Милая леди

Кровь. Вязкая, теплая и упоительно сладкая. Она стекает по нежной коже, оставляя за собой алые дорожки, больше похожие на червей — тех самых, что совсем скоро будут вгрызаться в эту мёртвую плоть. Беззубые рты во влажной прохладе могилы. Кровь свернется, тело истлеет, и черви расползутся в поисках новой добычи. И тогда от тебя не останется больше ничего, кроме забытых кадров твоей жизни, сложенных километрами фотопленки в архивах небесной канцелярии. Завтра, уже завтра сырая земля навеки скроет тебя, добавив последний аккорд в музыку жизни, а значит, времени мало и надо поторопиться. Ты же хочешь, чтобы крышка гроба была открытой? Сейчас твое лицо обезображено, а тело искалечено, но не беспокойся, в свой последний путь ты уйдешь прекрасной. Я смою кровь и ошмётки мозга с твоих прекрасных длинных волос, вернув им прежний золотистый цвет. Вот здесь, прямо над правой бровью, где смерть улыбается мне сквозь твой проломленный череп, нанесу горячий воск — он закроет дыру. Останется совсем немного: подкрасить тут, выровнять там, и твой облик будет почти восстановлен. Но вот глаза, с ними сложнее всего… Впрочем, они будут закрыты, а потому я просто вставлю в пустые глазницы стеклянные сферы, и тогда веки приобретут приятную округлость. Когда волосы будут заплетены в косы и убраны на затылок, а на щеках заиграет искусственный румянец, настанет очередь изломанного тела. Длинное платье прикроет изуродованные острым лезвием бёдра и ноги, толстый слой белила замаскирует уродливые синяки на руках, груди, а белоснежные перчатки скроют пальцы без ногтей — ты яростно защищала свою жизнь, но всё впустую. Последний штрих. Осторожно, со всей нежностью я убираю вовнутрь распоротого живота вываливающиеся кишки, похожие на жирных гусениц. Что-то мешает, и я погружаю руку в еще теплую плоть. Под пальцами чувствую печень, гладкая, податливая — её невозможно спутать ни с чем. Язык невольно скользит по губам, словно пытаясь уловить нежный вкус. Откидываю все мысли прочь, иначе работа превратится в пытку. Концентрируюсь. Отодвигаю печень вглубь, пытаясь представить, что это не более чем кусок падали, — и сероватые гусеницы кишок опять на своем месте. В медный таз сливаю скопившуюся кровь, багряно переливающуюся в лучах солнца, прокравшегося сквозь мутное окно. Еще немного — и на белую кожу живота черной сороконожкой ложится шов. Ну вот ты и готова, моя милая леди. Ты прекрасна, даже не сомневайся — смерть всем к лицу.