруг затихает, и многочисленные взгляды направлены на самую молодую ведьму. Настает черед Эмити, и она поднимается с чужой помощью на заранее подготовленную бочку. — Прошу, перед тем как мой приговор будет исполнен, могу ли я прочитать молитву? — Ее голос тих и ласков, и, что пугает больше, абсолютно спокоен. Нойс сквозь хмурые брови бросает ей короткую фразу согласия и просит поторапливаться. Девушка складывает руки в молитвенном жесте, все вокруг замирает, и слышно лишь ровный голос, который без малейшей запинки, нараспев проговаривает «Отче наш». Люди с ужасом наблюдают, как происходит невозможное: каждому известно, что ведьмы, отмеченные Сатаной, не могут прочитать эту молитву, а потому у них закрадываются сомнения. Нойс на глазах толпы багровеет и предпринимает попытку обуздать людей. Начинается непонятная давка и волнения, стражи кричат что-то друг другу, и в суматохе никто не замечает, как Носеда подбирается к импровизированному эшафоту и берет Эмити за руки. В такой ответственный момент ей не хватает сил сдержать дрожь. — Я не могу. Я… Не смогу, Господи, ты же знаешь, черт-черт-черт. — Ты сделала все, что было в твоих силах, и я благодарна тебе. За все. — Ты говоришь это так, будто прощаешься. — Родные руки держат так крепко. — Прости, придется мне тебя немного подождать в другом месте. — Будь они прокляты. Все они. Будь проклят тот день, когда все эти выродки появились на свет, когда церковь… — в глазах Луз горит праведный огонь и кажется, что дай ей волю, она спалит все до тла. — Не бери грех на душу. Послушай, эй, — Эмити больше нечего бояться, так что она приседает и приближается к заплаканному лицу Луз, которая яростно пытается сдержать всхлипы, но получается скверно. — Эй, я здесь. И скоро мы опять будем вместе. Я просто знаю это, так что пообещай мне, что ты будешь скучать, но несильно. Слышишь? Кивок в ответ. Они смотрят друг другу в глаза в последний раз и улыбаются, глотая слезы. Голос Луз осип, ей хочется растянуть этот момент и превратить в вечность, поэтому она, забыв про страх и весь мир вокруг, тянется к мягким губам, а в ответ чувствует, как легонько сжимают волосы на затылке. — Я люблю тебя. Луз обрывают на полуслове, ее швыряют и оттаскивают подальше от места казни, ошеломленные пуритане не в силе отвести глаз от происходящего. Стражник удерживает девушку и не позволяет той сдвинуться с места, а она не думает вырываться и истошно кричит, чтобы Блайт услышала каждое ее слово. — Я тебя обязательно найду! На том свете, слышишь? И тогда уже никто меня не остановит, я спущусь даже на самый низкий круг ада, лишь бы найти тебя! — Носеда улыбается как дура и обливается горькими слезами, когда видит улыбку Эми. Ее тут же скрывает холщовый мешок. Ей накидывают петлю на шею и, не церемонясь, выбивают бочку из-под ног. Тело мелко трепыхается в попытке спастись, слышится тихий хруст, но долгожданная смерть наступает далеко не сразу. Проходит несколько минут, прежде чем ее шея ломается. Поведение девушек не может остаться незамеченным, люди вокруг в ужасе, толпа жаждет растерзать Нойса и его приспешников, уводящих Луз подальше от людских глаз. Для нее было назначают заседания суда, в котором примут участие больные девочки. — Луз Носеда, вы выступали свидетельницей в деле Эмити Блайт. Как утверждают присутствовавшие на казни, вы были отравлены ведьмовскими чарами, под влиянием которых совершили содóмский грех. Как вы хотите, чтобы вас судили? Молчание. С момента смерти Эмити она молчит и смотрит в пол, не поднимая глаз. — Отвечайте на вопрос суда. Как нам судить вас? Ни единого слова ответ. — Что ж, если вы не желаете говорить, нам придется выдавить из вас слова. Никогда еще слова этого суда не были столь правдивы. Для Носеды выбирают одну из старинных пыток, чтобы заставить согласиться на суд. В центре города приготовлено все необходимое: девушку привязывают к доскам так, чтобы она не могла сдвинуться с места, после чего сверху укладывают еще одну доску. Сверху по очереди водружают огромные камни, сдавливающие органы. Все внутри кричит от боли и удушья, кажется, что ее разрывает изнутри, но Луз лишь прерывисто дышит. Кровь шумно стучит в ушах и пульсирует в голове, в глазах все белеет, и, кажется, в какой-то момент она теряет сознание. Так проходит несколько дней. Горожане со страхом и неподдельным интересом наблюдают за столь мучительной смертью. Луз Носеда умирает спустя несколько дней от внутреннего кровотечения. Да помилует Господь ее душу.***
XXI век, штат Коннектикут, Грейвсфилд
Водоворот событий почти завершен, так что Эмити наконец-то может в какой-то мере выдохнуть. С тех пор, как они оказались в другом мире, ее сердцебиение не стихает ни на секунду. Будто в каждую минуту она может сорваться, чтобы вновь бежать, сражаться, спасаться. Будто рядом что-нибудь разорвётся или разлетится на осколки. Но этого не происходит. От этого и спокойно, и тревожно одновременно. Тихий стук в дверь раздается внезапно, так что хрупкие плечи слегка вздрагивают. — Прости, это всего лишь я. Представляешь, мама нашла в кладовке печенье в виде динозавриков, они офигенные, тебе точно понравится. — Луз входит с небольшим подносом в руках, на котором дымится пар от четырех кружек чая и стоит тарелка с разноцветным печеньем причудливой формы. Поставив его на тумбочку, она выхватывает парочку сладостей и плюхается на кровать перед Эмити, протягивая руку. — Попробуй, — и подмигивает, широко улыбаясь. Ведьма легко выхватывает плоское изображение неизвестного происхождения и откусывает, чтобы через секунду разразиться возгласом восхищения. — А я говорила, что тебе понравится! Ой, ты же не знаешь, кто такие динозавры… — Зато я знаю, что они очень вкусные. — И они вместе смеются, потому что им это нужно. — Ты в порядке? Просто все произошло так неожиданно, но зато сейчас мы можем немного передохнуть. Я волнуюсь. — Луз говорит негромко и аккуратно разворачивает пластыри с котятами, которые наклеивала на щеки и руки своей девушки, стараясь не причинять много боли. Эмити слегка краснеет, но наслаждается прикосновениями. — Я справлюсь. Гас, кажется, переживает намного больше, чем все остальные. — Зато он так радовался, когда увидел микроволновку! Говорит, что человеческая магия привлекает его все больше и больше. Я спускалась с ним и Хантером, чтобы принести чай и пожелать доброй ночи. Они уже устроились на ночь, мама помогла, но как только я спросила Гаса, что он думает, он чуть не заплакал. Опять. Сейчас ему лучше, но я все равно беспокоюсь. — Это тяжелее, чем я думала раньше. Теперь я могу понять, как тебе было тяжело в первый раз в нашем мире. — Эмити ненадолго позволяет себе окунуться в воспоминания и тут же жалеет об этом, потому что ей на ум приходит их первая встреча. Луз тогда лишь совсем немного времени провела на островах. — О Титан, прости, я была так ужасна при нашем знакомстве. В смысле слишком уж, а ведь ты была почти такой же, как мы сейчас. — Только мой мир не трещал по швам. Девушки затихают. — Не бери в голову, это все давным-давно прошло. Пей чай и ложись спать, а завтра разберемся со всем, я тебе обещаю. — Луз ласково треплет розовые волосы, а Эмити передергивает от навязчивого чувства дежавю. Голову пронзают тысячи иголочек, отчего хочется вскрикнуть, но с губ срывается только тяжелый вздох, а взгляд непроизвольно направляется на обложку книги, которую Блайт читала, чтобы хоть на секунду забыть о происходящем в реальном мире. «Охотники на ведьм из Грейвсфилда». Рука ведьмы сама тянется к Луз, и их пальцы переплетаются с особой нежностью. — Побудь еще немного со мной, — Эмити не находит в себе силы, чтобы вновь заглянуть в глаза напротив, и тихо краснеет, — пожалуйста. — Без проблем. Это ведь моя работа. Луз облокачивается о стену и непринужденно похлопывает рядом с собой, приглашая Блайт устроиться поудобней. Эмити чувствует себя настолько уставшей и истощенной, что только сейчас понимает, как сильно на нее повлияли недавние события. Поэтому она аккуратно кладет голову на колени Луз и прикрывает глаза. Носеда легко перебирает розовые пряди. В доме тихо, и они обе наслаждаются покоем. — В этой книге было написано про охотников на ведьм, таких как Филипп. Я пока не совсем поняла, о чем там идет речь. В вашем мире нет магии, как кого-то вообще можно было называть ведьмой? — Оу, ну, это действительно хороший вопрос. Людям никогда не нравились те, кто на них не похож или чем-то отличается, вот они и называли кого ни попадя ведьмами. Это был лишь предлог, чтобы в большей степени контролировать людей… — И в голове тут же мелькают недавние события, связанные с Белосом. — Точно так же, как Филипп управлял островами. — Догадки и понимание настигают Эмити быстро, так что она с громким выдохом прячет лицо в ладонях, напряженно думая. Наблюдая это, Луз смеется, а Блайт недоверчиво на нее смотрит. — Значит, мы сможем отомстить не только за ведьм с Кипящих Островов, а за всех. Столько людей погибло просто из-за каких-то глупостей, это никогда не стоило того. Мы спасем всех и дадим им новую надежду, согласна? — Ты говоришь как Азура, честное слово. — Говорит Эмити, усмехаясь. — Подловила, ха-ха. — Луз не сдерживается и с силой обнимает девушку, наслаждаясь моментом. Ведьма в ответ краснеет и обнимает, желая сохранить в памяти этот момент безмятежного покоя. Так за тихими ночными разговорами они засыпают, а на утро Эмити с трудом стряхивает с себя остатки сна: какие-то странные тени и отголоски преследовали ее в подсознании всю ночь. Каждый раз пытаясь вновь вспомнить детали сновидения, мысли ускользали. На глаза вновь попадается эта злосчастная книга, ей кажется, что вот-вот, и она воссоздаст полную картину событий, происходящих в ее голове, нужно только сильнее сосредоточиться на ощущениях. Вдох-выдох. Оно так близко… — Эмити, беги завтракать, мама блинчики испекла! Ой, черт, она же не знает, что это такое… — С нижнего этажа слышатся звуки звона посуды, чувствуется сладковатый манящий запах. Голова вновь пуста, так что Эмити лишь недовольно бурчит про себя, решая, что она не оставит эту тайну неразгаданной.