идея

все как-то странно выходит что ли. круговой пожимает плечами, отходит в сторону и начинает мячик пинать по стадиону «зенита» под недовольное бурчание артема. мозг дзюбы, если он, конечно, вообще существует, частенько посещают совершенно бездумные и идиотские идеи, которые он с радостью бежит выполнять. но всегда пытается утащить кого-то с собой, мол, вдвоем оно веселее будет. обычно под это попадался молодняк, совсем ещё зелёный, который жизни не познал, бутс не натирал. или как там кержаков говорил однажды? весь «зенит», да и не только он, знает, что если артему и придет какая идея в голову, то несомненно жди беды, а лучше беги в другую страну и позабудь как тебя там звали. безопаснее будет начать с чистого листа, чем попасться в чёрненький блокнот, который дзюба постоянно носил с собой, как кольцо всевластия. ему только не хватало приговаривать «моя прелесть», но он был очень близок к этому. в общем, примерно в мае, дзюба вел себя подозрительно тихо, семак уже начинал подумывать о том, а не вызывать ли священника часом, а то вдруг что. а затишье перед бурей оно самое страшное. особенно, когда речь идёт об артеме дзюбе. и пока все ни сном, ни духом о том, что замышлялось в этой голове, даня был готов лезть на стену. или повеситься. можно ещё утопиться, конечно, но это намного сложнее. старая добрая классика как-то получше будет, знаете ли. комфортнее в сто крат. — дань, — и глаза как у кота как из «шрека». сейчас бы как сковородкой по голове ему дать, да так, чтобы искры из глаз и он позабыл, как кругового зовут. если и в мире существует титул самого раздражающего человека на этой планете, то он был бы у дзюбы в кармане. — ну давай. а сковородкой лучше чугунной или той, что с антипригарным покрытием? или есть ещё потяжелее? — отвянь. раз. два. три. — ну дань. у дани скоро глаза на лоб полезут. ну вот что он как ребенок-то? тренировка уже давно закончилась, а этот всё сидит в раздевалке и трындит без конца. на базар бы его сослать, вот там его язык пригодится. как бог торговаться будет. — я же сказал тебе, — недовольно цокает. — засохни. — ну пожалуйста, — умоляюще. — я же редко тебя о чем-то прошу. — а помнишь в тот раз, когда ты пытался ловрену яйцо в бутсу положить? или тот, когда ты семаку хотел торт со слабительным дать? или тот раз, когда ты бедного мостового за пиццой послал, сказав, что это такая новая диета? — ну пожалуйста, — как ребенок, ей богу. — ты ж видел, как андрюха на него смотрит, я на игорька так же смотрю. — ой, давай тут без своего гейства, а то я сейчас блевану. — ну ты бы видел. он с этого кузяева пылинки сдувать готов. да что пылинки. траву стадиона целовать, по которой он бегает. и мячик, которой пинает, тоже. ну, ты понял, в общем, нужно их свести. точнее, мы просто обязаны. обещаю, что больше никогда не буду приставать к тебе с дурацкими затеями, если согласишься. один черт забудет об этом. но хоть какая никакая тишина так манила, что круговой махнул на всё рукой. а вдруг и правда темыч прав? так им же ещё и спасибо скажут. — ладно, — глаза закатывает. — я согласен. — спасибо-спасибо! ты лучший, дань, — в объятиях сжимает. — я всегда об этом твердил. вот серьезно. — ой, заткнись давай, позер. поехали уже отсюда, а то закроют ещё тут не дай бог, а я с тобой один на один оставаться не собираюсь. и потянул его почти за шкирку за собой, чертягу такого. мостовой, что в душевой был, отсчивает до трёх и заливается смехом. кузяев подозрительно щурится. — может скажем им, а? — андрей потирает шею. — не-а, — довольно отвечает кузяев. — пусть помучаются. а ты что, правда, траву целовать готов? — ой, да иди ты, — в бок толкает. далер в ответ только смеётся.