Секрет на двоих

      Строгий распорядок дня в Облачных глубинах приучил учеников засыпать и просыпаться, как по команде. А изнурительные тренировки и культ послушания довершали дело, заставляя юных заклинателей засыпать, «едва коснувшись головой подушки». Это правило не обходило стороной и двух нефритов ордена Гусу Лань, поэтому ровно в девять их прекрасные головы покоились на идеально взбитых подушках, и сегодняшний вечер не стал исключением. Старший нефрит улёгся в постель, складывая сжатые в замок кисти на животе, и закрыл глаза, приготовившись отойти ко сну. Однако, спустя недолгое, но достаточное для того, чтобы можно было уснуть, время, он с удивлением обнаружил, что спать не хочется от слова совсем. Веки дрожали от нежелания находиться в закрытом положении, а сжатые пальцы одной руки неосознанно проходились подушечками по гладким ногтевым пластинам другой руки. Лань Сичэнь распахнул глаза, приходя к пониманию, что именно стало причиной его бессонницы. Лёгкий, нежный, едва слышимый аромат обволакивал всю его цзинши, пробираясь, казалось, даже под одежду. Он принюхался опять, на этот раз заливаясь краской, невидимой в темноте, но ощущаемой им самим тяжестью на лице. Пахло течным омегой. Не сказать, что Лань Сичэнь хорошо разбирался в таких вещах, ведь на страже их добропорядочности и непорочности стоял сам Лань Цижэнь, который и мухи не оставит незамеченной. Однако, Сичэнь не был ни слепым ни глухим, пару раз услышал, пару раз зацепился взглядом за недостойные картинки в книжках порнографического характера, отобранных у приглашённых учеников, да и книги в родной библиотеке Гусу по физиологии тоже имели место быть. Их не скрывали, не прятали, но невинность и целомудренность учеников, по крайней мере младших возрастов, не позволяла им притронуться к такого рода литературе. Даже, казалась бы, безобидное изучение собственного тела заставляла их щеки пылать алым цветом, а в ушах начинало звенеть от смущения и стыда. Примерно это испытал Сичэнь в свой «первый раз». Впрочем, он со свойственной себе невозмутимостью на лице прочитал все, что положено знать молодому человеку его возраста. Юноше скоро должно было исполниться двадцать, а абсолютной дезориентацией (хоть бы и в такой щепетильной теме) уже сложно было восхититься и назвать неискушенностью. Провести жизнь в одиночестве Лань Сичэнь не собирался, а чтобы найти себе спутника на тропе самосовершенствования, нужно было разбираться и в таких вещах. Изначально, только почувствовав первые волны пока ещё легкого аромата, Сичэнь испытал смущение, потом подумал о том, что все омеги должны находиться в отдельном крыле от альф. А потом он вспомнил, что сам живет не в общем здании, а в отдельном домике. Поблизости обитает только дядя, которого сейчас не было в ордене, и брат. Прокрутив все это в голове, юноша до глубины души возмутился: брат привёл к себе омегу?! Впрочем, эта мысль сразу же показалось до смешного глупой. Лань Чжань, который по силе воли и тяге к аскетизму превосходит любого монаха, привёл омегу? Невозможно. Не в силах больше выносить усиливающийся и становящийся тяжелым запах Лань Сичэнь встал, надевая поверх ночного тонкого простое белое ханьфу, и приоткрыл дверь своего домика, прислушиваясь к звенящей тишине. Не услышав абсолютно ни звука, он спустился с террасы и направился прямо на запах, стараясь ступать мягко и тихо. Через несколько десятков шагов он застыл в нерешительности и недоумении, разглядывая источник запаха, словно в первый раз видел этот домик. Здесь жил брат. Теперь, стоя на влажной траве у террасы, Сичэнь размышлял, стоит ли ему зайти внутрь и на правах старшего отчитать брата за вопиюще дерзкое нарушение не менее десятка правил. Представив лицо дяди, узнай он об этом инциденте, первый нефрит внутренне содрогнулся, понимая, однако, и то, что гневу Лань Цижэня не будет предела, если конфликт сокроется, а виновные окажутся безнаказанными. Сичэнь вздохнул, он всё-таки зайдёт, отправит омегу в лазарет, где ему дадут подавители, как и положено в ордене Гусу Лань, а брат завтра примет полагающиеся ему наказания. Если омега окажется смышленым, огласке дело не предастся. Приняв решение, юноша шагнул на ступеньки и, пошатнувшись, ухватился за перила. Запах становился сильнее, обволакивая и дразня, вызывая головокружение. Лань Сичэнь никогда в своей жизни не ощущал такого прекрасного аромата, это был словно букет его любимых запахов, свежих, нежных. Он опустил голову, сжимая пальцами перила, ноздри поневоле раздувались, а низ живота сводило. Юноша нашарил заткнутый за пояс лебин, но тут же отвёл руку — играть прямо здесь и сейчас Успокоение — плохая идея, учитывая и то, что это нарушение нескольких правил. Сесть медитировать прямо на террасе брата вблизи источника запаха тоже не представлялось чем-то, имеющим смысл. Оставалось силой воли унять взбудораженное нутро, преодолеть одним шагом оставшиеся три ступеньки и распахнуть дверь, проходя в цзинши. Остановившись в десятке шагах от постели, Сичэнь замер, переводя дыхание, которое сделалось частым, словно от долгого бега. Именно от постели исходили самые сильные волны аромата, и юноша теперь, тщетно стараясь подавить возбуждение, невольно оглядывал ворох белых подушек и одеял. Он и представить не мог, что кровать брата, всегда выверенная и выглаженная по линеечке, может быть в таком состоянии. — Т-так… вы. Двое. — дрожащим голосом произнёс первый нефрит, собирая последние крупицы выдержки, и сделал несколько шагов к постели. Белый ворох постельных принадлежностей шевельнулся, одеяло отлетело в сторону, и из-за подушки показался силуэт. Окно отсвечивало черты лица, но по мгновенно выпрямившейся спине и вровень полу вздёрнутому подбородку безошибочно угадывался Лань Ванцзи. — Брат? — несвойственно тихо и неуверенно спросил он. — Ванцзи, что здесь происходит?! — праведный гнев на мгновение перевесил затуманившее было разум возбуждение. Младший нефрит в ответ опустил голову, сминая пальцами широкий рукав нижнего ханьфу, он молчал. Лань Сичэнь возмутился ещё сильнее, пойманный с поличным брат не пытался даже объясниться. Внезапно лёгкая, но заметная дрожь прошлась по идеально ровной спине младшего, он ещё ниже склонил голову, поднося к губам край одеяла. Тихий, приглушённый тканью звук вырвался из приоткрывшихся на мгновение губ. Лань Сичэнь изумленно замер, теперь уже внимательнее оглядывая брата и постель. Лань Чжань был окружён подушками и скомканными одеялами, что создавало впечатление, что он не один. Однако теперь, подойдя ближе, Сичэнь понял, что с братом никого нет. И не было. Потому что возбуждающий запах все также продолжал пробираться в ноздри, вышибая разум, лишая здравого смысла. — Ты… — удивленно протянул он. — Это ты, Ванцзи. Младший закрыл лицо руками, подтягивая к груди колени. Сичэнь присел на край кровати, борясь с желанием сделать с братом что-то, от чего его нефритовые щёки заливал румянец. Он отнял руки брата от его лица и сжал в своих, заглядывая в карие глаза, сейчас наполненные слезами. Взгляд Лань Чжаня был затуманен и с трудом фокусировался на старшем брате. — Но как так получилось? — вопрос Сичэня прозвучал глупо, обоих трясло от желания, оба боролись. Но Ванцзи все же ответил, неожиданно развёрнуто даже для себя. — Я обычно принимаю подавители, а сейчас они закончились. Дядя должен был привезти завтра, но течка началась раньше. — Он вцепился зубами в нижнюю губу, видимо, подавляя новый стон. — Никто не должен был узнать, дядя будет зол. — Вот как, — Сичэнь заторможенно смотрел на брата, смысл сказанного им расплывался, и он мог сосредоточиться только на легком поглаживании руки Лань Чжаня, которая все ещё была зажата в его ладонях. — Чем я могу тебе помочь? — наконец, смог произнести он, проводя пальцами по запястью брата. В ответ младший нефрит всхлипнул сквозь сжатые зубы, но руку не выдернул. — Я мог бы поискать подавители в больничном крыле, — предложил Лань Сичэнь, искренне пристыжаясь возникшей внутри надежды, что Лань Чжань отвергнет это предложение, потому что больше всего на свете ему не хотелось бы сейчас отдаляться от брата даже на шаг. К его огромному облегчению Ванцзи покачал головой. — Не стоит так рисковать. Кажется, его скрутила очередная волна возбуждения, он резко со свистом вдохнул, упираясь лбом в плечо Сичэня, и кожу последнего даже сквозь лёгкую ткань опалил судорожный выдох. — Лань Хуань, — почти жалобно взмолился Ванцзи, — нам обоим будет легче, если ты вернёшься к себе. — Конечно, — спохватился было старший нефрит, но в то же мгновение сам еле сдержал стон, вдыхая запах от склоненной к нему головы Лань Чжаня. Он торопливо обхватил ладонями его лицо, отрывая от своего плеча, и приподнял, осторожно и мягко целуя. Ванцзи ошарашенно замер, не препятствуя, но и не отвечая, лишь его пальцы сжимали и разжимали рукава ханьфу на предплечьях Сичэня. — Брат… — на выдохе прошептал он, когда односторонний поцелуй прервался. — Прости, — так же шепотом ответил Лань Хуань, все ещё сжимая его горячее лицо ладонями. Только сейчас он почувствовал, что младший брат прижимается к нему все телом. Сичэнь на мгновение прикрыл глаза, до сих пор пытаясь вернуть самоконтроль. Однако, как он ни старался, в голове, кроме губ Лань Чжаня — приоткрытых, манящих, блестящих от слюны, больше ничего не умещалось. Да и была ли возможность вернуть холодность ума, когда под его пальцами были чужие пылающие щеки, а к груди прижималось не менее пылающее тело, и в довершении всего, или вернее возглавляя все это, был царящий в цзинши запах. Одновременно — свежий, как морской бриз и весенний ветер, нежный, как лепестки вымокших под дождем роз или пионов, и в меру сладкий, словно уличные медовые коржики. Это были самые любимые запахи Лань Сичэня. И именно так пах его младший брат. Ему хотелось уткнуться носом в изгиб шеи Лань Ванцзи и застыть в таком положении до тех пор, пока насыщение не разольется внутри блаженными волнами. Однако, лёгкая дрожь, то и дело прошивающая их тела, побуждала к действиям. Сичэнь вернулся к губам брата, терзая их с нежной напористостью, пробирался языком в рот, и Лань Чжань впускал его, размыкая стиснутые зубы, неуверенно и осторожно отвечая на ласки. Его пальцы, сжимавшие предплечья старшего брата, потихоньку расслаблялись. Получив свободу действий, Лань Сичэнь отпустил лицо Лань Чжаня, скользя ладонями по его шее. Вся его кожа была горячая и влажная, от него прямо так и исходили волны жара. Сичэнь с сожалением оторвался от губ Ванцзи, склоняясь к блестящей от пота шее, провёл языком, оставляя влажную дорожку. Лань Чжань откинул голову, с губ его снова сорвался тихий звук, отдаленно напоминающий стон. — Брат…брат, — в исступлении шептал он, вновь до боли смыкая пальцы теперь уже на плечах Сичэня, но не для того, чтобы остановить, а от невозможности совладать с чувствами и эмоциями. Инстинкт, кажется, полностью взял верх над его разумом, напрочь забыв о стыде и благовоспитанности, он протирался всем телом о брата, стоны уже не сдерживались им с таким тщанием. Но и Сичэнь далеко не ушёл, кажется, спроси его в эту минуту, и он не назовёт ни одного из трёх тысяч правила ордена Гусу Лань, настолько пусто было в его голове. Если изначально действия старшего были чуть ли не робкими и осторожными, то сейчас, не встретив особого сопротивления, он уже стянул взмокшую ханьфу с плеч Лань Чжаня и перешёл с поцелуями на бледную грудь, опрокидывая брата на постель. Тот выгибался навстречу, не желая увеличивать расстояние между их телами, в данный момент измученное воздержанием тело омеги требовало лишь одного — разрядки, а ещё лучше, если бы она сопровождалась чувством наполненности. Когда Ванцзи находился один, с большим трудом, но ему удавалось держать себя в руках, хотя это была его первая течка без подавителей, уроки благонравия и самоконтроля не прошли даром — он так ни разу к себе и не прикоснулся. Теперь же рядом был альфа, излучающий волны возбуждения, и такого головокружительного запаха, что ноги раздвигались сами собой. — Брат, — ещё одно жалобное с придыханием. — Сейчас, Ванцзи, — Лань Сичэнь торопливо обнажился сам, позволяя одеяниям небрежно свеситься с края постели. В данный момент его занимал только полураздетый Лань Чжань, раскинувшийся под ним с раздвинутыми ногами и нахмуренными бровями. Прежде чем вновь завладеть его губами, Сичэнь с мимолетным удивлением отметил, каким может быть лицо брата, когда на нем нет «маски» холодности и безразличия. И то, что он сейчас перед собой видел, нравилось ему чуть больше, чем то, к чему все привыкли. Интимности моменту добавляло то, что Сичэнь мог поклясться — больше никто не видел его брата таким. Чуть смягчившись этим замечанием, он поцеловал его намного нежнее, чем собирался изначально, его ладонь с легким нажимом прошлась по нежной коже внутренней стороны бедра. Лань Чжань простонал ему в рот, двигаясь вслед на рукой, желая продлить прикосновение, прося большего. Лань Сичэнь в ответ несильно прикусил его за нижнюю губу, сдвинул пальцы чуть выше, раздвигая полы висящего на поясе ханьфу. Омега под ним тихо вскрикнул, чувствуя наконец-то долгожданные прикосновения в самых интимных местах. Он никогда не касался себя, поэтому даже такие невинные поглаживания там вызывали у него целый фейерверк эмоций. Сичэнь, также не имеющий полового опыта, остался доволен реакцией брата, он осторожно на пробу обхватил его крепкий член, проходясь пару раз от основания до головки. Под его сжатой ладонью хлюпало и скользило от смазки, и оба брата бы покраснели от этих звуков, если бы не были так сосредоточены на получении удовольствия. Лань Ванцзи прогнулся в пояснице, толкаясь в сжатый кулак Сичэня, но тот убрал руку, чем вызвал недовольный стон брата. Старший нефрит тихонько усмехнулся. — Сейчас, Ванцзи, — его пальцы проскользнули ниже по промежности, размазывая благоухающую тем самыми запахом смазку, нащупали вход, немного неуверенно обводя по кругу. — Ты разве не этого хочешь? Омега под ним словно окончательно растерял былую сдержанность, одной ладонью он зажимал себе рот, а другой неожиданно крепко схватил Сичэня за запястье, направляя его пальцы внутрь себя. Когда у него это получилось, он в очередной раз жалобно застонал, насаживаясь вновь. Лань Сичэнь с интересом наблюдал за метаниями брата, он мягко сжимал ладонью его талию, поглаживая живот большим пальцем, а пальцами второй руки гладил его изнутри. Ему нравилось смотреть на сменяющиеся эмоции на лице младшего, ловить моменты, когда тому особенно хорошо, повторять те же действия. Это завораживало, подстегивало и заводило ещё больше, хотя казалось больше некуда. Лань Чжань прикусил костяшку пальца, сдерживая особо громкий стон, когда почувствовал, как пальцы брата покинули его тело оставляя после себя неуютную пустоту и пульсирующую растянутость. Он хотел было приподняться, но его придавили за плечо, возвращая на место. Лань Сичэнь мягко отвёл его ногу пошире в сторону, придвигаясь ближе, и у Лань Чжаня свело низ живота от осознания того, что собирается сделать брат. Его вновь обуяло первоначальное смущение, когда он почувствовал, как растягиваются мышцы под напором Сичэня, он вскинул руку, беспомощно прикрывая ею глаза, не сдерживая, однако, удовлетворённого стона. Старший нефрит вторил ему, хрипло выдыхая в изгиб шеи, затем приподнялся, опираясь ладонями по обе стороны головы, толкнулся глубже, все ещё мягко, осторожно. А Лань Чжань, захлёбываясь новым стоном, подумал о том, как теперь жить без члена брата в заднице, настолько правильно он ощущался. Сичэнь метался между желанием поцеловать извивающегося под ним брата, или же продолжать наслаждаться гортанными стонами, что дразнили слух, подначивая, скручивая тугую спираль внизу живота, заставляя двигаться быстрее, чтобы слышать эти звуки больше, чаще. Но Ванцзи сам притянул его за плечи, впиваясь в губы, голодно, неумело. Сичэнь с жадностью отвечал, зализывая кровоточащие трещинки на сухих губах брата, сцеловывая новые стоны, чувствуя лёгкую дрожь по чужому телу. Лань Чжань замер, сжимая бока старшего коленями, выгнулся, замирая, и Сичэнь ощутил, как пульсирует растянутое вокруг его члена нутро. Взрывная волна удовольствия оглушила его на мгновение, он едва успел выйти из тела брата, чтобы не закончить в него, и повалился сверху, придавливая омегу своим телом. Они вновь слились губами на пике наслаждения, замерли, боясь пропустить хоть один миг накрывшего экстаза. Задыхаясь, Ванцзи дёрнул головой, стремясь отдышаться, и когда Сичэнь отстранился, прикладываясь виском к его плечу, жадно и судорожно вдохнул. Их грудные клетки вздымались в одном ритме, между телами было горячо, скользко и липко. Лань Сичэнь прикрыл глаза, чувствуя подбирающиеся только теперь нотки стыда, он пролежал бы так до самой смерти по двум причинам: тело, не ведавшее до этого дня такой неги, совершенно не желало шевелить ни единой конечностью, а второе — под страхом смерти он не желал теперь смотреть брату в глаза, уверенный, что стоит их взглядам встретиться — они оба сгорят от стыда. Однако, Лань Чжань первый шевельнулся, словно пытаясь выбраться из-под тела альфы, и Сичэнь повиновался, приподнимаясь. Лань Чжань вцепился в его плечи, проезжая немного вниз, он тихо и томно вздохнул, заставляя брата с удивлением приподнять на него глаза, осторожно оглядывая его из-за нависших на глаза прядей. Ванцзи смотрел на него робко, из-под опущенных ресниц, дымка вожделения в его глазах не рассеялась ни на грамм. Идущее было на спад возбуждение накатило на Сичэня новой силой, вместе с волной будоражащего сознание запаха смазки, ставшего острее. Конечно же, одним соитием течного омегу не удовлетворить, оттого брат сейчас нетерпеливо ерзал под ним, словно не он излился всего несколько минут назад. Впрочем, он был ещё достаточно робок, чтобы сказать прямо или подтолкнуть Сичэня к продолжению, оставалось только смотреть с затаенной надеждой, что старший брат угадает его желания. Лань Сичэнь подавил тихий смешок, не желая смутить Ванцзи, и спустился ладонью вниз. Туда, где все ещё было горячо, мокро и липко, там, где ранее сливались в страсти их тела. Он изучающе ощупал растянутый вход в тело брата, погрузил пальцы внутрь, не отрывая взгляда от трепещущих ресниц и закушенной губы. Провёл, нажимая на мягкие стенки, собирая благоухающую влагу. Раз уж они переступили этот рубеж, он не хотел упускать момент, хотел изучить полностью, выжать все возможное наслаждение до последней капли. Лань Чжань повёл бёдрами в попытке насадиться глубже, недовольно выдохнул, когда попытка провалилась, и поднял, наконец, глаза на брата. Старший нефрит смотрел на него с легкой улыбкой, ласково щурясь, его ладонь замерла на внутренней стороне бедра брата, раздражая последнего своим бездействием. — А ты, оказывается, даже в таких ситуациях бываешь немногословен, — чуть насмешливо нарушил тишину Сичэнь. Ванцзи промолчал, лишь нефритовые щёки подернулись румянцем, да глаза вновь метнулись вниз. — Впрочем, это не проблема, мне достаточно твоих стонов, — Лань Сичэнь склонился к блестящей от влаги груди, провёл языком, оставил несколько поцелуев, — надеюсь, ты больше не будешь их сдерживать. Как истинный нефрит и предмет для подражания и гордости, Сичэнь быстро учился, учился и стремился к совершенствованию своих навыков, к получению нового опыта. Так и теперь, пройдя первый рубеж, он осмелел, и теперь был готов сделать то, что произошло между ними снова, но по-другому. Но готов ли брат? Он даже не желает встречаться с ним взглядом, а обращение к нему приводит к красным щекам. Хотя сопротивления он не выказал, к тому же откровенно наслаждаясь процессом. Видимо, муки выбора отразились на лице Сичэня, потому что Лань Чжань тихонько двинул бедром, привлекая внимание брата. Лань Сичэнь кивнул сам себе, и продолжил облизывать грудь Ванцзи, спускаясь теперь ниже, прикусывая нижнее ребро, выпирающее на выдохе, чем вызвал судорожный вздох брата. У живота он остановился, проскользил пальцами по подернувшимся пленкой каплям семени, смазывая их на бледной коже. Вскинул глаза на Лань Чжаня, с удовольствием наблюдая, как на его лице отражается благоговейный ужас от действий старшего брата. Сичэнь притянул край одеяла, обтирая испачканный живот, и неожиданно резко приник губами к паху, поцеловал и отстранился, обдавая нежную кожу горячим дыханием. Пальцы Лань Чжаня немедленно вцепились в его волосы. — Лань… Хуань, что… что ты делаешь? — С трудом проговорил он. Сичэнь с улыбкой погладил запястье брата, вынуждая ослабить хватку. — Хочу сделать тебе приятно. — В глазах Ванцзи сквозило недоверие, но возбуждение опять брало верх. — Можно? — спросил Лань Сичэнь и, не дожидаясь ответа накрыл ртом твёрдый член брата, проходясь губами от основания до головки. От неожиданности тот даже не успел сжать зубы, поэтому стон вышел громким, длинным. После чего Лань Чжань бессильно откинулся на подушки, принимая поражение и негласно давая Сичэню свободу действий. Старший нефрит со свойственным себе прилежанием брал в рот, сжимал губами, лизал, прикусывал, одной рукой поглаживая вздрагивающий живот, а пальцами второй нежно гладил брата изнутри. Тому оставалось лишь впиваться ногтями в собственную руку, да приглушенно стонать, сквозь не справляющуюся с напором его голосовых связок ладонь. С тихим вскриком излившись второй раз, Лань Чжань безвольно отбросил искусанную собой же руку на постель, устремляя невидящий взгляд в потолок, грудь его часто вздымалась, отчего прозрачные капли щекотно скатывались в ложбинку на груди и ниже к животу, заставляя младшего нефрита смахивать их раздражённым движением кисти. Сичэнь невольно залюбовался расслабленным братом, уголки губ чуть саднило при попытке улыбнуться, на языке разливался привкус семени, а онемевшие пальцы все ещё были покрыты вязкой смазкой, благоухание которой до сих пор давало в голову, создавая эффект опьянения. Движимый почти болезненным возбуждением Сичэнь приподнял брата за дрожащие бедра, неспешно овладевая им. Лань Чжань выгнулся ему навстречу, разлепляя искусанные губы в беззвучном стоне, его обессиленное было тело вновь наполнилось движением, он покорно принимал, сминая пальцами вымокшую простынь. — Брат, — забыв про стыд, то тянул, то вскрикивал он при каждом особенно глубоком толчке. Сичэнь отвечал ему шумным дыханием, лишь изредка срываясь на едва слышные стоны. Член так восхитительно скользил внутри брата, ощущая каждый пульс, каждое сжатие горячих мышц, что заставлял забыть обо всем на свете, акцентируя внимание только на толчках, только на собственных пальцах отчаянно впивающихся в напряжённые влажные бёдра. Сичэнь с ужасом осознал, что бушующие в нем чувства — истинное безумие, при взгляде на мечущегося под ним омегу возникало единственное желание: брать. Много, глубоко, быстро, возможно даже грубо. Факт того, что это — его единокровный брат отходил на второй план, становясь абсолютно незначительным. Лань Чжань робко скользнул рукой по своему животу, касаясь члена, но Сичэнь перехватил его руку, отстраняя. — Я сам, — шепнул он с жаром, обхватывая ствол брата горячей ладонью, сжал, сдвигая тонкую кожу. Омега протяжно застонал, толкаясь в сжатую ладонь, и Сичэнь возобновил толчки, двигая рукой в одном темпе со своими фрикциями внутри брата. На удивление Лань Чжань перестал прятаться — смотрел, не отрываясь и почти не моргая, в глаза, пристально и даже дерзко. Царапал скользкие предплечья брата, загнанно хватая ртом воздух при особо глубоком или резком проникновении. Лань Сичэнь смотрел в ответ, не решаясь даже склониться для поцелуя, настолько завораживал, заводил этот взгляд распахнутых карих глаз. Наконец, младший нефрит зажмурился, разрывая зрительный контакт, напрягся всем телом, замирая. Он приоткрыл рот, словно собирался закричать, но горло перехватило так, что даже вздохнуть не предоставлялось возможным. Сичэнь все же склонился, сцеловывая с губ брата так и не вырвавшийся последний стон, который заменил собой длинный неровный выдох после оргазма. Сам Сичэнь вновь выплеснулся на живот Лань Чжаня, чувствуя, как и его покинули силы, рухнул подле брата. Тот опять смотрел в потолок, не обращая ни малейшего внимания на тяжело дышащего в плечо Лань Хуаня. Сичэнь протянул руку, оттягивая завязку съехавшей лобной ленты брата, та была абсолютно мокрая, просто удивительно, как он не снял ее раньше. Ванцзи, наконец, повернул к нему голову, ошарашенно наблюдая за своей лобной лентой, что сейчас змеей скользила между их телами, увлекаемая пальцами Сичэня. — Намокла, — неловко улыбнулся старший нефрит. Лань Чжань медленно кивнул, не отводя взгляда от брата. — К утру приедет дядя. — хрипло произнес и, смущаясь своего сорванного голоса опустил глаза, немедленно прочищая горло. Оба глянули за окно. Светало. — Тебе лучше уйти прямо сейчас, брат. — продолжил Лань Чжань уже своим привычным голосом, спокойно и отстранённо. — Моя течка ещё не закончилась, дядя принесёт подавители. А о том, что сегодня было… — он внимательно разглядывал светлеющее небо, — нам, наверное, лучше забыть, — последнее было произнесено тише и неувереннее. Заалевшие мочки ушей говорили сами за него. Сичэнь про себя хихикнув коснулся этой самой мочки, которая говорила правду, в отличии от ее хозяина. Лань Чжань дернулся, он набрал достаточно смелости, чтобы вновь повернуться к брату лицом. Старший нефрит немедленно вернул лицу степенное и серьезное выражение, он согласно кивнул, на ощупь подтягивая на плечи нижнее ханьфу, но все же не удержался от того, чтобы поцеловать бледный лоб напоследок. Ванцзи спокойно принял этот поцелуй, но от взгляда Сичэня не укрылось, как дрогнули его прикрытые веки. — Скорейшего выздоровления, Ванцзи. — тихо произнёс он, покидая цзинши брата.