Страх

Пальцы холодеют. Колючая дрожь бежит по венам, достигая самых кончиков, и не дает стальной хватке удерживать рукоять. Ладони крепче сжимают слишком хорошо изученную поверхность, но кожу прошибает словно разрядом электричества, распространяющимся по каждой клетке, не пропуская ни одной. Неужели в стрелах был яд? Ледяной взгляд встречается с пустыми глазами напротив, стараясь понять, что происходит. — Думаешь тебя отравили? — раздается насмешливый голос, заставляющий руки обхватить рукоятку, несмотря на парализующий эффект, — это так на тебя похоже. Половины лица не видно, но сомнений в том, что на губах играет издевательская усмешка не остается. Дышать становится тяжелее, но ни один мускул не выдает изменившееся состояние. — Ты настолько погряз в отрицании и подавлении своих чувств, что даже не можешь отличить их от действия яда, — глаза сужаются, словно пытаясь заглянуть в самую душу, — как иронично, что мне попался именно ты. Сердце начинает биться чаще, сбиваясь с четкого ритма, разгоняя начинающую закипать кровь по всему телу. Капля пота медленно стекает по лбу, оставляя за собой холодный след. Не обращать на это внимания все сложнее. — Ты с такой самоотверженностью пытаешься игнорировать это чувство, нарастающее в груди. Похвально, — голова склоняется чуть в бок, рассматривая бледное лицо, — но ты не в состоянии контролировать его постоянно. Можешь сдерживать все, что хочешь, — голос переходит практически на шепот, — но страх укротить не получится. Бред. Глубокий вдох, и руки вздымаются вверх, атакуя противника. Холод опускается по спине скользкой змеей, но на четкость действий это не влияет. Страх — просто чувство, которое нужно принять и отпустить. Ни больше ни меньше. — Чувствуешь, как с каждой секундой дышать становится все сложнее? Ребра сжимаются под натиском подступающей паники, не давая наполнить легкие воздухом, — мужчина ловко уворачивается от занпакто, не прекращая вкрадчиво говорить так, чтобы каждое слово отдавалось в голове пульсацией, — страх. Именно он липкими пальцами скользит по твоему лбу, оставляя капли пота. Именно он пробирается внутрь, обхватывая сердце и заставляя его биться в нужном ритме. Чувствуешь, Кучики Бьякуя? Именно он станет причиной твоей смерти. Очередной выпад вперед, и очередной отраженный удар. Кучики хмурится, стараясь сконцентрироваться на противнике, отгородить разум от ненужных мыслей и образов, которые так и лезут в голову. Это все не имеет значения. Пока у него есть, кого спасать, страх — лишь эмоция, которую можно подавить. У него есть Рукия, есть Ренджи, есть… не важно. У него есть, о ком заботиться, и именно этим капитан и занимается. Судорожно втягивая воздух, Бьякуя непослушными пальцами перебирает шероховатую рукоять и делает выпад вперед. Удержать все чувства на коротком поводке и прийти к победе любым путем — все, что нужно. Не так сложно для того, кто занимается этим всю жизнь. Перед глазами стоит образ сестры, и это в очередной раз напоминает, зачем все было начато. Рука с занпакто замахивается, но картинка перед глазами меняется. Улыбающееся лицо девушки искажается, превращаясь в нечто отвратительно пугающее. Превращается в его самый большой кошмар, который он так старается никогда не допустить. Превращается в труп. Превращается в то, что он не смог сохранить. Сердце пропускает удар, и в горле стоит ком, перекрывающий доступ воздуха к легким, которые стягивают будто жгутом. Грудная клетка немеет, и в тот же миг перед глазами появляются черные пятна, пляшущие в только им одним известном танце. Танце, вместе с которым в груди растекается прожигающая боль, и струя крови стекает по подбородку. — Я же говорил, страх станет твоей погибелью, — бесцветный голос раздается над ухом и хаори окрашивается в красный, — можешь сопротивляться сколько хочешь, но страх всегда найдет слабое место. Кислорода катастрофически не хватает, но капитан находит последние силы для атаки. Он так просто не сдастся. Судорожный взмах шикая, хриплый выдох со вкусом соли на языке и перед глазами слишком знакомый вид. В ряд стоящие мечи и розовый блеск лепестков, со сверканием которых кажется рушится последняя надежда. — У тебя ни шанса перед собственным банкаем, — произносит квинси, направляя в сторону Кучики первый поток лезвий, — твои попытки заглушить страх заслуживают внимания. Признаться, мне было даже интересно наблюдать, как ломаются твои стены, ограждающие чувства. Лепестки прорезают кожу, не забывая ни единого сантиметра. Боль пронзает тело, выбивая из легких последний воздух и вместе с тем последние мысли. — Твои чувства к сестре так трогательны, — наигранно хлопает глазами квинси, повторяя кровавый танец лепестков, — но что на счет временного синигами? С глухим стуком тело Кучики оказывается впечатанным в стену, но боли от этого не прибавляется. Казалось, через каждую клетку пропускают разряд, который лишь приумножается. Перед глазами темно. В мыслях пустота. И лишь голос, отражающий от стенок разума, звенит в полной тишине. — Ты специально не допускал и мысли о нем, чтобы не спровоцировать новый страх? — лезвия ненадолго останавливаются, и мужчина неторопливо подходит к практически отключившемуся капитану, — умно. Только вот я уже давно перестал ощущать его реацу. До мозга доходят лишь отрывки фраз, из которых полная картина не складывается. Но пары слов хватает, чтобы сердце сжалось, причиняя боль, не сравнимую с тысячами лезвий. Глаза распахиваются, и губа едва приоткрываются. Очередной поток лепестков, и тихое «Он не мог» остается не услышанным в звоне клинков. Ни одна частица души не может почувствовать нужную реацу, и сознание меркнет, заглушенное пустотой.

***

— Капитан просил не беспокоить, — преграждая дорогу серьёзно произносит мужчина. — На меня это не распространяется, — фыркает парень, намереваясь пройти внутрь во что бы то ни стало. — Куросаки-сан, я понимаю, что вас особо не волнуют правила Общества душ, — устало вздыхает мужчина, — но капитан ясно дал понять, что гостей он не ждет. — Да? — приподнимает бровь Ичиго, — ну ладненько. Зайду попозже. Не скрывая внутреннего негодования, парень разворачивается и пропадает из виду. Ему хватает ровно тридцать секунд, чтобы обойти здание и оказаться на подоконнике нужного окна. — И от кого прячешься? — оказавшись внутри, интересуется Куросаки, показательно оттряхивай штаны. — От тебя, — не отрываясь от бумаг, сообщает Бьякуя. На его лице ни капли удивления. — Ты же наверняка почувствовал меня, когда я стоял у дверей, неужели не мог пропустить? — скрещивая руки на груди, хитро щурится Ичиго, — или так любишь, когда я через окно захожу? — Надеялся, что передумаешь, — наконец Кучики переводит взгляд на Куросаки, откладывая стопку листов в сторону. Весело усмехнувшись, Ичиго подходит ближе и уперевшись ладонями на деревянную поверхность, слегка наклоняется вперед, рассматривая правильные черты. — Врешь ведь, — наклоянет голову набок парень и слегка потсукивает пальцами по гладкой столешнице, — и как давно ты променял котацу на стол? — Это была идея Рукии, — вздыхает Бьякуя, откидываясь на спинку стула. — Мы так давно не виделись, — едва слышно шепчет Куросаки, заглядывая блестящими в свете дня глазами непозволительно глубоко, — я соскучился. Кучики не отвечает, но от внимательного взгляда Ичиго не укрывается, как расправляется морщинка на лбу, и расслабляются плечи. — Всем было не до этого, — непроизвольно снова хмурится капитан, вспоминая минувшие дни. — Но теперь все позади, — ободряюще улыбается Куросаки, заметив перемены в настроении Бьякуи, — поэтому теперь можно наверстать упущенное. Не дожидаясь ответа, Ичиго медлит лишь пару секунд обдумывая свой зловещий план по завоеванию территорий, и в следующее мгновение он уже сидит на новом столе, свесив ноги по обе стороны от Кучики. Всем существом проигнорировав грохот, с которым что-то свалилось на пол, Куросаки удобнее устраивается, слегка наклоняясь вперёд. — Бумаги помнешь, — для приличия возмущается капитан и, не скрывая интереса, наблюдает за действиями парня. На какое-то время пространство заполняется тишиной, которую ничто не смеет прерывать. Кажется, протяни руку — и сможешь прикоснуться к ней. Но вместо этого рука Ичиго тянется вперед и чересчур аккуратно убирает смоляную прядь за ухо, словно от малейшего прикосновения к бледной коже мир перестанет существовать. Бьякуя не отстраняется, лишь коротко выдыхает переполняющий легкие воздух. — Я так испугался тогда за тебя, — шепчет Ичиго, и его пальцы, едва касаясь, скользят по щеке, в который раз удивляясь мягкости, — я перестал тебя чувствовать, — в глазах мелькает печаль, — что произошло в тот день? — Ты и так все знаешь, — коротко отвечает Кучики, не желая окунуться в воспоминания. — Всё, что я знаю, что тебя на ноги еле поставили, — по-детски дует губы Куросаки, но за ребячеством просматривается грусть, плескающаяся в самой глубине миндальных глаз и спрятанная настолько далеко, что не каждому дано ее разглядеть. — Этого достаточно, — негромко заявляет Бьякуя, чуть сильнее прижимаясь к протянутой ладони. — Прости, что не пришел вовремя, — отведя глаза в сторону, извиняется Ичиго, не замечая, как на гладкой коже подрагивают пальцы, — я бы не допустил этого. — Ты сам прекрасно знаешь, что не виноват, — вздыхает капитан и подается вперед, оставляя между лицами десяток сантиметров, — ты и так сделал слишком много. Недосказанное «для меня» остается в голове Кучики, но Куросаки и сам все понимает. Он вглядывается в морионовые глаза, позволяя им утянуть себя на самое дно, и через считанные секунды расстояние между ними исчезает. Губы встречаются в невесомом прикосновении. Таком осторожном, практически невинном, но в нем заложено слишком много чувств. В нем страх и отчаянье. В нем вера и убежденность. В нем трепет и страсть. В нем готовность пожертвовать всем и решимость бороться за последний миг. Тот самый миг, когда сидеть на столе становится неудобно, и без лишних раздумий временный синигами соскальзывает с него, устраиваясь на коленях Кучики. В глазах загораются огни, и язык игриво проходится по нижней губе капитана, забирая горечь, оставшуюся после пережитого. Руки капитана сразу занимают свое место на точеных боках, пальцами пробираясь под полы плаща и встречаясь с горячей кожей. Раздается судорожный выдох, и Ичиго зарывается пальцами в непозволительно мягкие волосы цвета темной ночи. Слегка сжать в кулак и потянуть назад, выбивая из приоткрытого рта недовольное шипение. Удовлетворенно усмехнуться и наконец накрыть чужие губы своими, сплетая языки в жарком танце. Прижаться грудью еще плотнее, не оставляя между телами ни сантиметра и подавиться воздухом, когда чужие руки без лишних усилий проникают сквозь слои одежды, уверенно сжимая упругие ягодицы. Отсутствие нижнего белья заставляет Бьякую вопросительно приподнять бровь, но манипуляции не прекращаются. — Я же говорил, что соскучился, — хмыкает Ичиго, отодвинувшись на жалкие сантиметры, и снова льнет к покрасневшим губам. За ненадобностью плащ соскальзывает с плеч Куросаки, и он нетерпеливо освобождает руки, сразу же возвращая их к черным локонам, которые благодаря его стараниям потеряли привычный идеальный вид. Открывшаяся картина сразу же привлекает внимание капитана, и он перемещается губами к острому подбородку, направляясь все ниже. Язык тщательно изучает шею, оставляя за собой влажный след, провоцирующий табун мурашек, бегущих по оголенной спине. Губы смыкаются на пульсирующей вене, оттягивая кожу, и Ичиго издает первый несдержанный стон, разбивающийся об царствующую тишину. Спина выгибается, и Куросаки чувствует, как одна из ладоней смещается вперед. Дрожь окутывает тело, и вставший член сжимают у основания, вырывая гортанный скулеж. Щеки раскраснелись из-за прилившей крови, и временный синигами в очередной раз убеждается во всех плюсах просторных штанов. В помещении становится слишком жарко, дышать практически нечем, но это не мешает Ичиго оттянуть край капитанского хаори в сторону, открывая взору часть бледной кожи. Губы сразу же встречаются с выпирающей ключицей, старательно оставляя на ней отметину, за которую позже он обязательно выслушает лекцию о том, что это глупо и бессмысленно. Но сейчас чужая рука скользит по члену, и Куросаки лишь старательнее вылизывает тяжело вздымающуюся грудь. Аристократические пальцы Кучики собирают предэякулят, и сердце Ичиго пропускает удар, когда они, размяв колечко мышц, без особого труда проникают внутрь. — Серьезно? — черные глаза окутывает пелена похоти, и, облизнув губы, Бьякуя двигает пальцами, не встречая сопротивления. — Очень сильно соскучился, — добавляет Куросаки, насаживаясь сильнее, и тянется вперед, увлекая в мокрый поцелуй. Непослушные руки тянутся к штанам, но лишь путаются в слоях ткани, безрезультатно пытаясь стянуть их. — Если ты сейчас их не снимешь, — Ичиго практически рычит, разочарованный своей беспомощностью, — я их просто порву. Нетерпеливость Куросаки заставляет капитана хищно усмехнуться, и от этой улыбки Ичиго тяжело сглатывает, забывая, что для поддержания жизни нужно дышать. Сильные руки подхватывают парня под бедра, и поднявшись с кресла, размещают его на столе. Одного слитного движения хватает, чтобы штаны упали на пол, и мир Куросаки перестает существовать, сужаясь исключительно до наполненного жаром кабинета. Спиной откинувшись на столешницу, Ичиго из-под прикрытых ресниц наблюдает за действиями капитана, теряясь в ощущениях, когда короткие ногти царапают внутреннюю сторону бедер. Куросаки неотрывно наблюдает, как Кучики скользит ладонью по члену, размазывая неизвестно откуда взявшуюся смазку, и в следующую секунду задыхается, когда плавным толчком Бьякуя входит внутрь. Ногами Ичиго обхватывает поясницу капитана, плотнее прижимая к себе, и тонет в собственных стонах. Кучики одной рукой опирается на столешницу и начинает плавно двигаться, постепенно набирая скорость. Отвести взгляд от трепещущих ресниц не получается. Также, как и от прокусанной до крови губы и алеющих засосов на шее. Громкие стоны проникают прямиком в душу, и Бьякуя понимает, что мальчишка определенно станет причиной его смерти. Или главной причиной для жизни. Точно он не знал, но в чем он не сомневался так в том, что центральное место в сердце он будет занимать при любых обстоятельствах. И никакой страх его оттуда не вытеснит.