✸✵✸
Удивительно, но после того холодного вечера, проведенного в компании Минхо, Джисон перестал сидеть в своей комнате, когда у сестры был урок литературы. Хан садился на кухне и прекрасно видел всю гостиную через арку. Он занимал себя книгой, совершенно любой, чтобы не было желания вчитываться в текст. Единственная причина, по которой он сидел на кухне каждый четверг в три часа дня, это Ли Минхо. Джисон думал, что его попытка подсматривать за уроком останется незамеченной, но он ошибался. Минхо сидел на диване прямо напротив кухни и поднимал изредка глаза на скучающего молодого человека. Почему скучающего? Потому что книга на столе лежала неинтересная, и он себя не мог ничем занять те полтора часа, что длился урок. Даже если Джисону не удавалось посмотреть на Минхо — он стеснялся, боялся столкнуться с ним взглядом и задрожать от зрительного контакта, то он просто слушал его голос. Мягкий тембр, его мелодичное звучание. Один лишь голос уже будто привораживал его. Хотелось снова услышать, как Минхо произнесет его имя. Джисон. — Джисон! Джисо-он! — сестра толкала его в плечо, пока он не проснулся. — Ты чего тут спишь? Утерев рукавом рубахи влагу с губ — снова у него слюни во сне потекли, он выпрямился, потер глаза и взглянул в гостиную. Минхо уже ушел. Хан опустил плечи и закрыл книгу, страницы которой немного пострадали от его слюноотделения. Он встал и пошел на второй этаж к себе в комнату. Сестра проводила его взглядом. — Странный какой, — помотала она головой. Джисон плюхнулся на кровать и зарылся лицом в подушку. Не понимал он, что с ним такое происходило. Личность Минхо манила его. Хотелось снова вместе закурить и поговорить о чем-нибудь — об астрономии, литературе, о чем угодно, лишь бы с Минхо. Внезапно для самого себя Хан забил по кровати ногами и взвыл в подушку от бессилия, потому что у него нет возможности поговорить с Минхо. Он мог только видеть его по четвергам у себя дома. Сквозь собственное нытье Джисон расслышал какой-то стук. Он поднял голову и нахмурился, пытаясь понять, что это за звук. Похоже на удар по стеклу. Хан оглядел комнату, встал с кровати и подошел к окну. Если это какие-то дворовые дети соревнуются, кто первым разобьет стекло, то Джисон сильно разозлится и…ничего не сделает, потому что не умеет проучивать. Он отодвинул в сторону тонкую шторку и увидел внизу на тротуаре между домами никого иного, как Минхо. Очередной маленький камешек ударился о стекло, и Джисон немного отскочил от неожиданного звонкого удара. Он протер глаза и убедился, что там действительно стоял Минхо. В сером костюме, черном пальто и с портфелем через плечо. Ли зазывал Джисона рукой, намекая, чтобы тот вышел к нему. И это Хан осознал не сразу, а только тогда, когда Минхо принялся уже разыгрывать какие-то шарады, показывая пальцем то на него, то на себя, потом изображая пешую прогулку. И когда до Джисона дошел смысл сего спектакля, он мигом натянул на себя штаны и заправил рубаху. Он буквально полетел по лестнице на первый этаж и накинул пальто, игнорируя мамино «Джисон, куда ты?». Оказавшись на пороге дома, он сделал парочку глубоких вдохов, выдохнул и пошел в переулок, где стоял Минхо. Ему было очень волнительно. Если десять минут назад, а также на протяжении всего урока он мечтал с Минхо поговорить, погулять, то сейчас он совершенно не знал своих желаний. В голове клубок мыслей, запутанные нити. Запутавшийся Джисон. Но при виде этой мягкой улыбки Хана отпустили все его переживания. Будь что будет, подумал он, приближаясь к молодому человеку. Вокруг шеи Минхо был повязан белый шарфик, защищавший от холода, хотя пальто он не застегнул. А Джисон настолько второпях выскочил из дома, что даже шнурки на ботинках не успел завязать, на что ему молча указал Минхо, еще находясь через дорогу, и посмеялся в кулак. Хан остановился и принялся завязывать шнурки, после чего в несколько широких шагов достиг наконец-то Ли, но успел споткнуться о бордюр, так что впечатался прямо ему в грудь. Джисон ойкнул, когда его ладони оказались на груди молодого человека, и вмиг отпрянул, выпрямляясь. Минхо скромно усмехнулся и мотнул головой в сторону переулка. Джисон кивнул и пошел рядом с ним. Джисон очень надеялся, что Минхо начнет разговор, но тот пока не проронил ни слова. Уже наступил вечер, становилось темнее, а они все дальше уходили от дома Джисона. — А куда мы идем? — набрался смелости Хан и спросил. — Туда, где можно посмотреть на звезды, — Минхо улыбнулся Джисону и ускорил свой шаг. — Совсем чуть-чуть осталось. Джисону тоже пришлось ускориться, чтобы поспевать за Минхо, чье пальто на ветру развевалось. Хана этот ветер продувал насквозь. Он запахнул полы пальто, попытался спрятать шею, вжав ее в плечи, но все равно чувствовал на коже промозглый ветер. Они зашли в парк и двигались в сторону небольшого холма рядом с прудом. Минхо начал подниматься наверх, потом обернулся и протянул Джисону руку. Хан не задумываясь вложил свою холодную ладонь в его на удивление теплую. Ли крепко держал его, помогая подниматься по влажной от растаявшего снега земле. Оказавшись на холме, Минхо достал из портфеля сегодняшнюю газету и постелил несколько листов на земле. Он пожал плечами, мол, все что у меня есть, и уселся на бумагу, которая все равно никак не защищала от пробирающего холода — лишь от получения грязных пятен на одежде. Джисон тоже опустился на газету и подтянул к себе ноги, обнимая колени. Он робко взглянул на Минхо, а потом направил взгляд в небо, которое уже приклеило к себе взгляд второго молодого человека. — Малая медведица? — Минхо поднял вверх руку и показал на небо пальцем. Джисон проследил, куда тот именно показывал. — Ага, все верно, — улыбнулся Хан и уже смотрел не на небо, а на такой идеальный, по его мнению, профиль Минхо. Хотя он уверен, что Суа бы тоже его в этом поддержала. То, с каким восторгом и интересом Минхо рассматривал звездное небо, только Джисон мог понять, ведь он точно так же увлекся астрономией — не смог отвести взгляда от мерцающих крошечных точек. — Так много звезд, у меня в глазах рябит, — хохотнул Минхо и зажмурил глаза, а потом открыл их и посмотрел на ладони Джисона, которыми тот закрывал свои подрагивающие коленки. Минхо ничего не спросил и снял с себя шарф, после чего повязал его на шее Джисона, которую продувал холодный ветер. Хан дотронулся до мягкого шарфа, в его глазах проскочила растерянность наравне со смущением и неловкостью ситуации. — Так не заболеешь, — одарил его теплой улыбкой Минхо и поднял взгляд в небо. — Спасибо, — Джисону было тяжело перебороть свое волнение, но он, набравшись смелости, накрыл своей ладонью покоившуюся на краю газеты ладонь Минхо. Было страшно. Он не мог понять, чего именно боялся, но сердце стучало о ребра как ненормальное, а в горле ком встал. Невесомое прикосновение, которое в этот момент дало понять двум молодым людям, что неозвученная симпатия каждого взаимна. Такая близость двух мужчин в обществе не считалась нормальным явлением, и социальные установки двух молодых людей тревожили их сердца. Но отчего-то не находилось сил, чтобы прервать этот момент. Сидели на холме они недолго, потому что сырой воздух быстро проникал под самую кожу — возникал риск простудиться. Спускаясь с пригорка, Джисон проскользил на подошве по влажной рыхлой земле и чуть не полетел вперед, но Минхо оказался внизу первый и заметил неуклюже ступающего Хана. Он вытянул руки и придержал, чтобы тот не упал, сжав ладони на его талии под пальто. — Спасибо, — растерянно произнес Джисон и, запахнув полы пальто, направился через парк к своему дому. Поправив ремешок сумки, висящей через плечо, Минхо пошел за ним. Всю дорогу обратно они молчали. Минхо держал руки в карманах пальто и изредка посматривал на Хана, который обнимал себя, держа пальто запахнутым. Он мог застегнуть его на пуговицы, но так будто было теплее. Они остановились в том же переулке, откуда Минхо ему ранее махал, откуда можно было увидеть окно спальни Джисона. Молодые люди встали друг напротив друга и одновременно улыбнулись в легкой застенчивости. Эта прогулка не была похожа ни на одну прогулку с друзьями или простыми знакомыми. Несмотря на большое количество молчания, это совместно проведенное время сблизило Минхо и Джисона и подарило некую необъяснимую надежду. — Доброй ночи, Джисон, — Минхо поднес ладонь к лицу Джисона, рука зависла в паре сантиметров ото лба. Ли ведь заметил вмиг расширяющиеся глаза молодого человека. Но он не желал отступать, поэтому почти невесомо поправил указательным пальцем выбившуюся из челки прядь, тем самым убрав ее с глаза, после чего мягко улыбнулся. — Доброй ночи, Минхо, — ответил Джисон. Казалось, должно было еще что-то произойти, но никто из них не знал что именно. Минхо коротко кивнул и развернулся, направляясь по главной дороге к себе домой. Хан еще несколько минут провожал его взглядом, пока Ли окончательно не скрылся где-то за углом. Вбежав в дом, Джисон торопливо снимал ботинки, тихо ругаясь на шнурки, которые он в спешке завязал на два крепких узла. — Джисон, где ты был? — из гостиной вышла мать. Она не была рассержена, лишь обеспокоена. — Гулял, — быстро ответил он, вешая пальто на крючок. — В такое время? Не замерз? А Хану и не нужно было отвечать на этот вопрос, потому что мать все прекрасно видела. Ее сын держал себя за плечи и подрагивал от пробирающих тело мурашек. — Пойдем, тебе надо выпить горячий чай, — она уже хотела взять Джисона за плечо и повести в гостиную. Но Хан взглянул в помещение, увидел, что там сидел его отец и читал газету. — Я только переоденусь, — он поджал губы. Получив от мамы кивок, как некое разрешение, он взлетел по лестнице на второй этаж и скрылся в своей комнате, откуда не собирался выходить в ближайшее время. Прислонившись спиной к двери, Джисон рвано вдохнул и сглотнул, затем выдыхая. Он смотрел в окно напротив двери и пытался поверить в то, что он только что гулял с Ли Минхо. С Зимнего бала прошло уже два месяца, и все это время Джисон, оказывается, неровно дышал к молодому человеку с карамельными глазами и волосами цвета кофейной гущи. Он думал, что это все его фантазии, либо он просто-напросто хотел быть похож на Ли Минхо — иметь его красоту, такую же любимую профессию, получать внимание девушек. Но это было самообманом, потому что тяжело признать, что ему понравился мужчина. Это ведь неправильно. Не в этом мире. Не в этой семье. Тот, кому Джисон должен был быть благодарен своим воспитанием, был его отец. Он наравне с его матерью прививал Хану манеры поведения в обществе и правильные социальные установки. Однако часто отец говорил Джисону прямо ему в лицо, что о нем думал, кем он хотел бы его видеть в будущем. И то, что Хан выбрал астрономию, его не обрадовало. Видите ли, его отец был военным и хотел, чтобы Джисон тоже стал тем, кто будет защищать страну. Но спортивная нагрузка Хану была не под силу. Его неуклюжесть еще была виной его провалу. Однако Джисон благодарен судьбе, что она не наделила его силой. Он не будет таскать на себе рюкзак, который весит больше, чем он сам. Не будет держать ружье, потому что руки все равно дрожат. Но в результате он получил недовольство со стороны отца, что у него такой никчемный сын. Мать, конечно, всегда за Джисона заступалась. А теперь Хан еще и на мужчину глаз свой положил. Отец никогда не должен об этом узнать. И даже если мать прознает, то отвернется от него. Хотя, возможно, она сначала посчитает это глупостью и попытается как можно быстрее свести сына с порядочной девушкой, чтобы выбить навязчивые мысли из юной головы. Джисон лег на кровать и, взяв подушку, крепко обнял ее. Таким образом он сейчас испытывал радость. Прогулка с Минхо для него являлась чем-то сказочным. Ли Минхо вообще не был похож на тех, кому бы тоже нравились мужчины. Хан уверен, что у него множество воздыхательниц. Может, они пишут ему письма с признаниями после того, как увидели на очередном балу. Есть ли у Минхо кто-нибудь? Джисон сомневался, что такой молодой человек в самом расцвете сил был одинок. Конечно, у него должен кто-то быть. Сейчас таких мужчин ни один зоркий женский глаз не пропустит. Тогда к чему была эта прогулка? Минхо хотел просто подружиться с Джисоном, потому что посчитал его интересным? Но они даже толком не разговаривали. А этот жест, который вызвал в Джисоне смятение… Когда Минхо поправил его челку... Хан забил по матрасу ногами, чувствуя, как сердце екало каждый раз, когда он вспоминал эти, казалось бы, незначительные моменты. Секундный зрительный контакт. Теплая ладонь. Мягкий шарфик. Джисон округлил глаза и вылетел из комнаты, спускаясь в прихожую. Он схватил с вешалки белый шарф, прижал к груди и поднялся обратно к себе. Вещь, наверное, стоит потом вернуть. Но сейчас Джисон осторожно сминал в руках шерстяную ткань, а потом поднес к носу, чтобы втянуть им запах. Первое, что он почувствовал, легкий шлейф табачного дыма. Было что-то пряное, древесное — мускус. И нотка цитруса — бергамот. Джисон старался связать эту смесь ароматов с Ли Минхо. И он сильнее убеждался, что тот подходил в категорию «идеальный мужчина», потому что даже запах его парфюма был такой, который любой женщине вскружил бы голову. И, оказалось, еще и Хан Джисону. Он не переставал втягивать носом воздух, пока не уснул, сжимая шарфик в руках.✸✵✸
Через неделю в четверг Минхо не пришел в дом семьи Хан. Урок отменили, об этом Ли сообщил в письме, которое принес почтальон. Джисон напрягся, когда мать читала письмо. Он буквально остолбенел и посчитал, что Минхо больше не будет приходить, потому что решил, что лучше прекратить этот контакт с Джисоном, какого характера бы он ни был. — Мистер Ли приболел. Ох! Как печально. Может, я отправлю ему горячего супа и пожелания скорейшего выздоровления, — мать положила письмо на журнальный столик и пошла ворковать на кухню. С плеч Джисона упал огромный вес, он облегченно выдохнул, понимая, что все его опасения были совершенно абсурдными. Но появилась тревога за самочувствие Минхо. Неужели он простудился после той прогулки? Отдал свой шарф и заболел. С одной стороны, Джисон хотел его пожалеть и позаботиться о нем, а с другой — дать ему по лбу за то, что не позаботился о себе. — Мама, я могу отнести ему суп. Я быстрее добегу, — вызвался Джисон. Он уже надел ботинки, накинул пальто и повязал вокруг шеи белый шарфик. — На конверте адрес. Джисони, ты такой хороший у меня, — мама погладила сына по голове и взяла его лицо в обе ладони. — Ну фсе, — не очень внятно произнес он, отталкивая мамины нежные руки, сминающие его щечки. Иногда приятно получать такое внимание, а иногда — и не очень. Джисон все-таки был уже мужчиной, а не пятилетним мальчиком. Мама завернула кастрюльку в несколько полотенец, чтобы суп остался хотя бы теплым, — образовался кулек, который она положила в сетчатую сумку для продуктов. — А откуда у тебя этот шарф? — женщина удивилась и дотронулась до шерстяной вещи. — Подарок, — выпалил Джисон первое, что пришло ему в голову. — От кого? Она красивая? Хорошая девушка? — мама внезапно просияла и начала радоваться за благополучие сына, надумав всякого, чего в действительности нет. Джисон ничего ей не ответил. Он прочитал на конверте адрес, мгновенно понял, что дом Минхо находился не так уж и далеко, и вышел на улицу. Он спешно направлялся к дому Ли Минхо, неся в руке сумку со съедобным лекарством. И снова в груди образовывалось волнение. А что он скажет, когда заявится на его порог? Будет ли Минхо рад его видеть? Не наглеет ли Хан? Но он сейчас хотел скорее побыть рядом с Минхо, чем остаться дома с матерью, чьи ожидания он никогда не оправдает. Вот он остановился напротив нужного подъезда. Джисон глубоко вздохнул и вошел в дом. По номеру квартиры он понял, что Минхо жил на втором этаже, поэтому он начал подниматься по скрипящим деревянным ступенькам. Шел медленно, будто растягивал момент перед встречей. Три удара в дверь — и на пороге показался Минхо. Нос опух от насморка, лицо побледнело, взгляд немного потухший. Два дня у него была температура, и сейчас он не мог понять, не является ли Джисон плодом его воображения. — Здравствуй! Могу войти? — робко спросил Джисон и получил ответ в виде короткого кивка головой. Минхо кашлянул в кулак и натянул на рот широкий шарф, пряча в нем пол-лица. Он сейчас был слишком слаб, чтобы как-то более радостно реагировать на появление Хана в его квартирке, но внутри ему стало теплее. — Ты болеешь. Иди ложись в кровать, а я принесу тебе горячий суп, — Джисон повесил пальто на крючок и положил шарфик на верхнюю полочку гардероба. Минхо снова кивнул и потопал к кровати. Он залез под одеяло, лишь голова торчала из-под него. Джисон в это время распаковывал кастрюльку с супом. Все-таки он немного остыл, поэтому Хан подогрел его на огне. Взяв рукавицами горячую миску супа, Джисон направился в спальню. Однако ему пришлось остановиться в гостиной и обратить внимание на десятки листов, исписанных чернилами. Каждый листик аккуратно лежал на полу. Таких было несколько рядов. Джисон зашел в спальню и поставил миску на тумбочку, садясь на край кровати рядом с Минхо. — Садись. Тебе нужно поесть, — Минхо чуть скорчился. — Не надо тут мне рожи строить. Садись, — почти приказывал Джисон. Когда Минхо удалось сесть, Хан принялся кормить его с ложечки, пока вся миска не опустела. — Спасибо, Джисон, — просипел Минхо. Голосовые связки очевидно подверглись простудному заболеванию. — Ты… — Хан хотел сказать, что Минхо самый настоящий дурак, раз отдал ему свой шарф, когда на улице было так холодно. — …выздоравливай поскорее, а то Суа забудет все и перестанет читать, — Ли в ответ рассмеялся, насколько мог. — Ложись спать. Тебе нужно больше отдыхать. Минхо вновь принял горизонтальное положение, а Джисон подоткнул ему одеяло. Хан осмотрел тумбочку и обнаружил на ней лекарства, которые, видимо, выписал доктор. Их тоже нужно будет задействовать. И Джисон обязательно проследит, чтобы Минхо все их принимал. Буквально через несколько минут Минхо уснул. Все то время, пока Джисон не показался на пороге его квартиры, он не унимался и писал. Головная боль была сильной, но он очень хотел продолжать писать, пока болеет. Он не мог потерять такое драгоценное время и потратить его на лежание в кровати. Но вот пришел Джисон, и все его планы поменялись. В его присутствии он расслабился, доверился его наставлениям, послушался, словно маму. В какой-то степени ему это было необходимо, но не привык он просить о помощи. И этот заботливый жест со стороны Джисона однозначно запомнится ему надолго. Пока Минхо мирно сопел в спальне, Джисон вышел в гостиную. Неумолимое любопытство — его одна из выдающихся черт личности. Не всегда она приходилась к месту, конечно. Хан опустился на корточки возле листов с каким-то текстом. Он поднял один и захотел зачитать строки, на нем написанные. Почерк у Минхо такой каллиграфический — каждая буква была утонченной. Заглавные буквы, словно хозяйки бала, были краше остальных, с завитками. Джисон больше любовался текстом, чем читал его. В глаза бросилось несколько знакомых — часто им используемых, так сказать, — слов. Звезды. Темное небесное полотно. Созвездия. Увидев эти слова, ему стало интересно все-таки прочитать эти десять страниц полностью. Джисон аккуратно брал листы в руки, чтобы не смазать еще сохнущие чернила, и читал. Глаза быстро пробегались по строкам, дыхание при чтении замирало. Хан делал глубокий вдох только тогда, когда брал новый, еще им нетронутый лист. Эмоции на его лице сменялись с хмурости до удивления, а под конец он понял, что история не дописана. И ему показалось, что не стоило это читать. Возможно, Минхо бы сам потом поделился с ним тем, что он писал роман, начавшийся с их встречи на балу. Роман про них. Про Джисона и Минхо. Это было очевидно, несмотря на другие имена главных героев. И Ли даже не испугался и оставил отношения такими, какие они были на самом деле — между двумя мужчинами. Собирался ли он потом напечатать его? Скорее всего, ему бы не позволили. Это ведь нарушало все нормы морали, которые были созданы обществом. Писал ли он его для себя? Для Джисона? Океан вопросов. Пока ни единого ответа. И слегка запутанные мысли. Но одно Хан понял точно — у Минхо есть к нему чувства, это было прописано в тексте. Были и сомнения, как и у Джисона. Но что-то творилось между ними, создавалось что-то волшебное, чем ни один из них не мог поделиться с миром. Таинственное. За окном быстро вечерело. Минхо проснулся и почувствовал себя гораздо лучше. Он поднялся с кровати, сел на ее край и увидел на столе записку. «На плите остался суп. Поешь его и прими эти лекарства, которые тебе прописал врач. Не забудь, пожалуйста. Я убежал домой, потому что уже поздно — мама беспокоится. Я зайду завтра.— Джисон».
Эта записка подарила Минхо улыбку, несмотря на то, что, может, он надеялся, что молодой человек останется. Почерк у Джисона забавный, слегка корявый, но читабельный. Минхо интересно его разглядывать. Он коснулся линий, и на его пальце отпечатались чернила. Ли задумался, где Хан мог взять чернила, и вспомнил, что чернильница и перьевая ручка лежали прямо рядом с сохнущими листами его романа. Минхо вскочил с постели и выбежал в гостиную. Все листы лежали на своих местах. Он треснул себя по лбу. Как я мог забыть? С высокой температурой и не такое забыть можно. Под чернильницей оказалась еще одна записка. «Я не знал, что ты еще и писатель. Знаю, я не должен был читать без разрешения, но я не удержался. Прости. Мне интересно теперь узнать, как же развернутся отношения у Уильяма и Питера.— Джисон».
Губы Минхо снова растянулись в улыбке. Он больше чем уверен, что Джисон понял, о ком эта история. Он не настолько глупый, чтобы пропустить это, ведь все основано на реальных событиях. Минхо пока остановился на том моменте, когда они попрощались после их первой прогулки. И он не дописал на странице одну важную неозвученную мысль, поэтому сейчас он взял в руки перо и дописал одно предложение: «Уильям хотел на прощание оставить поцелуй на щеке Питера, но смятение в глазах напротив не позволило ему этого сделать».✸✵✸
Новый день порадовал Нью-Йорк ясным небом и припекающим весенним солнцем. Вчера вечером Минхо доел суп, приготовленный мамой Джисона, выпил лекарства и лег спать. Он давно так крепко не спал. На какое-то время он отложил свое писательское дело, чтобы выздороветь. А в другой любой день он бы писал, пока слезы от зевоты не застелили бы его глаза, а рука не перестала бы твердо держать перо. Поэтому сегодня утром Минхо чувствовал себя живее прежнего себя. И всего лишь нужно было поспать подольше. Ли заварил чай и даже нашел силы для того, чтобы приготовить завтрак — яичница и два тоста с маслом и джемом. Пока он дожевывал последний кусок хлеба, в дверь раздался стук. Минхо открыл дверь и встретил Джисона яркой улыбкой. — Здравствуй! Я смотрю, тебе уже лучше. Шарфа нет на шее… — взгляд Джисона буквально приклеился к глубокому вырезу белой рубахи с рюшами. Она была пожелтевшей, явно молодой человек носил ее только дома. Хан откровенно смотрел на грудную клетку Минхо добрые полминуты, периодически сглатывая. Светлая кожа была покрыта тонким слоем испарины. — Да, мне гораздо лучше. Я выспался, кажется, впервые за два года. Бывает же такое? — посмеялся Ли и пригласил Хана войти. Тот вышел из транса и перешагнул порог квартиры, снимая с себя пальто. — Я думаю, что пора вернуть тебе шарф. Уже не так холодно на улице, — Джисон держал вещь в руке. Снаружи действительно было по-весеннему тепло, так что шею он уже не закрывал. — Можешь оставить себе. Мой тебе подарок, — Минхо улыбнулся и, развернувшись, последовал на кухню. — Голодный? — спросил он довольно громко. Горло уже почти выздоровело. — Я успел поесть. Спасибо, — Джисон повесил пальто на крючок и сунул шарф в его рукав, чтобы потом не забыть. — На следующей неделе уже сможешь снова проводить с Суа уроки? — он сел за круглый столик, за которым Минхо завершал свой завтрак. — Думаю, да. Я не ожидал, что ты придешь ко мне, но твое появление однозначно помогло мне выздороветь. — И те лекарства, которые доктор прописал. Ты же их все принял? — Джисон сощурил взгляд, глядя на Минхо. — Принял все после того, как съел суп, который ты принес. Очень вкусный. Спасибо тебе, — Минхо нашел под столом ладонь Джисона, покоившуюся на бедре, и мягко смял, поглаживая костяшки большим пальцем. От такого внезапного телесного контакта Хан втянул носом воздух и задержал дыхание. — Это моя мама готовила, — Джисон встал со стула и прошел в гостиную через широкую арку. — Передай тогда миссис Хан мою благодарность. Она очень заботливая женщина, чуткая, — Минхо невольно вспомнил о своих родителях, от которых съехал в свои двадцать лет и переехал в Нью-Йорк. Он не мог больше находиться под их влиянием. Писательскую деятельность они не поддерживали. И к тому же однажды, когда Минхо было семнадцать лет, обнаружили, что их сын писал одному мальчику в школе письма любовного характера. Ни одно, правда, он не отправил. Тот мальчик так и не узнал о чувствах Минхо, что к лучшему. Но вот родители нашли эту несчастную коробочку отчаянно влюбленного парня и прочитали все письма, в которых он излил свою душу, вывернул ее наизнанку. Он получил серьезное наказание от матери и порку ремнем от отца. Казалось бы, кто бьет своих почти совершеннолетних детей? Минхо даже хотел об этом написать историю, но посчитал, что никому не интересно читать текст, пропитанный жалостью к самому себе. — Обязательно передам, — Джисон сел на диван и взглянул на пол возле окна. Там не лежало уже ни единого листка. — Чернила высохли, я сложил рукопись, — ответил Минхо на немой вопрос Джисона и присел рядом. — Прости еще раз. Я не должен был… — начал Джисон, но не закончил фразу, когда Минхо взял его кисть, погладил тыльную сторону и оставил на ней невесомый поцелуй. Сердце Хана пропустило удар, а он сам открыл в изумлении рот. — Я понимаю твое любопытство. Я все равно дал бы тебе прочитать готовый роман потом, — огладив кисть, он опустил ее обратно на бедро Джисона. Хан схватил Минхо за запястье и развернулся к нему лицом. Облизнув губы, он пытался рассортировать свои мысли, собрать слова в предложения. Что-то сказать. Может, спросить? Но вместо этого он смотрел в большие карамельные глаза. Постепенно взгляд опускался, скользил по выдающемуся аккуратному носу и остановился на приоткрытых губах. Верхняя губа казалась чуть пухлее нижней. Минхо вообще выглядел словно фарфоровая кукла — настолько идеальный, что Джисону было тяжело поверить в действительность происходящего. Хан облизнул губы еще раз, пытаясь решиться на рискованный шаг. Казалось, что его тело начинало гореть от жара, будто его знобило. Это волнение. Действительно ли он по-настоящему хотел поцеловать Ли Минхо? Хотел ли этого сам Минхо? Но тот руку не одергивал и тоже смотрел в кофейный взгляд напротив. Будь они в романе, что бы сделал Питер? Как поступил бы Уильям? Почему в книгах все бывает гораздо проще, чем на самом деле? — Мама просила зайти на рынок и купить свежих овощей. А он только до часа дня открыт, — Джисон отпустил руку Минхо и поднялся с дивана. Дыхание внезапно стало рваным. Поступил ли он правильно? Или совершил глупую ошибку, не сделав шаг вперед? — Могу с тобой пройтись. Мне как раз нужно воздухом подышать, — Минхо, конечно, сейчас мог бы обидеться, что Джисон оттолкнул его. Можно ли вообще так сказать? Они даже не озвучили своих чувств. Но ведь Хан прочитал начало романа. Там все черным по белому было написано. Сказано, что Минхо к нему испытывал. — Тебе лучше еще дома побыть. Принять лекарство. Отдохнуть, — Джисон улыбнулся ему, поджав губы, и поспешил в прихожую. Наспех он натягивал ботинки. — Джисон, все в порядке? Мне просто кажется… — Все хорошо, правда, — он надел пальто. В его руке остался шарфик. — Ладно. Хорошего дня, Джисон, — попрощался Минхо, еле держа сейчас на лице улыбку. — И тебе, Минхо, — ответил Хан и вышел в подъезд. Он слетел по ступенькам на первый этаж. Ли услышал, как захлопнулась тяжелая дверь подъезда, после чего он закрыл дверь своей квартиры и прислонился к ней спиной, буквально съезжая по ней на пол. Не то чтобы Минхо было очень больно, но тяжесть на сердце присутствовала. Грудная клетка сжималась от невысказанных чувств, глаза становились на мокром месте. Конечно, Минхо боялся. И боялся он похлеще Джисона, потому что уже имел травмирующий опыт. Ему, правда, не казалось, что Хан плюнет ему в лицо, если услышит признание в симпатии, или посмеется над ним, как над ненормальным чудаком. Но было страшно. Поэтому Минхо делал все, чтобы показать Джисону действиями свой к нему интерес. И если бы Хан ему признался первым, Ли бы его принял сразу, распахнул свое огромное сердце. Даже не заметив, Джисон сам пришел на рынок, на который мама не просила его заходить. Он сбежал. Сбежал, как самый настоящий трус. Чего он собственно боялся? Отсутствия взаимности? А разве поцелуй в ладонь не был знаком, что все наоборот? Минхо проявил нежность, сам боясь напороться на острые шипы. А Джисон соврал и убежал. И теперь он ходил между лавками, держа в руке белый шарфик — подарок. Но и подарки просто так у них не принято дарить. Неспроста мать подумала, что у него появилась девушка. Хан решил не тратить это время попусту и купил все же свежие овощи, мясо, зелень и хлеб. До дома он шел удрученный, будто осознал, что что-то потерял, толком и не обретя.✸✵✸
Честно, Джисону теперь было стыдно попасться Минхо на глаза. Он не садился на кухне и не наблюдал за уроком, не слушал его приятный голос, отчего невыносимо страдал. Но после каждого занятия в четверг он смотрел в окно из своей комнаты и ждал, что Минхо остановится, обернется, кинет камешек, в конце концов. Но ничего из вышеперечисленного не происходило. А Минхо просто перестал пытаться. Видимо, Джисон не был готов признать, что он влюбился в мужчину. Не был готов переступить через свои заложенные воспитанием установки. Не был готов… Этих трех слов достаточно. Свой роман Ли не закончил. Текст обрывался на словах: «Питер просто не был готов…» Открытый финал истории, которую Минхо дописывать не собирался. Еще одна история, которая останется в черновиках на полке. Выбрасывать свои рукописи он не привык. Они являлись его воспоминаниями. Все-таки в них он вкладывал свою душу. А как можно выбросить часть души? Еще одна глава его жизни закончилась, на этот раз, троеточием. Лелеял ли он надежду, что история внезапно обретет продолжение? Вероятно. Как неисправимый романтик. Но все равно Минхо старался заглушить свои чувства, чтобы не ранить сердце еще сильнее. Ему по-прежнему нужно было преподавать Суа литературу. Он не хотел отказываться от такой возможности, иначе будет мало опыта, а Ли хотел и дальше развиваться в этой профессии. Сейчас, возможно, его родители сказали бы, что гордятся сыном, ведь он выбрал такую благородную профессию вместо своего писательства, на котором ни гроша не заработать. И в последнем они были бы правы. Но Минхо не был уверен, что и здесь угодил бы своим родителям.✸✵✸
Апрель принес как и благоухание цветов, распускание почек на деревьях, так и Гражданскую войну. Время для многих семей оказалось не простым. Отцы уходили на фронт, потому что многие являлись военными. Молодые люди вызывались добровольцами. Шум и гам из разных голосов — женских и мужских — заставил Джисона спуститься на первый этаж. И этим утром он точно не ожидал увидеть в своем доме Ли Минхо. Да еще и в офицерской форме. Хан не поверил своим глазам, которые мгновенно начали застилаться слезной пеленой. — Джисон, проснулся наконец-то, — грубым голосом, но с насмешкой сказал отец. — Мистер Ли, оказывается, младший лейтенант, — он похлопал Минхо по плечу. С лица Минхо спала улыбка, как только он увидел Джисона. И чему вообще было радоваться? Человека отправляют на войну, разве это правильно? Правильно ли жертвовать собой, а тем более убивать других? Хану казалось, что он спит. Это точно какой-то сон. Он бредил. — Вот если бы ты смог получить воинское звание, то я бы гордился тобой, — сказал отец. Эти слова прошлись по сердцу острым лезвием, оставляя глубокую рану. — Брось! Мы все равно гордимся нашим Джисони, — обнадежила мать и улыбнулась, но немного печально. Конечно, она была в отчаянии. Не хотелось ей потерять своего мужа и отца своих детей. Мужчина радовался возможности задействовать свои навыки и умения, будучи капитаном, а женщина уже горевала, готовила себя к последствиям, но старалась держать улыбку, потому что для ее супруга это было очень важно — поддержка. Минхо неотрывно смотрел на Джисона, опустив уголки губ. «Мне жаль». Хотелось ему это сказать, но разве эти слова сейчас что-то исправят? — Джисони, куда ты? — перепугалась мать, когда сын выбежал на улицу. — Поведение импульсивного подростка, — фыркнул отец. В одной пожелтевшей рубахе и потертых домашних штанах Джисон выбежал из дома, как только почувствовал накатывающую панику. Выглядел словно дворовой пацаненок. Он шел по главной дороге. Не знал, куда направляется. Просто хотелось дышать, а в доме не получалось и сделать вдоха. Глаза уже влажные, соленые капельки стекали по щекам. Хан не видел прохожих, идущих ему навстречу. Те отталкивали его и кидали в его адрес грубости. — Смотри куда прешь, остолоп! — Глаза разуй, дворняжка! Джисон благо не обращал на эти слова никакого внимания, пока не услышал свое имя. — Джисон! Подожди, Джисон! — Минхо бежал, точно так же наталкиваясь на людей, но отпихивал в этот раз он. Силы у него было хоть отбавляй. — Джисон, пожалуйста, постой. И Джисон остановился. Он свесил голову и не поднял ее, пока Минхо не обошел его и не встал напротив. — Джисон, ты почему убежал? — он взял молодого человека за плечи и взглянул в блестящие глаза, кофейный цвет которых стал еще глубже. Проходящие мимо люди стали с прищуром смотреть на них, обходя стороной, будто чумных. Минхо это заметил и отвел Джисона в закоулок. Хан прижался спиной к кирпичной стене дома и поднял на Ли взгляд полный отчаяния и бессилия. — Тебе идет форма, — он шмыгнул носом и оглядел Минхо с головы до ног. Пояс подчеркивал стройную талию, брюки не были мешковатыми, поэтому красиво обтягивали бедра. — Ты не ответил на мой вопрос, — вздохнул Ли. — Потому что я трус, — выпалил Хан и отвернулся, бросая взгляд на многолюдную улицу. — Ты говоришь про побег из моей квартиры? — уточнил Минхо. Он же спрашивал про то, что случилось прямо сейчас. — Это все слишком внезапно. Ты уходишь на войну? Почему ты вообще решил, что это хорошая идея? — Джисон начинал злиться, но не объяснял свою злость — он все равно сейчас не смог бы адекватно связать свои мысли. — А почему плохая? Из меня никудышный писатель. На этом я заработать не смог бы. Суа девушка умная, я уже отдал ей все свои знания, которые имею. — А дальше? — нахмурившись, спросил Хан. — Что дальше? — Преподавать дальше. Продолжать жить, писать, а не воевать. Зачем тебе это? — губы дрожали. Грудную клетку сжимали тиски, вот-вот ребра треснут. — Чтобы стать кем-то в этой жизни. — Ты бросаешь меня, — утвердил Джисон, смотря в карамельные глаза нечитаемым взглядом. — А ты бы хотел, чтобы я остался? — Минхо сглотнул и затаил дыхание. «Скажи да, прошу». — Я не могу держать тебя, — ответил Джисон и сделал шаг в сторону улицы, чтобы выбраться из этой ситуации, а то вновь становилось трудно дышать. Но Минхо схватил его за запястье и потянул на себя, так что Хан оказался впечатанным грудью в его грудь. Ли завел руку за его поясницу и прижал к себе, продолжая держать молодого человека за руку, которую положил себе в районе сердца. Минхо смотрел насквозь, будто читал все мысли, о существовании которых даже сам Джисон не ведал. А Хан оторопел. Настолько близко они еще рядом друг с другом не оказывались. — Я не могу уже отказаться от контракта, но я пообещаю вернуться, если меня здесь будет кто-то ждать, — сказал Минхо, еле сдерживая наплыв слез. Джисон остолбенел. Шок и волнение захлестнули его, так что он не мог даже подвигать ни одной своей конечностью. — Послезавтра будет Весенний бал. В этот раз его устроили раньше, чтобы те, кто уходит на войну, могли повеселиться и отдохнуть перед службой. Я надеюсь, что ты придешь, потому что я там буду. Минхо услышал шаги за спиной и отпрял от Джисона. Мимо них прошел пожилой мужичок, посмотрев с прищуром. Хан замялся, но все-таки ответил: — Я приду. — Будешь стоять возле огромного фикуса? — Минхо усмехнулся. Его шутка и на лице Джисона посеяла легкую улыбку. Хан коротко кивнул и вовсе опустил голову. — Увидимся, Джисон, — Минхо провел ладонью по его плечу и прошел мимо, скрываясь затем в оживленном потоке пешеходов. Вот так в один день Хан буквально вышел из себя, все его чувства разбушевались, словно цунами, стоило только увидеть Ли Минхо. И он даже за отца не волновался так, как за Минхо. Этому мужчине лишь бы геройство проявить. Его принципы закалены настолько, что он никогда не отступится от них. И гордиться своим сыном он не станет и, видимо, не полюбит так, как хотел бы этого Джисон. Мать только жалко. Она прольет много слез, будет ждать каждое письмо, написанное рукой супруга, а не другим офицером. Джисону будет больно смотреть на нее, но он попытается ее утешить, как и Суа. У нее по-прежнему оставалось двое детей, которые никуда в ближайшее время не собирались.✸✵✸
Весенний бал всегда отожествлялся с началом чего-то нового. Природа оживала, точно так же оживали и люди. Морозы отступили, на их место пришли теплые ветра и яркие краски, которыми покрывалась земля. Этот бал всегда славился красочностью. Дамы надевали платья более ярких цветов — розовые, персиковые, сиреневые, зеленые. Список можно дальше продолжать. В зале стояли живые цветы. Обязательным атрибутом каждого наряда, как женского, так и мужского, являлись броши. И не любые, а с цветами. Такие аксессуары обычно заказывали за два месяца до бала, потому что каждая брошь изготавливалась вручную. У Суа была такая. Мать позаботилась, чтобы у ее дочери была самая роскошная брошь, напоминающая распущенный бутон пиона. И платье было в тон — нежно-розовое с белым подъюбником. Этот Весенний бал отожествлялся еще и с началом военной службы многих молодых людей и их отцов. Но никто не унывал, все старались провести этот день как можно веселее, танцуя вальс, мазурку, польку, да все, что только было в репертуаре. Суа кружилась в танце, улыбалась, выбивалась в общество и находила новые знакомства. А Джисон, как прежде, стоял в углу зала, но уже рядом с цветущей белой гортензией. За небольшой вазой спрятаться Хан никак не мог. Он томно вздыхал и глядел по сторонам, пытаясь найти взглядом Минхо. На балконе второго этажа его не было, в центре зала он ни с кем не танцевал. Джисон вообще не помнил, чтобы видел его танцующим с кем-то. А это ведь было самое главное развлечение. Джисон почувствовал, что кто-то потянул его за край пиджака. Он обернулся и увидел лишь голову Минхо, высовывавшуюся между двумя тяжелыми шторами. Хан и не знал, что за ними было какое-то помещение. Он бросил взгляд на Суа, после чего зашел за эту штору. Эта комната была похожа на небольшую гостиную. Посередине стоял диван, журнальный столик. Стены увешаны картинами известных художников, в камине потрескивала древесина. Много цветов, повсюду вазы с цветами. И цветочный запах стоял резкий, сильный, отчего голова начинала слегка кружиться. — Это тебе, — Минхо протянул Джисону стебелек с голубыми крохотными цветочками. — Незабудки. Хан обомлел от этого жеста. Он перенял стебель и рассмотрел цветочки поближе. Такие простые, а такие красивые, нежные и хрупкие. — Где же ты нашел их? — Увидел, пока добирался сюда. Попросил кучера остановиться, чтобы я смог сорвать этот стебель для тебя и подарить, — Минхо мягко улыбался и смотрел на Джисона так, словно видел перед собой самого дорогого в своей жизни человека. Таких у него толком и не было, и Ли хотел бы, чтобы Хан стал первым и, возможно, единственным. Минхо хватило бы одного близкого человека, чтобы стать счастливым. — Очень красивые цветочки. Спасибо, — Джисон поместил стебелек в наружный карман на груди. «Это ты красивый». — Пойдем кое-куда, — Минхо взял его за руку и повел на второй этаж этого большого дома. Джисон не спешил сопротивляться. Он с легкой улыбкой на лице шел за Ли и завораживался его широкими плечами. Минхо завел его в комнату, которая была похожа на рабочий кабинет. Массивный деревянный стол, высоченные книжные шкафы до потолка, камин и диван напротив. Здесь было просторно и едва слышно играющую с первого этажа музыку. Ли вышел на балкон, Хан присоединился к нему. Между ними стояла неловкость, словно они впервые встретились. В небе поднялся растущий полумесяц. Взгляд Минхо был притянут к этому небесному телу и мелким мерцающим точкам на темном полотне. Он вновь искал взглядом знакомые созвездия. — Джисон, я бы хотел… — повернулся он туда, где должен был стоять молодой человек, но его рядом не оказалось. Минхо вошел обратно в помещение и обнаружил Джисона возле граммофона. — Станцуешь со мной? — Хан поставил пластинку. Заиграл вальс — это единственный танец, который он знал лучше всех остальных. Так как на балу его никто не приглашал на танец, то и практики таковой у него не было. — Ну чего стоишь и глазками хлопаешь? Не умеешь вальс танцевать? — Джисон откровенно бросал Минхо вызов. — Умею, конечно. А кто будет вести? — они вышли в центр кабинета. Между столом и диваном было много свободного места, тем более для одной пары. — Разрешаю тебе вести, — Джисон сообразил, как он должен поставить руки, если встает на позицию, в которой обычно стоят девушки. — Ах, разрешаешь? — усмехнулся Минхо, показав свою чудесную улыбку и встав в нужную позу для первого движения. Их взгляды столкнулись, и Ли начал вести Хана в танце. Поначалу Джисону было тяжело перестроиться, но потом его ноги начали двигаться настолько естественно, будто он всю жизнь так вальс и танцевал. Минхо не отводил с молодого человека взгляда, двигался плавно. В какой-то момент он закружил Джисона так, что тот не удержал равновесия, и Ли поймал его, подхватив за поясницу, после чего прижал к себе. — Я такого движения в вальсе не знаю, — растерялся Джисон, оказавшись настолько близко в очередной раз. Но сейчас они были одни в этом кабинете, и вряд ли кто-то сюда заглянул бы в ближайшее время. — Джисон, я хочу признаться… — начал Минхо, смотря в кофейный взгляд напротив. — Ты мне нравишься, — сказал Джисон как на духу. Он сглотнул, его грудная клетка задрожала. — Как с языка снял, — облегченно выдохнул Ли и прильнул к дрожащим от волнения губам. Хан распахнул широко глаза, не веря, что это взаправду. Казалось, он только что шагнул с высокой скалы в пропасть, но его спасли, и он вспорхнул вместе со своим спасителем. Спустя пару секунд Хан закрыл глаза, хватаясь за черный приталенный пиджак Минхо, как за единственное, что сейчас могло удержать его на ногах. Ли целовал развязно, пускал в ход юркий язык, отчего тело Хана слабело, ноги подкашивались, и он все крепче сжимал ткань костюма, пытаясь устоять на месте. Поцелуй пьянил хлеще любого вина. Мягкие губы Минхо словно обнимали губы Джисона, осторожно их сминая. Ли зажмурил глаза, когда сердце будто упало вниз живота, потому что там все начало пульсировать с трехкратной силой. Хан, казалось, перестал различать действительность и фантазию. Да он и не мечтал об этом. Но и не представлял, что этот момент может быть настолько чувствительным и сладострастным. Пластинка закончила свое звучание, и все, что осталось, это только едва слышимое потрескивание. — Минхо, что мы будем делать? — спросил Джисон. Он схватился за лацканы пиджака. Его взгляд слегка опечалился. — Можем ли мы провести этот вечер вдвоем и не думать о будущем? — попросил Ли и провел ладонью по щеке Хана. Тот кивнул ему, соглашаясь. Взяв Джисона за руку, Минхо повел его к дивану. Они сели и вновь соединили губы в протяжном поцелуе. Ли держал голову Хана, пока тот неуверенно сжимал руками талию, держа ладони на пиджаке. Минхо по очереди переместил руки Джисона себе на рубашку, которая осталась единственным препятствием между его ладонями и горячей кожей. Ли углублял поцелуй, держа лицо Хана. Дыхания обоих замирали. То, что они творили, не вписывалось ни в какие рамки общества. Их бы осудили. На них бы повесили клеймо, не приглашали бы на балы. Такие отношения не приветствовались. Но сейчас им это казалось более чем правильным. Гораздо тяжелее было все время ходить вокруг да около, молчать, не договаривать, мучиться от непроизнесенных вслух чувств. Все это терзало душу и сердце. Расстегнув пиджак Джисона, Минхо обнаружил, что на его талии был надет белый корсет, так что она казалась еще более тонкой. Ли снял с плеч молодого человека пиджак и осторожно повесил на спинку дивана. — Незабудки, — сказал Джисон и вытащил стебелек, помещая его на столик рядом с диваном, чтобы цветочки не помялись. Они медленно и робко раздевали друг друга. Пиджаки и рубашки аккуратно повисли на спинке дивана. Оголились до пояса. И когда Минхо взглянул на тело Джисона, то понял, что корсет был не для утяжки. Его талия и без того осиная. Он оглаживал ее изгибы, и Хан уже млел от теплых прикосновений к своему телу. Невероятно. Головокружительно. Ли прильнул губами к медовой коже над ключицей, и Хан томно вздохнул, запуская пальцы в мягкие пряди на затылке молодого человека. Вновь соединив губы, Минхо надавил телом на Джисона, давая понять, чтобы тот лег на спину. Хан уложил голову на подлокотник дивана. Ли упирался в обивку одним коленом между бедер парня и продолжал изучать рукой его стройное тело. Оставив на раскрасневшихся губах влажный поцелуй, Минхо мягко коснулся губами линии челюсти, потом шеи, где пролегала пульсирующая сонная артерия, впадинки над ключицей. Он покрывал тело Джисона поцелуями. Когда он коснулся губами алой ареолы груди молодого человека, тот чуть прогнулся в пояснице, и с его уст слетел тихий стон, граничащий со вздохом. Ощущения были непередаваемые. Хан впервые был любим, да что там, он сам впервые влюбился. Влюбился настолько сильно, что корил себя за то, что сбежал тогда, когда прочитал начало романа, когда Минхо был настолько уязвим перед ним, потихоньку раскрываясь. Влюбился настолько, что ни за что не хотел отпускать Минхо, терять его. От одной мысли о том, что Ли скоро уедет, сердце кровью обливалось. Но не в данный момент. Сейчас сердце Джисона бешено билось, гоняя по венам горячую кровь. Пульсации в паху усиливались, и сложно уже было не думать о чем-то большем. Голова Минхо оказалась над поясом Джисона, и он медленно принялся расстегивать ремень, затем брюки, а после стянул нижнюю часть одежды и снял с него ботинки с носками. Хан остался в одном нижнем белье. Уязвимый. Чувствительный. Он имел просящий взгляд. А твердый член буквально кричал о желании. Чтобы оказаться на равных, Минхо разделся до нижнего белья и вновь навис над Джисоном. Он смотрел в его кофейный взгляд и убирал выбившиеся из челки прядки со лба. — Что мы творим? — Хан хихикнул. Он, конечно же, ни о чем сейчас не жалел. Поглаживая ладонями крепкие мышцы на спине Минхо, он все больше убеждался в том, что это та самая действительность, в которой он хотел бы существовать всю свою оставшуюся жизнь. — Ты ведь хотел узнать, как разовьются отношения Уильяма и Питера, да? Не знаю, устраивает ли тебя такой поворот событий, но… — Устраивает более чем, — Джисон прижал Минхо к себе и коснулся его губ своими. Возбуждение нарастало с каждой минутой, что они лобызались. Время потеряло свое истинное значение. Они здесь вдвоем — и это единственное, что было важно. Минхо накрыл ладонью пульсирующий член Джисона, так что тот промычал в поцелуй. Неимоверно чувствительный. Ли поглаживал орган по всей длине, чувствовал влажную ткань. А Хан не прекращал постанывать, раскрыв губы и запрокинув голову назад. Подхватив Джисона за поясницу, Минхо усадил его и переместил себе на бедра, сам прислоняясь к спинке дивана спиной. Хан держал лицо молодого человека в ладонях, жадно сминая припухшие губы. Становилось жарко. На телах проступила испарина, оставляя тонкий липкий слой на коже. Джисон двинул бедрами, так что их члены потерлись друг о друга сквозь тонкую ткань нижнего белья. Теперь и Минхо не стеснялся откровенно постанывать, растекаясь от блаженного удовольствия интимной близости. Напряжение нарастало с каждый новым движением бедер. Все могло произойти быстро и уже закончиться, но хотелось всего и сразу. Свернуть гору. Сделать как можно больше шагов вперед, пока у них есть это время. — Мы же можем заниматься любовью так же…как и… — Джисон застопорился. — Конечно можем, Джисон, — Минхо огладил его скулу большим пальцем. — Первый раз только может быть болезненным. — Разрешаю тебе вести до конца, — Хан сглотнул, осознавая, на что он подписывался. На заботливую любовь, конечно же. — Ты уверен? — Никогда не был так уверен, как сейчас. Если это не было признанием в том, что Хан полностью доверился Ли, то как это еще можно описать? Он не знал, что почувствует, насколько будет больно, нужно ли ему чем-то пожертвовать. Когда они оба полностью оголились, а Джисон ощутил внутри себя палец Минхо, сидя на его бедрах, из глаз чуть искры не посыпались. Это было странно. Несвойственное в том месте чувство наполненности. Сфинктер сжимался, пресс живота напрягался. Хан кривился, упираясь руками в широкие плечи Ли, но давал тому проникать в себя снова и снова. И даже несмотря на легкое жжение, хотя Минхо увлажнил пальцы слюной, Джисон принял в себя два пальца. Стиснув зубы, он позволял пальцам растягивать его и набирать некий темп. Из груди вырывались утробные стоны наравне с шипением. А Минхо с опасением наблюдал за реакцией Джисона и, что не удивительно, возбуждался еще сильнее. Их члены терлись друг о друга, природная смазка смешивалась, растягиваясь тонкими нитями. Третий палец был введен с трудом, но это было необходимо для безопасности первого в жизни проникновения. Минхо разводил пальцы, растягивая стенки. Казалось, он дышал в унисон с Джисоном и чувствовал все то, что чувствовал Джисон. Хан впился короткими ногтями в мягкую кожу плеч Ли, когда пальцы внутри прошлись по чувствительной железе. Он ахнул, запрокинув голову назад. Понимая, что разрядка довольно близко, Джисон приподнялся, так чтобы пальцы покинули его нутро. Он прижался к телу Минхо еще ближе и завел руку за свою спину, обводя его член и пристраивая орган к анальному отверстию. Ли раскрыл рот, медленно выдыхая, когда Хан опускался на орган до самого основания. Сейчас искры из глаз могли полететь и у Минхо. Он огладил бедра Джисона и переместил руки на мягкие ягодицы, помогая тому подниматься и опускаться. Темп набирался медленно, осторожно. Новые ощущения захлестывали их разгоряченные тела. Эйфория затмевала рассудок. Два дыхания смешались, когда Джисон уткнулся лбом в лоб Минхо. Интимная близость сопровождалась рваными поцелуями. Минхо принялся помогать Джисону, доводя его до самого пика кульминации. Он водил по напряженному венистому стволу рукой, заставляя Хана стонать чаще и громче. Дыхание становилось прерывистым. Джисон ярко ощутил оргазм, от которого голова закружилась, перед глазами лишь на секунду стало темно. Тело подрагивало в объятиях крепких рук Минхо. И вскоре член Ли излился внутри. Неопытность и высокая чувствительность сказалась на скорости всего полового акта. Возможно, целоваться и обниматься они могли хоть всю ночь, но рано или поздно притронулись бы друг к другу, потому что пульсации в паху было сложно игнорировать. Это была самая настоящая бурная страсть, повлекшая за собой фееричный оргазм. Джисон прижался к Минхо, после того как поднялся и дал члену покинуть его тело. Он обвил его шею руками и провел кончиком носа по щеке, оставляя затем поцелуй возле виска. — Ты в порядке? — спросил Минхо, заключая Джисона в теплые объятия. — Да, — произнес он на ухо и оставил еще один поцелуй на мочке. — Хочу так всю жизнь провести. С тобой, — Ли уткнулся носом в изгиб шеи Хана, втягивая аромат его тела. — И я. Моменту осознания суровой реальности стоило наступить рано или поздно. Оба были на грани слез. — Ты не похож на человека, который служил, — сейчас оба смотрели друг на друга, запоминая каждую черту лица. — Отец отправил меня в армию, посчитав, что там меня воспитают правильно, — Ли вздохнул и закатил глаза. — Меня не исправили, как он хотел. И когда я вернулся со службы домой, то не получил того принятия, о котором он мне твердил. Ему было мало. И я уехал. Служба никак не изменила мои принципы, но я стал более закрытым и начал вести жизнь одиночки. — Это печально, — искренне сопереживал Джисон, поглаживая Минхо по голове, запуская пятерню в шелковистые волосы. — Зато я стал свободен. Но и заперт. В этом обществе иначе никак. — Понимаю тебя, — вздохнул Хан. — Но с тобой я будто вновь дышу. — Так не уезжай. Пожалуйста, — молил Джисон. — Давай сбежим. Далеко-далеко. Начнем свою новую жизнь, — в груди зажигался бунтарский огонек. Минхо усмехнулся. — Такое только в романах бывает, Джисон, отнюдь не в жизни. — Ну так, а твой роман о чем? О жизни. О нашей жизни. — Я знал, что ты поймешь, — Минхо мягко улыбнулся, смотря на Джисона влюбленным взглядом. — Сложно было не понять, — смутился Хан, опустив голову, скрывая улыбку. Минхо поднял его голову за подбородок и притянул, чтобы поцеловать. Нежностью трепетало сердце. — Ты же допишешь роман? Обязательно допиши, — настаивал Хан. — Допишу, как только вернусь. — Пиши мне письма так часто, как только можешь, — у Джисона начинала грудная клетка дрожать, а в уголках глаз собирались слезинки. — Буду, — кивнул Минхо. — Господи! Не представляю, что ты будешь держать оружие, — Хан уткнулся носом в шею Ли и шмыгнул носом. — Ох, я забыл сказать. Я не буду воевать. Мое тело хоть и крепкое, но в армии я служил медбратом. Так что я буду в госпитале помогать раненым. Эта новость неимоверно обрадовала Джисона. Его возлюбленный не будет видеть ужаса на поле битвы, не будет рисковать своей жизнью и забирать ее у других. Хан плотно прижался к губам Ли, зажмурившись. Его переполняли разные чувства и эмоции. От страха до надежды. — Я буду ждать тебя. Всегда буду ждать тебя. Наша история должна иметь продолжение, твой роман должен быть написан. И неважно, увидит ли его свет или нет. Хочу с тобой провести остаток своих дней, Ли Минхо, — слезы все-таки скатились по щекам. — Я, кажется, люблю тебя. Я еще никого так не любил. И я хочу рассказать тебе обо всех созвездиях на небе. — Джисони, такой искренний, Джисони, — гладил он Хана по спине одной рукой и собирал со щек слезы большим пальцем другой. — Я желаю всего этого не меньше. Хочу провести с тобой все дни и ночи. Хочу читать тебе вслух и слушать твой милый смех. Не хочу, чтобы ты плакал, если только от счастья. «Я не разобью твое сердце, как его разбивали мне». — Люблю тебя, Джисони. Я вернусь к тебе, только продолжай ждать, — Минхо прижался щекой к груди Джисона, слушая размеренное сильное сердцебиение. Удар за ударом. Он вслушивался в биение и запоминал его. — Буду ждать, не сомневайся в этом. Напиши мне, когда прибудешь на место, — Хан продолжал ворошить волосы Ли, прикрыв глаза, запоминая эту близость надолго. Навсегда.✸✵✸
Джисон провожал Минхо, как и своего отца, вместе с матерью и сестрой. Они махали им, пока те садились в экипаж. Блестящий взгляд Ли был направлен только на Хана. И безумно хотелось подойти и поцеловать его на прощание, но он не мог. Они говорили взглядами и жестами. Джисон положил руку на сердце и произнес, не издав ни звука: «Я буду тебя ждать». Минхо улыбнулся и сел в экипаж, захлопнув дверцу. С этого момента началось томительное ожидание. Неизвестно, когда Минхо вернется, поэтому даже дни отсчитывать не представлялось возможным. Единственное, что обрело регулярный характер, это письма. Джисон ждал каждое письмо Минхо с нетерпением. Они переписывались дважды в месяц. Письма доходили до адресата примерно за неделю. Минхо писал ему по несколько листов, описывал свои дни в деталях, хотя они совсем не отличались друг от друга. Что-то Джисон зачитывал матери и Суа, сообщая, как там поживал Минхо, но о многом он, конечно, умалчивал, потому что те строки были адресованы только ему. «Здравствуй, Джисони! Сообщаю, что я прибыл на место в целости и сохранности. Возможно, немного устал. Я только успел разложить вещи в палатке, в которой, помимо меня, еще три койки. Сижу сейчас и пишу тебе это письмо в надежде, что ты обрадуешься. Я все еще чувствую твои ладони на моих щеках, и мне становится легче от одной мысли, что ты ждешь меня. Я уже сильно скучаю. Хочу поцеловать тебя, забрать в свои объятия и не отпускать. Надеюсь, что ты не будешь унывать, дожидаясь моего возвращения. Следуй за мечтой, изучай астрономию. Пусть не только я, но и другие люди узнают от тебя о тех созвездиях и многом другом. Я люблю тебя, Джисон. Мое сердце с тобой, знай это. P.S. Уже вечер, и я решил дописать письмо. Те, с кем я ночую в одной палатке, хорошие ребята. Думаю, моя служба пройдет быстро, и я скоро вернусь к тебе. Уже думаю о том, как дописать роман. Немного пишу в свободное время, по большей части ночью. Доброй ночи, моя звезда. Надеюсь, что это письмо дойдет до тебя. Жду твоего скорейшего ответа.— с любовью, Минхо».
«Здравствуй, Минхо! Я получил твое письмо и не мог не искриться счастьем. Я так рад получить от тебя весточку. Хорошо, что у тебя там появились знакомые. Раз я не могу быть рядом в такое трудное время, то пусть тебя поддержат там. Это важно. Я рад, что ты не забрасываешь писательство. Я вижу, как ты этим горишь. Но, пожалуйста, ночью надо спать. Твоя работа и так не из легких. Тебе нужен хороший отдых. Пообещай мне, что ты будешь о себе заботиться! Не могу не согласиться со всеми твоими словами. Я бы тебя обнял и не отпускал бы никуда. Ты подарил мне самое светлое чувство на всей планете Земля, да что там, во всей Вселенной. Я тебя люблю, свет мой. И мне понравилось, как ты назвал меня звездой. Надеюсь, я тоже придумал неплохое прозвище. Я продолжаю изучать астрономию. И, кстати, я устроился в университет, в котором учусь, помощником моего профессора. Он иногда позволяет мне пользоваться телескопом на кафедре. Ты бы видел, насколько можно близко разглядеть небесные тела. Я хочу, чтобы ты однажды увидел. Поэтому я сейчас коплю деньги, чтобы купить потом телескоп. Устройство очень дорогое, но оно того стоит. Мы сможем смотреть на звезды каждую ночь, когда небо чистое. С нетерпением жду твоих писем.— твоя звезда, Джисони».
«Моя звезда, я не мог не умилиться, когда ты назвал меня своим светом. Я постараюсь продолжать сиять для тебя. Сегодня был трудный день, в госпиталь поступило много раненых. Мое сердце обливалось кровью за состояние этих людей. Никому не пожелаешь такой участи. Но я и остальные медбратья, медсестры и врачи отлично справились. Все пострадавшие в стабильном состоянии. Да, у меня получается находить поддержку у своих новых знакомых. Иногда мы проводим спокойные вечера, немного выпиваем. Я даже не думал, что все так сложится…хорошо? Неуместное слово, наверное, для нашего времени, но я стараюсь искать маленькие радости во всем этом, чтобы не выжить из ума, особенно без тебя. Ты не представляешь, как я каждую ночь мечтаю уснуть рядом с тобой, прямо как тогда, на балу. Помнишь, Джисони? Ты заснул у меня на груди. Мы проспали до глубокой ночи, почти до раннего утра, пока лучи солнца не постучались в окна. Я боялся разбудить тебя. Ты очень мило сопел. Я не перестаю об этом вспоминать и представлять, как бы наша жизнь сложилась, если бы я не уехал. Однако я ни о чем не жалею. Мое сердце забилось в три раза чаще, когда я читал твое письмо. Я буду лелеять каждый такой момент. P.S. Становится иногда грустно, потому что я не взял с собой ни одной книги, а те, что привезли другие ребята, я уже читал раньше. Не жалуюсь, потому что я коротаю время, думая о тебе, Джисони.— люблю, твой свет».
«Дорогой Минхо, узнавая о твоей серьезной работе больше, я начинаю беспокоиться. Достаточно ли ты ешь? Спишь? Ты самый сердечный человек! Береги себя, прошу. Радует, что ты не одинок в общении. Много не пей, чтобы голова не кружилась. Я тоже думаю о тебе каждый день. Знаешь, хоть сейчас и лето, но я иногда ношу твой шарфик, просто вешаю на шею. На нем все еще сохранился твой запах. Спешу предположить, что ты и не догадывался. Мускус, бергамот, дым от табака. Вся эта смесь — это ты для меня. Эти запахи теперь связаны с образом тебя. Я вообще некурящий человек, но с тобой готов разделить хоть последнюю сигарету. Ты вогнал меня в краску. Серьезно. Я даже не помнил, как я уснул тогда. Пускал ли я слюни? Ох, я делаю это иногда. Прости, если это было так. Мне стыдно. Но я тоже ни о чем не жалею. И хоть наши отношения остаются втайне, я не могу никому о них рассказать, поведать о чувствах, которые переживаю, я счастлив, что все именно так. Моя мама ждет письма от отца, но мне даже неинтересно их читать. Плохо ли это? Он ведь тоже проживает не легкое время. Но я не могу. Мне просто не так это важно, как услышать от тебя. Потому что я люблю тебя! И я хочу отправить тебе эту книгу, которую я прочитал на днях. Я уверен, что ты ее не читал. Там о созвездиях, о звездах, в целом о том, что за пределами нашей планеты. Думаю, она оставит впечатление. Береги себя!— Джисони».
«Милый, я получил книгу, и я несказанно рад и тронут этим жестом. И ты не поверишь. Раскрыв книгу на середине, просто хотел полистать, я обнаружил засохший стебелек незабудок. Неужели это те самые? Ты их сохранил в книге? Я боюсь до них дотронуться. Не хочу, чтобы они рассыпались. Я обязательно прочитаю и напишу тебе свои мысли. Джисони, ты такой чудесный. Наверное, это запахи моего парфюма. У меня ассоциаций с запахами, к сожалению, никаких нет. А я бы очень хотел их иметь, но я даже не знаю, с чем связать то, как пахнешь ты. Это что-то лично твое. И если я где-то почувствую этот запах, то сразу подумаю о тебе. Могу понять тебя. Про отца, я имею в виду. Если у тебя с ним не очень хорошие отношения, то твои чувства понятны. Знай, что я принимаю тебя таким, какой ты есть. Нет плохих и хороших эмоций. Они просто есть. И отец вызывает в тебе такие эмоции. Но, пожалуйста, не зацикливайся на них. Прочитай это письмо и улыбнись. Со мной же все в порядке. Я хорошо сплю, плотно ем. Мне всего здесь достаточно. Знаешь, меня тут спросили недавно, есть ли у меня кто-то, кто меня ждет. Я уверенно ответил «да». Конечно, они решили, что это девушка. Но самое главное, что я знаю, что это ты, Джисони. Нет ничего страшного в том, чтобы признаться кому-то, что у тебя есть любимый человек, что твое сердце занято и уже любит. Может, тебе полегчает, если ты поделишься, но осторожно, чтобы не напороться на шипы. Я ведь тебя прекрасно понимаю. P.S. Я прочитал около тридцати страниц и скажу, что никогда не думал о бесконечности Вселенной. Неужели это правда? Я под впечатлением. Спасибо, Джисони, что прислал мне эту книгу. Я читаю ее перед сном, а потом вижу красочные сны. Однажды и ты мне приснился. Это был самый желанный сон за все время. Я очень сильно хочу тебя увидеть, моя радость.— с любовью и крепкими объятиями, Минхо».
«Вызывающий трепет в моем сердце, Минхо, я растекаюсь лужей от твоих писем. Слава богу, никто не видит моих алых щек. К слову, я снял собственную квартиру. Да, я все еще хочу купить телескоп, и я откладываю деньги, но я просто уже не мог ютиться в той маленькой комнатке, поэтому присылай мне письма на новый адрес, указанный на конверте. Я не перестаю по несколько раз на неделе заглядывать к матери и Суа. У них все хорошо. У отца тоже все хорошо. Все-таки мне спокойнее, когда я знаю о его благополучии, насколько бы плохими не были наши взаимоотношения. Я рад, что книга тебе пришлась по душе. Когда я дочитаю следующую, то обязательно пришлю тебе. Да, там несколько томов. А что касается запаха… Не знаю, насколько это покажется странным, но этот платок я довольно часто носил на шее. Честно, не могу ощутить свой запах на нем, но, может, ты его почувствуешь, и он тебе принесет комфорт. Еще прикладываю свою фотографию. Я специально сходил в студию и сделал пару снимков. Как я тебе? Смешной, наверное. Меня попросили сесть ровно. И я вообще не так часто фотографировался, только в семейный альбом и по праздникам. Это я шел на работу в университет. И на моей шее тот самый платок. Надеюсь, я смог порадовать тебя. Мне хочется подарить тебе улыбку. Своим близким я не могу сказать, что у меня есть любимый человек, потому что они захотят познакомиться, а кого я могу привести домой? Никого. Но вот профессор внезапно поинтересовался, видимо, хотел свести со своей дочерью, и я сказал ему, что мое сердце уже занято. Он порадовался за меня. Это было приятно — поделиться с другим своим счастьем. И неважно, насколько мое счастье сейчас далеко от меня, ты в моем сердце, в каждой строке твоего письма. Я храню письма в коробочке и держу ее рядом с рабочим столом. Иногда я перечитываю их, пока жду следующего письма.— крепко целую, Джисони».
«Моя звезда, твои подарки — это нечто. Я прослезился, когда открыл посылку. Этот платок… Да, именно так ты и пахнешь. Господи… У меня слов нет. Я теперь засыпаю, держа его в руках. Создается ощущение, что ты рядом со мной. А твоя фотография… Ты такой милый получился. Я держу твое фото в книге и смотрю на него, когда мне становится грустно. Я так рад за тебя, Джисони. Ты большой молодец. Надеюсь, тебе уютно в твоей квартире. Хочу поскорее ее увидеть. И я рад, что ты смог поделиться своим счастьем с кем-то другим. Видишь, это не так страшно. Даже приятно. P.S. Прости, я не сильно многословен. Просто ситуация осложнилась. Приходится заботиться о пострадавших даже ночью. Я не очень хорошо сплю. Не остается сил писать роман, но я обязательно допишу его, обещаю. Просто знай, что я люблю тебя всем сердцем.— целую, твой свет».
«Любимый, мне жаль слышать, что ты сильно устаешь. Отец вот захворал, и его отправили домой. Благо ничего серьезного, иначе бы мать не находила себе места, хотя она и так переживает. Я все понимаю, твоя работа не дает тебе время на отдых, это печально. Я с тобой, мой милый. Посылаю тебе свою любовь. Буду думать о тебе еще чаще, хотя я и так думаю о тебе почти каждую минуту, но, значит, буду каждую секунду, чтобы тебе стало лучше. Я хочу, чтобы в моей квартире было уютно не только мне, но и тебе. Я хочу жить вместе с тобой. Береги себя и знай, что я думаю о тебе каждую долю секунды.— искренне люблю, Джисони».
«Мой искренний Джисони, я не знаю, дойдет ли до тебя это письмо раньше или нет, но я скоро возвращаюсь. Мой бессрочный контракт завершился, потому что…» Джисон не успел дочитать письмо до конца, потому что услышал стук в дверь. Он ума приложить не мог, кто бы это мог быть. Стук не прекращался, поэтому Хан отложил письмо с той мыслью, что дочитает его позже. Он открыл дверь и ожидал увидеть на пороге лендлорда, газетного мальчишку или кого-то еще, но никак не Ли Минхо. Джисон бросился к нему в объятия, а Минхо закряхтел. — Как… Почему… — Хан пытался сложить слова в предложения, задать вопрос, но у него не получалось. — Твоя рука… — охнув, он прикрыл рот рукой. — Я написал тебе, но не знал, дойдет ли письмо раньше, чем я вернусь. Я так рад тебя видеть, — у обоих на глаза слезы наворачивались. — Проходи скорее, — Джисон пригласил его в квартиру и занес внутрь багаж. — Что случилось? — он усадил Минхо на диван в гостиной и положил руки на его бедра. Слегка поглаживал. Сердце делало кульбиты. — Ситуация, конечно, забавная, — Минхо усмехнулся. Он посмотрел на свою перевязанную правую руку, которая была согнута в локте и поддерживалась ремешком, перекинутым через голову. — Видимо, из-за сильной усталости я ослаб. Мы смогли сходить в местный бар в одну ночь. Это прям был для нас праздник. Я не написал тебе об этом, потому что я выпил много, и моя голова кружилась, — Ли поджал губы, поймав на себе укоризненный взгляд Хана. — Не смотри на меня так, я боюсь. — Меня боишься? — Джисон тыкнул себе в грудь пальцем, удивляясь. — Нет, ты милашка, — Минхо ущипнул его щечку, а потом погладил. — Хочу поцеловать тебя, — смотрел он влюбленно. — Расскажи свою историю, потом целуй хоть до рассвета, — Джисон взял его за руку и посмотрел в прежние карамельные глаза. — Значит, мы время хорошо провели. Я напился, о чем жалею…но и не жалею, — ухмыльнулся Минхо. — И я упал с лестницы, когда вышел из бара. Скатился прямо с крыльца на дорогу, — Минхо снова посмеялся. — Больно, наверное, было, — Хан осторожно провел по сломанной руке пальцами. — В моменте не очень. Потом…да. Но рядом со мной же были врачи, поэтому мне быстро оказали первую помощь. Довезли до госпиталя, где я провалялся неделю с температурой. Господи, я думал, что я помру, мне было так страшно, — после этих слов Джисон прижал ладонь Минхо к своей щеке и потерся о нее, потом поцеловал в тыльную сторону. — Но я думал о тебе. Я хотел к тебе вернуться, поэтому быстро поправился. Рука, говорят, заживет нормально. — А как же ты будешь писать теперь? — Я амбидекстер. — Кто-кто? — в непонимании нахмурился Джисон. — Умею писать и левой, и правой руками. Немного потренируюсь, чтобы почерк был похож, и приступлю к написанию романа. Кстати, — Минхо покрутился вокруг себя, хотел встать и дойти до чемодана, но потом оставил эту затею. — Я написал продолжение, все листы у меня в чемодане. Потом надо будет их соединить с предыдущей частью. — Успеешь. А теперь поцелуй меня, — Джисон взял лицо Минхо в свои ладони и утянул в чувственный пылкий поцелуй. Кто ж знал, что им это было настолько необходимо, словно глоток свежего воздуха. Чувствовать родные губы на своих губах. Касаться ладони возлюбленного. Слышать сердцебиения друг друга. Они провели много часов, целуясь, лежа в обнимку на кровати. И вскоре они будут разделять эту постель, потому что Минхо решил согласиться на предложение Джисона о переезде. Они хотели быть рядом друг с другом каждый день. Просыпаться и засыпать вместе. Разделять жизни друг друга. Минхо приноровился писать левой рукой и активно дописывал роман. Пол в гостиной был устелен исписанными чернилами листами. Джисон уже привык переступать через них и не создавать сквозняков, чтобы ветер не сдвинул заветные листочки с места. Он хотел прочитать, но Минхо ему запретил. Ли сказал, что даст прочитать готовую работу. И Хан еле подавил свое любопытство. Он не отвлекал возлюбленного от работы, которая отнимала у того много времени, что он даже забывал поесть, но Джисон заботливо напоминал ему об этом или приносил и оставлял еду рядом. Рука Минхо заживала. Вскоре он прекратил носить повязку. Тогда Джисон предложил ему устроиться на работу в его университет помощником преподавателя литературы. И, может, потом он сам дорастет до должности преподавателя в высшем учебном заведении. Идея была заманчивой, Ли был готов попробовать. Но ему больше нравилось преподавать частные уроки. И тогда Джисон вызвался помочь ему с рекламой в местной газете. И даже Суа предложила свою помощь — обещала рассказать о Ли Минхо своим подругам. Многие были на домашнем обучении, и им требовались хорошие учителя. — Джисон, я закончил, — Минхо пришел к Джисону в спальню и положил ему на бедра, находившиеся под одеялом, аккуратно сложенную толстую стопку листов. — Это и впрямь настоящий роман. Ты писатель, правда, — Хан поцеловал губы Ли и прочитал название на первой странице. — Созвездия в его глазах, чернильные пятна на пальцах и незабудки… Это прям про нас, — Джисона сейчас вновь захлестнули воспоминания о том, как все начиналось. — В конце стоит точка, но я надеюсь, что наша история на этом не закончится, — Минхо устроился рядом и положил голову на плечо Джисона. В таком положении они провели полночи, пока Хан читал роман, а Ли наблюдал за его реакциями и периодически получал поцелуи то в тыльную сторону ладони, то в лоб, то в губы. В какой-то момент Минхо заснул. Джисон услышал тихое сопение и, аккуратно сложив рукопись и отложив ее на тумбочку, погасил ночник. Он лег, накрывая одеялом возлюбленного, и обнял его. «Разве можно препятствовать любви? Разве это естественно? Почему принято говорить о любви мужчины и женщины, но не людей одного пола? Мы все люди из плоти и крови. Но если придется скрывать свою любовь от общества, чтобы быть счастливыми, они это сделают. P.S. Конец? Нет. Начало чего-то прекрасного— моей звезде».