Васильковая встреча

      Намджун с усилием разлепил глаза только ради того, чтобы увидеть неясную полутьму вокруг. Дав себе ещё пару минут, чтобы оклематься после обморока, мужчина прищурился, привыкая к тусклому свету. Он узнал стены каменного кармана, который они с друзьями нашли несколько недель назад и иногда, дурачась, прятались там, предаваясь пьянству или пережидая ночь, после неудачной рыбалки. Сквозь маленькие трещины в сплошном камне проглядывал холодный лунный свет.       Он хорошо помнил бурю. И как его лодку размололо в щепки. И как Тэхён тянул его за руку, пытаясь затащить на его к себе.       Намджун помнил как тонул. Пока наверху бушевал шторм, остатки древесины сновали туда-сюда и громыхал гром, в пучине смиренно опускалось ниже и ниже его усталое тело. Вода была приятной. Глубина окутывала его мягкой тихой тьмой. Если по его лицу и катились слёзы отчаяния, то они сливались с солёным океаном вокруг.       Голова гудела и в воспоминаниях, от нехватки воздуха, и в реальности. Он медленно, насколько позволяло его ослабевшее тело, привстал. Его взгляд пересёкся с чужим взглядом.       По левую руку от него сидел юноша с самым горестным выражением лица, которое приходилось встречать мужчине до этого. Увидев, что Намджун очнулся он резко вздохнул, отстраняясь.       Его Намджун тоже помнил. Насмешливые глаза и большая улыбка. Томный голос, зовущий вдаль. Голубой, сияющий в лучах заходящего солнца, хвост русалки, то ныряющий, то появляющийся почти у самой кромки воды, будто призывая прикоснуться к драгоценным чешуйкам. Каждый ходивший в море знал, что русалки любят проиграть с хорошенькими рыбаками и моряками. Намджун себя таковым никуда не считал. Да и русалки тоже, до этого дня.       Его русал же был совершенно иного мнения, видимо. Он начал с того, что выпрыгнув из воды, приземлился прямо посреди его узенькой лодкочки и залился искристым, как водная гладь в полдень, смехом, откидывая назад мокрые локоны. Встретившись взглядом с рыбаком он застыл на секунду, а после вновь скрылся в волнах, опасно пошатнув лодку и взволновав чужое сердце. Через час он приплыл снова. Он смешно насаживал глупую рыбу на намджунов крючок, морщась, когда та пыталась ускользнуть, цепляясь за свою глупую рыбью жизнь. Каждый раз, когда рыбак доставал свой нелепый презент из воды, русал выглядывал на мгновение из волн и с трепетом следил за человеческим лицом.       А вечером он запел. Уселся с комфортом, свесив свой хвост в воду, на большой валун и затянул долгую томную песню на никому не известном языке. Тэхён только посмеивался, глядя на него, говоря, что уж его невеста поет раза в двадцать лучше. Его "невеста" Чонгук немедленно огрел того сетью под задницей, заставляя пристыженно замолкнуть, и посмотреть. Русал будто и не пел ни для кого другого кроме Намджуна, смотрящего на него во все глаза как на восьмое чудо света. И в его душе будто успокоилась буря из мыслей и метаний, и вся жизнь стала проста и понятна. И в ней было место для смешливого хорошенького русала, пленившего своим взглядом.       Следом была буря взявшаяся из ниоткуда. Небо затянулось в одно мгновение, а поднявшийся ветер отнёс его лодочку слишком далеко от бухты. А дальше немного барахтанья и пучина. И никаких русалок.       Его сладкое наваждение сидело сейчас рядом на гальке и глотало большие слезинки. На руках юноши были видны ссадины, распухшие от солёной воды. Глаза же опухли от слёз. Кажется он долго плакал.       Намджун приложил всё свои силы, чтобы сесть и одной рукой стереть дорожку слёз с холодной щеки, осыпанной чешуйками, голубыми как лепестки незабудок. Русал, ошеломлённый жестом, робко потупил взгляд, но взял чужую руку в свою. Бледная кожа и смуглая. Холодная и теплая. Мягкая и грубая. Влажная и сухая.       Намджун хотел что-то сказать, но только тяжко задышал даже от мысли о словах. Уловив напряжённое выражение на его лице, русал отпустил его руку и чинно сложил свои на груди. - Прости меня. - По только высохшей щеке снова полились слёзы. - Я лишь хотел порадовать тебя.       Русал зашёлся в рыдании, вновь схватив чужую руку и прижимая её к себе. Не понимая о чем он, Намджун ласково приподнял его лицо. Всем своим видом он выражал недоумение. Юноша напротив был разбит. Он надрывно плакал, кусая раскрасневшиеся губы и смотрел с такой мольбой, будто от одного только Намджуна зависела вся его жизнь. А тот в свою очередь был готов ему простить всё лишь за взгляд из под намокших ресниц. Рыбак никогда прежде не держал в своих руках что-то столь прелестное и столь дорогое его сердцу. Он думал как прекрасны звёзды в чужих темных глазах. И что если бы ему снова пришлось тонуть из-за него, то он бы не сомневаясь утонул.       Мужчина подсел ближе, обхватывая чужие дрожащие плечи, и укладывая чужую голову себе на грудь. От чего рыдания юноши лишь усиливаются. Не меньше часа проходит перед тем как силы покидают русала и всхлипы становятся глуше и реже. Вот он уже тяжело дышит, без сил утыкаясь лицом в сгиб шеи напротив, обхватывая человека как утопающий цепляется за последнюю доску.       Наконец наступает тишина. Её лишь изредка прерывает дыхание и шепот волн. - Я сирена, - вдруг прорезает тишину признание, - когда я пою — море начинает волноваться. И людские сердца тоже.       Юноша обхватил себя руками, не отстраняясь, но и не продолжая объятий. - Я подумал, что понравлюсь тебе если немного спою. Я же сирена! Всё что я могу — это петь! - он истерично хохотнул - Я думал, что если это будет недолго, то ничего не случится. Ну поднимутся волны, ну и что, никто никогда ветра на море не видал?       Он поднял взгляд на мужчину и отстранился. - Но ты стоял там, в лучах солнца такой... Золотой. Сияющий словно пламя. Я... так волновался, что тебе не понравится такой глупый русал как я, и что тебе может не нравится как я пою... и это передалось через песню. И буря. Когда сверкнул гром, я испугался и нырнул в воду. А когда повернулся, то ты уже шел ко дну. Твои друзья боролись со штормом, и хотя они пытались тебя спасти, они бы умерли вслед за тобой, если бы не повернули к берегу. Но я смог удержать тебя и спрятаться тут!       Он окинул в маленьком жесте их убежище, восхищённо вильнув хвостом, еле-еле достающим до воды. - Ты почти не дышал, но из тебя вылилось много воды, когда я тебя тряс. Поэтому я остался, чтобы подождать пока ты очнешься, на случай если тебе может понадобиться помощь. Не знаю, сможешь ли ты меня простить за эту глупость. Если бы только я мог-       Намджун прервал вырвавшийся вместе с извинениями всхлип поцелуем. Совершенно невинное касание губ и его пальцы в шёлковых волосах. А потом снова. И снова. Глубже. Быстрее. Медленнее. Горячее. Пока не кончились силы. И даже тогда ещё немного, будто лениво, но с тем же рвением и трепетом.       Они были поглощены друг другом пока на телах обоих не осталось ни дюйма, не обласканной плоти. Камни вокруг нагрелись от трения и тепла тел. Луна, смущенная моментом чужого единения, поспешила скрыться, уступая своё место выплывающему из-за горизонта солнцу. Его ещё прохладные лучи просочились сквозь трещины камня, играя на васильковых чешуйках и смуглой коже, бесцеремонно врываясь в тревожное уединение двух.       "Я — Юнги", сказал русал той ночью, сбивая дыхание в ритм чужого сердца, такого близкого и бьющегося только для него одного.       "Позови меня когда будешь в море. И я приду! Только позови", сказал он, на прощание снова касаясь чужих губ своими, оставляя привкус моря и слёз. Исчезая в воде, на прощание сверкая васильковым цветом у поверхности.       "Пожалуйста, только не уходи", думает Намджун, ловя свои собственные слёзы, прежде чем зайтись в немом рыдании.