жадный вдох

      Дрим лежит на постели в своих обыкновенных одеждах Хранителя, которые Киллеру не раз доводилось видеть на полях сражения, но на сей раз одежды эти расстилаются по простыням словно тоги античных богов со старых произведений искусств, да и сам Дрим мнится ожившим искусством – в нежных струящихся тканях, тело его натренированное, со следами битв тысячелетних, идеальное, прячущих, со взглядом пустым и всезнающим, видящим гораздо более того, что доступно другим, простирающимся далеко за пределы нынешней вселенной, который в свете неверном и ночном тускло мерцает этим потусторонним всезнанием, доказывая необыкновенную, нечеловеческую природу Дрима, и с руками, безвольно поднятыми над ним ладонями вверх, даруя позволение делать всё в отношении порочного, несущественного тела. Киллер без угрызений совести пользуется разрешением, с жаждой необычной, грязной наверняка и недостойной, желая тело-святыню осквернить окровавленными своими руками, оставив на белой, светящейся, откровенно божественной коже следы себя, отметки, что остальным красноречиво доказывать будут, кто телом этим страсть удовлетворял – с сытой усмешкой наемник думает о том, что засосы и синяки, которые появятся у Дрима после сегодняшней ночи, наверняка не останутся незамеченными ни напарниками Хранителя, ни его врагами. Кто может винить Киллера за удовлетворение от того, что босс наверняка взбесится, заметив, что кто-то посмел дотронуться до его брата? Месть – одна из немногих радостей его жизни.       Однако не одно желание мести Киллер хочет ублажить случайной связью на одну ночь – ублажить он, кроме того, хочет давнее тлеющее желание, что в груди его поселилось века назад, стоило заметить хладнокровную и безличную жестокость Хранителя в пылу сражения, то удовлетворение боями, которое способно возникнуть лишь под натиском тысячи вынужденных боев, что уничтожают бесполезное милосердие и дарят отточенное мастерство, в огне сжигая страх, в крови топя сожаления, позволяя стать монстром в человеческой оболочке. Киллеру тогда неподвластно было ничего – он лишь увидел Дрима, без сомнений разящего сжигающими наполненных любовью наемников стрелами, без тени сострадания скрещивающего клинки с чужим оружием, безразлично пускающего кровь врагам, с минимальными потерями и максимальной эффективностью выводя их из боя, даже если это будет стоить им непоправимого ущерба. В противовес первому впечатлению и в отличие от своих напарников – чересчур милосердного и чересчур беспечного любимцев Эррора – Дрим в глазах Киллера тогда впервые предстал тем, кем являлся на самом деле. Монстром, как и Киллер. Который, возможно, не наслаждается битвами, однако не ощущает к ним отвращения, порой и вовсе погружаясь в азарт смертельных игр – о, наемник знал об этом лучше прочих, ведь ощутил на себе столь редкую ненасытную жестокость Хранителя, вступив с ним в ближний бой. Разве мог он не догадаться, увидев алый отблеск в чужих обыкновенно пустых глазах, заметив дрожание рук, стремящихся вспороть чужое тело, причинить боль, увидеть желанную таинственную кровь, на себе почувствовав беспощадные удары отравленных позитивом лезвий? Наемнику хватило одного взгляда, одной секунды, одной битвы, которая разгорячила его заскучавший азарт, давно не находящий достойного противника, способного вызвать у него интерес.       В Дриме Киллер отыскал желанного партнера. Для него, видящего существование любви лишь в паре с внушающей благоговение силой, которую необходимо побороть, победить, которая не дает ни спокойствия, ни мира своей нуждой в вечных сражениях, Дрим оказался настоящим сокровищем. В самом деле, кто мог устоять от соблазна подчинить и подчиниться безумно красивому, могущественному врагу, чье хладнокровие и собранность так и хочется разрушить до основания?       Киллер, оседлавший Дрима, ещё несколько мгновений неподвижность хранит, взглядом тёмным и голодным партнера на ночь оглаживая, представляя, планируя, запоминая, после чего руками начинает медленно ласкать чужое тело – нежно ещё, легковесно, без намека на страсть, что давно под кожей у наемника бурлит и под веки грязные образы подсовывает. Как красиво будет выглядеть непобедимый Хранитель позитива, прогибаясь в пояснице, хнычаще умоляя о более сильных движениях, бедрами назад подаваясь, алча большего, фейерверки в глазах вызывающего, доставляющего несравнимое удовольствие, или же как прекрасен он будет, нависая над Киллером, с желанием на месте ледяного покоя, сжимая чужие бедра так, что синяки останутся, которые после поцелуями замаливать можно будет, чувствительную кожу облизывать, зубами слегка прикусывать и тянуть, чтобы багровые новые цветки на смуглом полотне расцвели…       Однако всему своё время.       Ладонью наемник оглаживает линию челюсти, поднимается выше, трогательно легко кончиками пальцев проводя по виску, и даже отпечаток нежности в ласке этой отыскать можно, и не отрывает ни на секунду взгляда от пустых, безличных глаз Дрима, где ни намека не найти на жар, одно лишь безразличное согласие делать всё, что пожелает Киллер – и, звёзды, это не должно заводить его так сильно, как заводит на самом деле. От этой мысли желание в нем поднимается не меньше, чем от представления ответной страсти строгого Хранителя, и это определенно что-то о нем говорит, не так ли?       Когда Киллер заканчивает с ласками и начинает без особого изящества расстегивать невыносимо красивый, но раздражающе многослойный наряд Дрима, давние фантазии собираясь воплотить и вгрызться в бледную кожу, бутоны-отметины оставляя, Хранитель впервые за ночь приходит в движение, скучающий взгляд от лица партнера отрывая. Чужие руки, будоражащие кожу холодом, невесомо поднимаются вверх по предплечьям Киллера, оглаживают плечи и приближаются к шее, а наемник, удивленный инициативой прежде кажущегося незаинтересованным Дрима, прекращает расстегивать верхнюю одежду, с интересом ожидая следующих действий. Он не способен предугадать его поведение, в догадках теряясь, отдаленно даже не представляя, каков партнер в постели – Дрим всегда казался святым и неприкосновенным, и едва ли Киллер первый, кто пожелал святыню осквернить, но в том, что ему первому это позволили, он не сомневается ни капли.       Ледяные ладони Дрима ложатся на оголенное беззащитное горло Киллера, ощутимо его сжимая.       От неожиданности наемник рвано выдыхает, заслуживая от партнера снисходительного взгляда, однако в этом определенно… что-то есть. Нельзя сказать, что Киллер тащится от асфиксии, но то, как правильно и приятно ощущаются ладони на его горле, бьющаяся мысль, что одним движением при желании Дрим – его враг, могущественный Хранитель позитива, не раз ранивший его на поле боя и выказывающий ему отвращение напополам со стремлением если не убить, то навредить – способен перекрыть ему доступ к кислороду, задушить так постыдно легко, понимание, что, позволяя сохранить это положение, он дарит ему сумасбродное, безумное и самоубийственное для них доверие… и предвкушение дальнейшего, того, как сожмутся пальцы, надавливая на горло, не позволяя дышать, в голове вызывая освобождающую пустоту и черно-белые точки на грани, пока эйфория не задохнется в последний момент, и на смуглой коже появятся багровые отпечатки, которые идеально будут повторять ладони Хранителя…       К чёрту. Киллер тащится от удушения, если душит его Дрим.       Дрим поднимается со своего места, не отрывая рук от горла партнера, лишь надавливает сильнее, заставляя Киллера подчиниться и двигаться так, как того желает Хранитель – Киллер, впрочем, не сопротивляется, чувствуя, как сильно гложет его любопытство о дальнейших планах насчет него. Спустя несколько мгновений он грубо ударяется спиной о поверхность постели, а Дрим нависает над ним, ощутимо задевая – наверняка осознанно, ублюдок – своими бедрами его пах. Наемник продолжает смотреть в глаза напротив, ничего не предпринимая и только ожидая, оказываясь вознагражденным за молчание:       - Ты, - выдыхает Хранитель и сильнее сжимает ладони, наконец задевая дыхательные пути. Он чувствует, как появляется небольшой дискомфорт в основании шеи, как пульс заходится бешено, что сквозь тонкую грань точно прекрасно передается партнеру благодаря давлению, и странное ощущение начинает подниматься от челюстей вверх, задевая нервы лица. В подобном положении Киллер может лишь смутно вслушиваться в слова партнера, по расплывающемуся чувству жары понимая, что его щеки заливает краской от недостатка кислорода. Цепкая хватка Дрима становится только сильнее. – Сильно мешаешь мне. Твой флирт, вызывающие взгляды, домогательства на поле боя… Ты так навязчив, Киллер.       - Однако посмотри, где мы теперь, - хрипло зубоскалит наемник, пытаясь отвлечься от всё более интенсивного давления на горло. Он определенно благодарен, что Хранитель ненадолго замирает, не заходя с играми дальше и позволяя ему немного прийти в себя.       - Мне стало любопытно, - он склоняет голову набок. Его глаза сияют расплавленным золотом в полумраке спальни, но остаются всё также лишены сильных эмоций. - Не в моих правилах связываться с теми, кто может испортить мне репутацию, но… Ты ведь всегда был исключением, да?       - Так ты у нас шлюшка, оказывается? – ядовитый смешок срывается с губ без долгих раздумий. Его моментально наказывают усилившейся хваткой на горле, и сквозь слезы Киллер может угадать тихое негодование Дрима по скривившимся губам, сведенным бровям, янтарному пламени на дне глаз, грозящемся причинить большую боль, если он не закроет понятливо свой рот. Только вот от рокочущего чужого гнева Киллеру хочется провоцировать лишь сильнее, что Дриму явно стоило учесть, прежде чем соглашаться на случайную связь. – Держу пари, успел обкатать каждого в своей команде. Звёзды, хотел бы я увидеть, как ты плачешь по члену наркоманистого ублюдка или…       От дальнейших живописных слов его останавливает взорвавшаяся пустота в голове, давящая на стенки черепа тоннами веса, будто желая прорвать её. Под сильной выверенной хваткой Киллер может лишь тихо хрипеть, ощущая, как его пульс бьется всё более беспорядочно, а странное, искристое звездами чувство заливает голову. Способный слышать лишь собственное яро колотящееся сердце Киллер видит перед собой размытое лицо Дрима с хищной, сладкой улыбкой, которую не видел никогда, и ему хочется сделать что-то, или же застыть в этом мгновении на вечность, но может он лишь ощущать горячие ладони на своем горле и сквозь слезы продолжать смотреть, впитывать, любоваться обнажившейся животной стороной Хранителя, которую желал вызволить на поверхность уже давно, стать её причиной и жертвой, и он хрипит, смотрит, превращается в оголенный комок нервов в руках Дрима, легко плавящийся и деформирующийся, и звёзды продолжают взрываться, и пустота давить, выбивая все связные мысли, пока, наконец…       Ладони резко отрываются от горла, позволяя Киллеру сделать жадный, беспорядочный вдох ртом, после чего обмякнуть на постели, пытаясь привести в порядок сердцебиение и дыхание. Это было… это было… наемник зажмуривает глаза, до сих пор не в силах думать, но по горячему румянцу, стремительно спускающемся от лица вниз, к плечам и ключицам, слезам в уголках глаз, появившимся далеко не от боли или унижения – или унижения, но палящего и доставляющего наслаждения, такого, каким Киллер не мог его представить ни в одной из своих фантазий, и ясно ощутимому возбуждению в паху, на который Дрим продолжает давить бедрами, беспокойно ерзая на нем, по всему этому Киллер понимает, что маленькая игра Хранителя понравилась ему чертовски, адски сильно.       Однако на этом Дрим её не заканчивает.       Наемник раскрывает глаза и чертыхается, ощутив, как по чувствительной коже неожиданно проходится горячий шершавый язык, оставляя за собой влажный след, после чего многострадальное горло вновь подвергается боли, когда Дрим слегка прикусывает кожу над кадыком и тянет её, заставляя Киллера сильно сжать чужие предплечья и тонко выдохнуть. Руки Хранителя не останавливаются, сползая вниз, залезая под одежду, лаская тело чересчур горячими ладонями, разрешая партнеру бездумно плавиться от нежности, чередующейся с болью, и наслаждаться, пока ещё есть подобная возможность. Дрим продолжает зацеловывать беззащитное горло, оставляя новые отметины поверх отчетливых, наливающихся синевой вперемешку с багрянцем следов в виде ладоней, изредка отрываясь, чтобы взглянуть на прикрытые глаза партнера, яснее услышать прерывистые мелкие вдохи, насладиться откровенной негой на лице обыкновенно самоуверенного и раздражающе беспечного противника с острыми словами и снисходительными взглядами. Вид такого Киллера – по-глупому доверчиво раскрытого, расслабленного, возбужденного до предела, не способного не то что противиться, даже слово выговорить, не выдавая стонов – кружит Дриму голову не хуже любого наркотика. Соглашаясь на сегодняшнюю авантюру, которая могла стоить ему хрупкого и истлевающего доверия напарников по команде, Хранитель желал получить именно это – слабого, покорного, добровольно не способного сопротивляться Киллера, что в обычное время болезненно жалит язвительными комментариями, каждый раз попадающими точно в цель. Он рискнул многим только ради удовлетворения тёмного мстительного желания – о, великая богиня была бы так разочарована этим эгоистичным поведением, но, впрочем, жизнь Дрима построена на том, чтобы разочаровывать эту стерву.       Последняя мысль определенно была лишней. Дрим отмахивается от нее и оставляет на шее партнера ещё один след, тут же его зализывая, словно преподнося извинения за боль, после чего отрывается и оглядывает свою кропотливую работу. Смуглая кожа горла Киллера – жалкое зрелище, занятое двумя огромными следами ладоней Дрима и кучей отметин поменьше, простирающихся от линии челюсти до ключиц. Интересно, спрашивает он у самого себя, какую ложь его партнер скормит остальным наемникам Найтмера, когда те увидят оставленные им украшения? Желая немного загладить вину за будущие неудобства, Дрим склоняется над Киллером и приникает к его губам тягуче-нежным поцелуем.       Этот поцелуй – томный, одуряюще личный, заползающий вместе с касаниями под самую кожу, сливаясь в одно, такой, какой должен быть лишь у драгоценных любовников, теряющих рассудок от блаженства яда любви, а не у двух врагов, расчетливо решивших избавиться от призрака влечения – рушит последние остатки самообладания Киллера, и он, не выдерживая, стонет в губы Дрима, понимая, что этим звуком знаменует свой откровенный проигрыш.       Дрим тонко улыбается сквозь поцелуй.       И когда Хранитель отстраняется от его губ, продолжая над ним нависать, в голодном взгляде напротив Киллер видит обещание долгой сладостной ночи.