Июнь. Англия. Литтл Уингинг.
За семнадцать лет до повторной встречи.
***
Лето выдалось знойным и засушливым, когда потрескавшаяся земля покрылась солёной коркой в ожидании спасительного дождя. Люди старались меньше выходить из дома и больше сидеть под обдувающими вихрями вентиляторов с прохладительными напитками в руках. На раскалённых от палящих солнечных лучей площадках дети почти не играли, только те, кому на жаре лучше, чем дома. Потерянные единицы. Они слонялись одинокими, погружёнными в себя призраками, редко сталкиваясь друг с другом, но не желая заводить знакомства. По горькому опыту прошлого каждый из них знал, что не задержится на новом месте. Всегда новичок в школе, всегда чужой… Один из таких детей по имени Гарри в растянутой футболке, висевшей на нём безразмерной застиранной до зелёной серости тряпкой, забрёл на очередную площадку под надзором толстого и противного кузена. Пока последний неуклюже раскачивался на скрипучих качелях, спихнув с них какую-то малолетку, что больно ударилась о ржавую перекладину и теперь истошно орала, Гарри задумчиво бродил по периметру обветренного островка, намереваясь укрыться от злого солнца в тени раскидистых кустов. Он не сразу заметил, что место оказалось занято, но покидать прохладное убежище не спешил, заслышав приглушённый всхлип. — Почему ты плачешь? — Гарри положил ладонь на такую же худую, как у него, подрагивающую спину под тёмной, пахнущей машинным маслом и немного сладким инжиром футболкой. Безопасное пространство временно оградило детей от мира с одной стороны металлической сеткой забора, позади которого располагалась пустынная улица с плавящимся чёрным асфальтом. А с другой — яркой, пока не сожжённой жестоким солнцем листвой полукруглых, слегка разросшихся кустов. — Тот малыш, он упал, и я чувствую его боль. Кудрявый мальчик, что явно на несколько лет старше Гарри, вытер хлюпающий нос тыльной стороной ладони, когда с чёрных ресниц сорвались последние крупные слезинки. Гарри задумался над его словами, наблюдая за копошением на площадке сквозь рябящую от лёгкого ветра листву, и перевёл взгляд на горящие алым острые скулы щуплого омеги перед собой. Такой же призрак, как и он. Разбитый, одинокий и чужой в полупустом городе. Такой же потерянный и скрывающийся от мира ребёнок, нашедший покой в глубине неокрепшего, рано познавшего горечь взрослой жизни разума. — Ты чувствуешь, как ему больно? — Зелёные глаза удивлённо расширились, когда Гарри удалось переварить полученную информацию и понять, о чём именно говорил мальчик. — Я… — Тот всхлипнул в последний раз, прежде чем затихнуть. Его внимание переключилось на нового знакомого, и отголоски чужой боли вмиг растворились под теплом, что дарили ладонь на спине и тихий, приятный голос. Его пытались понять, и это не могло не подкупить одинокое, нуждающееся в друге сердце. — Я не чувствую этого на себе физически, но я словно вижу или знаю настолько ясно, будто проживаю. А познать эту боль у себя в голове иногда хуже и страшнее, чем испытать её в реальности, понимаешь? — Потрясающе! — Гарри восхищённо замер с приоткрытым ртом, пытаясь подобрать слова, которые смогут выразить всю гамму его чувств. Впервые он столкнулся с человеком, которому не плевать на чужую боль, даже если он ничего не мог с ней поделать. В будущем это умение могло помочь стать выдающимся полицейским или психологом, понимающим людей настолько тонко. Это являлось мечтой Гарри — уметь видеть больше, чем могут глаза. От ощущения расположенности к мальчику у Гарри пробежали по рукам мурашки, а в груди разрослось трепетное чувство обожания. — Это волшебство, да? Так сильно чувствовать людей… Кудрявый мальчик внимательно осмотрел с ног до головы восхищённого Гарри и смущённо улыбнулся. — Не знаю. Это всегда было со мной, с самого рождения. — Посиневшие после слёз глаза влажно засияли, глядя на искренние эмоции Гарри. Он чувствовал их горячей вибрацией под кожей и жадно впитывал каждую частичку, понимая, что не испытывал подобного резонанса ни с кем и никогда. Они оказались так похожи: в угольной глубине расширенных зрачков читалась такая же застарелая, покрытая траурной вуалью боль, что и у него. Перед ним сидел ребёнок, который тоже кого-то потерял. Кого-то, кого, возможно, даже не помнил или, ещё хуже, не знал. Как он свою маму… — Меня зовут Уилл. — Приятно познакомиться, Уилл! — Такой же омега, с лёгким, ещё не до конца раскрытым запахом нежной груши, хотел протянуть ему руку, но, вместо этого, вдруг подался вперёд и крепко обнял, доверчиво утыкаясь носом в пыльную шею. — Меня зовут Гарри, и ты мне очень-очень нравишься. Уилл сначала опешил, не привыкший не то что к тактильному или долгому зрительному контакту, но и к любому контакту вообще… А после просто растаял, как любой нуждающийся в любви ребёнок, крепко обнимая в ответ, даря такое же искреннее тепло новому приятелю. Он надеялся, что когда-нибудь они вновь пересекутся, ведь ему по жизни очень сложно найти человека, который не только бы понял, но и принял его особенность в восприятии мира и людей. — Ты хороший парень, Гарри. Спасибо! Они разомкнули дружеские объятия и теперь с зеркальными улыбками смотрели друг на друга, наслаждаясь новым обществом и приятной атмосферой. Это знакомство разбавило губительно знойный день сияющими свежестью и чистотой честными, неприукрашенными эмоциями. — Надеюсь, когда мы вырастем, у нас будут настолько сильные и крутые альфы, что нам больше никогда не придётся плакать! — Гарри взволнованно скрестил пальцы на удачу и впервые за долгое время рассмеялся, предвкушая крутые витражи жизни. Следом его звонкий, переливчатый смех подхватил и Уилл, оценивая желание Гарри по достоинству. Его кудри шоколадным фонтаном взметнулись вверх, пока вновь не замерли густой чёлкой над посерьёзневшими глазами. — У тебя будет самый понимающий и заботливый альфа, Гарри. Разве может быть иначе? Рука Уилла легла на плечо Гарри и крепко сжала в знак поддержки. Кристально чистый взгляд из-под пушистых ресниц дарил столько надежды, что сердце Гарри переполнилось ею, обволакивая каждую клеточку взбудораженного тела. Эти слова запечатались глубоко внутри чем-то священным и неприкосновенным, личной мантрой и новым жизненным кредо. Он поверил в них, горячо обещая себе, что поймёт и примет свою пару так же, как сейчас понимал и принимал Уилла. И кем бы он ни являлся, его будущий партнёр, чем бы он ни занимался — Гарри будет любить его всю жизнь до последнего вздоха. — У нас будут, у нас! — счастливо улыбнулся Гарри, зеркально укладывая руку на такое же хрупкое плечо и передавая новообретённую веру сквозь эмпатическую связь. Живительной дождевой водой двинулся поток в преисполненное одиночеством и обречённостью, дрогнувшее сердце Уилла. Оно тут же забилось быстрее, впитывая непривычные, исцеляющие чувства. Зрачки Уилла расширились, перекрывая голубую радужку. Дыхание сбилось, когда в душе загорелся огонёк надежды и жаркого обещания, что дал Гарри. Им не нужно больше слов, чтобы понять друг друга, и его ещё по-детски пухлые губы беззвучно прошелестели благодарностью, прежде чем высоко в небе раздался оглушающий рокот приближающейся сухой грозы. Так произошла их первая встреча перед тем, как судьба снова сведёт их спустя семнадцать лет под жаркий шёпот мексиканской ночи, когда они сдержат обещания и будут максимально счастливы, спешно прогуливаясь по пляжу в обнимку со своими самыми сильными и необычными альфами.