Не его сестра

      — Стерва! — рвёт и мечет молодой человек, пытаясь догнать убегающую от него на второй этаж элитной виллы девчонку в жёлто-чёрной форме школы исполнительных искусств.       Чёрная макушка скрывается за дверью и слышится как защёлкивается замок. Дрянь ещё и издевается!       — Немедленно открой! — барабанит мужчина в дверь. — Иначе…       Договорить не успевает, слышит звонкий издевательский смех.       — Иначе что, оппа? — чертовке явно весело. — Выломаешь дверь, отшлёпаешь? Как же страшно! — нагоняет нотки притворного ужаса. — Господину Ким очень будет интересна причина вызова на наш адрес, — и, чёрт возьми, эта дрянь не шутит. Она уже в открытую угрожает.       Кулак замирает в считанных сантиметрах от деревянной поверхности двери, ведущей в её спальню. Юнги часто дышит, пытаясь унять гнев, но тот не уходит. Такое просто нельзя простить! Дрянь всякую грань потеряла, черту переступила, всё уничтожила.       — Молись, чтобы в Облаке всё сохранилось!       — Ой, как будто ещё не наклепаешь, — кричат ему из-за двери.       «Нет, сука!» — рычит в никуда, в закрытую дверь.       — Вы чего шумите? — появляется заспанное чудо — маленький мальчик с взъерошенными чёрными волосами, потирает свои глазки и смотрит на чересчур злого старшего брата. — Нуна снова провинилась? — ребёнок хлопает большими глазами цвета тёмного янтаря, доставшимися ему от его матери, и внимательно следит за хёном. В данный момент только ему по силам отвадить Юнги от греха.       — Провинилась — не то слово… — вздыхает отчаянно старший брат, в последний раз ударяя по двери. — Видеть её больше не хочу! — рявкает он, но язык прикусывает, чтобы ещё что-то с него не сорвалось.       Юнги при младшем старается держать себя в руках, как бы Пак Миён его не бесила. Мин Ёнги всего шесть лет, он многое не понимает, так кажется мужчине, но на самом деле шестилетнее дитя замечает куда больше, но молчит, потому что знает, что Юнги ему не поверит.       Юнги провожает брата в его комнату, укладывает обратно в кровать и, выключая основной свет, оставляет гореть только ночник. Ёнги боится темноты, ведь под его кроватью до сих пор «живёт злой дух кумихо»…       Юнги двадцать семь, а на его плечах уже пять лет как два ребёнка. Сводная сестра — стерва Миён и кровный брат — очаровашка Ёнги. Последнему простить можно любую шалость, а «шалости» первой уже перешли за границу всякого терпения. У Юнги его уже просто-напросто нет. Семь лет назад его отец женился на матери Миён — добрейшей души женщина была, даже Юнги, с его-то взбалмошным порой характером, а в то время тот ещё «подарочек» он был, её принял и проникся её мягкостью. Миён отца лишилась рано, поэтому господин Мин с готовностью принял эту роль на себя и всячески её баловал, подчёркивая при этом, что мечтал когда-то и о дочери. Но первая жена — мать Юнги — влюбилась в какого-то придурка-экстремала, развелась, а через три года после того, как оставила Юнги с отцом, пропала где-то в горах. Отца те отношения ранили сильно и очень долгое время он был чуть ли не отшельником, полностью сосредоточенным на работе. А Юнги слишком похож на мать внешне, чтобы родитель мог его долго выносить подле себя. Школа-интернат для мальчиков — чудесное там образование, а главное ребёнок дома не мешал. Благодарен ли Юнги отцу? И да, и нет. Он рано стал самостоятельным, но рос брошенным и оттого холодным, практически безжалостным, ко всем. С Миён у них десять лет разницы. И вот он, взрослый по сути парень, должен был мириться с тем, что родной отец начал любить ребёнка, который ему вообще никто, больше чем его — родного сына. У Миён было всё, чего бы та не пожелала. Даже её мать часто одёргивала мужа от тех излишеств, которыми тот одаривал чужую дочь. Но Юнги уже жил отдельно тогда, учился в универе и зарабатывал сам. В ином случае, он бы слюной ревности подавился, и ненависть к Миён стала бы безграничной.       Отец был счастлив… А когда родители, тогда Юнги уже робко называл женщину «мамой», узнали о пополнении, то вообще расцвёл. Мин Ёнги родился крепким малышом, а Юнги получил брата, с которым у него разница в двадцать один год. Миён не очень была рада появлению младшего в семье. Девчонке одиннадцать лет и ей казалось, что не она теперь центр их вселенной. Юнги лишь фыркнул тогда. Её страхи наигранные и не оправданные.       Всё шло хорошо, а потом отцу присудили музыкальную премию, получать которую он отправился вместе с матерью. Но тем вечером домой они уже не вернулись. Все родичи говорили Юнги отправить девчонку в детский дом. Это Ёнги их по крови, о нём, само-собой, молодой парень, как его старший брат, должен позаботиться. Сразу было понятно, что старшим не так была интересна забота о малыше, как деньги, которые отец им оставил. Помощь никто не предлагал, только тётя, но и её основная жизнь проходила в Штатах. Пак Миён же — никто. И раз у девчонки нет родни, которая могла бы её забрать к себе, то дорога ей одна. И, может быть, они были в чём-то правы. Но тогда Юнги просто не смог этого сделать. Тем более она не чужая — старшая сестра Мин Ёнги и в детском доме? Да призраки умерших его и на том свете бы достали. Он забрал брата и сестру в Сеул, где у него была работа и он честно пытался. Но крышу Миён рвёт с четырнадцати лет. Ей уже семнадцать, и это пубертатное состояние, кажется, не кончится никогда.       В средней школе она мало того, что училась плохо, так ещё и была трудным подростком. Пакостила, обзывалась, бухала и курила — всё это было. Учителя требовали настоящего опекуна, а он кто? Шутка, что ли? Но вот так случилось, что кроме него у Миён никого нет, и ему решать её проблемы, которые та создавала себе сама. Ох, как ему было каждый раз неловко общаться со старшим поколением, чьих детей та задевала. Они говорили с ним свысока, упрекали его. Конечно, кто же виноват, что такая невоспитанная мерзавка растёт? Родителей нет, а чему старший брат научить может? Каждый раз язык прикусывал, кивал, соглашаясь и долю личного унижения получал. Со скрипом им всё-таки удалось закончить среднюю школу. Именно им, потому что без него девчонка оказалась бы в таком дерьме, что вовек бы никаких школьных стен не видела больше. А старшую он уже выбирал из частных, отталкиваясь от предпочтений Миён. Единственное, что та любит и чем серьёзно увлекается — это танцы. А где, как не в Сеульской школе исполнительных искусств детей будут нагружать тем, что им интересно? Тем более: «Мы богаты, можем позволить!», было началом её длинной речи о том, что нужно выбрать именно эту, и Юнги не даёт ей развиваться. Он согласился отправить её в SOPA, а она обещала быть паинькой. Что ж, в школе она таковой была, его ни разу не вызывали вне родительских собраний, а вот дома — Ад.       Сегодня Миён превзошла себя. Юнги не дал ей денег на карманные расходы утром, ибо надоело. А то он не знает, что все выданные ей воны сливались на сигареты и алкоголь. Каким-то невообразимым чудом той всегда удавалось эти вредности для взрослых раздобыть. И он решил, что если ей нужно — пусть идёт работать. Он в её возрасте уже не клянчил деньги на свои мелкие нужды у отца. И Миён это задело, так задело, что вернувшись с деловой встречи перед Юнги предстали последствия тотального разрушения руками девушки его кабинета-студии. Всё оборудование, все электронные и бумажные носители с инструментами… Всё уничтожено. И если с Облака ещё что-то можно было достать и спасти, то иное восстановлению не подлежит.       Юнги опускается на пол среди разгрома и обхватывает колени руками — вот за что она с ним так? Или она думает, что по щелчку пальца он сочиняет текст и музыку? Мин Юнги музыкальный продюсер, композитор и автор текстов, работает со многими известными артистами. И не просто так он востребован. Свой успех он получил сам, без помощи и славы отца, который так же занимался музыкой. Юнги сочиняет короткие треки и небольшие синглы, но подходит к этому со всей свойственной ему скрупулёзностью, а отец делал шедевры для больших экранов, мюзиклов и у него в распоряжении был целый симфонический оркестр. У Юнги же программы, биты и его одиночество. Юнги не так велик, но пытается.       Все пять лет он только и делает, что пытается.

***

      Ёнги сегодня с тётей, та прилетела из Штатов и выпросила себе племянника на два дня. «И тебе отдохнуть нужно», — весомый довод, чтобы согласиться. К тому же женщина ответственная и братик её любит. И даже утром Миён осчастливила — ночует у одноклассницы. «Да катись хоть в Ад, лишь бы не было тебя», — думает про себя Мин, всё ещё не простивший и не забывший. В общем, дом полностью в его распоряжении, а таким счастьем грех не пользоваться — будет отсыпаться и ходить, как ему хочется, то есть без футболки.       С личной жизнью у Юнги полнейший крах. Первые серьёзные отношения закончились плохо, девушка его бросила сразу после похорон родителей — ей, видите ли, не нужен парень, у которого ребёнок. Да и в последующем с другими не клеилось: само существование Ёнги отпугивало, а уж Миён только гвоздь в гроб забивала тем отношениям, которые стойкими оказывались. В общем, о чём-то постоянном Юнги и не задумывался после третьей попытки. Ныне всё сводилось лишь к одной ночи без всяких обязательств. Цепляешь на вечеринке, трахаешь либо там же, либо в отеле или у девушки дома, и всё — было хорошо, но дальше: «Милая, тебе это не нужно». Да и себя от осточертевшего удивления: «У тебя есть сын?!», избавлял. Ещё и Миён масла подлить любила тем, что она мать и «Вообще-то, дамочка, Юнги женат». В общем, ближайшие лет десять ему и пытаться не стоит. Ёнги вырастит и тогда, может быть…       Телефонный звонок отвлекает от планирования вечера: между выбором просмотра порнухи или видео с котиками приходиться выбрать встречу с помощником одного айдола. Но ехать никуда не хочется, поэтому Юнги называет свой домашний адрес. Сегодня можно порешать вопросы и дома, не таща свой зад никуда. Да и время позднее, ещё и дождь обещали, а он после несчастного случая с родителями избегает всего, что касается «за руль» и «дождь». Мин думал, что явится мужчина, но через тридцать минут после звонка у его порога стоит миловидная барышня. Рыжеватые волосы и круглые очки — отличница учёбы, но в обтягивающих джинсах. В ней ему нравится всё, кроме цвета волос. Он предпочитает натуральных девушек, даже легкое окрашивание неприемлемо. Оттого с Миён были вечные скандалы. Закончит школу, свалит от него в закат и пусть хоть радугу на себя выльет, но никаких изменений с волосами, кроме стрижек, пока она живёт в этом доме. И почему он вспоминает о ней? Может быть, потому что эта курица не щипанная ещё не ответила на сообщение и не прислала фото-подтверждение, что у одноклассницы? Включила вредность, а он, волей-неволей, но нервничает, потому что не знает, где та в данную минуту находится. Мог бы забить, но опекуном он старается быть ответственным, как бы Миён не пыталась его выставить каким-то озабоченным извращенцем перед Ким Намджуном — полицейским, живущим через четыре дома от них. Намджун, к слову, все слова девушки воспринимает серьёзно и глаз с Юнги не сводит. Рыцарь в форме мчится на каждый её писк в сторону Мина. Является ли Юнги в глазах полицейского тем, кто пускает слюну и дрочит на свою сестру или нет, Юнги так и не разгадал, но «господин Ким» из уст Миён очень остужает всякий порыв любых жёстких мер в её сторону. Полицейский и Ёнги, можно сказать, гаранты целостности задницы Пак, а по мягкому месту девушки ремень чуть ли не плачет. И ведь выломай он тогда дверь, та бы непременно учудила «звонок другу» и наплела бы такого, что оправдаться было бы сложно. И чего бы добилась? Даже лишний раз гадать не хотелось, что эта девчонка может сотворить своим словом и как уничтожить чисто из вредности их семью.       — Господин Мин, вы слушаете? — окликает его помощница.       — Да, продолжайте… — а что она там говорила он, конечно же, прослушал. — Может быть, кофе или чего-то покрепче? — всего лишь спрашивает он, а девушка на диване уже что-то заалела. Проступивший румянец на её щеках подсказывает, что рыжая как-то не так восприняла его вопрос.       Трахнуть её, впрочем, он не против, даже несмотря на её волосы. Фигура, что надо, но не дома… Пятилетнее «отцовство» даёт о себе знать. Да и отвык он на своей территории. Неправильно заниматься сексом дома с той, кто только похоть вызывает.       — Кофе, — соглашается та, а в глазах за прозрачными линзами очков так и читается, что можно что-то и покрепче. Вино, к примеру. Но не озвученные заказы в этом доме не принимаются.       Юнги уходит делать кофе, а помощница айдола остаётся одна в его кабинете. Где-то спустя пять минут Мин слышит шум и крики. Тут же несётся в кабинет, чтобы, вбегая, застать картину того, как Миён, явно нетрезвая, пытается вырвать крашенные волосы гостье.       — Айщ, вот же! — лупит отчаянно защищающуюся девушку Пак Миён. — Шлюху привёл! Стоило мне за порог выйти, как припёрлась!       — Миён! — оттаскивает Юнги ту от помощницы. — Сбрендила?! — а у сводной сестры глаза горят, всё хочет начатое закончить и лишить волос рыженькую. — Твою мать! — рычит он и даёт бешеной дуре пощёчину.       Старшеклассница замирает и так смотрит на него странно, будто её только что предали. Но через секунду вновь вопить начинает, только руки не распускает. Ругает и его, и гостью. Ничего иного не остаётся, как сопроводить из дома с огромнейшими извинениями помощницу айдола, пообещать встречу на нейтральной территории и закончить все дела в иной день. А та в шоке и не понятно — будет ли дальнейшее сотрудничество или: «Ну вас нахер, Мин Юнги!».       — Заткнись, ёбнутая! — возвращается в дом, после того как усадил испытавшую колоссальный стресс девушку в такси. — Где набухалась?! — смотрит внимательно и сдерживается из последних сил, чтобы не прибить её.       — Ой, да какая разница. Где смогла, там уже всё равно нет! И не надо лекций! — вскидывает голову гордо, типа уж кто-кто, а сам не лучше был в её годы. И какое у неё представление о нём? Бывало, конечно, всякое, но он не портил родичам их встречи и не прерывал рабочие моменты.       — О нет, время лекций прошло! — хватает он её грубо и к столу отшвыривает. Миён руками упирается в поверхность твёрдую, но еще не подозревает, что тот задумал. Смеётся лишь, но замолкает, когда он ремень из шлёвок на брюках достаёт.       — У меня терпение кончилось! Деловую встречу мне запорола! — чёрную юбку школьной формы задирает и обрывает её протест звонким ударом кожаного ремня по оголённой заднице, вместо этого по помещению раздаётся болезненный вскрик.       — Юнги! — визжит, но он за загривок её грубо хватает и сильнее к столу прижимает, чтобы меньше рыпалась, потому что он только начал. Одним ударом Миён не отделается. — Оппа! — ревёт, вырывается, ногами пытается дрыгать, но нет — никакой пощады.       — Что тебе надо, дрянь?! — сокрушается он с каждым новым ударом. — Почему не можешь быть нормальной? Не создавать проблем, быть хорошей девочкой! Всё у тебя есть! У некоторых нет и половины того, что имеешь ты! Неблагодарная! Где бы ты была, если бы не я? И где хотя бы капля уважения? Где?! Я жертвую собой, чтобы всё было у нас. У Ёнги и тебя! А что я получаю в ответ? Одни лишь проблемы, уничтожение моей работы, которая нас кормит! Тебя в центр содержания трудных подростков нужно, а не уютный дом и сытая жизнь!       — Оппа, пожалуйста, отпусти… — плачет она, а он не отпустит.       — Ответь мне! — вновь замахивается и опускает ремень на уже красную кожу. В глазах Мина пелена, ему необходимо выплеснуть, что внутри него из-за неё живёт.       — Твоей любви! — хнычет в стол, заваленный новыми бумагами, тихо скулит, а рука Юнги зависает в воздухе. Миён тут же использует его заминку, чтобы вырваться. — Всего лишь, чтобы ты любил меня! — встаёт перед ним, утирает слёзы, но не получая ответа срывается к себе в комнату.       Всю ночь проплачет, а Юнги так и не покинет кабинета. Любви? Разве он не любит её? Даже выпитая до дна полная бутылка виски не даст ему ответа на этот странный вопрос, который внутри него поселился.

***

      Утро у парня тяжёлое: голова его проклинает и общее состояние оставляет желать лучшего. Всё-таки нужно было ограничиться парой бокалов, а не лакать прямо из горла всю бутылку целиком. Но Миён… Так руку на неё он никогда не поднимал. Он вообще старается заниматься её воспитанием без рукоприкладства, в его сознании это является недопустимым поведением. Чаще он орёт на неё, бьёт где-то рядом — в стену кулаком, по мебельной поверхности ладонью или о дверной косяк рукой. Что тоже было верхом несдержанности, но иначе никак — Пак буквально выплёскивала из него агрессию в свою сторону. Юнги не знает, как можно вообще сдерживаться, с её-то поведением и ангел психанёт, а он таковым в принципе не является. И вот накануне всё накопившееся внутри вышло из-под его контроля.       «Всего лишь, чтобы ты любил меня!» — всплывают в похмельной голове её слова. Это из-за нехватки любви он сидит как на пороховой бочке ежедневно, не зная, что та ещё выкинет. Ему казалось, что он достаточно внимания уделяет ей — у неё всё есть, что ещё нужно? Если она про родительскую любовь, то этого он ей дать не может. После похорон он ей об этом говорил: ни мать, ни отца, который её полюбил как свою, он заменить не сможет. Но он не считает её чужой, хотя очень хотел бы, чтобы её не было в его жизни. Юнги не создан для нервотрёпки, которой его подвергает девушка. Он в разы был бы лучше, если бы не она. А так каждое его утро начинается с вопроса о том, что же та сегодня выкинет?       После вчерашнего ответит жёстко. Чует его задница, ведь её пострадала из-за его руки. Она не простит такое. Но удивительным было то, что Миён встречает его с улыбкой на лице и кружку кофе перед ним ставит. Даже желает доброго утра. Ну совсем подозрительно. «Где-то за дверью прячется Ким Намджун?» — не мог же его ремень вчера сотворить чудо и подменить за эту ночь девушку. Собственно, отходя от стола она демонстрирует ему свои оголённые ноги в коротких шортах-трусиках — иначе этот предмет одежды не назвать. Даже длинная майка не спасает положения.       — По дому, чтобы в этом не ходила! — практически гавкает на неё вместо ответных пожеланий хорошего начала дня.       — Ну, папочка, ты должен видеть, что вчера натворил, — дьявол с ангельским лицом улыбается и поворачивается к нему спиной. — Ах, хорошо, что сегодня выходной, в противном случае я не знаю, как объяснила бы это в школе… Преподаватели очень участливые люди…       Сильно он её… Полосы-синяки на ягодицах неприятная картина. Но и щеголять так по дому ей не стоит. Он не сводная старшая сестра, а брат и мужчина.       — А тебя, случаем, такое не возбуждает? Что-то шевелится в штанах? — встаёт на цыпочки и как бы пытается разглядеть его пах через поверхность кухонного островка. — Тебе понравилось причинять мне боль?       Издевается? Игнорирует поток её бессмысленных вопросов и отпивает кофе из кружки, но тут же выплёвывает.       — Айщ! Гадина! — продолжает отплёвываться под её заливистый смех.       Кажется, в этом глотке был весь запас соли этого дома. Его итак коробит от выпитого накануне, так ещё и это. Рвотные позывы вынуждают Мина сбежать в срочном порядке с кухни, а Миён всё ещё смешно.       Никакого ей нового телефона на Рождество!

***

      Только спустя неделю девушка признаёт, что погорячилась и не нужно было так реагировать на присутствие посторонней в доме. Но вот от коротких шорт не отказывается — кожа, как утверждает малолетка, должна дышать. А ещё у них сосед новый. И её одноклассницы повадились к ним домой. Всем скопом приходят смотреть на Чон Чонгука через кованый забор, разделяющий их участки, и, между этим важным делом, тискать Ёнги. А тот и рад. Маленький самец.       Чонгук — картина маслом, но школьницы не должны на таких смотреть. Юнги не одобряет такое увлечение. Подтянутый и татуированный байкер с пирсингом везде, где только видно, и, наверное, где не видно, барабанщик в рок-группе — секс, наркотики и рок-н-ролл — всё это новенький их тихого района. По нему видно, что лишь бы кого трахнуть, кровь молодая так и бурлит.       «Айщ, продюсер, не боись, я ж не совсем долбанавт, чтобы со школьницами мутить», — как-то Юнги из отеческих соображений решил поговорить с соседом. Хотелось бы верить. Впрочем, Чонгук тихий, даже его репетиции не особо мешают, и тусовок, где спит, не устраивает, но вот девушки захаживают. Ещё и Юнги подмигивают каждый раз, когда он полуночником бродит по своему саду и дышит воздухом. Те всегда уходят под утро от этого секс-кролика. Ну не в приставку же они там всю ночь играют?       Чонгук подругам Миён быстро надоедает, те перестают к ним приходить, да и шипел на них работающий домосед Юнги так, что языки те себе все поприкусывали. Миён же еле одетой ходить по дому не перестаёт. Серьёзный, кажется, уже тысячный разговор о том, что так щеголять перед ним неприлично, воспринят средним пальцем, показанным в его сторону с предположением о том, что Мин Юнги всё-таки озабоченный, раз так цепляется к ней.

***

      Тяжело ли быть родителем подростка? Очень. Особенно если опекун молодой парень, а подопечная — чертовка, которая приходит под ночь, когда ответственный за неё под градусом и после вечеринки. Пак втирает Юнги что-то о парнях, усевшись сверху на бёдра в позе наездницы, ещё в рубашке с «чужого» плеча. Миён надела поверх своего тела его рубашку и елозит на Мине, да так, что аж плечо у девушки обнажилось, демонстрируя молочную кожу.       Юнги же, смотря на это всё, не очень понимает, что происходит. Что она говорит, на что жалуется. У него какой-то дикий, первобытный взгляд, который застилает дымка похоти. Потому что вдруг он понимает, что Миён выросла. Миён девушка. Миён ему вовсе не родная сестра. Миён можно…       — Да уйди ты! — скидывает её с себя, а сам сбегает в кабинет, запирая дверь.       Ему впервые приходит осознание вселенского пиздеца. Пак Миён не только на вынос его мозга и нервов покушается, но и на контроль его инстинктов. С того дня он пуще прежнего призывает её ходить по дому скромнее. Потому что контролировать себя, когда полуголая девица ходит по дому, становится всё труднее. И если не сдержится, то будет проклят. Собою, ею, их родителями. И как ему смотреть в глаза Ёнги? «Твой брат трахнул твою сестру. Пока лишь в голове». Мысленно членом выколачивает всю её дурь за те пять лет, которые она изводит его. И даже не сделав этого, он всё равно не может смотреть в глаза Ёнги. Потому что каждую ночь представляет, как она скачет на нём, как он сжимает её бедра, ласкает молодую грудь, как…       Даже секс с другими не может избавить его от мыслей о Миён. Вот так из-за одной ночи он помешался. Нахрен пропал. Пал ниже некуда.       Она присылает ему видео. Короткий момент, как её имеет их сосед Чон Чонгук. Сзади, по-животному. И короткая подпись: «Это мог быть ты, оппа». Он тут же кидается к соседскому дому, но их там нет. Миён солгала, сказав, что у них школьная экскурсия на Чеджудо. В одном не соврала — она действительно на острове, но не с классом, а с Чоном.       — Ты совсем, дрянь, больная?! — налетает на неё сразу, как только девушка порог дома переступает.       Юнги услышал соседский байк и тут же отправил Ёнги в свою комнату, нацепив наушники на мелкого с разрешением того, что тот может хоть обсмотреться своими любимыми мультиками.       — Не нуди, оппа, — Миён глаза закатывает, снимая обувку.       Она аккуратно ставит кроссовки в шкафчик на свою полочку и проходит мимо Юнги.       — Ты не соображаешь, что делаешь? — она возвращается домой так, будто только два часа назад вышла отсюда, чтобы сходить на маникюр. Это не её персоны не было три дня.       — А что не так? — хлопает глазками.       — Что не так? Ты прикалываешься?       — Я взрослая, что хочу, то и делаю.       — Взрослая? — Юнги смеётся или, что вероятнее всего, близок к истерике. — Это ты Чонгука в этом убедила?       — Его и убеждать не нужно. Он хотя бы мужчина, а ты…       — А я твой брат! И ты мне отправляла эти видео… Ты вообще с головой дружишь? — шипит Юнги, про себя думая о том, насколько быстро поисковые собаки обнаружат её труп, который он ночью закопает на заднем дворе виллы.       — Понравилось? Хочешь все видео посмотреть, от начала и до конца? — подходит к нему, пальчиками поправляя ворот футболки. — Ревнуешь? — кофейный взгляд с невинным видом проходится по его лицу. — Ну хотя бы привстал или я зря всё снимала?       Да пусть хоть черти над его душой в Аду свой танец танцуют, но она намеренно это делает — рвёт его изнутри, при жизни отравляет. Её вскрик раздаётся по дому, ладонь прижата к щеке, голова же в сторону по инерции отклонена. Рука Мина уже в воздухе висит для повторной пощёчины. Мужчина дрожит, губы кусает, но на самом деле ему хочется плакать. Он совсем не справляется с ней. Его вина, что она такая. Он плохой опекун и отвратительный брат. Это он должен себе пощёчины давать.       — Шлюха! — голос срывает от обиды на неё и непринятия себя, и вновь звонкий удар по щеке Миён.       — Хён! — в гостиную со второго этажа сбегает Ёнги и вцепляется в ногу озверевшего и плачущего вместе с Миён брата. — Пусти нуну, — мальчик начинает реветь наравне с ними, чувствуя своих родственников и видя, что в этот раз старшая сестра всё-таки довела брата. — Отпусти! Пожалуйста!       — Убирайся! Вон пошла! — кричит на неё, прогоняя из дома и своей жизни. — Видеть тебя не желаю!       К позднему вечеру осознаёт, что наделал. Ёнги с ним не говорит, обижен и игнорирует. Мужчина звонит ей, а Миён трубку не берёт. У Чонгука её нет, зато у соседа теперь красивый фингал под глазом. Тот думал, что Миён хотя бы восемнадцать уже есть. Как же!       Миён нашлась, кто бы мог подумать, в доме Ким Намджуна и его молодой жены. Полицейский недоволен, но ничего ему не говорит. Мужчины лишь молча курят на улице, пока Миён, слишком медленно, собирается.       — Будешь на Чонгука писать заявление? — вдруг спрашивает Ким.       — А смысл? — Юнги, может быть, и написал бы, но портить из-за этой идиотки жизнь тому отчего-то не хочется. — А ты откуда знаешь про него?       — Миён с моей женой делится многим, — усмехается тот. — Я лишь подслушал. Вообще, я всегда думал, что от него проблемы будут. Это тихий район, семейный. Аренда дорогая, правда, но отец жены настаивал, что его сокровище только в фешенебельных виллах жить будет. Моя зарплата не покрывает тут дом, — Юнги догадывался, что Намджун бы не потянул тот уровень цен, который установили здешние застройщики, риелторы и их клиенты. — И вот появляется персонаж, который совсем не вписывается. Ни жены, ни детей… Эксцентричный, я бы сказал. И школьниц сразу прибавилось, гуляющих по нашей улице. Рано или поздно это случилось бы. Не Миён, так кто-то другая. Вообще, ты тоже не вписываешься… Ты не похож на опекуна. Эти косухи, драные на коленях джинсы, кроссовки и кеды, уши проколоты, волосы до неприличия длинные, сигарета постоянно в зубах… Так посмотреть, то вы с Чонгуком идеальный дуэт какой-то к-поп группы…       — Рок, не к-поп… — перебивает Юнги полицейского.       — Да не суть. Хип-хоп, рок… Я этого не понимаю, и не разбираюсь. Знаю, что такие либо на сцене и действительно работают, либо с вечера пятницы по утро воскресения с приключениями в моём участке оказываются. Как правило преступления на сексуальной почве. Псевдо продюсеры, агенты, менеджеры и прочие якобы близкие к индустрии за определённые услуги обещают золотые горы, а по итогу очередную малолетку опоили чем-то.       — Я же не из таких…       — Ты идеально вписываешься в этот круг подонков, как и Чонгук. Я всегда тебя подозревал и буду подозревать. Даже если Миён солжёт, я всё равно арестую тебя. Сейчас у меня нет доказательств, но, Юнги, не думай, что я поверю, что у вас всё гладко. Ты её бьёшь, но руки, без её заявления, у меня пока связаны.       Мин отворачивается, глаза закатив. Незаметно он попал в список плохих парней Ким Намджуна. Только взгляд его не на того направлен, это Миён мечта полицейского отдела по делам несовершеннолетних и ювенального судьи.       — Мне нужен порядок… А с Чонгуком я отдельно поговорю, — напоследок говорит ему Ким.       Миён и Юнги медленно идут до дома. Девушка боится ляпнуть что-то лишнее, а Юнги просто обдумывает, что ей сказать. У самого порога, чтобы Ёнги не подслушал, говорит:       — Хочешь крутить с парнями, ладно, — кивает он сам себе, — но я должен знать…       — Видеоотчёт присылать? — уж таким невинным голоском спрашивает, что Мин теряется, закашлявшись.       — Нет, пожалуй, от таких подробностей воздержись и, к слову, это незаконно. Просто говори с кем ты, куда собираешься. Я устал, Миён. Ты победила, больше я не буду мешать тебе ломать свою жизнь, но, хотя бы, пока ты под моей ответственностью, правдиво говори, что собираешься делать.       — Значит, я поцелую тебя, — выпаливает девушка и действует прежде, чем смысл её слов доходит до Юнги.       Её губы мягкие и тёплые касаются его тонких, чуть искусанных от волнения и неизвестности, куда та ушла. Она не напирает, а он почему-то не в силах оттолкнуть. Этот мир — реальный и тот мир — внутренний, перестали существовать. Миён отстраняется и смотрит в его отрешённые от всех существующих реальностей глаза.       — Оппа?.. — дёргает рукав толстовки.       Мин оживает резко и дерзко. Мужчина притягивает к себе Миён за талию, и с жаждой того, кто не один день находится в пустыне, припадает к её раскрывшимся устам, будто они тот источник воды, без которого затерявшийся в раскалённых песках умрёт. Целует её неистово и горячо, нетерпеливо исследует рот девушки, сплетая языки в бешеном танце. Миён страждущая, она так долго этого ждала, мечтала. Она отвечает, утопая в нём — своём старшем брате.       Юнги прерывает поцелуй так же резко, как и начал. Отходит и тяжело дышит, а потом смотрит на Пак Миён с таким сожалением, и девушка понимает — не примет он её.       — Ты моя сестра! — его слова, словно боль. Пульсация от ноющей, открытой раны обоих. — Моя. Сестра, — надломленно и обречённо.       Миён сбегает в свою комнату на втором этаже, трусливо поджав хвост. Юнги садится на ступенях крыльца и закуривает. Его похоть к ней — конечна, пытается себя убедить, что это пройдёт, как и её интерес к нему так же угаснет. Где-то в её голове должен быть мозг, когда-нибудь он проснётся, и она всё поймёт и проклянёт его за то, что мог посметь ей сдаться хотя бы на секунду. Ничего у них не получится. Ни общество, ни родня не примут их. Они не будут счастливы. И где-то глубоко внутри себя Миён ненавидит Юнги, ведь он действительно её бил. А мужчина ненавидит её за то, что та ломает его, вынуждая поднимать на неё руку и… желать её. Он примером должен быть, а не распускающим руки мудаком. Какую бы она дичь не творила, обязан в руках себя держать, ведь он не отец ей… И даже не брат по крови. Но он тот, кто должен воспитывать. Юнги обязан держать себя в узде.

***

      — Подпиши.       Миён протягивает Юнги бумажку. Тот отрывается от намазывания джемом румяного тоста, и облизывает палец, морщась от приторной сладости, в которой ранее успел заляпаться. Тётя из Штатов подсадила младшего брата на тосты с клубничным джемом, а Юнги пока не придумал, как его от них отвадить. Не делать — способ самый простой, но ведь сделает Миён, а с её рук Ёнги рискует стать пухлым ребёнком, потому что меры, как и малыш, старшая сестра не знает.       — Что это? — читает быстрым взглядом и хмурится.       — Я прошла два этапа прослушивания в агентство, осталось финальное, но теперь нужна подпись опекуна, заверяющая в том, что тот не против.       — Ты хочешь стать айдолом? — Мин смеётся от абсурдности того, что она подкидывает ему с утра.       — Чего смеёшься? — дуется Пак. — Ну подпиши, это же не сложно.       — Танцуешь ты хорошо, не спорю, но этого мало… Ты не можешь петь, голос твой — отстой.       — Ой, да кого сейчас интересует голос. Сиськи есть, — демонстративно поправляет грудь скрытую под толстовкой, от чего Юнги аж давится слюной и взгляд тупит. Нимб над его головой укатывается под диван в гостиной, как тут быть хорошим братом? — Танцую — прекрасно. Все данные, кроме одного, имеются. И в позиции репера голос — это последнее, на что будут обращать внимание. Главное чёткая дикция, скорость и ритм!       — Их не будет… Груди, имею в виду. Диеты, вечные диеты, моя дорогая, лишат тебя её. Задницы тоже не станет, — чуть ли не трагедию отыгрывает своим лицом, пытаясь внушить ей минусы. — Будешь палкой, дрыгающимся бревном. Проблемы со здоровьем начнутся. И потом… Твоё прошлое. Уж если каким-то чудесным чудом, ты пройдёшь все испытания трейни, не свихнёшься и дебютируешь, то найдётся некая производная, которая на всю сеть заявит, как ты её обижала в школе. И вот тут, дитя моё, тебе кранты. Богатое прошлое в средней школе даст рассказов не на одно обвинение.       — Да не неси чушь, все обиды прощены, я же извинилась.       — Айщ, ты наивна, как Ёнги, который верит, что под его кроватью живёт кумихо, — качает головой мужчина. — Но, чтобы я не сказал, ты всё равно поступишь по-своему, — со знанием знатока говорит, не раз уже проходил. — Подделаешь подпись, украдёшь печать, если понадобится… — цокает языком. — Грудь жалко, — вздыхает он, но соглашается подписать разрешение. Уж финальное этот демон не пройдёт.       Через неделю они вдвоём сидят в компании и подписывают контракт стажировки в качестве трейни и всевозможные соглашения о неразглашении того, что Пак Миён сможет подглядеть в застенках агентства. По крайней мере, её не заставляют переехать в общежитие, потому что живёт в Сеуле и пока может себе позволить ездить в здание компании хоть каждый день. Но вот если внутренние отборы будет проходить и попадёт под распределение, то ей придётся съехать и жить уже со всеми, кого назначат менеджеры в будущий состав. Юнги же там готовы были расцеловать. Уж очень хотят с ним работать и чуть ли не завлекают к себе. Но нет, быть чьим-то рабом не в его стиле, он — кот свободный и гуляет сам по себе. Да и от отца ему досталась звукозаписывающая компания, которой управляет старый друг семьи. В общем, не нуждается ни в ком и ни в чём, а вот в нём… Он подумает, кому из артистов этой компании сможет что-то предложить, но никаких обещаний не даёт.       Девушка упахивается так, что Юнги ловит себя на мысли, что нужно было давно пихнуть её в какое-нибудь агентство. Дома тишина и никаких скандалов. У Пак просто нет на это никаких сил, впрочем, и на братьев сил у неё тоже нет. Уходит она рано утром, а возвращается ближе к полуночи. Выходной — воскресение, в который она отсыпается. Юнги её не видит почти, лишь слышит её жизнедеятельность в доме. В школе положительно относятся к тому, что Миён большую часть учебного времени пропадает в компании. Школа искусств, как никак, в этом плане очень лояльна к своим учащимся. Только на важные контрольные приходи и некоторые занятия, а стажировку трейни засчитывают, как любое другое посещение.

***

      Без Миён дома стало как-то пусто. Не сказать, что скучно, ведь Ёнги растёт любопытным мальчишкой, но отпустить сестру в общежитие для преддебютной подготовки было, наверное, ошибкой. С другой стороны Юнги рад, что та, кажется, нашла себя и бросила всю свою энергию в построение своего будущего. Хотя такого он ей точно не желал. Они уже не виделись полгода — ей некогда, только звонки. Ёнги скучает по сестре и каждый день ждёт её. Но девушка пока не может. Даже на день рождения своё не смогла выбраться и Юнги не позволила козырнуть связями, чтобы добиться для неё день отдыха и привезти домой. Должна пройти все испытания и это её решение он уважал.       — Скучаешь по мне? — спрашивает она во время очередного звонка.       — Нет, а должен? Нам и без тебя неплохо. Вот в приставку рубимся…       — Хён проигрывает! — довольно заявляет Ёнги и отбирает у старшего телефон.       — Эй! — только и успевает возмутиться Юнги, смотря в спину ускакивающему прочь брату. — Дедуля доиграет сам… — он берёт джойстик и устраивается поудобнее на полу перед диваном.       Тоска по Миён с каждым днём всё глубже и глубже проникает в самый центр — сердце. Он и не думал, что ему будет так её не хватать. Девочка-демон, получается, держала его в тонусе, а теперь только выходки Ёнги могли встрепенуть старшего. И то они являлись чем-то незначительным. Уж точно младший так не треплет его нервы, как это делала Миён. «Подожди, ещё будешь скучать по этим спокойным дням», — говорит себе Юнги каждый раз, когда янтарная жидкость оказывается в хрустальном бокале во время скучных и неплодотворных ночей. Ёнги растёт и весь спектр его гормонального взрыва Юнги ещё предстоит испытать. «А шкурка-то не дубовая, как и нервы не стальные», — глоток виски, как успокоительное перед сном. Без Миён ему не справиться. Почему-то страшно, что она не вернётся к нему больше…

***

      — Сегодня появятся новенькие, — говорит ему друг на одной из приватных вечеринок музыкальной тусовки. — Ещё не дебютировали, но дата уже определена.       — И что? — Юнги отпивает шампанское и морщится — гадость.       — Ну как же, тебе даже не интересно?       — Интересно, но пусть дебютируют, чего-то добьются, а потом я решу, стоят ли они моего внимания или нет. Я с однодневками не работаю, — Юнги принципиален в этом вопросе.       — Точно, тебе ни много ни мало, а подавай Аю.       — Мы хорошо сработались… — на это возразить нельзя.       — И что, чисто мужского интереса нет? — спустя минуту вновь с вопросом пристаёт коллега по нелёгкому цеху продюсирования.       — Айщ, они же небось школьницы.       — Да нет, все выпустились… Мне очень хочется опробовать как они в горловом пении…       — Пошляк, — фыркает Юнги, но друга своего знает. У Чон Хосока своя мораль и понятия о том, как и с кем ему работать.       Юнги и сам не прочь таких «испытаний», но вчерашних школьниц трогать не будет. Те по наивности и желанию пробиться на высоты, конечно, в этом плане лёгкая добыча, но и у Мина какие-то границы дозволенного присутствуют. Грязная подкорка обратной стороны шоу-бизнеса ещё не раз столкнёт девчонок, да и парней, в мясорубку своих безжалостных лезвий и бросит под пресс. Пользоваться наивностью не по правилам мужчины. Но это не значит, что он вовсе ведёт себя как монах с айдолами из женских групп.

***

      Его сестра появляется на вечеринке с теми девушками, кто из новеньких. О них говорил ему Хосок. Им прочат прекрасный дебют, ведь их группа многообещающая, а значит иначе и быть не должно. Последний раз Юнги виделся с Пак на её выпускном, но мужчине кажется, что с того дня прошла вечность. Ну не может же магия визажистов и стилистов так её преобразить. В этой брюнетке, которая смеётся какой-то шутке в компании своих сонбэ, он не видит свою младшую сестру. Девушка в коротком чёрном платье вызывает лишь одно желание — желание обладания. А парням рядом с ней хочется напомнить, что те «собственность фанаток», а значит нахождение подле девушки для них табу. Но вечеринка на то и приватная, что никто посторонний на ней появиться не может. Круг избранных. Что произойдет в «Вегасе» останется тут, поэтому многие публичные личности не брезгуют на таких встречах заводить знакомства иного толка, никак не связанного с их деятельностью.       К нему тоже подходят различные люди, беседует с ними: с кем-то на отвлечённые темы, а с некоторыми обсуждает будущее сотрудничество. Одним обещает подумать, а иным не обещает ничего. Юнги ждёт, когда же Миён подойдёт к нему, сам не пойдёт — он тот за кем бегают, а не наоборот. Тем более ни к чему ему сплетни за спиной, ведь заметят, что сам господин Мин подходит к девушке-безпятиминутайдол. Но та заводит разговоры со всеми, кроме него, бесстрашно подходя к местным акулам и демонстрируя то ли смелость, то ли свои не такие уж и скромные внешние данные.       — Что, всё же выбрал себе «школьницу»? — приятель пугает его своим вопросом, произнесённым сзади у самого уха. Как же его раздражают такие моменты. — Глаз с неё не сводишь, — ровняется с ним Хосок и протягивает бокал с виски. Хоть кто-то знает его предпочтения в алкоголе и да, извинения за вторжение с тыла приняты. — А она смелая… В то время, как одни робеют, эта красавица отважно идёт на территорию львов.       — Безрассудна, как гиена…       — Ха-ха, такую красивую девушку сравнил с гиеной… Мин Юнги, что с тобой не так? Нимфа, фея, эльф… Нет таких в твоём лексиконе?       — Отлично, от дикой саванны перешли к фэнтези, — отпивает из бокала. — Но гиена даже в этом магическом мире будет гиеной.       — Что-то ты не в настроении. Она ещё не подходила к тебе? Теперь ясна причина, — подтрунивает над ним Хо. — Обычно бабочки так и слетаются на такой цветочек, как ты… Не знают, что стебелёк колюч, как тюремная проволока. Ещё и под напряжением.       — Сейчас уколю, если болтать не прекратишь, — толкает его легонько в предплечье Мин.       Миён лишь на секунду пересекается с ним взглядом, а он уже готов спалить это место к чертям. Она даже кивком его не одаривает, сразу возвращает своё королевское внимание тому, от кого отвлеклась.       — Не думал, что когда-нибудь воочию увижу, как игнорируют Мин Юнги. Неужели, начало твоего конца? — не перестаёт подкалывать его Чон. — Что ж, значит мне достанется больше. Припасён у меня репертуар как раз для такого красивого ротика…       — Чон Хосок! — Юнги разворачивает его к себе и сверлит взглядом тёмным, хмурясь всё больше. Думал ли он когда-нибудь, что настанет такой день, когда ему придётся пресекать поползновения своих друзей в сторону Миён? А ведь он сам позволил ей стать частью этого мира, в котором он является закулисным творцом.       — Я о песне вообще-то, — смеётся над ним друг. — Но… — Юнги сильнее взглядом его прожигает, чуть ли не душу наружу из тела вынимает. — Ой, ладно… Обломщик.

***

      — Оппа, да отпусти же меня! — пытается вырвать руку девушка, когда Юнги её тянет за собой, покидая закрытый этаж пятизвёздочного отеля.       Слишком быстро идут по дорогим и светлым коридорам, словно совершают бегство от чего-то. Завидевший их менеджер отеля только и успевает передать вниз на ресепшен, чтобы подогнали авто господина Мина и выделили ему водителя.       Мин лично сажает Миён в машину на заднее сидение и, назвав адрес водителю, присаживается рядом, пристёгивая Миён ремнём безопасности.       — Я приехала с менеджером и девочками, с ними и должна уехать в общежитие! — всё протестует Пак, но Юнги не слушает. — Придурок!       Игнорирует нелестное высказывание. Дома поговорят, не при посторонних. Ёнги сейчас у тёти, поэтому смогут пошуметь, если той захочется. А ей захочется, она уже голос на него повышает и готова прибить.       Доезжают они достаточно быстро и не церемонясь с ней, Юнги вталкивает её в прихожую и подпирает своей спиной закрывшуюся дверь, чтобы не сбежала.       — Какая муха тебя укусила? — девушка молнии из глаз мечет и всё же делает попытку добраться до выхода, но он чуть ли не отшвыривает её в противоположенную сторону. — Оппа!       — А то ты не понимаешь к чему всё шло?! — всё-таки, пытаясь быть спокойным, говорит он ей. — Ты для них мясо! Эти так называемые сонбэ уже продумали всё в своей голове. Как и в какой позе!       — Боже, какая чушь… — усмехается Пак, не веря ему.       — Детка, я гораздо дольше тебя бываю на таких тусовках. Я всю кухню знаю наизусть. И если бы ты пошла сама, то винить смогла бы только себя. Компания за твоей спиной не при делах, ещё и поругали бы за то, что честь свою не бережёшь. У тебя никакого веса в том мире нет, никто не пожалеет неизвестную стране трейни.       — А-а-а, какой же ты душнила! — топает она ножкой. — Тебе вообще какое дело до того, как я дорогу себе пробиваю? Нам сказали заручиться поддержкой…       — А скажут зайти в комнату к обрюзглым толстосумам, которые будут вас трогать, тоже пойдёшь без вопросов? — жёстко спрашивает, а Миён отшатывается от Юнги, морщась от отвращения.       — Никто такого требовать не будет…       — Наивная!       — Да тебе вообще какая разница?! Ты подошёл лишь тогда, когда испугался, что я наклюкаюсь шампанским, которое мне предлагали активно! Но ты первым должен быть на моей стороне, поддерживать и находиться рядом!       — Может, тебе ещё и песню написать? — складывает он руки на груди и следит за ней, за её лицом. Где там мозг? Проснись, о, чудо орган, дай идиотке понять, что было бы после этого шампанского!       — О, это было бы чудесно! Сразу бы взлетела в чатах! Твоё имя равно успех, но ты же ничего не делаешь, поэтому я делаю то, что считаю нужным.       — Денег не хватит для того, чтобы я тебе что-то написал. К тому же, ты — никто, чтобы я что-то тебе дал ещё, помимо того, что ты уже от меня получила. Тем более бегать за тобой на вечеринках? Корона вымышленная мозг пережала? Вспомни кто я! Найди в своей голове информацию о том, кто такой Мин Юнги. Не поверю, что вам, дурам, не рассказывали.       — Я твоя сестра! — словно капризный ребёнок достаёт она свой единственный козырь.       — Что ж, а я не хочу быть твоим братом!       — Прекрасно! — восклицает девушка и направляется к лестнице на второй этаж. — Надеюсь, моя комната ещё не превратилась в склад ненужного, но нужного барахла, — кидает напоследок.

***

      — Я не могу спать одна, — с этими словами девушка проходит к нему в спальню и без позволения ложится рядом на кровати. — Я привыкла к Сухён и уснуть теперь не могу… — под его недовольное сопение оправдываться начинает.       — Я вряд ли сойду за Сухён, — скептически выдаёт мужчина и охает, когда Миён совсем рядом оказывается и обвивает его талию рукой. — Странные у вас с ней отношения…       — Нет, это уже Нарэ, — хихикает она ему в ухо.       — Так, блять, нахер… — отстраняется Юнги и встаёт с постели. — В жопу общежитие и твой дебют! Сколько там неустойка за разрыв контракта?       Миён смеётся в кулачок, приподнимаясь на локте. А Юнги только сейчас понимает, что она тупо издевается над ним.       — Охренеть! — ложится он обратно, почти на самый край, и выключает свет на прикроватной тумбочке.       — Побудешь моей Харин? — неожиданно Миён оказывается на нём сверху, и невинно складывает руки на мужской груди.       — Даже не хочу знать…       — Хочешь, — шепчет она ему прямо в губы, а потом несмело целует.       Юнги бежать некуда, только если скинуть её, и он почти готов это сделать, когда руки оказываются на талии Миён. Но в какой-то момент напор девушки усиливается, а руки продюсера сами-собой оказываются на ягодицах Миён. Сердцебиение учащается, разгоняя по венам кровь и желание. Юнги хочет Миён слишком давно, чтобы препятствовать себе или бороться с ней.       Девушка прерывает поцелуй, выжидает, ведь последний раз, когда она попробовала её оттолкнули, дали понять, что она только лишь сестра. Сейчас Юнги молчит, а Миён пытается разглядеть сквозь темноту, что на его лице написано, хмурится ли он? Но Юнги больше не думает о ней, как о сестре. Через ткань домашних штанов Пак уже чувствует отнюдь не братское желание Юнги. Мужчина проводит рукой по её щеке, нежно касаясь родного лица. Их губы встречаются, чтобы начать то, чего Юнги так активно избегал, и то, чего жаждала Миён с десяти лет. Она всегда знала, что будет со своим братом и Миён готова понести проклятия в свой адрес и неодобрение.

***

      — Айщ!       Подрывается Пак на постели. Время одиннадцать утра! С неё три шкуры спустят, если она сейчас же не окажется перед взором менеджера… Ну или хотя бы в ближайшие два часа. Начинает носиться по спальне Юнги, пытаясь отыскать то немногое, что было надето на ней, когда она пришла к нему.       — Ты, что делаешь? — спрашивает сонным голосом, еле разлепивший глаза Мин.       — Мне надо! — в Миён нет уже ни капли сна, лишь волнение оттого, что её накажут.       — Куда тебе нужно, Господи, — ловит её за руку и валит к себе на кровать, подминая под своим телом. — Из дома сбежать решила пока хозяин спит, м? — он ведёт носом по её щеке, опускается к шее и легкими касаниями губ покрывает нежную кожу поцелуями. — Так вот хозяин уже проснулся.       — Юнги, стой-стой, — останавливает ладонью его желание поцеловать её в губы из-за чего мужчина недовольно хмурится. — Мне правда нужно бежать…       — Зачем? — не отпуская спрашивает.       — Скоро дебют… Я и девочки под строгим контролем.       — Ты всё ещё хочешь дебютировать? — он отстраняется, спрашивая серьёзно.       — Конечно хочу! — присаживается она рядом. — Я столько труда в это вложила, тем более не хочется никого подводить.       — А если я против?       — Оппа, даже не проси меня отказаться. Впервые мне кажется, что я что-то значу, имею предназначение в этом мире. Отказаться от усилий в шаге от сцены это значит…       — Сгореть… — вздыхает Юнги. — Миён…       — Я должна идти, — она чмокает его в губы и спешит на выход из комнаты. — Ой, а можно…       — Деньги на такси возьми где обычно, — понимает её без слов и вздыхает, когда хлопает дверь за ней.       Остановить её ради своей прихоти или поддержать из тени, оберегая от всяких ошибок? Одно знает наверняка — ответственность его становится ещё сильнее. Никто не должен знать о них… Пока.

***

      Юнги всегда готов встретиться с тем, что его могут сплагиатить или столкнуться со схожестью, но откровенное воровство… Слово в слово… Они с Ёнги смотрят премьеру второго клипа группы Миён и он, к своему шоку, узнаёт свои слова. И сердцу так больно, будто нож в него вонзили.       — Хён, ты куда? — спрашивает младший, отвлекаясь от экрана.       Юнги пошатываясь бредёт в сторону своего кабинета. Проходя в комнату, он подходит к стеллажу с различными записями. Роется в тетрадях, папках и понимает, что нет жёлтого блокнота, куда он записывал всё то, что ещё не обрело форму. Но даже среди не связанных между собой наборов строк, описания мелодии, так ни разу не опробованной на инструменте, находились где-то с десяток почти завершённых, но не понравившихся ему, не идеальных песен. Текст был соединён, но неудачен по его мнению. И вот один из этих «возможно когда-нибудь», с музыкой, которая лишь словами была написана по краю листа, он услышал ранее в гостиной.       Скидывает всё с полок из-за чего на шум прибегает Ёнги. Мальчик стоит в проёме и не понимает, что не так с его хёном. У Юнги часть души вырвали и растоптали.

***

      — Они и меня обманули! — Миён мечется по кабинету, пытаясь донести до него, какая же она жертва несчастная, но нет, с ним это не пройдёт. Она воровка, самая худшая в его глазах. — Я не думала, что это так важно для тебя… Прости… Я просто хотела…       — Выдать мою работу за свою, — заканчивает за неё мужчина. — Обрести значимость и вес в компании. Неужели, так скучно быть главным танцором группы? Мне, казалось, это важная позиция. Или нет?       — Они не считают меня кем-то серьёзным! А я столько сил потратила…       — А я, значит, со скуки маюсь! Что ж, хоть какая-то справедливость: краденое и у вора украли. Мне теперь на каждую строчку авторское право подавать? Люди немыми станут! — он злится на неё и видеть не хочет, а ей наглости хватает всё равно быть той, кого обвели вокруг пальца. Не он тут, видите ли, потерпевший. — Сколько вы записали?       — Пять…       — Пять?! — повышает он голос. — Пять халявных песен от Мин Юнги! Пак Миён, с коленей ты не встанешь никогда!       — Оппа…       — Можешь начинать прямо сейчас. До конца этого дня стоять будешь…       Подчиняется его взгляду и опускается на твёрдый пол, но во взгляде он не читает достаточного раскаяния. Неужели и вправду думает, что украла у него какой-то ненужный мусор?       — Скажи, я плохой брат? — подходит к ней и возвышаясь, словно грозная тень, берёт Миён за подбородок, вынуждая ту голову задрать. — Да, я плохой брат… — сам себе отвечает. — Несдержанный… Мне было бы не так обидно и больно, если бы мы…       — Юнги, пожалуйста, не смотри на меня так…       — Как? — тихо спрашивает он, большим пальцем касаясь уголка соблазнительных губ. Даже сейчас, в сложившейся ситуации, его мыслей касается похотливый позыв занять её рот делом.       — Будто я ничтожество… — у Миён из глаз текут слёзы.       — Я больше не твой брат, не после того, что было… Я им быть просто не смогу, и не хочу, — говорит он ей. — И твоей стеной, за которой можно спрятаться и избежать проблем, я тоже быть больше не хочу. Если оступишься и упадёшь — пеняй на себя. Моё имя с тобой никак не связано отныне.       — Ю…       — Довольно! Хочешь моей любви? Но почему же любить должен только я?       Уходит и оставляет Миён наедине с собой и сотворённым ею. Но сможет ли Юнги когда-нибудь по-настоящему оставить Пак Миён?       — Нуна, вы опять поссорились? — её плеча касается ручка Ёнги. — Хён не сможет злиться долго…       — Ох, Ён, — пытается не плакать девушка при младшем. — Не в этот раз… Не в этот…

Эпилог

      — Нуна, ты готова? — молодой парень шестнадцати лет поправляет лацканы пиджака стоя у огромной двери, которая распахнётся менее, чем через минуту.       Миён нервничает, но готова принять осуждающие взгляды — они не сравнятся со скандалом пятилетней давности, когда её во всю обвиняли в буллинге на самом пике её славы. Пак Миён тогда чуть не умерла от обрушившейся на неё ненависти и гонений в сети. Она пережила это время с помощью Юнги, и с достоинством простилась с короной. И ни в какое сравнение не пойдут сегодняшние взгляды семейства Мин с тем презрением, которое она видела на протяжении первых трёх лет после своего дебюта от Юнги… Но он всегда был, есть и будет лучше неё. Его обида не могла продлиться долго, Ёнги бы не дал, хотя для Миён и три года стали невероятной пыткой. В своём прошлом виновата лишь она — глупая девчонка. За многое она раскаивается, но, кажется, жизнь не так уж и не справедлива к ней оказалась. Или Юнги слишком любит её, чтобы дать окончательно сгинуть.       — Знаешь, а я всегда знал, что это буду я, — довольно улыбается обладатель тёмного янтаря глаз. Он так похож на маму, и на господина Мина, что Миён готова расплакаться… Опять… В этот важный день все её самые близкие люди всё же с ней… Они никогда не уходили. Они всегда жили в этом мальчишке, который своей настырностью не дал оборваться связующей нити своих брата и сестры.       — О чём ты, Ёнги? — искренне интересуется у шестнадцатилетнего юноши невеста в белом платье.       — Знал, что не хён поведёт тебя к алтарю… — поясняет он и подставляет локоть, чтобы сестра ухватилась за него.       Двери распахиваются и младший брат начинает вести свою старшую сестру в её новую жизнь, где Миён ожидают в хитром прищуре победителя карие глаза Мин Юнги.