Ужас Дюнного моря

— Учитель! — Асока зовет с другого конца лагеря, и Энакин отрывает взгляд от рукояти светового меча. Одна из силовых цепей немного сместилась от центра во время их последней битвы, и он воспользовался их короткой передышкой, чтобы исправить неполадки. — Да, Шпилечка? — Вы же не заняты, да? Он опускает взгляд на меч у себя на коленях, затем быстро собирает его и вешает обратно на пояс: — Да, конечно. А что такое? Она отводит взгляд: — Если заняты, все в порядке— — Асока, — он ждет, пока она поднимет на него взгляд. — У меня всегда есть время на тебя. Она улыбается, наклоняя голову: — Да, но это не— ну, это не столь важно, — Энакин терпеливо ожидает, когда она соберется с мыслями, чувствуя, как радость разгорается в их с Оби-Ваном связи — в конце концов, этому трюку он научился у собственного учителя. В конце концов Асока произносит: — Ну, если Вы не заняты… Я подумала, не могли бы мы, может быть…завершить то, что начали на прошлой неделе. — На прошлой неделе… — Вы знаете, что я имею в виду, — ворчит Асока. Он поднимает бровь: — Вообще-то не знаю. — История! — выпаливает она, теребя свои падаванские бусы. — С Татуина, которую вы начали рассказывать нам после того, как мы доставили Хаттлета. Энакин скрывает свою дрожь, переключая внимание на связь, которую он разделяет со своим учителем, и ощущая сочувствие Оби-Вана. Татуин для него все еще открытая рана. Затем до него доходят остальные слова падавана, и его уныние превращается в радость. — Я думал, ты уже взрослая для сказок на ночь? — мягко поддразнивает он ее, за что получает в ответ фырканье. — Для «сказок на ночь» из Храма, может быть. Они все слишком— слишком— добрые! Наивные! «Истории тогрут не такие» — мастер-джедай Ти мне так сказала. И истории Татуина, я думаю, тоже не такие, так что… — к концу ее речи ее кожа становится темно-оранжевой, одна рука так сильно дергает за бусы, что создается впечатление, будто нить сию же секунду порвется. — Отпусти, пока не сломала, Шпилька, — он не в силах сдержать смех. — Так уж и быть, убедила, я расскажу, чем все закончилось. Возможно, даже сегодня вечером, если ты будешь хорошо себя вести. — Я всегда хорошо себя веду, — парирует его падаван. Краем глаза Энакин замечает, что Оби-Ван устраивается на камне возле их палатки, якобы просматривая отчеты, хотя сложно не заметить, как его взгляд каждые пару секунд устремляется туда, где сидят они с Асокой. Рассеянно Энакин протягивает руку и Силой крадет световой меч Асоки, открывает корпус и начинает проверять его компоненты. Ему нужно что-нибудь перебирать в руках, чтобы сконцентрировать внимание: — Напомни, на чем мы остановились? — Сарлакк хочет повидать Галактику и сбежать с Татуина, поэтому она покидает свой дом и направляется во дворец на Бестине. Она юна и хочет увидеть мир, прежде чем осядет навеки в пустыне. По дороге она сталкивается с путешественниками и подслушивает, как они говорят о посещении бала из Центральных миров. Она съедает их и крадет приглашения. Последняя фраза произносится с ликованием, и Энакину приходится скрыть ухмылку. Он скептически относился к рассказу Асоке этой истории, но она была самая незатейливая, самая простая, которую он только мог придумать после их миссии на Татуине, поэтому он начал ее, когда впервые заметил, что у его непослушного падавана проблемы со сном. Вопреки его убеждению, она ловила каждое слово, обнажая свои злобные клыки всякий раз, когда героиня истории поддавалась своей плотоядной натуре. — Верно, — он наконец отрывает взгляд от ее меча. — Сарóлушка съедает путешественников и крадет их приглашения. Она продолжает обман— — Откуда она знает дорогу? — прерывает его Асока, но затем смущается, видя изумление учителя. — Она же сарлакк, — отвечает Энакин, словно это все объясняет. — Порождение пустыни, которое зарывается в пески, когда достигает зрелости. Даже такая малышка, как она, смогла бы уловить вибрации в песке в городе, полном разумных существ и дроидов. Асока кивает, и некоторые из клонов, тайно подслушивающих, делают то же самое, прежде чем спохватиться и отвести взгляд: — Давай дальше, учитель. — Саролушка приходит на окраину Бестина и показывает приглашение. До сих пор она держала его в безопасности в одном из своих щупалец. Охранники слегка напуганы ею, но это дворец хаттов, ничего не поделаешь, — против его воли губы кривятся в невеселой улыбке. — Они видали и похуже. Они принимают ее приглашение и дают отмашку, чтобы она проходила. — Они не пытаются напасть на нее? — любопытничает его падаван. — Не то чтобы я думаю, что они могли бы победить ее, конечно. — Конечно, — вторит ей Энакин. — Ну, все так, как ты сказала? Она сарлакк. Каждый на Татуине знает, что лучше не связываться с ними.  «Единственные, кто достаточно глуп — это хатты, и они не утруждают себя личной встречей с ними», — думает он, но отбрасывает эту мысль. — Могу я продолжать? — Да. — Она идет на бал. Половина гостей в ужасе от нее, но это празднество хаттов. Только идиот задает вопросы хаттам, даже если они пригласили сарлакка. Кроме того, даже если сарлакк была заинтересована в поедании гостей, она положила глаз только на одного из них. — Она влюбилась? — от интереса Асока наклоняется вперед. — Она знает кого-то оттуда? Энакин одаривает ее ровным взглядом, и она сдается: — Саролушка никого не знает на балу, но, проходя через двери, она чувствует присутствие существа из Центральных миров, которое привлекает ее внимание. Асока хмурится: — Так она не может видеть — или слышать! Как же тогда она подслушала разговор путешественников ранее? — Они используют некую форму эхолокации, по крайней мере, я так думаю. Это сказка, Шпилька. Итак, она чувствует присутствие этого существа из Центральных миров. Он принц, пришедший торговаться с хаттами о пути через сектор Арканис, — внезапно он улыбается, обнажая зубы. — Она не может его видеть, но он красив — у него рыжие волосы и аккуратная борода — и ей нравятся вибрации его акцента. У Асоки занимает несколько секунд, чтобы о чем-то задуматься и бросить взгляд влево, где Оби-Ван перестал притворяться, что просматривает свой датапад, и вместо этого выглядит совершенно не впечатленным. Смех пробирает ее. Под эти звуки он продолжает: — Принц — известный сердцеед, — она снова хихикает, — пробует свои чары на одной из тамошних тви'лечек, но та не заинтересована, поскольку у нее уже есть подружка в Мос Эйсли. Тви'лечка уходит, и принц впервые видит Саролушку… и мгновенно влюбляется. На этом он должен остановиться. Асока практически воет от смеха, прислонившись к его плечу, один из ее монтралов врезается ему в челюсть. Клоны вокруг них не намного лучше скрывают свое веселье — даже Коуди отвернулся, чтобы скрыть кривую улыбку. Невольное веселье просачивается сквозь связь в сознание Энакина, и он улыбается: — Саролушка чувствует, что принц прямо перед ней. Она не совсем понимает, что он говорит — его акцент довольно трудно разобрать сарлакку без ушей, но тон дает понять все. Она машет ему щупальцем, флиртуя в ответ. По-сарлачьи. И, если уж на то пошло, она думает, что произвела на него впечатление. Энакин делает паузу, находя в мече Асоки маленькое кольцо латунного цвета. Он с силой давит на него, разглаживая вмятину, пока не восстанавливает его круглую форму. — Учитель, — с упреком говорит Асока. — Продолжай! — она пытается, но безуспешно, прикрыть зевок маленькой ладошкой, и Энакин не может сдержать прилив нежности в его груди. Они знают друг друга всего несколько недель, но он уже полюбил ее дух, ее идеализм и ее сердце. — Хорошо-хорошо, — соглашается он. — Но еще немного, падаванам пора спать. Он ждет ее кивка, прежде чем продолжить: — Саролушка и принц обмениваются так знаками еще несколько минут, но сарлакк ничего не ела с тех пор, как наткнулась на тех путешественников, поэтому она прощается с прекрасным принцем и покидает Бестин. Она не понимает, что он просит ее остаться или что он пытается последовать за ней, когда уходит, прежде чем его останавливает другой гость. Вместо этого она направляется обратно к своему логову, — Асока снова зевает, устраиваясь поближе к нему. — По пути она встречает нескольких вомп-крыс и даже пару обезьяноподобных ящериц, но она растущий сарлакк, и ее это не устраивает. Кроме того, ее мысли постоянно возвращаются к принцу и к тому, как ей понравились вибрации его акцента. Той ночью и принц, и принцесса-сарлакк смотрят в дали пустыни, думая о своей потерянной любви. Клоны все еще стараются не ржать в голос, но на его плече Асока почти спит. Энакин улыбается при виде этого зрелища, Силой собирая световой меч, все еще плавающий в пространстве перед ним. — Ложись спать, Шпилечка, — бормочет он, сжимая ее плечо, пока она не просыпается, и отдавая ей обратно световой меч. — Завтра долгий день. — Спокойной ночи, учитель, — сонно отвечает она, направляясь в свою палатку, и Энакин встает, разминая затекшие конечности. — Эта история все еще так же очаровательна, как и на прошлой неделе, — сухо комментирует Оби-Ван. Энакин ярко улыбается ему, переплетая их пальцы и позволяя затащить себя в палатку, которую они делят: — Не хватает духу слушать татуинские сказки, учитель? Асоке, кажется, они нравятся. Оби-Ван притягивает его ближе, обнимая: — Учитывая, что я могу выдержать худшее, что может предложить Татуин, — он подчеркнуто сжимает плечо Энакина, намекая, — думаю, духу хватает. — Если ты думаешь, что я — худшее, что может предложить Татуин… — Это не так, — ровно упрекает его Оби-Ван, — но я знаю, что ты пережил худшее, что может предложить Татуин, — он подчеркивает свои слова поцелуем в скулу Энакина, голубизна его глаз поразительно ярка в свете ламп. Энакину удается улыбнуться сквозь ком в горле: — Значит, ты не хочешь услышать конец истории? Смена темы слишком резкая, но Оби-Ван позволяет ему выйти сухим из воды. Он снимает верхнюю тунику, готовясь ко сну: — Дай угадаю: сардурнушка— — Саролушка, — поправляет Энакин, и Оби-Ван хмуро смотрит на него. — Саролушка. — Возвращается домой к своей матери… У сарлакков есть матери? И очень кстати рыжему бородатому принцу удается последовать за ней, после чего сарлакк-старший тут же съедает его. Я прав? — заканчивает Оби-Ван. Энакин не может удержаться от смеха над раздраженным взглядом, которым он его одаривает. Внезапно почувствовав себя намного легче, он говорит: — На самом деле, ты прав. Но поскольку никто не знает, живут сарлакки со своими матерями или нет — люди, как правило, не знакомы с ними достаточно близко, чтобы узнать: сарлакк решает, что еда важнее любви. Рыжего бородатого принца с акцентом из Центральных миров съедает сама Саролушка. — Ну еще бы, — ворчит Оби-Ван, скрещивая руки на груди, когда Энакин отходит, чтобы снять свою тунику. — По крайней мере, ты сделал его красивым. Будет ли в следующей истории для Асоки такой же симпатичный незадачливый авантюрист, одетый явно не в джедайскую мантию, который умирает, захлебнувшись слюной? — Я подумаю, — бормочет Энакин, придвигаясь ближе, пока их носы не соприкасаются. — Ты планируешь флиртовать еще с кем-нибудь из Сепов? — Только чтобы спасти твою жизнь, — шепчет Оби-Ван ему в губы. Энакин ничего не может с собой поделать: он наклоняет голову в безмолвной мольбе. Оби-Ван подается к нему, и Энакин теряется в ощущении твердости тела, прижатого к нему. — Тогда да, — выдыхает он, — следующая история будет абсолютно… — он останавливается. — Какая еще следующая история? Настала очередь Оби-Вана улыбаться ему, с оттенком той безжалостности, от которой у Энакина всегда перехватывает дыхание: — Серьезно, дорогой, ты же не думаешь, что Асока так легко забудет? Абсолютно точно нет, когда ты уже распланировал мою вымышленную смерть. Кроме того, клоны ловили каждое твое слово. Я уверен, ты их не подведешь. — У меня не так много красивых историй о жителях Центральных миров, — возражает Энакин, — и я бы сделал их ужасными, но, что ж… Оби-Ван хитро улыбается ему: — Я польщен, дорогой, — отвечает он и приземляется на их спальный мешок, притягивая Энакина к себе. Энакин сворачивается калачиком, наслаждаясь теплом тела Оби-Вана, лежащего рядом с ним, и комфортом, который его учитель излучает в Силе. Закрыв глаза, он чувствует губы на своих волосах, когда Оби-Ван накрывает их обоих одеялом. Энакин хмыкает: — Если ты продолжишь так влиять на меня, мне придется превратить следующего злодея обратно в тойдарианца. — Ты мог бы рассказать совсем другую историю, — предлагает Оби-Ван, приподнимая его подбородок одной рукой, чтобы нежно поцеловать в губы. — Мне всегда нравилась история о двух джедаях на Карнелионе IV— — Та, где учитель спрашивает падавана, пойдет ли он своим путем в одиночку? — бормочет Энакин, соприкасаясь лбами. — Та, где ты сказал мне, что пройдешь его как джедай, если я покажу его тебе, — шепчет в ответ Оби-Ван. Энакин находит свою руку под одеялом, переплетая их пальцы в отголоске их связи в Силе. — Мой ответ все тот же. Глаза Оби-Вана теплеют в тусклом свете лампы: — Я всегда буду идти твоим путем вместе с тобой, мой падаван, — признается он. — Даже через сарлакков и им подобных.