Шанель

      Тоненький писк ключ-карты негромко раздаётся эхом в тишине прихожей просторной двухэтажной квартиры, находящейся среди нескольких сотен подобных, располагающихся в огромном небоскрёбе, отделанном светло-синими зеркальными плитами, переливающимися на солнце. 17:45, Чхондам, один из самых престижных и богатых районов Сеула. Джей отворяет дверь в собственную квартиру, перебирая из руки в руку дорогую кожаную сумку с неудобной ручкой, которая болезненно натирает мозоли на запястье.       Он должен был послушаться Чонвона и носить с собой то, что он выбрал для него, но та сумка как бы… Не то чтобы рабочая. Маленькая и со стразами, шершавая благодаря похожему на фетр материалу, которым она обита, и туда даже салфетки не поместятся, чёрт тебя дери. Зато там стрекозка из серо-красных искрящихся драгоценных камней и жёлтый цветочек; да и ручка удобная. Чонвон всегда знает, что для Джея лучше.       Джей тяжело выдыхает, стоит ему переступить порог прихожей. Он захлопывает за собой дверь с мягким гулким стуком и опускает сумку на светлый пуфик, похожий на дутую куртку. Мужчина разувается и, поленившись засунуть ноги в домашние тапочки, семенит голыми ногами по выложенному гладкой тёмной плиткой холодному полу.       В большой гостиной, просторной и светлой благодаря широкому панорамному окну, тянущемуся от пола до потолка, две сгорбленные фигурки ёрзают над разложенной перед ними детской книжкой, больше напоминающей учебник для первого класса начальной школы: одна побольше, с широкими плечами и фигурным торсом, являющим собой смесь тонюсенькой талии и узких бёдер, другая — почти совсем крохотная, утопающая в нежно-голубом худи с изображением вышитой на груди радуги и домашних штанишках, зауженных ближе к голени. Её тёмно-каштановые волосы заботливо завёрнуты пареньком, сидящим рядом с ней, в нетугую шишку.        — …Запиши в скобках вопросы, добавь подходящие слова, — девочка водит тоненьким пальцем с накрашенным персиковым детским лаком ногтем по белой странице, чтобы после тыкнуть в неопределённое место. — Ну слова…        — А вопросы какие делать-то? — кажется, у юноши уже нервы на пределе. Он хмурит аккуратно выведенные кисточкой брови и морщит маленький нос, ровный и слегка изгибающийся кончиком кверху, прежде чем, сложив руки на груди, откинуться спиной на располагающийся позади диван.       Ребёнок озадаченно чешет затылок в недоумении. Тонкие губы Джея трогает мягкая улыбка, когда с теплотой во взгляде он прислоняется к косяку, выступающему из стены, сложив руки на груди и наблюдая за открывшейся перед ним очаровательной картиной.       Однако, долго ему находиться в таком положении не приходится: лишь завидев Джея, паренёк оживляется; его хорошенькое личико светлеет, а алые пухлые губки приоткрываются в радостном восклицании.        — Чонсон! — он подскакивает на месте. В то же самое время девочка, удивлённо поднявшая голову, подпрыгивает на ноги и сломя голову несётся к мужчине навстречу.        — Папа! Папочка!       Джей тихо смеётся. Он присаживается, поправляя мимолётно полы своего пиджака, и вытягивает руки навстречу несущейся со всех ног к нему фигурке. Его тело слегка покачивается, когда малышка влетает в его объятия и, протянув ладони, трепетно прижимает к себе за шею.        — Привет, принцесса. Что вы делаете? Твои дополнительные задания по английскому?        — Ага, — девочка активно кивает, когда Джей поднимает её на руки, крепко придерживая. — Только вот мы с Чонвоном не смогли кое-что разобрать…        — Да, кстати, папочка, — прищурив свои острые кошачьи глаза, чьи уголки чуть загибаются дерзко вверх, которые широко распахиваются в удивлении и блестят, словно у куклы, Чонвон ёрзает на полу, придвинувшись чуть ближе к мужчине. Его язык мимолётно проходится меж губ. — Мы с Вивиан никак не можем решить это, может, хоть раз подключишь к нам свой могучий мозг, гений?       Джей сглатывает резко застоявшийся в горле ком от взгляда младшего, в котором искорки едва заметным пошлым свечением мелькают. — Ну точно, будто в первый раз…        — Садись уже, — фырчит Чонвон.       Он слегка отдаляется, отползая ближе к краю дивана, когда Джей опускает дочь на белый ворсистый ковёр, больше похожий на пушистого пёсика. Вивиан тут же хлопает в ладошки, прежде чем подтолкнуть к папе детский учебник.        — Как второе задание сделать? Я не понимаю, что они от меня хотят. Тут ещё всё на английском! — ноет Чонвон. — Мне пришлось спрашивать у Ви, чтобы она перевела мне.        — Ты не знаешь, как по-английски будет автобус? — удивлённо усмехается Джей. В ответ Чонвон мило надувает щёки, после чего проходится маленькой ладонью по макушке Вивиан.        — I have zero баллов на олимпиаде по английскому! — Чонвон всплескивает руками, чем заставляет двоих, переглянувшись, рассмеяться в унисон.       Его сердце пропускает удар, когда в противовес глухому, хрипловатому от постоянного нахождения на ветреной улице тону льётся мелодичный, тоненький голосочек, который заливисто хохочет, что подобно звону колокольчиков.        — Серьёзно ни одного балла? — успокоившись, интересуется с любопытством даже удивлённый слегка Джей, на что Чонвон фырчит:        — Ни одного! А теперь смотри сюда, — он подталкивает к Джею, опустившему взгляд, книгу. — Тут просят подобрать вопросы и прилагательные. Прилагательные мы подобрали, — Вивиан угукает, после чего вновь тычет пальцем в книгу, указывая отцу на сложные английские слова, которые они здесь указали: например, напротив моря можно увидеть gorgeous, возле «акула» приписано криво детской рукой terrifying, и Джею смешно, когда он догадывается, что придумал эти прилагательные отнюдь не Чонвон; его умная дочь часто ставит младшего в тупик.       Джей хмурится. Он склоняет голову вбок, размышляя над заданием. Его рука, опёршаяся о пол рядом с ковриком, слегка краснеет от давления веса крепкого мускулистого тела.       Вопросы, вопросы… Какой вопрос можно подобрать к слову «море»? Увлечённый своими мыслями, Джей непроизвольно вздрагивает, и его тело слегка дёргается, когда маленькая ладонь Чонвона, незаметно для Вивиан, ломающей над задачей свою маленькую головку с широко распахнутыми глазами, змеится за толстым разворотом детской книжки, чтобы коснуться большой руки Джея, обрамлённой сетью выступающих красиво выпуклых вен.       По телу мурашки рассыпаются, а в груди разливается приятное тепло: Джей улыбается, едва заметно растягивая губы в нежной усмешке, и косит на Чонвона, чьи глазки радостно сверкают, свои острые прищуренные глаза. Мужчина обнимает пальцы Чонвона, белоснежная кожа которых касается его медовой кожи, слегка шершавой, и этот невероятно привлекательный контраст заставляет его усомниться в том, что Чонвон настоящий.       Никто никогда не смог бы одним движением так коротко и чётко дать ему понять: он дома.       Ответ в сообразительный разум Джея приходит довольно быстро, когда он, встрепенувшись, подтягивает ноги на ковре и тянет над учебником понимающее: «а-а-а…», отчего дочка сразу же вертит головой в его сторону. — Что, папа?! — взволнованно восклицает Вивиан, обняв его за руку и тормоша в области локтя. — Ты понял?..        — Так тут всё просто, — над головой Джея загорается лампочка, и едва ли не корона опускается на его тёмные волосы, уложенные чёлкой, лежащей по обеим бокам от открытого лба. — Что? Море. Кто? Акула. И всё точно так же.       Вивиан смотрит на книгу, и её скривившееся лицо просто надо видеть, а Чонвон хлопает себя по лбу; звонкий шлепок раздаётся так оглушительно в окружившем гостиную молчании, что полностью отражает всю комичность ситуации.        — Ну конечно! — наконец, отошедшая от обурившего её изумления Вивиан вскрикивает и подпрыгивает, хлопая в ладоши. — Конечно! Папа, ты гений!       Малышка вскакивает на ноги, и вскоре её шаги, постепенно удаляющиеся, глухо растворяются за дверной аркой, ведущей на кухню, где стоит крепкий дубовый обеденный стол на массивных изгибающихся ножках, на столешницу которого, накрытую скатертью, свалены все принадлежности из пенала Вивиан. Когда девочка удаляется из комнаты, оставляя отца с Чонвоном наедине, Чонвон усмехается:        — Дожили. Выпускной класс сидит в ахуе с дополнительных заданий для семилеток.       Джей коротко выдыхает, однако в этом незамысловатом движении прослеживается львиная доля облегчения. Потянувшись вперёд, он коротко целует Чонвона в щёку. — Ты нормально справился с ней, душа моя?        — Справедливости ради, она гораздо более сносная, чем ты, — Чонвон игриво улыбается, но не успевает Джей и глаза закатить скептично, как Чонвон, коротко подавшись вперёд, клюёт его в губы.       Джей замирает, когда тёплые маленькие губы, практически подходящие под корейский стандарт красоты «в форме сердца», касаются его, грея нежностью и запахом химической клубники — Чонвон слишком сильно любит этот бальзам для губ с ярким ароматом ягоды и розоватым оттенком, подаренный подругой на прошлый день рождения. Мужчина подаётся вперёд, почти робко, что совсем не соответствует его характеру, подцепляет, прихватывая, его нежную кожу своими губами и отвечает. Чонвон мычит, тоненько и робко, в поцелуй, придвигаясь ближе. Он сцепляет руки сзади шеи Джея, закинув их на неё, как лианы, когда Джей привлекает его к себе за талию — талию, которую он может обеими руками без особого труда обхватить, заставив Чонвона смущённо краснеть и извиваться в его объятиях.        — Сейчас этот «несносный» ничего покупать тебе не будет, — делано обиженным тоном бормочет Джей, отстраняясь первым. Чонвон в ответ хихикает; он зарывается пальчиками в волосы старшего, перебирая тёмные шелковистые пряди с неподдельным интересом, прочёсывая их ласковыми движениями. Его ярко-малиновые волосы, отдающие оттенком спелой ягоды, сверкают в лучах тёмно-оранжевого солнца, медленно клонящегося к закату.       Чонвон без стеснения ныряет вперёд, чтобы собрать тонкую, едва заметную мокрую нить слюны, растянувшуюся меж их чуть припухшими от поцелуя губами. Высунув язык и обводя им пухлую нижнюю губу, Чонвон подмигивает Джею и тут же смущённо смеётся, перебравшись чуть ли не на его колени. — Te iubesc.       Чонвон всегда бросает на Джея полубезразличный взгляд, почти показывающий мнимое превосходство, и признаётся в любви, te iubesc, на румынском, который он, в отличие от английского, знает в совершенстве. Чонвон красивый (впрочем, описание его миловидной, кукольной внешности вы уже получили), умеет петь и был лучшим в своей секции тхэквондо — и занимал первые места! Чонвон юн: ему всего двадцать лет, он заканчивает школу этой зимой, и ему уже не терпится вступить в новую жизнь.       Джею тридцать два, и с самого момента рождения ему заклинали стать совершенным, безжалостным лидером. Быть наследником мафиозного синдиката, который руководил каждым кварталом мегаполиса и преступными подпольными операциями во всей стране, означало, что не избежать было оказываемого на него давления с детства. Принуждение к бесконечным тренировкам, направленным на изучение идеальных способов руководства такой организацией, и множества способов, которыми можно убить человека, более чем достаточно для того, чтобы запутать голову Джея.       Пак Чонсон, Пак Джей, Джей Абанг и сам прекрасно понимает, что его психика испорчена до точки невозврата, и тот факт, что у него никогда не было возможности испытать то, что можно было бы считать настоящим «счастьем», имел большое значение. Счастье? Счастливый человек может достичь такого огромного количества собственных целей, прежде чем он в конечном итоге оцепенеет к этому чувству, когда к нему придёт осознание того, что ему просто нужно справляться со сложившимися обстоятельствами без глупых надежд на своём пути.       Но что-то было для него уроком в полученном им травмирующем опыте. В конце концов, иначе он не был бы так чертовски хорош в том, что делает, и не зарабатывал бы миллионы. Для наследника же должен был быть стандарт — более строгий, чем тот, что его отец применял к нему ранее — и у Джея были планы, которые считались жизненно важными, чтобы его наследник мог считаться человеком, стоящим в очереди на получение статуса «главы мафии».       Мечты разбились о суровую реальность и кокаиновую проститутку в стриптиз-баре его друга по прозвищу Ни-ки, которая забеременела от него и родила девочку, погибнув при родах из-за ослабленного наркотиками организма.       Мне пришлось смириться с его проклятым мышлением, его образом жизни и почти отсутствующими моральными ценностями, с которыми он живёт. Мы познакомились в кофейне: мы с моим лучшим другом по имени Сону открывали смену; я на кассе, на его плечи возложена роль бариста, с которой он успешно справлялся лучше остальных.       Сначала высокий, кажется, чуть тянущий за отметку в сто восемьдесят сантиметров мужчина не показался мне проблемой; до тех пор, пока мои глаза, прищуренные для того, чтобы сконцентрироваться на нём, не приняли во внимание его острую, как транспортир, линию челюсти, крепкое тело, что прослеживалось сквозь ткань закатанной по локти рубашки, и сверкающий строгостью взгляд. Его голос, довольно высокий и слегка шипящий, словно бы отдающий осадком змеиного говора, окутал меня, заставляя голову сладко кружиться, и я едва разобрал его заказ, который он терпеливо повторил для меня трижды.       Я знал, что его глаза следят за мной: я знал это, ведь мне и самому было сложно оторвать от него взгляд, когда он опустился на светлый кожаный диванчик за столик и поднял крышку своего ноутбука. Мои уши улавливали то, как мягко его пальцы стучали по шелестящей клавиатуре, и, клянусь, я очаровывался всё больше и больше.       Тем не менее, чтобы не подать виду, я наклонился к без дела маячащему возле барной стойки Сону, насвистывающему какую-то незамысловатую песенку себе под нос, справа от меня, и приблизился к его уху; Сону удивлённо вздохнул, скосив на меня глаза, когда я тихо проговорил ему:        — Опять пришли делать вид, что работают.       Не знаю, на моё ли счастье было то, что чертовски привлекательный соблазнительный мужчина, который был явно старше меня, принял мои слова во внимание.        — Я тоже, душа моя.       На щеках Чонвона выступают, залегая возле губ, глубокие очаровательные ямочки. Джей успевает потереться о его нос своим, заставив юношу коротко хихикнуть, до того момента, как Вивиан вбежит в гостиную, возбуждённая, размахивая простым карандашом, зажатым в маленькой руке.

⊹──⊱✠⊰──⊹

      Когда я узнал, в чём заключается его основная деятельность, а не, как мне подумалось было наивно изначально, офисный клерк или СИ-И-О большой компании, который, на удивление, что-то забыл в обыкновенной уютной кафешке с лампочками, обрамляющими надпись «выход», я забился в истерике. Я кричал, а из глаз хлынули реками слёзы; мы были вдвоём в его огромной просторной двухэтажной квартире, представляющей собой лаконичное, обставленное богатой мебелью и техникой помещение со светлыми рельефными стенами, его дочь вовсю корпела над английским на дополнительных занятиях, а меня, окатив оглушающим ураганом, завертела душная пурга красок.       Я перед ним словно маленький ребёнок, а он — насмехающийся над моей нелепой тупостью — или тупой нелепостью — опытный взрослый мужчина, понимающий, что я в силу своей юности и горячей крови не сбегу от него, зная, что за его плечами сотни убийств.        — …Твой суд несправедлив! — кричал, почти орал я со слезами на глазах, сжимая руки в кулаки. Чонсон усмехнулся:        — Но он не спорен.        — Ты не знаешь, что у меня на сердце!..        — Нет, знаю. И что ещё важнее, ты согласен, — его крепкие сильные руки, испещрёнными мелкими шрамами, — говорит, от разлетевшихся во все стороны осколков лопнувшей хрустальной вазы в доме одной из давних жертв — легко сжали мои маленькие кулаки, которыми я истошно бил его в грудь, словно бы я совсем ничего не весил и не значил, прижав туда, где в грудной клетке билось порхающей птицей его сердце. — Оттого и молчишь. Тебе известно, что я убил десятки людей и убью ещё сотни, но ты выберешь меня. Всегда выберешь меня, потому что юн и глуп, как самый обыкновенный влюблённый мальчишка.       Мне хотелось закатить глаза — сколько пафоса! Но тогда он считал бы это проявлением моего сучьего, как он выражался порой, характера, а я не хотел удовлетворять его; мне хотелось не идти у него на поводу до последнего, ведь он всё равно остался в выигрыше, пока я был заложником ситуации — мы оба понимали, что в конце концов я сдамся и захочу остаться с ним, потому что я буду вынужден пойти на поводу у своей самой крепкой, сформировавшейся за полгода нашего знакомства любви. Ему тридцать, мне — восемнадцать. У него пятилетняя дочь и руки по локоть в крови, а я прошу его сходить в церковь…       Только бы иконы кровью не заплакали от вторжения в святыню его существа.        — И чё, ты самый умный что ли? — в сердцах я оттолкнул его, пытаясь вывернуться из его хватки, но он продолжал держать мои запястья, окольцевав их своими большими длинными пальцами. Мои руки были мягкими по сравнению с его — когда-то мы соединяли свои ладони. — Будто и ты не чувствуешь того же самого!       Я попал в точку: Чонсона затрясло. Я уловил это в движении его почти заметно дёрнувшегося тела, когда моё дыхание успокоилось. Мои руки, прижатые к его груди, ощущали под собой слегка сбившийся с размеренного ритма стук сердца — Чонсон держался почти хорошо.       Это была наша индивидуальная способность, неподвластная другим: загнать друг друга в ловушку и не понимать, кому тело поперёк прищемили острые зубья капкана на самом деле.        — О, я хочу новое платье.       Чонвон останавливает Джея возле бутика с платьями. Брови старшего взлетают вверх. — Ты серьёзно?        — Ну пойдём! — клянчит Чонвон. Он прыгает возле Джея, видимо, намереваясь исполнить ритуал по исполнению желаний, но Джей не поддаётся, ведь между его локтем и предплечьем и так уже висит пар семь, не меньше, нежно-розового цвета и чёрно-белых оттенков пакетов с лаконичными обозначениями Calvin Klein и Chanel.        — Ты когда уже успокоишься… — бурчит порядком уставший Джей.       Он поправляет тёмную чёлку, спадающую на лоб, проходясь по мягкой блестящей шевелюре своими красивыми пальцами, и вскидывает руку, чтобы взглянуть на часы Rolex, обёрнутые вокруг запястья: 16:01. Они бродят здесь по меньшей мере уже четыре часа, и мужчина порядком заебался; но только не от общества Чонвона. Наблюдая за тем, как Чонвон в магазине дорогой косметики мажет на свои маленькие пухленькие губки алую глянцевую помаду, из-за которой лепестки его нежных губ слипаются друг с другом, когда он демонстрирует ему её, Джей обрисовывает в голове то, как Чонвон пачкает этой помадой его член. Пристально щуря глаза, пока шею Чонвона обрамляют красивые жемчужные бусы возле стойки с переливающейся драгоценными камнями бижутерией, Джей понимает, что ему хочется сожрать Чонвона, проглотить его, как глоток крепкого вина на несколько тысяч долларов — такого же вкусного, дорогого, привлекательного и недоступного для большинства окружающих его людей.       Джей обещал выделить день, чтобы очиститься от всех своих дел и сходить с Чонвоном за покупками; платить десятки, сотни тысяч за вещи, даже глазом не моргнув, и ни один мускул не дрогнет на его лице, когда по коже Чонвона струится шёлковая ткань блузки с милыми декоративными пуговичками, переходящими в корсет, что обрамляет его осиную талию, когда в голове хищным зверем вокруг да около уже бродит цель накинуться на него. Джей всегда сдерживает свои обещания — запомните это.        — Никогда, — своим фырчанием, больше похожим на кошачье, Чонвон отвлекает его, заставляя тряхнуть головой и вынырнуть из пучины закрутивших в водоворот мыслей. — Я ещё и нижнее бельё себе новое подобрать хотел.       Глаза Чонвона хитрецой сверкают, а Джей искусно обходит все подводные камни, лавируя меж айсбергов, намеренно оставляя его без бурной реакции. — Ну, можем под конец заглянуть в Victoria's Secret или куда-нибудь ещё… — рассеянно лепечет мужчина.        — Ты серьёзно? — Чонвон закатывает глаза. — Виктория Сикрет, — с акцентом проговаривает он. — Это масс-маркет! Или ты скрываешь от меня, что у тебя закончились деньги, а под конец поставишь меня перед фактом: «ну, трусы будут дешёвые, прости, мой хороший»?       Джей с трудом сдерживает себя от того, чтобы не застонать на весь магазин от безысходности положения, в которое его ставит его юный любовник. — На тебя у меня всегда есть деньги, душа моя. Ты знаешь, что я подарил бы тебе всё, что можно купить за деньги.        — Да. Жаль, что честность и порядочность не купишь.       И, схватив хмыкнувшего насмешливо Джея крепко за руку, Чонвон реально тащит его в очередной бутик, но на этот раз, кажется, один из самых дорогих в этом торговом центре. Снаружи он выглядит невероятно, и, похоже, специализируется только на платьях, которые сверкают сквозь витрины, затмевая всё вокруг. …       «Я выбираю, ты платишь», — истина, ясная как день, с которой не поспоришь ни при каком раскладе событий. Чонвон чуть ли не носом зарывается в ворох свисающей с обитых синим бархатом вешалок одежды, слоняясь меж стендами. У юноши глаза разбегаются, пока взглядом он скользит по блестящим шёлковым тканям, будто бы в таком шикарном месте в первый раз — хотя, очевидно, что его мужчина уже успел избаловать его.        — О, Чонсон, смотри, какое платье!       У Джея почти глаз дёргается, когда Чонвон представляет перед его глазами маленькое очертание донельзя короткого платья, что наверняка облачит его худые бёдра и талию по изящным изгибам, обрамлённого искрящимися в свете софитов под потолком бутика блёстками.        — Убери, — сглотнув, он тянется, чтобы коснуться маленькой руки Чонвона своей и аккуратно повесить платье обратно. — Душа моя, это правда слишком, — брови Чонвона приподнимаются лукаво:        — Ты просто не хочешь, чтобы на моё тело пялились другие.       Чонвон широко распахивает глаза, когда свободная рука Джея тянется, чтобы прижать резко младшего к себе за талию, и мужчина коротко целует его, удивлённый писк между губ приглушая. — Да, не хочу.       Чонвон игрив и самонадеян, слишком смел, когда приходит в себя моментально и улыбается лукаво, прежде чем коротко огладить крепкую грудную клетку Джея, обтянутую хлопковой рубашкой, белой в крупное сердечко — Чонвон выбирал для него эту рубашку.       Пронзительный взор Джея застревает на одной из вешалок. Мужчина прищуривается, а затем решительно зарывается ладонью в одежду. — На, — только и говорит он, спустя пару мгновений выудив из вороха платьев что-то шёлковое, лаконично переливающееся блеском. Джей не изменяет своему вкусу; они оба это понимают, когда Чонвон обхаживает взором глубокое декольте и передаёт платье вытянувшей руки продавцу-консультанту, низенькой и худой, почти миниатюрной девушке с маленьким добрым лицом и струящейся каскадом карамельной чёлкой, и девушка услужливо провожает его в примерочную. …       Пышная юбка, состоящая из нескольких тонких слоёв, колышется при любом движении с мягким шелестом, почти неслышно, словно крыло бабочки на ветру. Одежда сверкает на его фигуре, словно бы состоящая из серебряного сияния в ярком свете ламп. Увенчанное тонким корсетом, обтягивающим тонюсенькую талию изнутри, оно открывает мягкую молочную грудь юноши благодаря декольте с V-образным вырезом, дополненное приятными сетчатыми полупрозрачными рукавами, оно делает его неземным в глазах мужчины.       Джею приходится едва ли не удерживать себя на месте, чтобы не свалиться на пол из-за закружившейся благодаря великолепию, представшему перед ним, головы. Чонвон, вопреки своему сучьему образу, выстроенному перед своим любовником, улыбается смущённо и смотрит преданно, сверкая своими острыми кукольными глазками с завитыми благодаря нежного цвета коричневой тушью — Чонвон не любит чёрную — ресницами.       Чонвон отворачивается на секунду, давая Джею обзор на закрытую тканью платья ровную спину, чтобы, покопавшись в своей сумочке, выудить оттуда тюбик глянцевой помады цвета мерло. Дорогое блестящее украшение на его шее дополняет образ, придавая ему изящности и элегантности и заставляя Джея окунаться в воспоминания, датируемые недавними месяцами.        — Я не буду целовать тебя, — гордо задирает носик Чонвон, отвернувшись. Ему всего двадцать, Бог ты мой, а Джей уже так разбаловал его. — Тебе тридцать два и у тебя есть дочь, — «А то, что я убиваю людей, не смущает тебя?» Джей поцеловал его в шею, которую обрамляло колье за сорок пять миллионов вон; Джей купил ему это колье. Он не подставил свою руку.        — Надо же. Какой наглый, — Чонвон усмехается мыслям Джея вслух, начисто игнорируя рассыпавшиеся по телу мурашки из-за прикосновения тёплых сухих губ к шее. — Чонвон, перестань издеваться надо мной, прошу тебя. Мы знакомы уже два года, но я всё ещё не понимаю, чего ты хочешь от меня. Ты играешься со мной. Тебе весело, душа моя?       Чонвон — единственный, кто заставил Джея умолять, ведь обычным исключительным правом Джея было заставлять людей просить, падая на колени и складывая перед собой руки в молящем жесте, и это выбивало Джея из колеи. Он не привык ошибаться или поддаваться.        — Если честно, — Чонвон пожимает плечами. — Совсем нет. Мне льстят твои комплименты и то, что ты за меня платишь, но это, — он оттягивает пальцами блестящее колье, украшенное драгоценными камнями. — Не показатель твоей личности. Если ты говоришь о любви, заставь меня чувствовать эту любовь, заставь меня понять эту любовь, заставь меня приблизиться к тебе, чтобы я был рядом с тобой в любой момент. Te iubesc, Чонсон. Не забывай об этом.       Как будто я читаю твою личность, как книгу; как будто мы вместе, даже если не рядом. Чонвон был… Какое бы слово подобрать, чтобы не соврать? Немного необычным в плане мышления. Его не волновало в Джее то, что могло бы волновать обычных людей.       Но в мафии, где уже давно прознали о любовном интересе главы, для Чонвона даже прозвище придумали: те звали его «бестией» с полушутливым-полудразнящим, немного сексуальным подтекстом. Те, кто был приближен к Джею, просто отзывались о нём «Сатана».        — …Ви, малышка, как тебе моё платье, милая? — Джей упускает тот момент, когда Чонвон успел созвониться по видеосвязи с его дочерью, которая сейчас осталась с нянькой, чтобы показать потенциальную обновку, и сейчас крутился перед экраном телефона.       Вивиан восторженно мычит. — Очень красиво, Чонвон! Ты прям как принцесса! А где папа? — Чонвон услужливо переводит телефон, и Вивиан, тянущая свои тёмные длинные волосы, заплетённые в толстые косички, радуется, когда видит Джея. — Папуля! Ты купишь Чонвону это платье, да?        — Конечно куплю, милая, — Джей нежно улыбается дочери, пока Чонвон хихикает почти неслышно. — Как я могу оставить без такой красоты твоего любимого Чонвона?       Вскоре Вивиан зовут обедать, и она, спешно попрощавшись с отцом, завершает звонок. Убрав телефон в сумку, Чонвон устремляет на Джея снисходительный, почти насмешливый взгляд с оттенком превосходства.        — Te iubesc, милый. Только не говори, что мне не место рядом с твоей дочерью, в этом платье, от которого ты без ума.       Он смотрит на мужчину исподлобья, и губы Джея трогает слабая усмешка, когда он делает шаг вперёд, чтобы остановиться прямо напротив лица Чонвона. — Я бы этого не сказал.       Он шепчет, обдавая своим тёплым дыханием, и Чонвон размыкает пухлые губы, слипающиеся благодаря влажной помаде, прежде чем притянуть его за рукав рубашки и примкнуть к горячим устам, затаскивая в захлопнувшуюся дверь примерочной кабинки.

⊹──⊱✠⊰──⊹

      Снаружи офиса Джея слышатся громкие шаги. Тяжёлая дверь из тёмного дерева распахивается быстро, и перед его глазами вырастает фигура взволнованного Сонхуна, сжимающего в руках белоснежный конверт.        — Что ты здесь делаешь? — бросает рассеянно Джей, занятый подписанием бумаг. Горящий экран разблокированного телефона отбрасывает серебристое сияние на медовую кожу его лица, золотящуюся солнечным светом. Он растерянно поглядывает на открытую переписку с Чонвоном, порой прослеживая путь до гаджета глазами. Он сделал звонков шестнадцать и уже бесконечное количество раз отправил ему сообщения с вопросом о том, всё ли в порядке. Не в его компетенции было исходить волнением, но он не мог не беспокоиться за Чонвона. — Без стука?        — Сэр…        — Что?        — Вашу… Вашего… — ровные белые зубы Сонхуна с тревогой терзают нижнюю губу. — Чонвона похитили!       Секунда, затем другая тянется медленно, когда до Джея доходит смысл сказанных слов. Он потрясённо замирает; всё тело цепенеет, а ручка выпадает из ослабевших пальцев, приземлившись на важный документ с мягким стуком.        — Что ты сказал?..        — Вам доставили письмо, — Сонхун осторожно ступает к столу своего босса. Он пытается сохранять спокойствие, но его преувеличенное безразличие лишь сильнее нагоняет тревогу. — Вот, взгляните на это, — неземной красоты секретарь главы мафиозного синдиката хмурит густые брови, встряхнув блестящими на солнце платинового цвета волосами, прежде чем передать в руки Джея конверт.       Ни один мускул не дрожит на красивом лице Сонхуна, когда Джей разрывает конверт пополам со звонким треском, чтобы схватить лихорадочно в руки письмо, нервно бегая глазами по строкам. — Давно не виделись?.. — Джей сглатывает. — Сорвал сделку… Твоя зверушка у меня… Всажу пулю в лоб или перережу горло… По адресу…       Волна отчаяния, накрывшая его с головой, проносится по телу оглушающим ураганом вместе с непоколебимой, ни с чем несоизмеримой злостью. Тело мужчины встряхивает, его начинает лихорадить; глаза, сверкнув яростью, прожигают в изумлённом Сонхуне дыру, когда, вскочив с кресла, Джей сминает записку и швыряет её в дальний угол кабинета с такой силой, что она почти ударяется со всего размаху о стену.        — Готовь машину.        — Сэр, но…        — Чего стоишь, идиот?! Подгони машину, говорю! — в ярости кричит на него Джей, оскалив сверкнувшие на солнце клыки. Сонхун вжимает голову в плечи, когда мужчина одним движением хватает со стола незаряженный пистолет. Звук затвора почти оглушает в тишине комнаты, когда Джей хватает Сонхуна за воротник рубашки и протаскивает сбивающегося с ног секретаря за собой.       Сонхун едва удерживается от удара о стену, когда Джей, оттолкнув его, в спешке срывается с места и во весь дух бежит вниз по лестнице. …       Лабиринты отсыревших стен и торчащих из них канализационных труб с решётками в паутине, изрисованные заплывшими граффити на шершавых стенах, ведут за собой по каменной лестнице, больше похожей на необтёсанные, местами разваливающиеся странные кирпичи, в подвал.       Действительно трудно дышать. Не только от спёртого воздуха и ножа, буквально несколько минут назад прижимающегося к твоему горлу, но и от осознания того, что нож не только для Чонвона, но и для Джея. Чонвон знает, что что-то пойдёт не так: не знает как, но он чувствует.        — Эй, не устал меня в таком положении держать? — хрипло усмехается Чонвон, смакуя на вкусовых рецепторах уже давно знакомый привкус крови. Ему не страшно — удивительно, но отнюдь. Джей говорил, что ему в мафии не место, однако Чонвон видел и знает многое, что никогда не окажется подвластным глазу обычного человека.        — Заткнись, — бросают в ответ.       Чонвон лихорадочно раздумывает над путём выхода. В голове только одно — выбраться, выбраться, спастись любой ценой, встретить Джея до того, как с ним что-либо вытворят. Чонвон знает, что он похитителю не нужен, ему нужен Джей, но Чонвон не может допустить того, чтобы хоть один волос упал с его головы.       Если вырубить охранника, можно и не волноваться об истечении времени, но получится ли? Кроме того, через несколько комнат главарь группировки, ожидающий прибытия главы мафиозного синдиката, который на всех парах примчится забрать свою «зверушку».       Он вновь громко сглатывает, молясь о том, чтобы сзади этому не придали никакого значения. Чёрт, ладно… Не умирать же ему прямо вот так? Вам не повезло, раз вы решили не забирать тяжёлые каблуки с толстенной подошвой.       Прикинув траекторию движения ноги, чему его учили на курсах самообороны, которые Чонвон посещал по наставлению Джея, юноша зажмуривается, а затем резко дёргает ногой, замахивается назад и со всего размаху бьёт другому прямо в пах. Охранник падает, согнувшись от неожиданного нападения и резко пронзившей боли, и хочет было схватиться за тяжёлый автомат на плече, вручённый на случай того, если заключённый начнёт оказывать сопротивление, но не успевает — Чонвон замахивается неуловимо коротко ещё раз и бьёт на этот раз прямиком в челюсть без сожаления. С тихим стоном высокий незнакомец падает на пол, выплеснув изо рта на пол небольшой сгусток крови.       Его дезориентированное состояние играет на руку Чонвону; тот и сам не в силах твёрдо стоять на ногах, но, пока человек не успевает среагировать, Чонвон хватает его за волосы, цепкими пальчиками больно сжимая у корней в кулак, и с размаху бьёт его о спавший с плеча автомат.       Чонвон не останавливается. Быстро обогнув охранника сзади, Чонвон прищуривается на мгновение, прежде чем, даже не переосмыслив своё решение, оборачивает маленькие, но крепкие ладони вокруг горла другого.        — Мне тебя не жаль, прости, — шепчет Чонвон, чувствуя пальцы поверх своих, пытающиеся отцепить его. Бесполезно — он впился мёртвой хваткой. Непутёвому верзиле бы этот навык как раз не помешал, но, увы, выживает сильнейший. — Вам нужно было раздеть меня догола и сломать мне все конечности. Только тогда бы я сдался.       Спустя примерно минуту болезненно-задушенное кряхтение прекращается. Брезгливо обтерев ладони друг о друга, Чонвон морщится и переступает через бездыханное тело. Кто знает, может он его и убил. Не имеет значения. — Не на того напали, — фырчит он. — Не с той стороны зашли. Кто вообще мог подумать, что похитить любовника главы мафии будет хорошей идеей?       Чонвон брезгливо трясёт ладонями в воздухе. Ноги после короткого, но вышибающего дух сражения почти не держат; Чонвон сбрасывает каблуки, которые с глухим стуком ударяются о голый бетонный пол, обшарканный и забитый в щелях чёрной грязью. Ноги холодит, когда Чонвон мнётся на голых ступнях, пытаясь согреться, и бросается к двери. Как же открыть её?       Долго думать не приходится. Копошение с другой стороны заставляет Чонвона отпрянуть, и не зря: он набирает в грудь побольше воздуха, пытаясь устранить панику, окутавшую его с ног до головы, когда замок щёлкает благодаря всаженной в него пуле. Тяжёлая дверь отворяется со скрипом; дыхание Чонвона замедляется, когда перед ним оказывается крепкая фигура запыхавшегося Джея, чья грудная клетка бешено ходит ходуном, а в руке зажат чёрный заряженный пистолет.        — Чонсон!       Чонвон срывается с места и набрасывается на Джея с объятиями. Его ослабшее тело дрожит в руках мужчины, когда тот, и сам подрагивая от страха и нехватки воздуха, спёртого в грязном тёмном подвале, освещённом лишь одиноко свисающей с потолка на проводе лампой, трепетно оборачивает руками его талию. Один глаз Чонвона темнеет из-за пятна синяка, а щека поцарапана, как и его шершавые и покрасневшие с выступившей на них кровью колени, но, кажется, он не пострадал.        — Я успел? — задушенно шепчет Джей, когда Чонвон, крепко обнимая его за шею, бешено целует его губы. — Душа моя, я успел?..        — Ты успел! — Чонвон улыбается слабо дрожащими губами, заглядывая прямо в любимые глубокие тёмные глаза. Дыхание мужчины успокаивается; он указывает на лежащего ничком без сознания охранника кивком головы:        — Что ты с ним сделал?        — Кажется, задушил… — бормочет Чонвон на грани между шёпотом и немотой, сжимая руки за шеей оцепеневшего Джея. В глазах того миллионы вопросов мелькают, но Чонвон быстро целует его в губы. — Я не знаю, как я оказался сильнее его. Скорее всего, я просто застал его врасплох. Он не думал, что я буду сопротивляться.       Губы Джея растягиваются в слабой гордой улыбке. — Это мой мальчик, — Чонвон хнычет, ласкаясь к нему. — Пойдём отсюда быстрее. Пойдём, пока тебя не хватились.        — А если погоня? — взволнованно лепечет Чонвон.        — С собой обычно много человек не берут, у него охранника четыре, одного из которых ты уже ликвидировал, — сбивчиво поясняет ему Джей. — Сейчас приедут Сонхун и Джейк, наши подгонят машины. За нами не поедут. Если погонятся, то не сейчас и только за мной.       Чонвон ахает. Он взволнованно обхватывает пыльными руками лицо Джея, который даже в такой момент будто бы не может оторвать от него полного эмоций и пестрящего цветами спектра чувств взгляда. Юноша коротко целует мужчину в щёку, и Джей улыбается ему. Его рука хочет потянуться к руке Чонвона, но его лицо меняется, искривляясь в изумлённом страхе, когда сзади он видит что-то, о чём Чонвон не догадывается.        — Чонвон! Назад!       Чонвон даже не успевает осознать, когда Джей, стремглав перевернув их местами, подставляет людям, появившимся из-за тёмной двери, ведущей в соседнее помещение, свою спину. Звонкий щёлк спущенного курка и мгновенный свист пули оглушает.        — Чонсон!       Чонвон истошно вопит, вскрикнув, когда лицо Джея пронзает нечитаемое выражение; его губы, дрогнув, приоткрываются, а глаза широко распахиваются. Кожа краснеет, наливаясь кровью, и мужчина падает на ослабших ногах, схватив Чонвона за руку.       Громкий смех впереди, противно врезавшийся в уши Чонвона, кружит голову, в которую резко ударил страх, и челюсть Чонвона отвисает, когда он падает на колени, которые резко пронзила от грубого приземления боль.        — Надо было быть расторопнее, — глухо хохочет кто-то сзади.       Джей поднимает дёргающуюся голову к нему; его глаза, мутные, застилает пелена, и кровь Чонвона стынет в жилах. Мгновение — его глаза темнеют, дьявольским огнём загораются, когда бешено бьющееся сердце Чонвона заливается смешанной с бурлящей в венах кровью яростью, пронизывающей каждую клеточку его тела. С криком Чонвон выхватывает из ослабевшей руки Джея пистолет, обойма которого почти полна, и жмёт на курок.       Патроны врезаются в стены, вперёд, пока Чонвон жмёт и жмёт на курок без разбору. Он никогда не стрелял из пистолета, — Джей не разрешал — но потерявшие бдительность враги проигрывают благодаря его быстрой реакции; на пол падает второй, а затем и третий глухо приземляется прямо на тело первого убитого Чонвоном. Он стреляет, сидя на дрожащих ногах, глаза щиплют слёзы, и пистолет в его руке отдаёт давлением оглушающего свиста вылетающих пуль.       Звонкий треск оглушает Чонвона, когда его потрясает ощущение того, что в него будто кинули огромным камнем. Последний падает на пол, но перед тем, как грохнуться без сознания, он всаживает пулю в тело Чонвона, который не успевает среагировать, не в состоянии предпринять никаких действий для самообороны.       Тело Чонвона подрагивает от пронизывающего его жжения в области живота. Это похоже на тыканье в него множества крошечных иголок, будто бы сильных, но не настолько, чтобы проколоть кожу. Он падает на живот перед слабо, едва заметно трепещущим телом раненого Джея.        — Чонсон! — Чонвон хрипит, не в силах на большее. Маленькая рука шарит по грязному бетонному полу, когда он находит похолодевшую руку Джея и крепко сжимает, так сильно, как только может. — Чонсон! Сони, Джей, милый! Ты меня слышишь?!       Невыносимая боль накатывает волнами, когда его пронизанный насквозь пулей живот бьётся о твёрдую поверхность. Подрагивая, Джей поднимает на него голову. Чонвон чувствует, как чужая ладонь слабо шевелится в его и сжимает в ответ некрепко, но прикладывая всю оставшуюся силу.        — Ч-чонв… Чонвон… — Джей хрипит, его разбитые о пол губы кровоточат, и густая алая жидкость каплями стекает с его подбородка. Она словно льющаяся из протекающего крана вода, такая же невыносимо истощающая жизненные запасы. — Душа моя…        — Джей, Джей… — Чонвон лихорадочно бормочет, запинаясь и закашливаясь. Их руки соединены, но у Джея почти нет сил двигаться. Он роняет голову, ударившись лбом о холодный пол, и Чонвон глухо восклицает. Его вторая рука тянется к лицу Джея, от которого отлила кровь, чтобы нежно поднять, погладить линию челюсти и попытаться привести в себя. Дрожащие ладони трясутся. — Чонсон! Пожалуйста, живи! Пожалуйста, пожалуйста, держись…       Чонвон бросает взгляд вниз, на свою задравшуюся толстовку. Припухлость вокруг пулевого ранения краснеет, мышцы напрягаются, возбуждая болезненность в области раны. Он закусывает губу и прикладывает больше силы к локтю, чтобы доползти к Джею на предплечье.        — Чонсон, — шепчет Чонвон. Его глаза застилает влага. — Чонсон, ты мне нужен, — Джей поднимает дёрнувшуюся голову на него, на его шее вздуваются вены. — Чонсон, пожалуйста… Сейчас приедут наши ребята, они отвезут нас в больницу, ты выживешь, всё будет хорошо… Te iubesc, Чонсон. Я люблю тебя, помнишь? Я люблю тебя!..       Джей из последних сил поднимает голову на него, и Чонвон еле слышно дышит, когда он улыбается сухими бледными губами.        — Душа моя, — хрипит он, опуская веки. — Чонвон, посмотри на меня, — Чонвон почти не слышит его. Из глаз юноши струятся слёзы, ручьями растекаясь по его мягким бледным щекам. — Чонвон, — мягко зовёт его Джей почти неслышно. — Чонвон, держись. Ты не останешься здесь. Ты не умрёшь в этом грязном подвале, понял? Сейчас Джейк с Сонх- — договорить ему не даёт плеснувшийся изо рта сгусток алой крови, который окрашивает белоснежную холодную ладонь Чонвона на его лице. — …Сонхуном отвезут тебя в больницу, тебе сделают операцию и всё будет хорошо. Позаботься о Вивиан, пожалуйста, ладно? У меня на счету много денег. Возьми мою карточку. Я знаю, что с тобой она будет любима.        — Чонсон, — задушенно лепечет Чонвон, задыхаясь от слёз. Ужас настигает его с каждой секундой всё больше, когда он чувствует, как хватка Джея в его ладони слабеет. Джей находит в себе силы усмехнуться. — А как же ты?..        — Я, — выдыхает Джей. — Если я умру здесь, это не… Не будет наказанием. Когда-то ты сам сказал, что я самый бесчувственный человек, — он с улыбкой прикрывает глаза, пока Чонвон, сомкнув веки, зажмуривается. «Нет, нет…» — повторяет он, словно мантру. — Это не самое страшное наказание для меня. Но знаешь, чему я рад? Я встретил тебя, мой маленький кусочек Рая, — Чонвон рыдает тихо, сотрясаясь от плача, его плечи подрагивают. — Я не знаю, за что я заслужил такое сокровище, как ты. И, знаешь, я счастлив, что даже перед смертью мне послано такое благословление, — он открывает глаза, устремляя помутнённые зрачки на Чонвона. — Я умираю, смотря на тебя.        — Нет! — собрав волю, Чонвон кричит из последних сил, сжимая намеревающуюся совсем ослабнуть чужую почти ледяную руку. — Чонсон, пожалуйста, держись. Мы выберемся, тебя спасут, и у нас всё будет хорошо. Мы будем счастливы, ты вернёшься, обнимешь свою дочку, и она будет рада тому, что папа пришёл домой сегодня. Держись, Чонсон! Обещай мне, что будешь держаться. Обещай!       Джей качает головой. Он всегда держит свои обещания, это то, что должно быть у каждого в голове. — Обещаю, солнце моё, — улыбается он. Чонвон терзает зубами нижнюю губу, глядя на него из-под промокшей от пота чёлки. — Te iubesc, Чонвон.       С его уст срывается слабый выдох, и он прикрывает глаза, обмякая на полу. Чонвон без сил падает рядом с ним, сжимая ослабевшие, не пытающиеся теперь ухватиться за него пальцы.

Manele On Streets

      Я смотрю на Чонсона помутневшим от пелены слёз взором. Голову кружит болезненное жжение, пульсирующее в каждой клеточке моего тела. Холодно… Слабый ветер гуляет по ледяному полу грязного отсыревшего подвала, где-то справа глухо капает вода. Я сжимаю руку почти мёртвого тела передо мной.       Моё ухо прислоняется к полу. Я будто бы пытаюсь услышать торопливые шаги тех, кто уже бежит, тех, кто мог бы спасти нас, но в уши врезается лишь противный скрежет мотающейся из стороны в сторону на несмазанных петлях двери.        — Te iubesc oriunde ai fi, de-o mie de ori pe zi…       Я начинаю тихонько петь. С моих уст срываются те слова, что я не смог сказать ему при жизни, хотя так желал этого. Мой тихий тонкий голос раздаётся жутким эхом в тишине грязной комнаты. Я улыбаюсь сам себе; мои пальцы ласкают острую линию его челюсти.        — La inimă m-ai ars, dar tot n-am să te las, tu vrei să-mi faci necaz, n-am să te las…       Я смотрю на лицо Чонсона, на чьих губах застыла лёгкая улыбка. Я не знаю, мёртв он уже или ещё нет; его тело холодное, но, возможно, это из-за ветра, обдувающего нас, а лицо спокойно, будто бы больше его ничто не тревожит.        — У меня есть тысяча причин, чтобы доказать, что я люблю тебя, — тихо вывожу я красивыми строчками на румынском языке, сжимая его руку, а он мою будто бы и не отпускал. — И ещё тысяча, и ещё тысяча… Где моё сердце? Где моя любовь? — слеза очерчивает мокрую дорожку на моей щеке и падает на пол. — Скажи мне, что заставило тебя уйти из моей жизни?.. …        — …жей? Джей?       Никто не мог высчитать точное количество времени, сколько они пролежали на этом полу рука в руке. Чонвон почти сдался; закрыв глаза, он едва заставлял себя не заснуть, из последних сил вынуждая тело оставаться в сознании. Его разум прояснился, когда краем уха он услышал смутно знакомые голоса.        — Джей?.. Чёрт возьми! — кричит Джеюн, тень которого закрыла Чонвону обзор на солнечный свет, льющийся из-за приоткрытой двери подвала. — Джей, Чонвон! Вы живы?!        — Я-я… — Чонвон пытается приподняться. Он заикается, едва приходя в себя, и изо всех сил шевелится, но жгучая боль в области ранения заставляет его обмякнуть на полу.        — Вызывай скорую, — бросает Джеюн взволнованному Сонхуну, который уже набирает номер в своём телефоне, присаживаясь перед ними на корточки. — Ах, чёрт…        — Вот видишь, Сони? — Чонвон неожиданно дёргает головой, чтобы растянуть слабую улыбку для закрывшего глаза Джея, лежащего перед ним. Мужчина не подаёт признаков жизни и не отзывается, но его пальцы не выпустили ладонь Чонвона из своей хватки. — Джейк и Сонхун уже здесь. Сейчас они вызовут нам скорую, тебя прооперируют, ты вернёшься ко мне и своей дочке, и всё будет хорошо.       Джеюн терзает зубами нижнюю губу, а в его глазах скользит печаль, но мне всё равно на то, о чём он думает. Я стискиваю своей ладонью похолодевшую руку Чонсона и дёргаю его безвольно движущееся, поддающееся моим движениям тело на себя.       Он обещал мне, что выживет, что будет жить и останется со мной. Он сдержит своё обещание.       Он всегда держит свои обещания.