Пепел доброты

Что мы знаем о Грелод Доброй? Хмурая, скрытная и жестокая женщина. Высушенная жизнью, бытом и зловредностью старуха. Женщина, державшая «Благородный сиротский приют» в Рифтене и получившая кличку «Добрая» как насмешку за жестокое воспитание детей: крики, брань, порой избиение на месте с кулаками. Она даже могла морить голодом и держать в цепях слишком непослушных детей. Но к ней попадали не обычные дети крестьян или горожан, потому что Скайрим место опасное и большое количество сирот было ещё до гражданской войны, но сироты мелких дворян, где часть их имущества (порой всё), уходило на содержание приюта. «Мерзкая старуха, чтоб тебя даэдра забрали!!! Почему ты так с ними обращаешься?!» — очередной сердобольный дурак неосторожно задавал этот вопрос. «А что делать? Кому-то нужны чужие дети?» — сваливо Грелод — «Что ты для них сделаешь? Готов содержать их до совершеннолетия? Кормить, лечить, одевать, обучать? Или так, пришёл п о и г р а т ь с я в благотворительность?» «Спорим, что ты просто жируешь на тех деньгах, которые украла у этих детишек?» — едко отвечал очередной остроумный весельчак. «Клянусь Шором, не столько, сколько ты не донёс до десятков ублюдков, в отличие от типа вроде тебя, когда заделывал рёбенка и бросал его!.. Убирайся или я позову стражу!!!» — рычала на него нордка. Обычно на этом случайный путник уходил, а жители Рифтена не вмешивались в дела старухи. Грелод похожа на сирот, которых воспитывала: её бабка по материнской линии была из мелкого и потерявшего титул дворянского рода, во времена открытия врат Обливиона в Сиродиле. Старую нордку удивляло то, что до сих пор находились личности, чаще путешественники, считавшие что её заведение принимает всех сирот. Без исключений. Если бы это было правдой, то приют бы был переполнен. Дети бы за еду просто дрались. Возможно, как те голодранцы на рифтенских улицах насмерть, сбиваясь в подростковые банды или же прибиваясь к взрослым ворам и бандитам. Порой иногда Грелод даже мечтала, как бы её жизнь выглядела, если бы не потеря титула? Нет полуголодного детства, тяжелой работы, непыльная работёнка или даже удачное замужество… а не сначала работать где попало, чтобы получить лишний септим, кое-как получить хорошую должность и заботиться о детях, на чьи жизни всем плевать, до того как они станут совершеннолетними. Но бабка Грелод потеряла своё поместье, фамилию и даже титул, потому что оказалось, что её прадед, отец бабки, путался с даэдропоклонниками. Каких именно? Точно неизвестно. Грелод-старшая, сжигая последние свидетельства о своём роде, чтобы найти лучшую жизнь хотя бы среди черни, скорее всего, призналась в этом только под пытками. Когда сама же Грелод, когда она ещё была жива, пыталась заикнуться «кем был её прадед», бабка избила её так, что она отлёживалась дня три и впредь требовала «не задавать вопросов, целее будешь». Тяжело ей и всей её семье было — бывшие дворяне, не приученные к физическому труду. Бабка скрывающая своё прошлое, чтобы лишь глухим шёпотом передавать двум своим дочерям позорную тайну о своём уже слепом и безликом роде. Передать дальше, своим внучкам — Грелод и её двоюродной сестре, с которой та не общалась, прервав контакт. Тупость препятствует общению, а могильная плита тем более. Грелод, что знала свою глупую сестру, что была д е й с т в и т е л ь н о доброй, презирала её как только могла — не только потому что той повезло со внешностью и окружающие п о з в о л я л и притвориться, что они добры и сострадательны к «милой бедной крестьянке», но и потому что её доброта довела до могилы. Она, как типичная представительница сказок, примерная мать, умерла, когда её дочь совсем была маленькой, потому что отказывалась «обманом зарабатывать деньги», не накопила на своё лечение, а эту ни-живую-и-ни-мёртвую от болезни «сестричку» Грелод надоело спасать (да и денег едва хватало, чтобы выжить уже самой) и… на этом сходство заканчивается. Дальше по-сказочному отец погоревал, что её сестра умерла и совсем по-несказочному оставил ребёнка у каких-то посторонних людей, а сам пришпорил коня и был таков. «Не могу,» — говорит — «Воспитывать дочь один. Тяжело это». Но тогда Грелод было плевать на свою племянницу, потому что, перебираясь с места на место, искала способ заработать, пока она не связалась с каким-то подозрительным данмером, который как раз этот «Благородный сиротский приют» и организовал. Уехал из Скайрима со словами «тут становится для данмеров неспокойно… к тому же, я смог довольно неплохо заработать на этих маленьких засранцах! само собой, сирот из действительно богатых семей возьмут под опёку их собственные родственники, а вот обедневшие и мелкие дворяне, у которых из собственности остались лишь огрызки былового величия и титул — уже содержат неохотнее». Грелод, пока ещё не Добрая, помогавшая ему в делах, переняла это заведение во владение и уже как сорок три года управляла этим местом. Чего там только не было — начиная от кучи детей, которых ей сбагривали всякие «дворяне, нагулявшие себе потомство на стороне», дававшие жалкие подачки (порой со святой уверенностью в глазах, что этого хватит и дети питаются чуть ли не воздухом и светом, как сорняки) и заканчивая её же собственной племянницей и сыном Хеймскром, каждые из которых от её «любви» и «доброты» разбежались — и если Хеймскр удрал в Вайтран, став «жрецом Талоса» (как этот дурачок считал), то вот её племянница уехала из Скайрима вообще, как та говорила «от отвращения». «Мы же — семья! Почему, тётя, вы так поступаете со мной? Даже собственный сын попал под раздачу! Почему?» — пыталась давить она из себя типичную сказочную «героиню», ещё не до конца лишившись наивности «Потому что этот мир жесток и всё здесь ограничено,» — угрюмо замечала Грелод, после чего давала мокрой грязной тряпкой по заднице шестнадцатилетней племяннице, которую планировала вот-вот выгнать зарабатывать на хлеб самостоятельн — «Доброта в том числе.» «Неужели Вам самим никто не помогал, раз вы такая злобная змея?» «Представь себе!» — свистящим смехом замечала Грелод, после чего, злобно гакая на неё добавляла — «РАБОТАЙ!!!.. РАБОТАЙ, МАТЬ ТВОЮ! ИЛИ ВЫЛЕТИШЬ ИЗ ПРИЮТА В ТУ ЖЕ СЕКУНДУ, КАК ОТКАЖЕШСЯ ЧИСТИТЬ ГРЯЗНОЕ ПЯТНО! БУДЕШЬ ПОБИРАТЬСЯ И БЛАГОДАРИТЬ, ЕСЛИ У ТЕБЯ БУДУТ ОБЪЕДКИ!!!»

***

Пусть племянница злится. Ей так вообще повезло иметь пускай и злобную тётку, пускай и заставляющую работать на износ, но не лицемерную добренькую падаль, которая, под видом «благожелательности» её действительно подставляет, а не дает минимальный, но шанс, выжить. Да ещё как подставляет! С огоньком и, напоследок, выжать максимальную прибыль, выкинуть, точно ненужный предмет. Падающего подтолкни. Потому что Грелод до сих пор помнит свою нищенку-соседку из деревни Лесной, где жила со своей семьей, работая на лесопилке и позднее, поднакопив денег, уехавшие в Рифтен, где можно хотя бы было пережить зиму. В вымирающей деревне, где многодетная мать, после смерти мужа, свою падчерицу заставила подрабатывать проституткой, чтобы накопить на приданое уже родной своей дочери и заманить какого-нибудь идиота работать в этой дыре. «Ты делаешь ради блага нашей семьи!» — говорила её соседка, когда маленькая Грелод, собирая дрова, слушала краем уха, как она умоляет падчерицу о помощи — «Ты фактически святая, раз жертвуешь собой, помогая семье!!!.. Ну ты же красивая! И если будешь работать на износ, на лесопилке-то нашей, красоту-то потеряешь!.. Поработай лучше так!.. Не только нам, но и себе на приданое накопишь». На такой «метод» зарабатывания у Грелод Безымянной и её семьи, бабки, матери с тёткой, а также двоюродной сестры, всех Безымянных, шёл нехороший холодок по коже. Потому что «быть шлюхой» это гарантировано попасть не только в долговую кабалу, но и в руки к преступникам. Это испорченная репутация, потерянное здоровье, а если учесть то, что многие клиенты любят их избивать, а стражники закрывали глаза на их смерть, то… шлюхам не позавидуешь. Какого это, быть чем-то на уровне собаки, а может даже и ниже, чьей смерти скорее обрадуются, потому что «сдохла поганая тварь», а не будут искать убийцу? Общество на редкость лицемерно, а традиционное общество — в т р о й н е лицемерно. Всякая «благость» и «святость» это только внешняя оболочка благопристойности, под которым скрывается червивое содержимое всех сортов. Что ждало эту «добренькую» проститутку-падчерицу, что пыталась заработать другим путём, в вымирающей деревне Лесной, из которой убегали все, потому что тут было можно только выживать или спиваться? Позднее её просто похитили бандиты из крепости Зуба Фаральда, когда она едва-едва успела заработать приличную сумму и отдать своей семье. Что с ней там происходило? Тайна, но догадаться можно, когда она вернулась обратно, с криво зажившим переломом, израненная, изувеченная, хромая, окосевшая на один глаз и, к тому же, с заметной беременностью. Пришла к своей семье, желая получить «помощь». А потом эту «святую» просто выкинули. Просто на порог не пустили. Как только накопила необходимую сумму со словами «мы знать не знаем, что ты там придумывала, лживая шлюха. Эти деньги заработал наш сын как батрак и конюх!!!». Тот самый сын, что пил не просыхая, бил своих родных в пьяном виде и был как обливионский портал, всасывающий в себя все накопления. Зато «наследник», «сын своего отца» и «глава своей семьи». Ничтожество. И умер также ничтожно, перерезанный пополам, по пьяни, когда гонялся за своей сестрой Гростой, в споткнувшись и упав прямо на работающую пилу. …Грелод тогда казалось, что это было не случайно, но пусть деревенские тайны останутся у той единственной выжившей семьи, что там так и осталась. Не её дело.

***

Нет, Грелод Безымянную, по кличке «Добрая» не проведёшь. Она чует эту вонючую доброту и особенно — когда это доброта появилась в следствии желания с тебя что-то поиметь. Она давно не верит ни в какие сказки, начиная лет с шести, а также привыкла тяжело работать с десяти, а также ловко обманывать, чтобы не работать на износ лет с тринадцати. Но… …порой для выживания было недостаточно банальной хитрости, подлости, умение гнуться под сильного и отгрызть у слабого, чтобы самой протянуть подольше. …в первый раз она призвала даэдра, когда ей было лет пятнадцать. Тогда её, как знающую хорошо грамоту (любимый предмет в училищах при маленьких храмах, куда приходили те дети крестьян, которых их родители отпускали с работ), допустили помощницей у какого-то мага. Помогала разбираться в его почте, написывая однотипные ответы, а также рассылая стандартные приглашения, стараясь написать как можно более красивым почерком. Тогда у Грелод возникла амбициозная мысль, попытаться стать волшебницей! Вот только ни денег, ни сил (в том числе магических), ни времени у неё на это не было. Даже на банальную теорию нужно было потратить время ещё с детства и, скорее всего бы, у её треклятой двоюродной доброй сестрицы бы вышло, если учесть то, что она могла создать маленький шар света, но… «Если я хочу что-то получить мне нужно чудо. Желательно — нечистое. Потому что для чистого меня считают с л и ш к о м порочной. И всё почему? Потому, что не лицемерю как моя сестрица, да? Что говорю «как есть», не желая поддерживать «сказочный миф» о справедливом мире? Если ты хочешь чего-то получить, то должна вырвать это силой у слабых или хитростью у сильных.» Грелод тогда, когда узнала, что более в её услугах маг не нуждается, была в отчаянии: только-только она нашла должность, на которой страдает не так сильно её спина, как тут же ей нашли замену. Некий мальчишка из более состоятельной семьи, который и сам не хотел на ней быть, но отец очень желал пристроить бездельника хоть куда-нибудь. «Он должен стать учеником мага и на полставки слугой. Новый рот ему не нужен,» — как подслушала Грелод их разговор, стоя за закрытыми дверями. Она не могла терять такое хорошее место, где денег платили больше, а работать, не травмируя с детства слабую спину, физически — приходилось в разы меньше. Да и иметь воспалённые суставы после переработки прачкой ей явно не хотелось. Всё что угодно, даже призвать самого даэдра — она готова на это. Тем более нордка никогда не отличалась послушанием и всегда норовила подслушать кого-либо. Привычка с детства, ещё с деревни Лесной, хоть и порочная, что не раз и не два спасало Грелод от неприятностей. Так она прознала, что её хозяин-маг, которому она переписывала письма, по ночам, ради новых знаний пытался связаться с даэдра… «Либо так, либо сдохни в сорок пять, надорвавшись на тяжелой работе! Женщины из бедных, а то и нищих семей ни-ко-му не нужны, кроме как послушные жёны, на которых можно безнаказанно срываться, а они даже не способны уйти!» — стучала мысль в голове Грелод, когда она, повторяя подсмотренные действия мага в первый раз связалась с… измерением Хермеуса Моры. Это был её самый лучший и худший, самый трусливый и смелый, а также самый умный и глупый поступок в её жизни. Нет. Она не видела самолично Принца и уж тем более никогда физически не контактировала напрямую. Он усмехнулся, пока девочка-подросток тряслась как напуганный крот, которому вот-вот лопатой отсекут голову за попытку погрызть урожай, но милостиво выслушал её просьбу. «Дай мне знания, которые помогут остаться на должности при маге!» — сказала она. Сказано — сделано. Тогда, перепуганной девчонке вручился какой-то маленький свиток, содержание которого ей было запрещено читать и Грелод, хоть и сгорала от любопытства, предпочитала не шутить с даэдра, передала это на утро магу. Прочитав это он, хоть и выглядел так, будто хотел испепелить Грелод на месте, но, всё же передумал это делать, после чего холодно заметил: — Раз ты настолько безрассудна, значит, будешь помогать мне в исследованиях. В качестве подопытной, — холодно заметил он.

***

Да, Грелод Добрая, до двадцати пяти лет вместе с этим магом, что ранее имел свою лавку в Рифтене по «магической всякой всячине», днём помогала убирать и готовить, а благоприятные дни для призыва, выдавая ей зелье невидимости со свитками, требовал «собрать как можно больше той требухи, которую ты сможешь оттуда утащить». Время в попытках «заработать как можно больше» утекало как вода — быстро и стремительно. Когда она, получив при очередном «исследовании» серьёзную травму ноги, та поняла, что просто не может больше быть полезной магу и тот отказался от её услуг, но… денег у Грелод для выживания было достаточно. Также, как и знаний.

***

Знания. Они — сила. Грелод, грамотно манипулируя довольно глупыми и жадными до денег искателями приключений (чем тупее, тем лучше), уже сама заманивала их в то место, чтобы они, если выживали, приносили ей необходимую информацию. В большинстве случаев они так так и оставались, в этих мутных, серо-зелёных водах, сливаясь с местностью. А Грелод… постепенно-постепенно училась не только стремительно перепродавать однотипные свитки, книги по магии, а также редкие издания, но и… пытаться самой устанавливать связь с тем иным миром, который, слишком назойливым шёпотом звучал в её голове. Да, тот данмер, посоветовав ей перенять управление приютом, хоть и дал хорошую наводку на махинации с собственностью тех самых детей, за которыми они следили вместе, но даже одного раза хождения в план обливион Принца Знаний хватило, чтобы дурным желанием, даже боясь за свою жизнь, возвращаться туда снова и снова.

***

Шли года. Грелод, уже Добрая, давно состарилась и даже у её сына началась намечаться лысина, а племянница обзавелась собственной семьей, а также уже укрыла уже её прямого внука, но этот план Обливиона уже звал. Грелод рассматривала в свободное время, в своей тайной библиотеке, что находилась не в приюте, а в пещере некромантов и ведьм, те самые знакомые и уже много раз перечитанные книги. То, что спасло её от нищеты и, тем не менее сделали её душу проклятой отныне. Ведь, заключив сделку с даэдра в подростковом возрасте она не подозревала, что после смерти станет той самой тварью, Искателем, которые до сих пор снятся ей в кошмарах. «Такова цена за силу, а тебе, Иллия, мать всё на блюдечке с голубой каёмочкой приподнесла!» «Я не просила её об этом!» — рявкала строптиво в ответ одно из юных дарований, юная ведьма Иллия, дочь главы местного рифтенского ковена, на что тут же получила пощечину от Грелод. «Дура. Не ценишь ты то, что у тебя есть.» «Я не ценю подлость, которой воняет и от этих книг, и от Вас!!!..» «Очень зря. Потому что только благодаря ей я при деньгах, а не работаю на износ и не прошу милостыню при храме Мары Милосердной.» И не этой девчонке лет одиннадцати, которой видите ли «не нравится быть злой ведьмой», судить, цену доброты и подлости, рождённой в условиях, когда у неё для нормальной жизни есть фактически всё и есть что терять.

***

Когда Грелод убили, ей было больно лишь первые пять минут. Само мгновение убийства она не помнила, лицо агрессора смазалось, а вот после смерти она оказалась уже в планах Хермеуса Моры. Уже не в роли той воровки, что добывала необходимые свитки, книги и просто камни душ, а стражницы этого места. В виде Ищущей. Обычно при перерождении монстра у него оказывалась та самая последняя книга, которая была прочитана при жизни — у Грелод это оказались «Дети свиньи». Испугалась ли она факта перерождения? Несомненно. Всё же что есть обычная смертная жизнь, которую можно было бы закончить банальным самоубиством, если всё совсем безнадёжно, с вечностью у Хермеуса Моры? Но тогда, будучи юной, она об этом не думала — всё что угодно, кроме как обеднеть окончательно и не быть способной заработать даже на еду. Так провела Грелод в своём новом облике неизвестно сколько времени — дни, месяца, года? Время теперь стало для неё шуткой, а книги, которой ей всё же порой позволяли читать, обычно сами пропадали из её рук, если она вовремя их не доносила до необходимого места. Также, она измеряла время в искателях приключений в этом плане — то забредёт один воин, желающий славы, но утащенный щупальцами в воду и от того захлебнувшись там, то вторая, наглая альтмерская волшебница, отлетит от удара луркера и, ударившись головой о местную решётку ворот, обагрив её кровью, без чувств сползёт вниз, то пройдёт группка исследователей, надеявшиеся одолеть количеством мир Моры, но в следствии этой наглости — быть разделённым им же и быть уничтоженными по одиночке. Самые трусливые или хитрые успевали сбежать, прежде чем измерение отделит «достойных от недостойных». …но что это? Иллия? Что она делает в таком месте? Грелод, в облике Искательницы, в этой уродливой кучи из щупалец, усиленно прищурилась. Нет, она не ошиблась — в последний раз дочь Сильвии, главы Рифтенского ковена Светотьмы, она помнила именно по тому, как она использовала ледяную бурю против группы разбойников, окружившие их повозку, когда она помогала ей матери из библиотеки некромантов и ведьм перевозить необходимые тома заклинаний и свитков. Сильвия захотела дочь послать в настолько опасное место? Ну, если учесть, какой результат эта «не желающая быть злой ведьмой» показывала девчонка — она могла не то что пройтись по этому миру, но и даже закрыть обливионские врата. С одной стороны Грелод, хоть и хотела убежать, не желая столкнуться с Иллией, силой самого измерения была против своей же воли направлена к фигуре волшебницы. Она напала на неё, используя привычное для своей новой чудовищной формы заклинание Высасывания. Удар. Удар. Ещё несколько ледяных заклинаний и Грелод даже не спасло раздвоение. Издав шипящий звук, она чувствовала как умирает. Исчезает окончательно. Растворяясь… потому что её форма чудовища — это перерождённая душа, а не тело, обёрнутая в нечестивые материальные частицы плана Обливиона. С глухим шипением она издает предсмертных хрип, похожий на человеческий женский крик и после, медленно оседает на пол. Свободна. Наконец-то свобода… пускай и за счёт полного уничтожения. …посреди тряпок Иллия, смахнув пот со лба, видит книгу, которую любила перечитывать Грелод Добрая — «Дети свиньи». С отвращением поморщившись на неё и отгоняя неприятные воспоминания, Иллия, подобрала пару свитков с тела поверженного врага и, выпрямившись, пошла на встречу своей цели. Какой? Никому неизвестной, кроме самой Иллии и, возможно, Хермеусу Море. Медленно погружающееся измерение во тьму стало панихидой для всех заблудших душ в плане Хермеуса Моры, которые были окончательно уничтожены и отныне — полностью свободны.