Жар солнца в костях

      Аки не помнит такого мягкого лета.       Ни изнуряющей жары, ни ветров, что, кажется, готовы содрать заживо кожу, ни изводящих дождей. Только ласкающее тепло, которому он с удовольствием подставляет лицо. Заходящее солнце дробится в стёклах, летит от отражения к отражению сверкающими стрелами, и Аки следит за ними, покуда хватает взгляда. От окна к окну, ниже и дальше к шумному проспекту, где свет теряется и тонет в тенях и шуме.       На балконе в квартире Химено ещё светло. И тихо. Аки наслаждается тишиной и покоем, тем, что можно покурить и полистать газету так, чтобы никто не мешал. Он, конечно, уже должен быть дома, потому что два бешеных демона в одном месте без присмотра — к беде. Но Аки не спешит. Он даёт себе немного времени.       Хоть на это у него пока ещё есть право.       На балкон выходит Химено, держа в руках две банки с пивом. Капли стекают по их холодным бокам, а Аки едва это замечает и видит только, что одежда Химено почти ничего не скрывает. Короткая синяя майка оголяет живот, а чёрные шорты открывают длинные ноги. Аки скользит взглядом вниз, до босых ступней, что стоят в квадрате света, и дышать отчего-то на миг становится горячее. Точно солнце касается совсем не Химено, а его, и не снаружи — внутри. Там, где сердце.        — Тебе нельзя столько пить, — роняет Аки, забирая протянутую банку, но глядя лишь на то, как Химено открывает свою и делает глоток.       Она жмурится и трясёт головой, блаженно перекатывая на языке горьковатый — Аки откуда-то знает — осадок.        — Да брось, Аки, — беззаботно отмахивается она. — Мы завтра умереть можем. От выпивки точно хуже не будет.       Химено становится рядом, опирается локтями о перила, и Аки чувствует тепло её тела. Подвинуться чуть левее — и он ощутит его кожей, касаясь тонкой руки. Но Аки остаётся на месте. Открывает пиво и делает глоток. И впрямь горький осадок. Аки сглатывает и проводит языком по губам.       Вся их жизнь похожа на этот осадок, а ему иногда, совсем ненадолго, хочется сладости. Тёплой, как солнечный свет на плече Химено, с которого сползает лямка. Аки смотрит на эту лямку, не глядя больше никуда, и уговаривает себя не трогать. Не прикасаться. Не переходить им самим выстроенную черту, от которой веет холодом и смертью. Как иначе? Химено ведь права. Они могут умереть завтра, и всё, что у них есть — сегодня. Миг, такой краткий, такой...        — Эй, ты чего такой хмурый?       Химено стоит перед ним, и Аки растерянно моргает, поднимая взгляд с плеча к глазам. К глазу, если быть точным, но Аки даже мысленно не даёт себе заострять на этом внимание. Химено — красивая полноценная девушка, и всё, что забирает у неё призрак, ничуть её не портит. Наоборот, придаёт какой-то странной дерзости и шарма. Словно у Химено впереди целая жизнь и десятки вот таких тёплых деньков.       Десятки напарников, которых она похоронит.       Аки тихо выдыхает и несколькими глотками допивает всё, что в банке. Пиво почти не пьянит, лишь чуть ускоряет шум крови в ушах и отвлекает от мрачной мысли. Он снова смотрит на лямку майки и качает головой.        — Мне нужно домой, — тихо говорит он, не двигаясь с места. — Денджи и Пауэр уже наверное вернулись.       Аки врёт себе и врёт Химено. Оба демона ему не чужие — как иронично — он привыкает к ним, считая своими, но именно сейчас как никогда сильно хочет о них забыть. Чтобы их никогда не существовало. Чтобы у него не находилось поводов сбежать. Как он делал это раньше.       Химено Аки знает, как облупленного. Она не спешит прощаться и не спешит разубеждать, лишь медленно пьёт пиво, запрокинув голову и наверняка зная, что Аки не сводит с неё глаз. Он и не сводит, вцепившись в перила с такой силой, что белеют костяшки. Солнце высвечивает нежную кожу на горле, и Аки видит каждый глоток, и капельку пота, лениво стекающую вниз. Желание перехватить её губами — или языком — жжётся изнутри, и он предпринимает ещё попытку. Жалкую, невероятно слабую попытку обмануть себя.        — Нам завтра рано в Бюро, — говорит Аки, и в голосе проскальзывает чуть заметная хрипотца. — Ты же знаешь.        — Знаю, — Химено кивает и облизывает губы, заставляя Аки внутренне взвыть. — Но ты обещал побыть со мной. Не убегай, Аки.       Она тянет его имя и сама подаётся вперёд, словно не в силах устоять на ногах. Аки действует быстрее, чем думает, подхватывая её, и уже запоздало понимая, что это лишь хитрый трюк. Химено прижимается к нему всем телом, быстро стаскивает резинку с волос и, запутавшись пальцами в прядях, шепчет ему на ухо приглушённым шёпотом:        — Останься, Аки.       Требует, молит. Аки медлит, и каждая секунда кажется длиннее вечности. Он не должен соглашаться. Если перешагнуть черту, назад пути не будет, и когда он умрёт, ей будет больно и тяжело. Аки до безумия не хочет, чтобы Химено через это проходила. А ей будто бы всё равно. Она приподнимается на цыпочках, и Аки чувствует, как вжимается она затвердевшими сосками в его грудь.        — Аки-и... — зовёт она, кончиком носа утыкаясь ему куда-то в шею.       Так близко, что солнце, кажется, пробирается под кожу, обжигая и требуя забрать себе его яркий лучик. И Аки сдаётся. Он знает, что они оба пожалеют об этом, но это будет потом. Сейчас он хочет оставить отпечаток солнца под сердцем, а Химено — взять и оберегать, никому не отдавая. Никому.       Руки скользят по податливому телу выше, касаясь позвоночника. Химено послушно прогибается, и Аки шумно выдыхает. Кладет ладонь на затылок и, чуть оттянув за волосы, целует в мягкие губы. Требовательно, но осторожно, боясь, что Химено всё-таки слишком пьяна или вот-вот передумает.       Он даёт ей шанс отступить, спасти хрупкое расстояние между ними, чтобы потом не пришлось плакать.       Химено этот шанс отвергает. На поцелуй отвечает жадно, цепляясь за плечи Аки, касаясь шеи кончиками пальцев. Он послушно склоняет голову, не понимая — не позволяя себе понимать — что Химено ведёт его. А он лишь делает то, что она хочет.       Он не расскажет ей о том, что хочет этого не меньше. Не сейчас, когда вкус её губ — единственное, что он хочет ощущать. С горечью пива, терпкостью сигарет и едва уловимой сладостью. Химено никому не говорит о том, что любит сладкое, и Аки клянётся не выдать её секрет, проводя языком по нижней губе и заставляя её открыть рот и впустить его снова. Никому, обещает он, касаясь её языка своим и одновременно притягивая ближе.       Никому, бьётся в его голове, когда Химено стягивает с него футболку. А вот что именно, напрочь вылетает из мыслей, потому что майка Химено летит на пол следом за футболкой. Солнце будто напоследок лижет плечи, а Химено пьяно улыбается и прижимается к Аки грудью. Под сердцем горячо — печёт так, что не хватает воздуха. Он дышит тяжело, не отпуская Химено ни на секунду. Она проводит губами по его ключицам и хрипло смеётся.        — Ты такой красивый, Аки, — бессовестно признаётся она и кончиком пальца трогает его щёку. — Ты покраснел. Аки...       Химено на миг замирает, и глаза её становятся большими и удивлёнными.        — Ты что, девственник? — громко шепчет она. — У тебя никого не было?       Никого, соглашается Аки мысленно, затыкая Химено поцелуем и ладонью сжимая грудь. Химено то ли всхлипывает, то ли стонет, а у Аки кружится голова и становится теснее в штанах. Никого, думает он, кто был бы так невероятно красив. Никого, уверен Аки, кто так возбуждающе звал его по имени и стонал прямо в рот от простого прикосновения. Никого, от чьей близости солнце горело бы в костях.       Химено ладонями касается обнажённых плеч, скользит по ним, цепляется, и Аки кажется, что остаются ожоги. Но он лишь теснее прижимает её к себе, точно зная, что его возбуждение Химено чувствует. Пусть. Пусть знает, как действует на него, глядя так невинно и одновременно так пошло. Пусть знает, что он, чёрт возьми, хочет её — и торжествует.       Химено отстраняется вдруг и прогибается в спине, открывая Аки плечи и грудь. Упругие мягкие холмики идеально ложатся в ладонь, и Аки сжимает пальцы, крутит между ними горошины сосков, с наслаждением ловя выдохи-всхлипы с уже припухших губ. Химено отзывается ярко на каждую ласку, точно только этого ждала — и Аки мало. Ему нужны её стоны, её хриплое дыхание, её руки в его волосах, когда она сжимает пряди и тянет его ближе. Аки мало Химено, и он склоняет голову и обхватывает губами тёмный сосок, прикусывает и зализывает ранку, чувствуя, как крупно вздрагивает Химено, срываясь на стон.       Ещё, бьётся внутри него, когда он прижимает её бёдра к своим и одновременно снова прихватывает зубами сосок. Ещё, пьяно думает он, лаская вторую грудь и поднимаясь выше, к ключицам и шее. На каждой клеточке Аки хочет оставить свой след, как оставляет Химено свои на нём — поцелуями солнца, которые однажды его сожгут.       Он бы взял её прямо здесь, но Химено опережает. Пошатнувшись и улыбнувшись неровно, она дрожащей рукой касается его лица и целует — в уголок губ, в скулу, в кончик носа. В поцелуях этих нежности через край, и Аки на миг зажмуривается от того, как жмёт сердце непонятной острой тоской. Это ведь может никогда не повториться. Миг, когда они отдают сполна друг другу чувства, которые больше никому в этом мире не нужны.        — Я не против отдаться тебе прямо здесь, — шепчет Химено, снова вжимаясь в него грудью, и у Аки всё внутри сворачивается тугим горячим комом. — Но постель удобнее.       Аки не заставляет себя уговаривать. В спальне уже сумрачно, но ему кажется, будто солнце в его руках, смотрит на него, касается, зовёт к себе. В комнате жарко, и они целуются так, словно пытаются выкрасть друг у друга кислород — и задыхаются ещё больше. Химено, дойдя до кровати, падает на неё и, закинув руки за голову, потягивается. У неё ещё есть силы играть, силы проверять Аки.        — Нравится? — от её улыбки у Аки будто огонь проходит по телу горячей волной.       Может, Химено ждёт не только дела, но и слов. Таких важных, таких до безумия нужных! Тех, что позволят без страха открывать по утрам глаза и дышать, не боясь — за него. Аки знает: все обещания будут обманом, и вместо этого он вжимает её в матрас и вместе с голодным горячим поцелуем касается промежности. Химено мычит сквозь поцелуй и ёрзает, а у Аки жарким молотом бухает в груди. Горячая, влажная. Такая манящая, что хочется просто содрать с неё остатки одежды и взять, заглушая стоны поцелуями. И будь на её месте кто-то другой... будь там кто-то другой, Аки бы не горел. Он был бы практически равнодушен, а сейчас он тянется к Химено, точно к солнцу, и меньше всего хочет её отпускать.       Шорты летят на пол вместе с трусиками, и Аки, выдыхая рвано сквозь зубы, с едва уловимым рыком, касается нежной кожи. Влажной, дышащей жаром и желанием. Химено всхлипывает и приподнимает бёдра, без слов прося о большем, но он прикусывает её нижнюю губу. Спешить не стоит. Аки не хочет делать их близость чем-то стремительным и скоротечным. Тем, что забудется, стоит ему утром закрыть за собой дверь квартиры.       Хоть и у самого Аки выдержки едва ли на грош найдётся. Солнце в его крови жжётся и требует взять Химено, всю, без остатка, такую податливо мягкую, нежную и горячую. Горячую настолько, что Аки кажется — ещё немного и его вот-вот расплавит.       Пальцы дрожат и дыхание сбивается, но Аки не прекращает ласкать Химено. Надавливает на клитор, осторожно проводит по половым губам, с трудом держась от того, чтобы не ввести пальцы внутрь. У Химено же, кажется, план именно такой. Она разводит бёдра сама и, когда Аки растерянный замирает, перехватывает его руку и надавливает сверху. Пальцы Аки погружаются в горячую узость, а Химено откровенно стонет, выгибаясь в спине. Её грудь сосками упирается в его, Химено так хорошо, что она и не думает это скрывать. Для неё желание близости не отвратительно и не безумно, она тянется к Аки, словно в нём видит весь жизненный смысл. А у Аки в груди расцветает солнечный взрыв, и противиться ему совсем нет сил. Химено зовёт его и что-то шепчет — Аки целует её губы, собирает каждое слово, каждый стон, каждый сладкий всхлип от движения его пальцев. Химено обнимает его, вплетает пальцы в волосы, и Аки не дёргается в попытке отстраниться. Лишь снова и снова находит её губы, чтобы в следующую секунду ощутить стон Химено не просто слухом — самым сердцем. Там, где горячо. Там, где живёт её образ.       Долго так продолжаться не может, и Аки, судорожно вдохнув, собирает остатки сил и отстраняется, расстегивая ремень. Одежда безумно мешает, он торопится, едва не обламывая и без того короткие ногти. Запоздало подумав о том, что не взял презерватив, смущённо смотрит на Химено. Она, правильно поняв его взгляд, обхватывает запястье и тянет назад. К себе. К горячему, подобно солнцу, телу.        — Я на таблетках, — хрипло выдыхает она ему в ухо, когда Аки снова вдавливает её в кровать и целует подставленную шею. — Ну же, Аки...       Она без предупреждения обхватывает его ногами, прижимаясь промежностью к паху, и Аки захлёбывается стоном. Горячо, боги, как горячо. Вот так, кожа к коже, без всяких преград. Он чудом справляется с собой и, приподнявшись на руках, смотрит ей в глаза, чтобы увидеть, как подёргиваются они поволокой вожделения от его медленного толчка. Раз, другой и третий. Химено прикусывает губу, пытаясь сдержать стон, и требовательно надавливает на поясницу ладонью. Она горит не хуже, чем он, и это осознание отчего-то наполняет на миг щемящим теплом. Аки почти не знает, что такое взаимность, и сейчас практически тонет в этом чувстве.       Только исчезать в нём нельзя. Не тогда, когда под ним девушка, требующая близости, которой он хочет так же сильно, как она.       Аки целует Химено сам — неожиданно нежно и трепетно — пока входит в неё. Неторопливо, каждой клеточкой чувствуя, как вытягивается она в струнку и гортанно выдыхает-выстанывает его имя. Оно оседает на губах горячим пеплом, и Аки этого мало, но он не спешит. Спустившись чуть ниже, выцеловывает шею, прихватывает зубами мочку уха, давая Химено время привыкнуть. Аки никто не просит, он просто чувствует, что с ней только так — правильно. Чтобы Химено думала лишь о жаре между ними, больше ни о чём.       Двигаться Аки начинает, когда она чуть заметно царапает его плечо. На его спине наверняка уже с десяток отметин, но он позволяет ей это. В страсти Химено живая и настоящая, она не боится оставлять на нём свои следы. Он не остаётся в долгу — на шее Химено уже темнеют засосы, и завтра она наверняка будет прятать их под высоким воротником или платком. Бюро совсем не обязательно знать, что между что-то есть.       Особенно если это что-то... настолько важное.       По крайней мере, для Аки.       Внутри Химено горячо и тесно, и держаться удаётся с трудом. Он медленно толкается, ловя губами протяжные стоны и сам срываясь. Когда выходит особенно громко — так ему кажется — Химено смеётся и обхватывает его лицо ладонями.        — Вот так, Аки, — лихорадочно шепчет она, приподнимая бёдра навстречу, позволяя ему проникнуть глубже. — Вот так. Хорошо.       Хочется огрызнуться, сказать, что он знает, но слов не находится. Вместо этого желание вгрызается в тело, и Аки ускоряется, прижимая Химено ближе. Проникая до самого основания, выходя почти полностью — и снова входя, потому что она всхлипывает и тянется к нему. И в этом взгляде, полном мольбы, Аки тонет и не желает искать спасения. Он хочет быть с ней, хочет слышать её стоны и чувствовать её так близко, как сейчас...        ...под сердцем.       Жаркая волна наслаждения ширится и растёт. Аки чувствует её, кляня себя за несдержанность, и, собрав остатки воли, замедляется, а после и вовсе замирает. Перехватив руку Химено, поднимает её над их головами, переплетая пальцы — и медленно толкается, не сводя с Химено глаз. Она сдавленно ахает, порывисто рвётся за поцелуем, но Аки не позволяет. Поднимает и вторую руку Химено, чувствуя, как та дрожит от напряжения и нетерпения.        — Аки... — зовёт-умоляет она, и он снова толкается.       Ещё.        — Аки... — Химено понимает, в чём дело, но сил говорить связно нет. В её голосе бархатные низкие ноты для Аки точно лучшая награда.       Ещё!       — Аки!       Она стонет громко, в голос, выгибаясь в спине, и только тут он отпускает её — и отпускает себя. Ускоряется, обнимая Химено, вжимая её в скомканную постель и желая только одного.       Никогда больше её не отпускать.        — Я не умру, — неразборчиво и хрипло выдыхает он, когда Химено крепче вжимает его ногами в себя. — Химено, я...       Ни сил, ни слов не остаётся — ничего, кроме слепящего наслаждения, что обрушивается волной. Первой кончает Химено, выгнувшись в спине с гортанным стоном и крупной дрожью. Дрожь эта передаётся Аки, и он срывается следом спустя несколько толчков в ставшей умопомрачительно тесной Химено. Обессиленный, он падает на неё и утыкается лбом в постель над её плечом. Всё, чего Аки хочется в эту секунду — просто лежать вот так как можно дольше. Желательно навсегда.       Химено первой приходит в себя. Дрожащей ладонью гладит его по спине, перебирает пряди, а после, повернув голову, невесомо целует в висок. Аки, выдохнув, находит её взгляд и сглатывает, не понимая: вся эта нежность — ему?        — Спасибо, что не ушёл, Аки, — тихо говорит Химено и улыбается уголками губ. — Спасибо, что не оставил одну.       В этот миг его бессвязный бред обретает осознанный смысл. Аки перекатывается на бок и прижимает Химено к себе. Зарывается носом в её волосы и закрывает глаза.        — Я не уйду.       Аки клянется в этом и ей и себе. Он не уйдёт, и даже смерть не сможет помешать ему.       Аки не оставит Химено одну.