***
Когда снег засыпает дома в селении под самые края заборов, когда зима неумолимо близилась к своему концу – они верили, что их близкие спускаются с бескрайних земель других миров, чтобы встретиться с ними. Она верила. И Долгохвост тоже верил. Пускай он сам и не видел, как мертвые спускаются по безграничному мосту из ветвей Мирового Древа, все равно верил ей. Частокол была более всех связана с нематериальными мирами и целителями, чем кто угодно в клане. Нет никого в Девяти Грозах более связанного с Пестролистой, чем кошка с вороньими крыльями на поясе. Воин так бы и стоял в своих раздумьях, если бы его не окликнули. - Долгохвост, что случилось? Голос Бурана сквозил беспокойством. Они ведь должны поохотится, а не о всякой ерунде думать. Но думы сына Лоскута были заполнены исключительного его спесивой невестой и уж точно никакой охоты там не было. Последние дни ему так тяжело сосредоточится на чем-то кроме огненных глаз в собственной памяти. Весь поход все было в порядке, кхати все еще злился на подругу да и ситуация была не очень подходящая, чтобы думать о чем-то кроме стычки за их территорию с Тремя Реками. Но они вот уже через несколько ночей должны были вернуться в город Бури, и все мысли великана занимала копейщица. Белый товарищ, кажется, понимает все без слов. -Она заняла все твои мысли? – длиннохвостый молчит. – Подражательница заняла все твои мысли, я понимаю, но ты не должен забывать о том, что вокруг тебя. В походах мы часто думаем о родных и любимый, но нужно быть сильнее своих чувств. Не оставляй нас! Кхати кладет когтистую руку на плечо воина и улыбается легко. В его глазах Долгохвост видит понимание. Там, в городе Бури, дома Бурана ждет жена и двое маленьких сыновей. Младший сдается первым и отходит на полшага. Он благодарно кивает и все же решает поохотиться. Великан только кивает и просит быть осторожнее, на что белоликий только кивает и уходит в обратную от лагеря сторону. Он натыкается на след зайца, но Боги благословят ему, и он подстреливает сразу двух. В который раз кот рад тому, что решил овладеть еще и луком – это сделало многие его походы легче и немного спокойнее. Уже возвращаясь к лагерю что-то останавливает его. Какое-то чувство тянет его свернуть с тропы и бросится с холма в сторону голубых елей. Пройти по небольшой дорожке среди голых кустов в сторону елового леса было не так уж и трудно. Может это что-то детское взыграло в нем, но он съезжает к огромным голубым лапам. Их запах возвращает его в воспоминания, столь далекие, что на пару мгновений кажется, что и не его вовсе. Там он еще ученик, там Частокол учит его обращаться с копьем, там они прячутся от Коготь и Бурана под голубыми ветвями и вдыхают теплый дурманящий запах. Несколько вороньих перьев лежат под одной из веток. Такие красивые и ровные – он не может их не подобрать. Потом бросит в костер. В мыслях тут же всплывает образ воительницы, там, у кузни. Огненные глаза и татуировки крылья на руках. От количества дум о кошке с серой шкурой уже голова болела, но мысли появлялись сами собой. Вот он лезет с ней через забор к Коготь, вот они вчетвером убегают от злобного Ярохвоста, а вот он целует ее в тайне от отца. Ох… Легкая улыбка сходит с его лица. Кхати чувствует, как загораются щеки, и уши прижимаются к голове сами собой. Веревка с зайцами, перекинутая через плечо, съезжает и падает на снег, когда воин, пошатнувшись, прижимает руку ко рту. Его глаза раскрываются широко, и дышит глубоко и сбито. О чем он, виверна его раздери, думает? Долгохвост падает на колени, все еще прикрывая рот рукой, пытаясь успокоиться. В ушах сердце бьется так, будто он в одиночку сражается с армией Метеора. В лагерь кот возвращается только под самый вечер. Кисточка замечает, что он весь какой-то дерганный и разбитый. А сам красный кот думает только о том, что точно расшибет себе голову об камень, если еще раз подумает о Частокол. И еще он думает, что копейщица его заколдовала. Не иначе. Это определенно колдовство!***
Время все быстрее и быстрее приближало Великую охоту – пору, когда предки спускаются по древесному мосту с других миров на заснеженные поля. Долгохвост едва ли успел вернуться из очередного похода, когда узнал, что все уже почти готово. Эта новость вызвала у него только разочарованный вздох. Он надеялся вместе с Частокол насобирать ветвей голубых елей. Они так и не заговорили после того случая с кузней – сначала в обоих сыграла гордость, а потом Долгохвост ушел в военный поход к Нагретым камням. Совесть сжирала молодого кхати изнутри, но он ничего не мог поделать. Буран и Кисточка, как старшие товарищи давали ему советы, как поступить со строптивой дочерью кузнеца и Белоликий был им за это благодарен. Время близилось к великому празднику. Пестролистая заканчивала собирать нужные травы для костров, город Бури украсили сотни перьев, листьев и деревянных и металлических украшений. И вот уже день праздника. Долгохвосту казалось, что Частокол сознательно его игнорирует. Изначально он бы списал все на то, что она не заметила его или не услышала, но чем быстрее приближался вечер, тем сильнее он убеждался – его игнорируют. Да еще и так очевидно! Когда начало темнеть, коту так и не предоставилась возможность пересечься с подругой. Товарищи утянули его к столам и начали напаивать медом. -Ну же, великан, - подначивала его Кисточка, - пей с нами и наслаждайся праздником! Еще в начале его «похищения» кхати понял, что уйти ему не дадут, пока он не напьется так, что встать не сможет. Компания пила, объедалась до тошноты, пела песни и танцевала. В принципе это мало чем отличалось от того, что делали остальные. Когда Львиносвет рассказал очередную, пусть и слегка похабную от количества выпитого меда, шутку, все уже были пьяны так, что еле на ногах могли устоять. Долгохвост сидел у костра с рогом меда, живот уже крутило от смеха и выпитого, но его все устраивало. Пока темно-серый хвост не маячит на горизонте – все в порядке. Парень смог увидеть ее только через несколько часов, когда вырвался из веселой компании друзей. Перья на ее рукавах сверкали в свете огромного костра, а крылья ворона, привязанные к поясу, слегка покачивались от движений хозяйки. Там, где-то за спиной великана соклановцы пели песню о молотой соли и сестрах-йотунах. Вокруг все только и делали, что плясали и отпускали былое. И Частокол стояла среди всех и смотрела на костер, а потом сделала несколько приглашающий движений. Кошка знала, что жених смотрит на нее. Знала, что не откажет ей. Пусть гордая ворона сегодня побудет птичкой в лапах огромного зверя. Запах горящих голубых ветвей дурманил голову, а огненные глаза, горящие ярче самого большого костра, ярче самых ярких звезд, лишали разума не хуже меда. Приближаясь к кхати медленно, будто он и правда дикий зверь, кот не знал чем, все обернется. Да и не хотел знать, ведь это не важно. Ведь горящие еловые ветви дурманят их обоих. Ведь огненные глаза сводят его с ума. Им не нужно говорить, чтобы чувствовать друг друга. Им не нужны слова, чтобы сказать «я люблю тебя». Им нужны только вороньи крылья и голубые еловые ветви.