Холода

В этом году зима в Зонтопию пришла неожиданно, принеся с собой первый снег уже в ноябре. Горожане плотнее кутались в теплые одежды, спасаясь от необычайно ледяного ветра. На улицах можно было встретить разве что редких прохожих, рискнувших добежать до ближайшей лавки или церкви. Страна как будто замерла, не готовая к таким погодным условиям. Некоторые сетовали на Великого Зонтика, менее религиозные и более сведущие в науке – на необычное движение воздушных масс, пришедших с северного Курограда. Как бы там ни было, эту зиму и те, и другие уже признали самой холодной за всю короткую историю страны. Пить чай у окна, глядя на опустевшие улицы, было тоскливо. Такая Зонтопия навевала только грусть, совершенно не способствующую рисованию картин. А ведь ей было просто жизненно необходимо закончить одну из них в ближайшие сроки. Да и не только – за последний месяц дела у Мантии пошли в гору, и до наступления холодов у нее успели раскупить большую часть работ. Это не могло не радовать – теперь какое-то время можно было не считать каждую копейку, но вместе с тем девушка понимала, что зонтопийские ценители искусства знатно прибавили ей работы на ближайшее время. Если так пойдет и дальше (в чем Мантия, однако, сомневалась), ей будет нечего выставлять на прилавки. Тишину разбил звон колоколов со стороны площади, и Мантия невольно подумала о тех, кто все-таки решил покинуть дома ради сегодняшнего служения. Сама она была нечастым посетителем церкви, выбираясь туда пару раз в месяц в лучшем случае – поставить пару свечей да послушать пение, которое, отрицать нельзя, было завораживающе прекрасным. Под окнами прошла небольшая группка о чем-то оживленно болтающих зонтопиек – в длинных синих юбках и меховых плащах. Девушки едва не бежали, придерживая спадающие с покрытых платками голов капюшоны, и звонко смеялись, перекрикивая друг друга. Мантия проводила их тоскливым взглядом и отпила уже подостывшего чая, поморщившись. Желания его допивать не было, и девушка оставила чашку на подоконнике с намерением помыть потом. Как и еще три чашки, уже стоящие там. Разумеется, Мантия помоет их только когда пить будет не из чего. Сдергивая со стоящей на мольберте картины некогда белую ткань, девушка мысленно вернулась в тот самый день, когда странный незнакомец оставил ей целый мешочек монет за одну-единственную картину. Теперь она знала, что его зовут Лэнсом, и что та картина все еще хранится у него. Мантия невольно улыбнулась. Он нередко приходил к ее лавке, и в один из дней она все-таки с ним заговорила. Если быть точнее, Мантии надоел его гипнотизирующий взгляд – ну не могла она спокойно рисовать в таких условиях. Так она ему и сказала, и прозвучало это резче, чем следовало бы. Погруженная в воспоминания, девушка на автомате стала подправлять набросок. Лэнс тогда ужасно смутился и принялся извиняться, пятясь назад. А она, дура, продолжала недовольно сверлить его взглядом, пока он не скрылся за ближайшим углом. Тем же вечером, уже дома, Мантия проклинала собственную вспыльчивость. Думала, что больше не увидит его, но Лэнс пришел на следующий же день и робко протянул ей букет ромашек. Не решаясь сразу его принять, Мантия замерла, переводя взгляд с цветов на незнакомца и обратно. «Я тогда расценил это как отказ принимать мои извинения, – нервно пожимая плечами, поведал ей потом Лэнс. – Ты так смотрела на них, будто врага народа увидела. Честное слово, я бы убежал ведь тогда, не схвати ты меня за руку вместо того, чтобы забрать букет» Мантия потом еще долго сама извинялась за ту свою вспышку гнева, каждый раз получая только смущенное: «Забыли давно уже, ты чего...» Но ей действительно все еще было стыдно. Рука порхала над холстом, правя незначительные детали. На картине уже просматривался образ Лэнса, оставалось постепенно добавить деталей, делая образ более живым, привычным. Таким, каким юноша был в реальности. Как-то он невзначай обронил, что день рождения его выпало на 19 ноября. Мантию тогда зацепило это странное выражение – «выпало», и только благодаря этому она запомнила дату, а позднее и записала на обрывке листка. Так бы и не вспомнила, если бы этот самый обрывок не выпал из книги несколько дней назад. И тогда Мантия загорелась идеей подарить Лэнсу на день рождения картину с его изображением. Будь это кто-то другой, на написание ушло бы от силы дня три, но с этой картиной девушка мучилась уже шестой день, а в запасе оставалось всего два. Еще одной проблемой было, собственно, вручение подарка. Рассчитывая, что в конце ноября она еще сможет торговать на улице, Мантия зашла в тупик в этом вопросе. Нет, она знала, что Лэнс работает в замке кем-то вроде секретаря, но подробностей он никогда не рассказывал. Девушка пыталась донимать его расспросами, даже пробовала надавить, но в этом вопросе Лэнс был непреклонен, неловко отводя взгляд и продолжая отнекиваться из раза в раз. Она, конечно, могла бы пригласить его к себе – он знал, где она живет, и уже бывал тут пару раз, – но, опять же, как это сделать? Написать письмо? Не вариант, она не сможет его отправить, да и тогда легче было бы просто выслать картину. Надеяться, что встретит его на улице? Полная глупость, кто в здравом уме вообще пойдет гулять в такую погоду? Разве что подловить его у церкви, но Мантия была не уверена, ходит ли он туда. В задумчивости она крутанула кисточку, стараясь повторить однажды увиденный трюк с карандашом, и к собственному ужасу оставила яркий синий мазок прямо на лбу у изображенного на картине Лэнса. – О Зонтик... Кажется, в этот момент она совершенно престала думать логически, поддавшись первому порыву – аккуратно стереть краску, пока она не успела засохнуть. Однако так Мантия только сильнее размазала пятно, смешавшееся теперь с еще не до конца просохшим предыдущим светлым слоем. – Ладно, спокойно... – девушка глубоко вздохнула, останавливая себя от еще каких-нибудь необдуманных действий. В конце-концов, этими красками возможно перекрыть даже темный слой светлым. Нужно только подождать, пока злосчастное пятно полностью высохнет. То есть до завтрашнего вечера. И все. И все хорошо, но в тут в голову пришла абсолютно безумная идея. А что если... Совершенно не раздумывая, Мантия аккуратными штрихами придала пятну форму глаза. Такого, как на изображениях Великого Зонтика – скорее метафорического, чем реалистичного. И что-то в этом определенно было. Только что? Мантия отошла на пару шагов, спиной почти упершись в дверь. Наклонив голову, девушка скептически разглядывала картину, всматриваясь в такие знакомые черты, удивительно сильно искаженные третьим глазом. В дверь почти ощутимо постучали, так что Мантия аж подпрыгнула и заметалась по комнате, спешно набрасывая на холст ткань и отодвигая мольберт подальше в угол. С глаз долой. За такие вольности по голове ее в случае чего точно не погладят. Только сейчас Мантию накрыло осознание – что она вообще сделала. Черных папах, конечно, расформировали еще прошлой весной, но такое не пропустила бы и нынешняя, заметно смягчившаяся, цензура. Девушку накрыл иррациональный страх. Они все уже знают. Это они, уже пришли по ее душу. Стук повторился, уже менее уверенный. Мантия, буквально подкравшись к двери и затаив дыхание, приоткрыла ее. И встретилась взглядом с растерянно моргающим Лэнсом. При виде нее он приободрился и радостно улыбнулся. Мантия, однако, наоборот помрачнела. Стоящий перед ней юноша был закутан в свой неизменный тонкий плащ и заметно дрожал. – Ты вообще чем думаешь? – вместо приветствия Мантия за руку буквально втащила посетителя в комнату, захлопывая за ним дверь, – там же холод такой, ты нафига приперся? – руки у Лэнса были просто ледяные, а глаза испуганно округлились. – Прости, я просто... – Просто о себе совсем не думаешь, – перебила его девушка, закатывая глаза. – Мантия, я... – Так, цыц, там на диване плед, а я чай пойду сделаю. – Но я не замерз! – Ой, вот не надо мне тут. Давай-давай. Девушка подтолкнула его в сторону дивана, а сама убежала в другую комнату – разводить огонь и ставить чайник. Правда, когда он закипел, она поняла, что чистая чашка у нее осталась только одна, а самой чаю тоже хотелось. Пришлось вернуться в комнату. Из составленных на подоконнике посудин Мантия предусмотрительно выбрала сегодняшнюю – ее мыть будет легче. Попутно девушка успела поворчать на Лэнса, усевшегося на самый краешек дивана и даже не подумавшего притронуться к пледу. Пригрозив тем, что самолично его в этот плед обернет, если он не перестанет выпендриваться, Мантия вернулась на кухню. Уже через пять минут парочка мирно сидела на диване, обсуждая испортившуюся погоду и последние городские сплетни. Точнее, оные рассказывала преимущественно Мантия – Лэнс больше слушал, изредка что-то добавляя. Некоторые городские сплетни пересекались со сплетнями дворцовыми, и сегодня на повестке дня таковой была новость о том, что Алебард ухаживает за какой-то девушкой. – Говорят, они вместе появлялись в одном из кабаков пару дней назад. Там щас народу много, пока холодно... Пришли, посидели в углу, а потом комнату еще сняли отдельную, – Мантия хитро улыбалась, оживленно пересказывая очередную байку. – А у нас говорят, – подхватил Лэнс, – что это помощница министра здоровья, и они теперь скандалят, потому что Кираса сама в него влюблена, – он хихикнул. – Ха, правда? – Ну, – Лэнс стушевался, увидев в глазах Мантии разгорающийся азарт, – это все слухи... Девушка звонко рассмеялась такой перемене в его лице и, не задумываясь, потрепала по волосам. Поняла она, что что-то не так, только когда начавший было хихикать вместе с ней Лэнс резко умолк и недоуменно на нее уставился. Отдернув руку, Мантия смущенно опустила глаза, чувствуя, как щеки начинают предательски алеть. – Я это... Пойду чашки помою, – промямлила девушка и поспешила скрыться от наступившей неловкой тишины на кухне, захлопывая за собой дверь. Что это вообще было?.. Придушенно пискнув, Мантия сползла по двери на пол, прижимая чашки к себе. У него мягкие волосы. И очаровательная улыбка. Она никогда не думала об этом. Они ведь просто друзья. Просто друзья? Мантия запрокинула голову, упершись ей о дверь. Почему все так усложнилось за всего лишь секунду? О Зонтик, что же теперь он подумает? Кто вообще просил ее распускать руки? А может она все себе надумала? Ну, подумаешь, по волосам потрепала. С чего бы этому быть чем-то странным или постыдным? Они же все-таки друзья. Девушка медленно поднялась с пола, передергивая плечами. В самом деле, что это на нее вообще нашло? Ставя чашки в раковину с твердым намерением помыть их чуть позже – например, после ухода Лэнса, – она уловила еле слышный вскрик из комнаты и мгновенно бросилась туда. Лэнса Мантия застала медленно пятящимся от картины. Картины с его изображением. Сама упала прикрывающая ее ткань, или юноша по неосторожности или из любопытства ее сдернул – сейчас это было не важно. Услышав хлопок двери, Лэнс дернулся, переводя взгляд на Мантию. Глаза его были испуганно округлены. – Я все объясню! – вскрикнула девушка, предвосхищая вопрос, явно читающийся в глазах юноши. – Я... эм, это глупо, оно само получилось... Мантия робко опустила глаза в пол, только сейчас поняв, какую все-таки глупость она сделала. Она никогда не спрашивала, как Лэнс относится к религии, но одного только факта, что он работает в замке, и так было достаточно. – Я просто случайно краской мазнула!.. Я это уберу, только не доноси на меня! – буквально взмолилась девушка, начиная паниковать. Лэнс продолжал ошарашено смотреть на нее, но взгляд его ощутимо смягчился. Мантии показалось даже, что он почему-то облегченно вздохнул. – Я и не собирался, просто... Я... – он замялся, – это было неожиданно... – Ух, давай просто... Просто сделаем вид, что ты... этого не видел, ладушки? – Хорошо, – Лэнс искренне улыбнулся, подобрал с пола упавшую ткань и набросил на картину. – Но все-таки, зачем ты вообще меня нарисовала?

***

Раскинув руки на одеяле и вспоминая прошедший день, Зонтик чувствовал, как щеки начинают гореть. То, как Мантия заботилась о нем, сначала отпаивая чаем, а на прощанье всучив ему теплую шаль, как она потрепала его по волосам, и то, что она нарисовала его. Пускай и третьим глазом девушка попала в его выдуманный образ, немало напугав этой точностью, это было лишь случайностью. Да даже если и нет. Какая ему сейчас разница?