папа вернулся домой

      Кап, кап, кап, кап.       Это даже чем то напоминает тиканье часов, которое бы мерно раздавалось по всей квартире. Но сломанные на прошлой неделе часы сейчас заменял протекающий потолок. Справлялся с задачей он, надо было признать, недурно.       Шуршание. Тихое, недолгое. Скорее даже шорох. Шорошок. Игорь не был уверен, есть ли такое слово на самом деле или он выдумал его на ходу. Шуршала накрахмаленная добела наволочка, которую сжимали тонкие пальцы с царапинами на костяшках. Пытался справиться с проблемой, прямо как папа учил.       Сам папа, как видно, тоже со своими проблемами боролся. Воображение Игоря часто рисовало около карикатурные картинки, как Гром-старший очищал улицы Петербурга и начищал морды всяким мудозвонам. Обязательно при каждом ударе на фоне появлялась яркая текстовая вставка "BOOM!" или "WHAM!", а у плохого парня загорались фейерверками звездочки над головой. В конце таких боев герой должен был вернуться назад к своим друзьям или какой нибудь стереотипной красотке. Папа тоже должен был вернуться. Игорь старался удерживать эту мысль в голове.       Интересно, что там сейчас на операции? Они уже нашли место, где засели преступники и папа прямо сейчас стучит им ногой по головам? А может быть они стоят с остальными где-то поодаль злодейского логова и папа смолит свою неизменную сигарету, щуря взгляд? Что угодно, лишь бы он не лежал сейчас на пыльном бетоне в луже собственной-       Он сказал ложиться спать, не засиживаться допоздна и не ждать его. Обычно в таких ситуациях папа отправлял Игоря в квартиру к другу, ощущая укол совести. Ребенок ведь не Федин. Тем не менее, квартира Прокопенко была изучена вдоль и поперек, так часто он там оставался.       Кап.       Потолочные водяные часы тоже сломались, и в квартире наконец-то стало тихо. Тут же уши начали привыкать к новой обстановке, осознавая каким все таки громким был звук капель. Игорь, который больше не мог отвлекаться на мерный стук, начал всматриваться вглубь квартиры. Там на стуле осталась висеть папина майка, вымазанная соусом, вытекшим из шавермы. Игорь усмехнулся, вспоминая как смешно ругался папа вчера. Что-то ему подсказывало, что руганье стало немного наигранным после того, как на всю квартиру зазвучал его смех.       Что-то будто заерзало в углу, куда не попадал мягкий свет из огромного окна. Игорь напрягся, натянул одеяло вверх, зарываясь в него до носа. Темнота не боялась, смотрела только в ответ будто с усмешкой. "Прячься, Гром, сейчас на улице выключат фонари, соседние квартиры отключат свет и я доберусь до тебя, доползу до кровати и достану липкими щупальцами". Игорь зажмурился.       Бояться темноты было бессмысленно и глупо - папа всегда говорил, что ничего в этой темноте страшного не было. Папа это говорил, сидя совсем рядом, на диване, переключая на старом телевизоре каналы, закинув руку на спинку, прижав Игоря к себе. Тогда, конечно же, Игорь перестал бояться того угла в кухне. Конечно, ведь папа сидел рядом, а он сильный, смелый, умный и бесстрашный.       Но сейчас то его рядом не было, была только эта всепоглощающая темнота, которая, как ему казалось, действительно медленно подбирается ближе. Нужно было подумать о чем-то другом, отвлечься на любую вещь.       Голову озарило воспоминание. Такое далекое и размытое, что его пришлось ловить за скользкий хвост, чтоб оставить в своем котелке. Игорь не знал, почему подумалось именно о его четвертом дне рождения, когда еще мама была рядом. Папа зашел в квартиру чуть ли не с ноги, под рукой у него была полицейская фуражка (настолько давно это было), а ладони сжимали огромный пакет. Мама смеялась, пока Костя выкладывал на стол продукты, жестикулируя и громко рассказывая о случае на работе. Игорь сидел на стуле рядом, намереваясь ухватить лишнюю конфету из папиного пакета, постоянно получая шутливые хлопки по ладоням, заливаясь смехом. В воспоминании не было темноты, все было таким ярким, светлым, солнечным и свежим. И мамин с папиным голоса, поющие песню Крокодила Гены, и громкие хлопки в ладоши и радостный визг самого Игоря, когда тот снял обертку со своего подарка.       Сейчас от этого всего осталась лишь завалившаяся под кровать игрушечная машинка, у которой, кажется, одна дверца навсегда прилипла к корпусу и больше не откроется. И все. Из-за этого мимолетное воспоминание казалось теперь не более чем выдумкой, в которую так яро пытался поверить Гром младший. И вдруг стало так обидно, так тоскливо. Только машинка и осталась. В тот день он никогда не вернется, а может и вовсе забудет через год или два. Никто не придумает машины времени, и все это так нечестно и несправедливо. Грудь сжало обидой на всех и ни на кого одновременно, и Игорь зажмурился сильнее, чувствуя как выкатываются слезинки. Где пропадал папа?       Голову опять заполнили навязчивые мысли, которые невозможно было отогнать. Они всей сворой затемняли оба полушария, не давая даже попыток вырваться из плена тревоги. Квартира будто зеркалила его состояние. Игорь все чаще видел не мебель, а черный силуэт, который кривился и медленно перетекал в новую форму. Больше не было холодильника, стола и стульев, выключенного телевизора, дивана и двери.       Щелкнули фонари за окном. Свет пропал.       Они подползли тут же, отговорка с воображением больше не успокаивала Игоря. Ураган мыслей в голове, ураган силуэтов в квартире, всего было слишком много. Он спрятался под одеяло полностью, замечая как тяжело стало дышать под теплой набивкой. Теперь сознание концентрировалось только на звуках. Частое дыхание и всхлипы были слышны громче всего. Игорь резко вдохнул опять, в попытке перестать плакать. Помимо собственных звуков было слышно тихий, будто шипящий гул квартиры, который обычно не замечаешь, потому что отвлечен на дела или разговоры с папой. Но сейчас он гудел над головой, громкий и неуловимый одновременно. Стучало сердце.       Стук, стук, стук. Прямо-таки новые часы.       Только вот время они отсчитывать точно не смогли бы, потому что с каждой секундой становились все быстрее. Игорь не смел пошевелиться, казалось, что если он хоть палец высунет из одеяла, его тут же отрубят-откусят-оторвут и слова не скажут, постепенно сожрут его всего. Глаза болели от напряжения - было сложно жмуриться так долго. Где-то вдалеке послышался скрип - Игорь вздоргнул всем телом. Что-то лязгнуло в двери - Игорь сжался еще больше и вновь замер. Кто-то распахнул ту же дверь - Игорь всхлипнул и старался не думать о приближающейся тьме.       И через секунду же его осенило. Руки разжались чисто по инстинкту, сердце перестало колотиться. Он откинул от себя одеяло, жадно вдыхая прохладный воздух.       Папа пришел.