тактильность

Чонвон возмущается: Джей снова мешает ему смотреть тикток. Переворачивает его на живот и залазит сверху. «Милые котики могут подождать, » — говорит он пятый раз за этот день. Приходится отложить телефон в сторону, потому что смотреть в такой позе становится неудобно. Из-за ерзаний простыня и футболка под животом сбиваются, и он чувствует, как Джей садится удобнее, куда-то чуть ниже ягодиц, и прямо по ткани начинает гладить спину. Это немного неприятно, но, если Джею хочется, Чонвон не против. Он никогда не просит его делать массаж и в принципе относится к этому равнодушно, но каждый раз, как они остаются наедине, Джей лезет. Движения медленные, а ладони широкие, надавливают на мышцы поясницы. У Чонвона есть привычка в такие моменты задерживать дыхание. — Чонвон, я чувствую, как ты зажался, — Джей сильнее жмет большими пальцами куда-то возле позвонка и Чонвон, смеясь, дергает ногами и прогибается в спине. — Ну перестань, — он утыкается носом в подушку и приглушает то ли стон, то ли хнык. — У меня от таких движений нервы умирают. — А ты расслабься, чего зажимаешься-то? — было слышно, что Джей тоже улыбается, хоть голос и звучал требовательно. — Ну так давай я тебе нажму туда, куда ты мне жмешь, и посмотрим, будешь ли ты расслабленным, — Чонвон снова дергается, поднимая попу вверх. От полочек с коллекцией комиксов над кроватью отражается звонкий стон: Джей начал щупать чувствительные бока, — Джей, ты зараза! Выпутавшись из-под тела, Чонвон напрочь сбивает простыни и начинает тыкать пальцами в икры и бедра, впиваться подстриженными ногтями так, будто пытается залезть под мышцы, отчего Джей тоже начинает кричать, смеяться и просить остановиться. Чонвон знает, как это ощущается: как щипки по нервам и легкое возбуждение. Какой-то другой уровень наслаждения через боль. К этим ощущениям его приучил Джей. Да и, как он любит говорить: «ну, прикольно же ощущается». Да, прикольно, Чонвон больше не спорит. Спустя две минуты кувырканий и валяний по кровати, Чонвон сдается и Джей снова садится на него. Телам обоих надо отдохнуть, чтобы боль от раздражения нервных клеток не переросла во что-то совсем неприятное, поэтому они пытаются отдышаться. — Ты закончил? — на выдохе спрашивает Чонвон, смотрит, раскрыв глаза широко, будто быкует, и бьет Джея по ляшке. Ладонь остается лежать на ноге. Они смотрят друг на друга, не разрывая зрительного контакта, секунд десять. Но так бывает, когда долго смотришь человеку в глаза, это становится чем-то забавным. Они снова громко смеются — наверняка их слышно на улице из-за открытого окна. Джей больше не может держаться в сидячем положении, сгибается, а потом и вовсе полностью ложится на Чонвона, а лицом утыкается куда-то между его ухом и подушкой с котиками. Можно не сдерживать довольные маленькой шалостью улыбки. Приятно вот так вот лежать и молчать. Джей совсем не двигается, Чонвон тоже. Он думает о том, что хотел бы узнать, как далеко это может зайти. Что ему нравится, когда Чонсон трогает его и проявляет такую сильную тактильность. Чонвон почти невесомо проводит рукой по толстовке Джея от талии к плечу и два раза хлопает по нему. — Давай досмотрим сериал, который начали вчера, — Джей никак на это не реагирует, поэтому Чонвон еще раз хлопает его по плечу. Не дождавшись реакции, он начинает царапать его подушечками пальцев, чтобы услышать хоть какой-то ответ, — ну, пожа-алуйста. Джей отмирает, судя по копошению, и, кажется, хочет что-то сказать на ухо. — Эй, аккуратнее! — Чонвон поджимает голову к плечу, мешая ему сделать задуманное. Такое близкое расположение губ к его уху вызывает еще больше мурашек и странных ощущений. Но неловкие тычки носом и веселое фырканье помогает быстро свыкнуться и начать ловить приятные импульсы. Джей будто бы специально хочет его довести, шепчет что-то долго, паузы выдерживает, но смысла в этих словах нет никакого. А Чонвон и не сопротивляется. Короткие вздохи и скулеж снова слетают с губ Чонвона. Джей отстраняется и смеется. Добился своего. Надавил на слабое место. — Тебе вот забавно с моей реакции, — Чонвон закрывает раскрасневшееся лицо руками и переворачивается на бок, — а у меня мурашки. Ненадолго в комнате становится тихо. За тонкой стеной слышно, как Ники смотрит какой-то блокбастер. Наверняка вместе с Сонхуном или Сону, устроив полнейший бардак на кровати. Хорошо, что их не позвали. И никогда не зовут, когда они остаются наедине. Ребята даже ночуют в других комнатах, будто специально. В футболке теперь жарко, а открытое окно пока не спасает. Они лежат и смотрят в потолок. Чонвон поворачивается лицом к Джею. Свет от вечерней лампы мягко почти что медово ложится на его кожу. Красиво. Джей красивый. Как бы сильно Чонвон ни старался акцентировать внимание на недостатках, было в лице напротив что-то безумно родное и успокаивающее, что-то, на что Чонвон хотел бы смотреть долго-долго. Он аккуратно касается чужого плеча. Джей же, видимо не наигравшись, ловит зубами предплечье. — Джей, — начинает чуть тише обычного говорить Чонвон, — я знаю, ты так выражаешь ко мне свою любовь, — он все еще смотрит Джею в глаза и снова краснеет от промелькнувшей мысли в голове. — Будь осторожнее с тем, что делаешь. — Тебе неприятно? — взгляд Джея скользит по лицу Чонвона: подбородок, потом глаза, макушка, щеки, снова глаза. Чонвон отворачивается, ложится на бок к стене. — Нет, приятно. Отвечать честно легче, когда не видишь того, с кем говоришь. Они снова молчат. Чонвон прислушивается к ритму своего сердца: неровный. «Тук-тук, тук, тук-тук», — как хочется приказать сердцу не выдавать хозяина! В этот вечер все кажется таким странным и запутанным. Чонвон гладит холодные простыни, чтобы немного остудиться. Затылком он чувствует присутствие Джея. Его дыхание, его руку, которая как обычно мягко ложится на низ живота, то, как он, не торопясь, не как обычно задирает низ футболки и начинает невесомо водить подушечками пальцев по ребрам. — А так приятно? Чонвону сперло дыхание. Приятно. Так Чонсон еще не касался его. — Щ-щекотно, — и правда ведь щекотно, почти не врет. Но еще он чувствует, как низ живота начинает сводить. Они давали обещание друг другу никогда не врать. Но недоговаривать ведь не считается за ложь? — А так? — на секунду Чонсон убрал руку, но только для того, чтобы полностью положить теплую ладонь на напряженный пресс. Чонвон чувствует, как Джей дышит в шею, а потом нежно касается губами позвонка. И еще один раз. Потом укус в челюсть. Чонвону хочется развернуться к нему лицом и попросить еще, чтобы дали больше, чтобы прикоснулись в тех местах, о которых почему-то стыдно говорить. Но он просто скулит. Просто не может себе позволить двинуться с места. Боится, что будет потом жалеть. Друзья же могут целовать друг друга? Джей очень голоден до тактильности. Он любит трогать его за шею, любит приобнимать за талию, шлепать по попе очень сильно и без повода, целовать его в лоб и щеки по очереди. Друзья же могут трогать друг друга так? — Джей, — вышло как-то совсем жалобно, полушепотом. Чонвон поджал колени, — пожалуйста. — «Пожалуйста, продолжи», — он еще раз кусает, но на этот раз мочку уха, немного задевая языком, — или остановиться? Слова кружат голову. Появляется все больше сомнений. А вопросы про нормальность происходящего застревают в горле. Боясь упустить близость, Чонвон накрывает ладонь Джея под футболкой и пододвигается к нему, прижимаясь спиной к груди. Копчиком он чувствует, что Джей тоже возбужден. Сомнения Чонвон закапывает глубоко внутри. — Я продолжу, — еще один поцелуй в шею, — если будет неприятно, ущипни меня, я остановлюсь. Поцелуи переходят на затылок и позвонки. По телу блуждают приятные импульсы, аж до пяток. Рука Джея перемещается на грудь, пальцы выводят узоры возле соска. А потом Чонвон чувствует легкое поглаживание по чувствительному участку, прямо сверху. Почти фантомно, но именно это и сводит с ума. Когда они трогали друг друга раньше, будь то массаж или очередная игра в то, кто кого защекочет до смерти первым, движения были намного ощутимее, часто даже болезненными, резкими и уверенными. Сейчас же они неторопливые и почти неосязаемые. А еще Джей трется пахом. Чонвону почему-то не страшно, хотя он ни разу не представлял, что мог бы заняться с кем-то сексом по-настоящему. Он тоже начинает двигать тазом, чуть медленнее, чем Джей и с паузами. Никто не спешит с действиями, не пытается приблизиться к разрядке как можно скорее, как обычно это происходит, когда маструбируешь один. И Чонвон готов растаять прямо сейчас, разлиться лужей сахара, бабочек и нежности от того, насколько хорошо быть здесь вместе с Джеем. Чонвон чувствует прилив уверенности и даже активнее трется, отчасти из-за того, что это поддерживает сильное возбуждение, да и, когда выгибает спину, становится приятнее. Еще приятнее становится тогда, когда Джей медленно ведет рукой под резинку спортивных штанов и касается члена через ткань трусов. В какой-то момент Джею даже удалось развернуть Чонвона к себе лицом. — Джей, — Чонвон прижимается, носом тычется в щеку как слепой кот. Жмется еще ближе. Так близко, что дышат они губы в губы. Чонвон чувствует себя таким крошечным и слабым. Ему нужно, чтобы Джей его приласкал, трогал везде и не отпускал. И он трогает, ласкает, про себя забывая. А Чонвон в ответ может только целовать. Целовать Джея. Не просто чмокнуть, а с языком, будто он никогда до этого еще ни с кем не целовался, немного торопливо, чувственно и с напором, так, чтобы Джей наверняка понял все его мысли, так, чтобы время сжалось только до этого конкретного момента. И ничего больше вокруг их не могло беспокоить. Джею очевидно было неудобно двигать рукой в таком положении, поэтому он часто делал паузы. — Может, лучше снять? — Джей чуть отстраняется от губ Чонвона, но только чтобы спросить. — Нет, не останавливайся, — на сегодня слишком много откровений, думает Чонвон. И они снова целуются, иногда слишком широко открывают рот, иногда путаются в языках, но все это так неважно. Кажется, в соседней комнате развязался спор. В этой же стало душно. Здесь слышны лишь сбившиеся дыхания, стоны, больше похожие на скулеж и хлюпающие звуки, которые смущали обоих. — Джей, — Чонвон стонет протяжно, дольше обычного и его бедра потряхивает, — мне кажется, я сейчас умру. Мои нервы умирают. Но мне так приятно. — Он хнычет, запрокидывает голову и скулит. Ощущения обострились, и трение начало быть болезненным. Возможно, эмоционально или физически он не был готов к такому. Сколько они уже так лежат? Полчаса, сорок минут или час? Чонвон рукой забирается под худи и старается совсем легонько ущипнуть Джея за бок. Ему хватит. На сегодня хватит. И Джей останавливается. Вынимает руку из штанов и чуть приобнимает ей за спину. Чонвона все еще трясет. Тело не получило разрядку и теперь болит. Резко он почувствовал себя очень опустошенным. Чонвон начал думать о том, что только что произошло. Вот они дурачатся. Вот его тело реагирует совсем не по-дружески на, казалось бы, обычное поведение Джея. А потом Джей его целует. Как всегда. Заботится о том, чтобы все желания Чонвона были исполнены, даже если он не говорит их вслух. И у Чонвона позорно встал, полностью встал на друга. И он чуть не кончил от прикосновений, которые получал всегда. И будет получать. Только теперь он будет вспоминать, будет вспоминать и чувствовать, может фантомно, все события этого вечера и окунаться в чувства с головой при каждом прикосновении. Это неизбежно. Ему страшно. Страшно, что это все пропадет. Страшно посмотреть в глаза Джею и увидеть там только дружескую теплоту. Захотелось отказаться от той частички себя, которая что-то чувствовала, возненавидеть и забыть ее. Он не хочет это чувствовать, а начал. И, кажется, задолго до этого дня. — Прости, — будто подтверждая страхи Чонвона, говорит Джей. А потом снова оставляет чмок на пересохших губах и обнимает крепче. Что-то хрупкое внутри Чонвона треснуло. Ему кажется, что это конец. В дверь стучат два раза и, не дожидаясь ответа, открывают ее. Из проема выглядывает Ники. Это пугает и помогает отогнать неприятные мысли. — С вами все в порядке? — спрашивает у Джея. Если бы не беспокойство в голосе, Чонвон бы подумал, что Ники все слышал. Хотя подсознательно он наверняка догадывается, чем они тут занимались, учитывая, как именно здесь может пахнуть. Но, скорее всего, комната успела проветриться. Чонвон надеется. И решает притвориться спящим: стало стыдно. — Все в порядке, — Джей оставляет еще один поцелуй на макушке. — Я слышал, как кто-то плакал, он точно в порядке? — голос Ники звучал выше обычного. — Ники, мы в порядке, — как бы в доказательство, Джей сильнее сжимает в своих объятиях, и Чонвон не хочет, чтобы это заканчивалось. Ники уходит: минуту стоит, наверное, взглядами перекидывается с Джеем, пытаясь что-то выяснить, извиняется и закрывает за собой дверь. В комнате снова тихо. — Так ты жалеешь? — находит в себе смелость спросить Чонвон. Если не спросит сейчас, точно знает, что сдержать обещание быть искренним не сможет. А дальше будет становиться все хуже и хуже, он будет накручивать себя или питать ложные надежды, поддерживая эти странные отношения. — Я никогда не жалею о том, что делаю. Ты же знаешь, что я люблю тебя. Ты самый важный для меня человек, и я всегда искренен в своих словах и действиях, — этому хотелось очень верить. Чонвон чувствует, как его сердце разрывается. Такой раздрай на душе. — Поцелуй меня прямо сейчас, — Джей только поднимает уголки своих губ немного и гладит по волосам, — я серьезно, прямо сейчас же поцелуй меня и скажи, что друзья таким не занимаются, что так делают только любимые. У меня сейчас такой бардак в голове… Джей целует. С языком, как несколько минут назад, кусает губы и жмет на затылок, пытаясь придвинуть Чонвона еще ближе. Чтобы душа в душу, чтобы Чонвон понял, что он чувствует то же самое или, по крайней мере, что-то очень похожее. — Я правда люблю тебя. Чонвон пока не может найти в себе силы что-то ответить, но в голове твердо решает, что обязательно научится говорить о своих чувствах, желаниях и о сомнениях. Чтобы вместе они создали те отношения, в которых будут чувствовать себя хорошо. А пока хотелось просто уткнуться в шею и вдохнуть родной запах. И они лежат в обнимку. Джей долго перебирает чужие волосы и раз в минуту оставляет на макушке нежный поцелуй, напоминая о своих словах. Чонвон чувствует себя безопасно в этих объятиях прямо сейчас. И всегда чувствовал. Чонвон хочет еще раз взглянуть в глаза Джея, увидеть что-то на глубине черных зрачков напротив. Так бывает, когда долго смотришь человеку в глаза, начинаешь понимать, что смотришь уже по-другому. Это больше не кажется чем-то забавным, тебе больше не хочется смеяться. Ты понимаешь, что любишь этого человека. По-особенному. Только так, как можешь любить именно ты.