***
Если Эсмеральда полагала, что архидьякон отстал от капитана, то здесь она ошибалась. Единственное, на что был согласен Клод Фролло, так это оставить Фебу его жалкую жизнь. Первым делом архидьякон возобновил ежедневные визиты к Флёр-де-Лис. Мадам де Шатопер готовилась стать матерью, она с горячей благодарностью восприняла появление архидьякона. Феб избегал священника, блестящий офицер пребывал в задумчивости, что не было для него свойственно. И всё же он не мог решить, знает ли архидьякон о шалостях капитана или нет. Держался Клод спокойно, при случайных встречах не испепелял Феба взглядом, не бросал зловещих намёков и вообще держал себя холодновато, хотя и доброжелательно, как во времена дела Мариэтты ла Жослен. Но капитан обладал прекрасным нюхом на опасность, пропажа цыганки с улицы Тиршап только утвердила его в подозрениях. От греха подальше красавец-офицер старался избегать встреч с мрачным архидьяконом и язык держал за зубами. Узнав, что один из его сержантов любил потрепать языком на его счёт, Феб провёл с ним настолько крутую беседу, что малый зарёкся сплетничать. Клод Фролло под маской холодной отчуждённости прятал ярость униженного влюблённого. Оказалось не так уж сложно внушить восприимчивой мадам Шатопер мысль, что супруг её не заслуживает доверия. Сомнения упали на благодатную почву, поскольку и сама Флёр-де-Лис была убеждена, что вышла замуж за ходячее несчастье. Множество мелких недоразумений, из которых складывается брак, дополнялись несколькими крупными промахами красавца Феба. Первым была его связь с некой цыганкой, об этом мадам поведал доверенный слуга, который проследил за господином. Вторая оплошность — это продажа драгоценностей Флёр-де-Лис и части золотой посуды. Когда всё вскрылось, капитан рвал и метал, обвиняя всех вокруг, чтобы унять его, она выгнала лакея, которому втайне передала денег на пропитание. Добавьте к этому постоянные попойки, выклянчивание денег и бесконечные измены. Последнее особенно тревожило, Флёр-де-Лис опасалась, что он мог принести из грязного притона какую-нибудь дурную хворь на брачное ложе. Поэтому слова Клода стали последней каплей. Флёр-де-Лис пригласила на обед супругу прево Парижа Робера д’Эстутвиля, госпожа Амбруаза явилась в сопровождении незамужней дочери и воспитанницы. Девушки вели себя скромно, чего не скажешь об их опекунше. Мадам выражала бесконечное восхищение вкусу супруги капитана, надолго задерживалась у дрессуаров, рассматривая выставленную посуду, трогала богатые гобелены и с удовольствием опустила свой массивный зад на мягкую подушечку, что лежала на кресле. Флёр-де-Лис была сама любезность, приятная беседа о женских немочах дополнилась прекрасным обильным обедом. У мадам д’Эстутвиль глаза разбежались от множества паштетов, дышащего шафранным благоуханием жаркого из каплунов, от рыб больших и мелких, запечённых и сдобренных перцем. В конце обеда вошли приглашённые музыканты, лютнист играл, а его товарищ пел высоким и чистым голосом, исторгая из глаз чувствительных дам прозрачные слёзы. Мадам была впечатлена, не меньше, чем угощение, ей понравилось деликатное обращение госпожи де Шатопер и её мягкие жалобы на непутёвого супруга. Амбруаза д’Эстутвиль, сама супруга военного человека, прекрасно понимала о чём намеками, так, чтобы не поняли девочки, говорила прекрасная жена капитана. На прощанье Флёр-де-Лис подарила мадам д’Эстутвиль прекрасный серебряный кувшин с крышкой в виде дикого человека, обе девушки получили на память по превосходно вышитым чехлам для подушек, они были в полном восторге. С этого вечера обе девочки стали приходить к Флёр-де-Лис обучаться вышиванию и тонким манерам. А капитан де Шатопер был отправлен в гарнизон ближе к Реймсу. Признаться по чести, Феб был даже рад такому положению дел, они объяснились с Флёр-де-Лис и ему дали твёрдо понять, что он не увидит ничего сверх обговоренной скромной суммы в месяц, но зато получал известную свободу. Что же, капитанского жалования плюс этих денег хватит на славное безбедное жильё, а так он окажется сразу подальше и от постылой жены, и от тревожащего архидьякона. Клод Фролло благословил отъезд капитана, архидьякон выстроил свою цепь событий, которые должны были привести к печальному итогу для Феба де Шатопера. Когда ты архидьякон, который в состоянии заплатить нужным людям, даже самые сложные дела можно провернуть с относительно лёгкостью. Но пока архидьякон не предпринимал крайних мер, он ждал удачного момента. Пока основной заботой была Эсмеральда.***
В отличие от Флёр-де-Лис, беременность цыганки протекала легко, она много спала и ела, с каждым днём её красота только расцветала. К священнику она относилась без видимой неприязни, позволяла осматривать себя и послушно принимала укрепляющие порошки. Клода беспокоило, что беременность пришлась на болезнь, он даже имел беседу с монахинями из Отель-Дьё и с парой почтенных повитух. Все, ссылаясь на свою практику, говорили о том, что если вынашивание приходилось на болезнь, то дети рождались хилые и, как правило, долго не жили. Он знал о риске, но говорить об этом Эсмеральде не стал. Архидьякона в сложившейся ситуации волновало не благополучие капитанского бастарда, а то, как молодая и порывистая женщина могла отреагировать на утрату ребёнка. Клода бросало в холод от одной мысли, что она уже на полном серьёзе вознамерится оставить его. Но пока все делали вид, что всё в порядке.***
20 марта мадам де Шатопер разрешилась от бремени прелестной здоровенькой девочкой. Феб уже отбыл из Парижа, да он и не особо беспокоился, супруга его вполне могла сама о себе позаботиться. Не учёл он того, что роды дались мадам тяжело, опытной повитухе и её помощнице с большим трудом удалось помочь девочке появиться на свет. Несколько дней мадам де Шатопер пролежала в забытьи, дворецкий уже думал отправить Фебу второе письмо, первое извещало капитана о рождении дочери с просьбой приехать как можно скорее ввиду опасного положения его супруги. Но жизнь взяла своё, Флёр-де-Лис пошла на поправку, не последнюю роль сыграли здесь порошки и травяные сборы, которыми по настоянию архидьякона поили его духовную дочь. Когда мать вполне окрепла, были устроены пышные крестины, на которых присутствовали многочисленные знакомые семейства Гонделорье-Шатопер. Клод отказался проводить крещение, но согласился присутствовать на торжестве. Крёстной матерью стала Амбруаза д`Эстутвиль, крёстным отцом — один из бывших сослуживцев Феба, лейтенант Гийом де Транкиль. Если к личности крёстной матери вопросов не возникало, то выбор крёстным отцом человека пусть и знатного, но почти нищего и не занимающего высоких должностей, произвёл на присутствующих неприятное впечатление. Впрочем, очень быстро между собравшимися распространился слух, что на кандидатуре лейтенанта настоял в письме сам капитан Феб. Счастливый отец, естественно, не смог присутствовать, крещение дочери — это не такое важное событие, чтобы ради него оставлять службу. Выйдя из собора, Флёр-де-Лис и её гости щедрой рукой раздавали милостыню. Клода словно ножом по сердцу полоснуло, когда он увидел среди опустившихся бродяг своего младшего брата. Жеан, одетый в невозможной пестроты лохмотья, с наглой ухмылкой наблюдал за секундным замешательством старшего брата. Он ловко ловил бросаемые серебряные монеты и отвешивал господам изящные поклоны. Дамам приглянулся прелестный бродяжка. Как жаль, что такая почти ангельская красота досталась оборванцу! Жеан сверкал белыми зубами и стягивал засаленную шапочку всякий раз, как получал милостыню, его светлые волосы, даже будучи засаленными и грязными, всё равно трогательно вились. Клод решительно шагнул к нему, но бесёнок, в очередной раз низко поклонившись, упруго, как пружина, подпрыгнул и бросился бегом прочь от собора. Архидьякону не хватило мужества окликнуть его, Флёр-де-Лис наблюдала за ним проницательным умным взглядом. Но, чтобы остальные не обратили внимание на поведение священника, она сделала знал кормилице и вместе с дочерью направилась через площадь к дому, гости последовали за ними. Клод остался стоять на паперти, он ещё несколько мгновений смотрел в ту сторону, куда сбежал младший брат. Боль и раскаяние затопили его душу, он собственными руками загубил своего единственного брата. Жеан был тонкой ниточкой, которая связывала сурового архидьякона с его умершими родителями, и сейчас эта нить оборвалась. Архидьякон вернулся в собор, запах растопленного воска и ладана его успокаивал. Он бы хотел всё исправить с Жеаном, но не знал, как. Юноша избегал его, на все попытки вызвать того на разговор не реагировал или, как сегодня, просто давал дёру. Интересно, как он жил? Судя по всему, совсем опустился, возможно, промышлял воровством или того хуже — перерезал в тёмных переулках глотки. Весёлый и беззаботный, прелестный, как херувим — в Жеане угадывалась их семейная непримиримость, только вот у Клода со временем она несколько притупилась, а у его младшего брата, напротив, была чрезвычайно сильна. Во время застолья Флёр-де-Лис, играя роль радушной хозяйки и одаривая всех улыбками, не могла не смотреть с надеждой на дверь, но он не появлялся. Она знала, кем был тот красивый юноша и кем он приходился архидьякону. Уже полгода через доверенных слуг мадам де Шатопер собирала сведения о Клоде Фролло. Ей было известно про красотку-цыганку и про то, что её собственный супруг захаживал к этой девке с известными целями. Узнав об этом, Флёр-де-Лис испытала приступ дикой ревности, подобной которой никогда не испытывала прежде. Она смирилась с неверностью супруга, но почему-то от мысли, что и Феб, и Клод пали жертвой одной и той же женщины, ей становилось особенно тошно. Рассматривая себя в зеркале, даже будучи беременной и неповоротливой, Флёр-де-Лис не могла обнаружить много изъянов: чистая кожа, высокий гладкий лоб, правильные черты лица и выразительные голубые глаза. Даже сейчас, на этом празднике по случаю крещения дочери, она ловила на себе восхищённые мужские взгляды. Почему же двое мужчин, которые были дороги ей, этого не замечали? Отослав Феба, она немного успокоилась, меньше всего Флёр-де-Лис желала, чтобы архидьякон, узнав об измене, обрушил свой гнев на её глупого мужа. Сегодня мадам де Шатопер узнала о ещё одной боли Клода, она подумает, как можно это обыграть. Пока же, радушно принимая гостей, она являла собой образец счастливой матери и добродетельной жены. Несколько мамаш уже подошло к ней с просьбой взять в небольшой кружок по вышиванию их дочерей, Флёр-де-Лис с готовностью отвечала согласием. Ей всегда нравилась женская компания, к тому же ей было, чему научить дочерей благородных фамилий. Пир удался на славу, перемены блюд следовали одна за другой, пели приглашённые музыканты и допоздна длилось веселье. Где-то в глубине дома, туго спелёнутая в свивальник, мирно спала Алоиза де Шатопер, неизвестно, будет ли рад капитан тому, что имя его почившей тёщи вновь возникло на семейном древе, но таково было желание Флёр-де-Лис.***
Эсмеральда узнала о рождении у капитана дочери от верной Мари, цыганка обрадовалась. Значит, не смогла эта бледная немочь родить сына! А она сможет, у неё будет мальчик, такой же красивый и сильный, как его отец, с такими же прекрасными синими глазами! Талия уже округлилась и Эсмеральда время от времени, словно не веря себе, поглаживала налитой живот. Она родит героя, того, кто будет любить её всем сердцем! И Эсмеральда на всё пойдёт ради его благополучия. Священник не сильно докучал ей, после того примирительного раза она больше позволяла себя касаться, а он не настаивал. Первое время девушка всё ожидала какого-то подвоха от вредного попа, но тот вёл себя мирно, даже Мари не выгнал. Отъезд капитана Эсмеральда восприняла с облегчением, пусть будет подальше от Парижа, чтобы этот колдун не смог ему навредить. Несмотря на жестокость Феба, она продолжала его любить и желала ему только добра. С некоторых пор её посещали мысли, что узнай Феб о том, что него родился сын, он мог бы вернуться за ними. В глубине души она понимала несбыточность таких мечтаний, но что ей ещё оставалось? Священник часто оставался на ночь, вот только спал он в соседней комнате, куда Эсмеральда не имела желания входить. Он каждый раз осматривал её, считал пульс и с лицом, на котором читалась забота, говорил, что следовало делать. Эсмеральда велела Мари выбрасывать те порошки, что он оставлял, в ней жила убеждённость, что поп может навредить ребёнку. Нет уж! Чувствовала она себя хорошо и во всяких мутных настоях не нуждалась! Девушка стала требовать больше денег на содержание дома и стол, священник молча выдавал ей их. Эсмеральда копила, если после рождения малыша ей не понравится, как себя будет вести поп, то она просто уйдёт вместе с ребёнком и Мари. Тут главное создать приличный запас. В целом священник уже не пугал её, Эсмеральда открыла, какой на самом деле властью обладает над ним, если он смог смириться с изменой, причём далось ему это с удивительной лёгкостью, то и на многое другое смог бы закрывать глаза. Ему повезло, что у неё такое доброе сердце.