°•. .•°
У Се Ляня была проблема. Ну, не проблема, а проблема. Его учитель рисования был добрым, терпеливым и поразительно красивым. Два часа художественных занятий пролетели быстро, пока Се Лянь изучал основы рисования с очень терпеливым и знающим учителем. Это было прекрасное время, но теперь он был закутан только в белую простыню и страшно краснел, пока Хуа Чэн делал его наброски огрызком чёрного угля на белой бумаге. Ему было приказано расслабиться, а затем замереть. Се Лянь постарался сделать все возможное и попросил одеться так, чтобы ему было комфортно. Занимаясь спортом и даосской медитацией с детства, он совершенно спокойно чувствовал себя обнажённым перед людьми. Он не ожидал такого уровня… изучения. Прошло двадцать минут, а Хуа Чэн был похож на змею перед обедом с мышью. Его жадные глаза окинули его тело с головы до ног, не упуская ни одной детали. Се Лянь почувствовал, как его лицо покраснело, сердцебиение участилось, и, к его ужасу, другая часть его начала… становиться заметной. Он так старался быть хорошим, но что бы он ни делал, его тело возбуждалось от интенсивности, в то время как этот человек пожирал его глазами. Се Лянь, пытаясь удержаться на месте, несмотря на возникшую проблему, и не замечал, как простыня все дальше и дальше спускалась вниз по его плечу, пока полностью не упала с одной стороны, сверкнув художнику золотым блеском. Хуа Чэн остановился и поднял взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть Се Ляня с красным, как помидор, лицом, натягивающим простыню, чтобы прикрыться. – Извини, я знаю, что не должен двигаться. Я могу попытаться вернуться к тому, что было раньше. Хуа Чэн улыбнулся и покачал головой: – Гэгэ заслуживает перерыв, почему бы тебе не пойти размяться минутку? Я пойду заварю чай. Се Лянь выглядел запаниковавшим при мысли о том, что нужно встать, прежде чем расслабить лицо и посмотреть, как Хуа Чэн уходит от своей установки, оставив свои пальцы чёрными от угольной пыли. Се Лянь потратил секунду, чтобы вытянуть шею, и стал проклинать себя за то, что забыл снять свои украшения, прежде чем сесть на простыню, чтобы незнакомец увлёк его. Наконец он встал и размял спину и бедра, прежде чем любопытство взяло верх над ним. Он подошёл и посмотрел на рисунок. Это было красиво. Аккуратная деталь – пряди волос, не стянутые резинкой в небольшой хвост сзади, скромно ниспадающие на плечи. Блеск его глаз на крупном плане лица, как будто он смеялся над шуткой. Гладкий изгиб его спины, когда он бездельничал, простыня едва прикрывала его задницу. Все это было так потрясающе. Хуа Чэн подошёл к нему сзади, держа в руках две дымящиеся кружки цветочного чая. – Не обращай внимания на это, гэгэ, это всего лишь беглые наброски. Картина будет намного лучше. Се Лянь обернулся, прижимая простыню к груди: — НЕТ, пожалуйста. Они красивые. Хуа Чэн смущённо улыбнулся: – Не такие красивые, как Гэгэ. Се Лянь немного ошеломлённо улыбнулся: –Ты действительно видишь меня таким? Он молча кивнул. Се Лянь взял чай одной рукой и снова посмотрел на рисунки, размышляя. – Всю мою жизнь люди называли меня милым, привлекательным, красивым. Хуа Чэн терпеливо ждал, тихо потягивая чай из своей дымящейся кружки. – Но таким меня ещё никто не видел. – Тогда они не были достойны времени или внимания гэгэ, – твёрдо заявил Хуа Чэн. Се Лянь повернулся и игриво ухмыльнулся: – А ты? Хуа Чэн, выглядя очень серьёзно, сказал: – Нет. Но каждый раз, когда гэгэ делится со мной, это благословение. Се Лянь мило улыбнулся и смущённо кашлянул в кулак: – Ах, я не так уж и важен. Я всего лишь один человек. Хуа Чэн улыбался, его глаза блестели. – Для меня было бы честью показать гэгэ, что он гораздо больше, чем просто один человек. Се Лянь снова улыбнулся и сделал глоток чая: – Хорошо..•° °•.
Несколько месяцев спустя Се Лянь стал не только личной моделью Хуа Чэна; он стал его музой. Картина за картиной создаётся и продаётся, демонстрируя красоту и грацию Се Ляня на каждом холсте и скульптуре, которые он создаёт с того дня. Любимым занятием Хуа Чэна было делать зарисовки, когда Се Лянь был занят работой, поэтому он приходил в студию и работал за маленьким столом или на диване в одеяле. Хуа Чэн часами рисовал его, сосредоточенно нахмурив брови, сжав губы. Он всегда окружал его сюрреалистическими фонами, пейзажами или местами радости. Его фаворитом был Се Лянь, обхвативший голову руками сидя за столом, явно побеждённый своим компьютером, в то время как позади него был огромный каскадный водопад и красивый цветочный пейзаж острова. Се Лянь один на острове, достаточно большом, чтобы вместить себя, в тени больших лиственных пальм; штаны насквозь промокли от морских брызг. Люди делали из них то, что хотели, но Хуа Чэну нравилось думать о новых красивых местах, в которых его можно было бы нарисовать, помимо стрессовой ситуации сверхурочной работы. В тот день, когда у него не было сверхурочной работы, Хуа Чэн пригласил его на ужин в качестве угощения. Они прекрасно провели время, наслаждаясь обществом друг друга, но, когда Хуа Чэн набрался духа, чтобы попытаться сделать первый шаг, Се Лянь неохотно сказал, что ему нужно лечь спать пораньше, так как утром на приём к врачу, так что пришлось идти. До сих пор они даже не целовались, а вращались вокруг друг друга, как звезды-близнецы, все ближе и ближе до неизбежного крушения. Крушение же произошло вскоре после этого.°•. .•°
Се Лянь пил чай, пока Хуа Чэн заканчивал некоторые детали своего последнего шедевра, когда до ушей Се Ляня донеслись проклятия. Это было очень странно, потому что Хуа Чэн обычно был очень уравновешенным и миролюбивым человеком (по крайней мере, когда рядом был Се Лянь). Модель подошла к нему, стараясь не пролить чай на дорогую шёлковую мантию, на которой Хуа Чэн настоял для их модельных сессий. Поставив кружку с тёплым чаем на край столика, Се Лянь успокаивающе потёр позвоночник Сань Лана, в то время как другой мужчина злобно писал сообщения. Это был несохранённый номер, и ответ, над которым он работал, был гневным и суровым. Се Лянь положил свои руки на его, чтобы оттолкнуть устройство и уберечь Инь Юя от необходимости проделывать большую пиар-работу. Хуа Чэн вздохнул и опустил руки, прежде чем бросить телефон на стол. Он наклонился к Се Ляню, ласково уткнувшись носом в грудь модели. – Гэгэ, эти люди в этой галерее – художественный мусор. Я должен просто сказать им, чтобы они шли к черту, но я должен опубликовать эту работу. Се Лянь с нежной улыбкой убрал непослушные волосы с глаз: – Что случилось? Хуа Чэн сделал глубокий вдох, прежде чем объяснить: – Они хотят получить все шесть картин, которые мы обсуждали ранее, но теперь хотят, чтобы я сделал одну большую выдающуюся работу. По крайней мере, 10 на 10 для их основного выставочного зала в качестве отдельного стенда. Выставка будет через два месяца. Се Лянь моргнул. – Но, Сань Лан, твои картины требуют времени! Зачем им требовать что-то так быстро? Хуа Чэн закатил свой единственный глаз и надулся: – Потому что они думают, что я сдерживаюсь от них и у меня есть какой-то козырь в рукаве, о котором они не знают. Се Лянь нахмурился и принял решение. Нежно рукой он поднял лицо Хуа Чэна, чтобы встретиться с его взглядом, и очень серьёзно спросил: – Чем я могу помочь? Лицо Сань Лана расслабилось, и, когда он посмотрел на сияющее, блестящее лицо своего возлюбленного, он ещё больше влюбился. Паутина стресса и гнева таяла под пламенем и жаром, которые он чувствовал в своём сердце. Всё было в порядке, когда он смотрел на Се Ляня. Всё спокойно. Хуа Чэн улыбнулся и потянулся к его руке, легонько прижимая губы и пытаясь передать свою любовь, страсть и преданность этому человеку сквозь прикосновение кожи. – Просто попозируй ещё раз для меня, гэгэ. Я позабочусь об остальном..•° °•.
Се Лянь оказался закутанным в ткань с золотыми аксессуарами и украшениями. Он стал более уверенным, будучи почти обнажённым перед Хуа Чэном, но это был первый раз, когда он позволил себе быть настолько наглым. Не то чтобы он думал, что Хуа Чэн будет думать о нем плохо: он был всего лишь джентльменом. Однако яростная влюблённость Се Ляня выходила из-под контроля. Он стоял в центре комнаты, чувствуя, как его щеки порозовели ещё больше от мысли показать себя пронзительному взгляду Хуа Чэна, который всегда видел его насквозь. Ювелирные изделия, которые он надел, были полностью из чистого золота и ярких драгоценных камней, созданные по образцу традиционных королевских особ прошлых лет, и он делал все возможное, чтобы убедиться, что они были размещены правильно и он не раздавил их при ходьбе. Мягкие шёлковые одежды, покрывавшие его, почти не скрывали его торчащие соски, пронизанные жемчужной петлёй. Он подавил дрожь волнения и страха. Хуа Чэн закончил мыть кисть и собрал банку с безопасной для кожи золотой краской, прежде чем подойти. Его лицо было спокойным и расслабленным, но в его глазах читался глубокий голод, и Се Ляню пришлось сдержать нервный глоток при мысли о том, что этот сильно голодный глаз будет наблюдать за ним в течение следующих нескольких часов. Хуа Чэн встал перед ним, их разделяло только шёлковое одеяние и дыхание. – Ты готов? – мягко спросил он. Се Лянь поднял взгляд и кивнул, но не двигал руками, крепко стиснутыми и обнимающими его грудную клетку. Хуа Чэн выглядел обеспокоенным: – Гэгэ холодно? Я могу включить обогреватель. Се Лянь покачал головой и медленно ослабил хватку, позволив шёлку струиться у его ног, не встречаясь взглядом с Хуа Чэном. Хуа Чэн тяжело вздохнул, выдыхая поток тёплого воздуха на обнажённую грудь Се Ляня, вызывая покалывание в тонких детских волосах. Се Лянь осмелился посмотреть в ответ и поймал взгляд Хуа Чэна, который пожирал его, критически скользя вверх и вниз. Зрачки были почти чёрными, а бедра, бархатные губы изогнулись в гордой ухмылке. Хуа Чэн кружил вокруг него, как акула, вникая в каждую деталь. – Я не знал, что у гэгэ есть пирсинг. Се Лянь вёл себя храбро, но внутри он боролся. Такого желания он ещё не испытывал. Он даже не знал, чего хотел, но его тело жаждало внимания этого мужчины и пульсировало в такт древнему барабану от прикосновения этого мужчины. Его милый, добрый, терпеливый Сань Лан, который за такой короткий промежуток времени вырос из учителя в друга и даже больше, чем в друга. Женщины никогда не интересовали его, а мужчины были красивы, конечно, но он никогда не чувствовал себя трясущимся девственником, каким он был прямо сейчас. – Сань Лан никогда не спрашивал, – вместо этого он ответил, звуча более уверенно, чем он себя чувствовал. Сань Лан рассмеялся: – Совершенно верно, гэгэ. Се Лянь ахнул от холодного прикосновения кисти, когда она неожиданно коснулась его плеча, и изо всех сил постарался оставаться неподвижным. Хуа Чэн осторожно закручивал нежными и крошечными золотыми мазками, образуя замысловатые узоры на коже, чтобы соответствовать потоку его плохо нарисованных линий. Завиток на вершине его локтей и плеч, длинные изогнутые линии, подчёркивающие складки его рук. Каждый палец с золотым кончиком, каждая ладонь представляла собой выразительный водоворот изогнутых линий. Он был как золотой тигр, раскрашенный своими полосами. Когда Хуа Чэн добрался до его груди, он покрутился вокруг набухших сосков и «случайно» зацепился ногтем за кольцо. Се Лянь ахнул и закрыл глаза. Он попытался заставить своё тело не реагировать. Его соски были такими чувствительными, но, должно быть, это была случайность, верно? Когда он открыл глаза, Хуа Чэн был занят рисованием, но весёлое выражение на его лице говорило Се Ляню о том, насколько это было случайно. Не прошло и секунды, как Хуа Чэн разукрасил другой сосок, прежде чем его палец щёлкнул по нему, заставив Се Лянь ахнуть вновь. – Прости, гэгэ. Этот Сань Лан такой неуклюжий. Се Лянь тяжело дышал и смотрел вперёд, сдерживая стон. Боги, его тело было в огне. Оно покалывало, жгло так вожделело, но это было абсолютно непрофессионально. Если бы Сань Лан не рисовал другую руку, у Се Ляня, возможно, возникло бы искушение прикрыть пах, прежде чем это действительно смутило бы его. Се Лянь крепко держал себя в руках, пока Хуа Чэн не наклонился вперёд и, вдохнув аромат мятного чая, не начал раскрашивать лицо золотом нежными взмахами кисти. Его глаза приобрели золотой оттенок, брови, под скулами, нижней губой, подбородком, шеей. Се Лянь был загипнотизирован, ощущая, как чувственное медленное движение кисти снова воспламеняло его нервы. Хуа Чэн наклонился так близко, чтобы рисовать такие тонкие золотые линии, что Се Лянь не мог дышать. Вместо этого он начал повторять мантры в своей голове, всё же надеясь наклониться вперёд и ощутить вкус пахнущих чаем губ. Хуа Чэн медленно оглядел его с ног до головы и кивнул сам себе, гордясь своей работой. – Идеально. Се Лянь прерывисто вздохнул и почти нервно облизал губы, решив вместо этого замереть. Сверкающий чёрный глаз Хуа Чэна впился в него: – Гэгэ? Голос Се Ляня дрожал: – Да, Сань Лан? – Есть ли у гэгэ что-нибудь, что он хочет сказать своему слуге? – ответил он, и от его голоса с придыханием снова перехватило дух. Се Лянь в замешательстве оглянулся. Хуа Чэн ухмыльнулся и нежно коснулся украшенного золотом бедра Се Ляня, прежде чем провести большим пальцем по его бедренной кости, настойчиво привлекая внимание к гордой, капающей эрекции между ними. Се Лянь замер и зажмурил глаза, застонав от страдания. Он хотел закрыть лицо руками и спрятаться, но от Сань Лана негде было скрыться, и он не мог испортить свой тщательный макияж. Хуа Чэн мягко рассмеялся, но не отодвинулся, продолжая медленно поглаживать удивительно эрогенную точку на его теле. – Гэгэ. Почему так смущён? Этот Сань Лан польщён Се Лянь зажмурил глаза, прежде чем почувствовал, как покрытые золотом кончики пальцев Хуа Чэна так нежно коснулись его челюсти, заставив его поднять голову и открыть глаза. Се Лянь увидел доброту на его лице и немного расслабился, чувствуя, как чувство вины и стыда отступили, оставляя после себя лишь лёгкое смущение. Почему он так нервничал, ведь это был Сань Лан. – Это неловко. Я…. Моё тело чего-то хочет, когда мы ещё даже не поцеловались. Хуа Чэн дьявольски улыбнулся: – И это все? Это легко исправить, гэгэ. – Это? Се Лянь стоял совершенно неподвижно, ожидая магического ответа, который заставит его тело снова вести себя нормально. Хуа Чэн хранил тайну, ему просто нужно было избавиться от этого недуга, чтобы они снова смогли возобновить работу. Хуа Чэн схватил его за подбородок и прижался к нему в страстном поцелуе с закрытыми губами. Се Лянь почувствовал, как у него подкосились колени от удовольствия и ощущения этих шелковистых губ на своих после стольких мечтаний об этом. Небольшой слабый стон вырвался из его горла, когда Се Лянь подался вперёд. Его забытая эрекция скользнула по гладкому бедру Хуа Чэна, гладкая вата, смоченная капелькой слизи, выпавшей из заброшенной эрекции Се Ляня. Се Лянь двинулся вперёд, скользя руками по сильной спине Хуа Чэна, цепляясь за него и отчаянно желая не отпускать. Поцелуй был заоблачным. Возможность поцеловать Сань Лана и быть поцелованным в свою очередь превратила сладкие, почти нежные поцелуи в горячие, с тяжело дышащими открытыми ртами и скольжением губ и языков. Се Лянь никогда не целовался, кроме детства, когда Фэн Синь поцеловал его в щеку, когда он был совсем маленьким мальчиком, чтобы доставить удовольствие своей матери. Это было совершенно новым. Руки Хуа Чэна были большими, горячими и твёрдыми, оставляя на коже следы и искры фейерверка и обжигая его нервную систему. Ся Лянь схватил Хуа Чэна за рубашку и притянул к себе, желая большего. Плоскость живота была такой приятной, чтобы тереться о неё чувствительными сосками, но там, на животе Се Ляня, было жёсткое, долгое, горячее давление, которое впилось в его пупок, словно приказывая. Се Лянь хотел подчиниться. Они разошлись на достаточно долгое время, чтобы Се Лянь успел захныкать: – С-Сань Лан! Прежде чем его оттолкнули обратно к столу, покрытому настоящими распустившимися цветами для их фотосессии. Се Лянь слегка подпрыгнул на плюшевой поверхности, прежде чем откинуться на мягкую постель из цветов, купаясь в цветочном запахе и аромате сладкого нектара. Хуа Чэн стоял над ним, находясь прямо между его голыми ногами. Линия его твёрдого члена рельефно обрисовывалась на тёмных хлопчатобумажных брюках. Се Лянь, возможно, был краснеющим девственником и вёл себя соответственно, но, боги, он хотел этого. Хуа Чэн злобно улыбнулся и взял камеру, сфотографировал жаждущее лицо Се Ляня. После нескольких кадров Хуа Чэн опустил камеру. Со злобным блеском в глазах он начал расстёгивать пуговицу на своих штанах: – Теперь, когда гэгэ поцеловали… Были ли какие-то другие проблемы, с которыми этот человек может помочь гэгэ? Се Лянь покачал головой, желая сомкнуть ноги и снова спрятаться, но крепкие мускулистые бедра Хуа Чэна мешали, удерживая их открытым. Хуа Чэн ухмыльнулся, нажимая на кнопку: – Значит ли это, что гэгэ хочет продолжить? Се Лянь застенчиво кивнул. Хуа Чэн ухмыльнулся, склонив голову набок: – Скажи это, гэгэ. Се Лянь снова вздрогнул, чувствуя, как напряглись все поры, по коже побежали мурашки. – Да…. Пожалуйста. Хуа Чэн положил камеру на покрытую цветами поверхность и сбросил рубашку, предоставив Се Ляню прекрасный вид на своё гладкое мускулистое тело, когда оно было раскрыто. Его загорелая кожа блестела на свету, тёмные соски торчали, а чёрные волосы спускались к расстёгнутой ширинке брюк. Ся Лянь почувствовал, как пульсирует его обнажённый член, взволнованный тем, что остальная часть была снята. Хуа Чэн засунул пальцы в петли на штанах: – Скажет ли гэгэ этому человеку, если он переступит черту или захочет остановиться по какой-либо причине? Се Лянь кивнул и сжал бедра вместе, подсознательно поднимая их вверх, напоминая ему о том, где он хотел, чтобы Хуа Чэн был. Хуа Чэн принял невербальный ответ и стянул штаны. Чёрные трусы-боксёры продержались всего секунду, прежде чем его твёрдая фигура показалась свету. Он был толстым и жилистым, с красным грибовидным кончиком, из которого в настоящее время сочился предэякулят. Хуа Чэн заполз на него сверху на столе, усаживаясь на колени Се Ляня. Их члены были выровнены бок о бок, показывая, насколько Хуа Чэн был крупнее по сравнению с ним. Член Се Ляня был среднего размера, но длинный. Хуа Чэн был огромным. Се Лянь поморщился. Его краткое погружение в просмотр онлайн-порно подготовило его к встрече с кем-то такого размера, но увидеть его вживую все равно было пугающе. Се Лянь подался вперёди нежно положил обе руки на стройные бедра Хуа Чэна, чувствуя там гладкую кожу. Хуа Чэн снова взял камеру и сделал ещё несколько снимков, прежде чем толкнуться бёдрами вперёд, соблазнительно двигая их вместе. Се Лянь прикусил бедро, чтобы заглушить крики удовольствия, которые хотели вырваться на свободу. Это было немного сухо, но скольжение кожи было восхитительным. Его собственная рука доставляла ему жалкое удовольствие по сравнению с этим нежным трением. Яички Хуа Чэна были тяжёлыми, плотно сжатыми, но так мягко тёрлись о его собственные меньшего размера. Это был рай. Хуа Чэн сделал ещё два снимка, прежде чем схватить одну из рук Се Ляня в свою, облизать её, чтобы собрать смазку, и положить её на свою пульсирующую эрекцию. Се Лянь задохнулся от ощущения его, тяжёлого и твёрдого в руке. Было так приятно, так правильно, что он был там. Он нежно погладил его и почувствовал, как бедра Хуа Чэн дёрнулись в прерванном доверии: – Блять, гэгэ. Сделай это снова. Се Лянь так и сделал, схватив его от основания до кончика, не обращая внимания на собственный член, наслаждаясь шелковистым ощущением стержня в руке. Ощущения шелка на стали достаточно, чтобы заставить его задуматься о том, каково это будет внутри. Ритм толчков Хуа Чэна на секунду прервался, и он тихо прошептал: –Дерьмо, малыш, мне так хорошо, —прежде чем сделать ещё несколько снимков. Се Лянь задрал ноги, раздвигая их настолько, насколько это возможно с Хуа Чэном на коленях. Хуа Чэн прекратил толчки, чтобы соблазнительно опуститься ниже, ловя конец Се Ляня в грязном ровном скрежете: – Это то, чего хочет гэгэ? Се Лянь открыто простонал, не в силах ответить. Хуа Чэн взял его руку и сбросил её со своего члена, прижимая её над головой. Он наклонился вперёд и выдохнул ему в ухо: – Это то, чего хочет гэгэ от Сань Лана? –Его голос был низкий и опасный, не вызывающий никакого страха. Это поджигало нервы Се Ляня. – Да, пожалуйста! Я хочу, очень! Я хочу это, – Се Лянь захныкал, чувствуя себя беспокойным и подавленным желанием. Хуа Чэн тихо выругался, на мгновение закрыв глаза и придя в себя. Он переместился, пока бедра Се Ляня не оказались у него на коленях, а ноги на его плечах: — Гэгэ станет моей смертью. Се Лянь наблюдал, как Хуа Чэн схватил большую бутылку из своих принадлежностей для рисования, прежде чем выплеснуть большое количество на руку. – Это льняное масло, оно безопасно. Се Лянь кивнул и откинулся на спинку кресла, чувствуя, как тёплая рука Хуа Чэна коснулась его промежности влажным скользким маслом. Это было странно, но не неприятно. Его большой палец массировал дырочку, пока не скользнул внутрь. Он не двигался, пока Се Лянь полностью не расслабился и не кивнул, чтобы продолжить. Хуа Чэн разрабатывал его пальцами, пока Се Лянь не освободился и не был готов к нему. Се Лянь грациозно наклонился и расслабился от странного ощущения его пальцев внутри себя, пока Хуа Чэн не поднял пальцы вверх для толчка, и Се Лянь почувствовал, как всё его тело содрогнулось от глубокого удовольствия. Это ощущалось как глубочайшая медитация, как самое безмятежное небо, как само вознесение. Ему казалось, что он светился изнутри. Стон, вырвавшийся из его горла, был громким и беспричинным, как будто он никогда раньше не слышал. Хуа Чэн сделал паузу, широко раскрыв глаза, прежде чем тьма окутала его черты, и на его лице вспыхнула дикая ухмылка. Следующие несколько толчков его руки попадали по этому месту снова и снова, глубоко и твёрдо вонзаясь прямо в этот чувствительный узелок нервов. Крики Се Ляня раздавались в тихом студийном пространстве в сочетании с влажным хлюпаньем пальцев Хуа Чэна, снова и снова проникающих в него. Вскоре Се Лянь задыхался и просил ещё, и Хуа Чэн не мог ждать ни секунды. Он осторожно вытащил пальцы из задницы Се Ляня и обильно смазал маслом свой твёрдый член. – Хочет ли гэгэ, чтобы я использовал презерватив? — спросил он, самообладание было готово сорваться в любую секунду. Се Лянь покачал головой: — Я чист, пожалуйста, я хочу, чтобы ты был внутри меня. Ах! Сань Лан! Сань Лан кивнул и наклонился вперёд, чтобы небрежно поцеловать его в грудь и лизнуть красивый золотой выступ соска перед ним: – Гэгэ тоже мой первый. Я чист. Се Лянь захныкал и прижался к нему, давая явный приглащающий знак. Хуа Чэн выровнялся и прижался к его тёплому влажному теплу, плавно и без проблем скользя внутрь, пока не достиг дна, когда яйца остановились у основания, где их тела соприкасались. Се Лянь откинул голову назад и громко застонал, чувствуя член у основания горла, но желая большего и прямо сейчас. Хуа Чэн легко понял намёк и начал двигаться, пока не выбил из ума Се Ляня, так безрассудно распластавшегося на ложе из цветов, окрашенного в золото и слегка позвякивающего цепями, золотыми кольцами и драгоценными камнями. Хуа Чэн никогда бы не сказал ему, что все они настоящие, потому что его гэгэ никогда бы этого не допустил, но в основном потому, что это было тайное личное желание увидеть своего возлюбленного в нарядах. Одетый как Небесный Император и сияющий божественностью, как будто это было его право по рождению. Он был прекрасен. Шлепки кожи, казалось, эхом отзывались в студии нежными поцелуями кожи, когда Хуа Чэн касался каждой части тела, до которой мог дотянуться. Хуа Чэн оставил следы любви и обожания на каждом участке кожи, до которого мог дотянуться, прежде чем вцепиться в его шею и сильно пососать. Се Лянь задыхался, и его крики становились все громче и громче, достигая его предела. Из последних сил он выдохнул: —Хуа Чэн. Я-я… Я люблю тебя. Сань Лан, Ах , — и он кончил толстыми белыми струями по всему животу, влажно брызнув на грудь Хуа Чэн. Хуа Чэн застонал и почувствовал, как его вселенная сузилась до тесных пульсирующих стенок оргазма Се Ляня вокруг его толстого члена, высасывая из него удовольствие, но именно слова заставили его полететь через край в бездну. – Я тебя люблю. Блять! – Хуа Чэн глубоко излился в Се Ляня двумя мощными толчками бёдер, извергая своё семя в Се Ляня так глубоко, как только мог. Когда они оба замерли, их груди тяжело вздымалась, а сперма разбрызгалась повсюду, Се Лянь тихонько рассмеялся. Вскоре к нему присоединился Хуа Чэн, чувствуя себя игривым и лёгким, как воздух. Они обменивались сладкими поцелуями в течение нескольких минут, прежде чем Хуа Чэн осторожно высвободился. Се Лянь уже собирался встать, когда Хуа Чэн осторожно положил руку ему на грудь: –Подожди, секундочку. Он поднял камеру, сделал ещё несколько фотографий и попросил Се Ляня замереть, подняв руки над головой в расслабленном блаженстве. Это была потрясающая фотография и прекрасный референс. Сделав снимки, Хуа Чэн поставил камеру на док-станцию для загрузки, прежде чем помочь Се Ляню подняться. — Не мог бы гэгэ присоединиться ко мне в душе? Се Лянь улыбнулся и, чувствуя сонливость и расслабленность, наклонился к нему сбоку. Он последовал за ним, чувствуя себя более счастливым, чем когда-либо раньше.°•. .•°
Произведение, которое завершил Хуа Чэн – его величайшее творение. Это шедевр размером 12 на 14 футов. Огромный Се Лянь, одетый как безмятежный Небесный Император и покрытый цветами, лепестками и золотом, смотрел на зрителя с нежной слабой улыбкой, такой мирной и прекрасной, что итриговала глаз. Его тело совершенно и сладко, усыпано сияющими драгоценными камнями. Полосы золотой краски, словно чешуя, покрывали его тело, и вся сцена идеальна, за исключением более тёмных отметин и любовных укусов, размещённых везде, где зритель может видеть: на его шее, груди, животе, бёдрах. Его скромность сохранялась за счёт того, что бедро едва приподнято, чтобы прикрыться. Это так же щекотливо, как и мирно. Настоящий шедевр. Се Лянь краснел каждый раз, когда смотрел, как Хуа Чэн работал над этим в студии, но наслаждался вечерами, которые следовали за работой с порнографических эталонных фотографий, сделанных в тот день. Хуа Чэн гордо смотрел на свою работу, Се Лянь стоял рядом с ним (лицо слегка прикрыто маской, чтобы его нельзя было сразу узнать). Музей не только бесплатно продлил его выставку ещё на один месяц, но и продал каждую картину в три раза дороже запрашиваемой цены благодаря некоторым тщательным художественным аукционам, организованным Инь Юем. Они продали достаточно, чтобы Хуа Чэн и Се Лянь купили большой дом на прекрасном участке земли, и обоим никогда больше не нужно было работать, если они не хотели. Се Лянь, конечно, продолжал быть моделью Хуа Чэна, но также оставил свою работу, чтобы быть его финансовым советником и партнёром. Хуа Чэн ухмыльнулся своему гэгэ, довольная и счастливая улыбка окрасила его губы: – Не мог бы гэгэ снова стать моделью этого Сань Лана? Для него будет величайшей честью показать остальному миру, насколько прекрасен Тайцзы Дайнся. Се Лянь толкнул его в плечо, покраснев от прозвища, которое фанаты дали его «идеальной безымянной модели», полностью понимая, что он, в свою очередь, будет удостоен чести быть музой Хуа Чэна до конца времён..•° °•. Конец
°•. .•°