Взгляд

Энид оглядывает комнату, в очередной раз отмечая, что комната оглядывает её в ответ. Изломанная и израненная, полная дверей, которые никто не смог бы открыть потому, что их не видит. Иногда это больно — смотреть, как мир истекает кровью, как трескается его кожа от того, что пытается прорваться во вне, как множество взглядов устремляются на неё не только из тёмных углов, но и из всех источников света. Энид болезненно жмурится, сжимая губы в тонкую полоску, и трогает украшение на шее, перебирая каждую бусинку, потому что слишком велик соблазн запустить свои пальцы в историю глубже, чем следует. Они могут быть испачканы в крови, они могут выколоть глаз, смотрящий сквозь замочную скважину. Не могут только дать почувствовать это другим. Никто вокруг не замечает того, что мир полон несовершенств не в том, как неровно выкрашены фасады зданий или несимметрично расходятся от сердцевины цветка лепестки — это мелочи, которые Энид подмечает машинально, не задумываясь. Её гораздо больше волнует, что никто не видит, как за ними смотрят Часы, их Имена, в конце концов некоторые Вечные. Вмешиваясь в разум, извращая воспоминания, подбирая отмычки от чувств, отравляя мысли, разлагая личность. Это не передать словами — их слушают лишь те, кому они не предназначаются, и намного безопаснее молчать. От этого становится грустно, и Энид вновь трогает свои бусы, представляя, что сможет коснуться кого-то, кто понял бы её и не отвернулся после. По-настоящему понял, даже если бы не увидел мир таким, каким способна его видеть она. Промежуток между рождением и смертью есть жизнь, но нет названия у того, что заставляет Энид сжимать пальцы. Соблазн изучать мир на ощупь велик — от неземного света болят глаза, а тот продолжает бить даже сквозь закрытые, но ни разу ещё кровь не пачкала пальцы на самом деле. Только во сне — там невероятные дороги, хитросплетения конфигураций пространства и времени более парадоксальные, чем некоторые картины в галереях, там внимание кажется особенно реальным. Сны, как ничто другое, заставляют верить, что это всё происходит на самом деле. Энид понимает, что видит намного больше других людей, но не знает, как это всё описать. Оккультные книги не раскрывают всех секретов — не все авторы вообще могли смотреть на мир дальше своего горизонта. Но Энид видит и то, что за ним, и иногда от этого становится жутко — события, ещё не случившиеся или давно позабытые, смотрят в ответ. Те, у которых есть глаза, порой моргают, и это ослепляет на несколько минут. Устало прикрывая свои глаза Энид почти готова заплакать — мир невыносимо детализирован и разнообразен, в нём столько всего интересного и непостижимого, что оно не умещается в голове. Её глаза иногда блестят азартом и радостью, но на смену приходит только боль, которую не с кем разделить. Энид не может перестать видеть даже зажмурившись, она замечает всё, она видит всех. И все смотрят на неё в ответ, только люди — с жалостью или в смятении, а нечто иное — без эмоций, которых нет. Она уверена, что живёт под сотнями взглядов, как картина в галерее, замысел которой не понят, или как бабочка на выставке насекомых, красивая и теперь уже мёртвая, но такая удобная для наблюдений. Её пальцы дрожат, как и веки. Энид никому об этом не говорит — непонимание едва ли не болезненнее, чем невозможность увидеть спасительную тьму хоть на пару минут, что позволят забыться. Её плечи всегда чуть опущены, она не смотрит в окно — ей и без того видно, что происходит вокруг и дальше, иногда глубоко за пределы разумного. Сотни дверей, что можно отворить прикосновением пальцев, не издают ни звука, и никто не видит в нервных движениях того, как отпираются замки. Замочные скважины, бывает, моргают, а по косяками стекает кровь, но руки Энид чисты. Почти всё время, что можно, она держит глаза прикрытыми — так становится чуточку легче воспринимать мир таким, каким его нет. Ещё Энид часто молчит, понимая, что её-то никто не поймёт, даже те, кто сталкивался с подобным лично. Множество попыток поделиться своим взглядом сделали только хуже — привлекли множество чужих. Так неуютно знать, что кто-то смотрит, как смотришь ты, и так по порочному кругу. Но однажды настанет момент, когда Энид распахнёт глаза достаточно широко, чтобы увидеть ответы на все свои вопросы, и свет знаний польётся со всех сторон, обнажая все тайны, делая их доступными и уязвимыми. Тогда, выжженные пониманием сути вещей, её глаза перестанут видеть, и боль уйдёт вместе с чужими взглядами, которые не смогут смотреть в ответ абсолютной темноте, обратившейся милосердием.