Ему не нужен никто

Место, в котором стояла практически всегда невыносимая духота, велись жаркие споры, случались драки по любому поводу, игры в карты, стриптиз и тому подобное, конечно же это — бар. Джим не любил пить алкоголь и ходить по трактирам, а если и делал так, то только тогда, когда этого, непосредственно, требовала ситуация. А сейчас, действительно, и как бы прискорбно не было это осознавать, выдался и случай, и ситуация, потому он сидел на данный момент за барной стойкой на высоком черном стуле, в обычном, дешёвом баре, мужчина даже не потрудился запомнить его название. Ни к чему. — Что желаете заказать? — Неожиданно впереди раздался голос бармена, Гордон поднял свои уставшие глаза и увидел ещё совсем юношу, который приветливо улыбался. Мужчина хотел бы улыбнуться ему в ответ, но получилось бы кисло и слащаво, а Джима уже тошнило от всей этой фальши, поэтому он просто сказал без тени веселья на лице: — Виски. — Парень молча кивнул, затем оповещая, что заказ будет готов через несколько минут и удалился. Джеймса обрадовало то, что тот ничего не стал расспрашивать, как сделали бы это все остальные — успокаивать, говорить, что все наладится, мол у тебя то все хорошо, а у меня ещё покруче. Хотелось их ударить по роже или свернуть шею, а проще улыбнуться и отойти в туалет, потому что тошнило от того, что услышал похлеще майонеза. Но бесполезно, хоть кислотой рот залить. И это бы не помогло. Джеймс находился рядом с окном, поэтому легко можно было увидеть на улице множество готемских домов, вышек, машин, мостов — все это так надоело, уже въелось под кожу, которую сшили намертво нитками, не давая сбежать, как-то скрыться, будто Гордон был связан нитями судьбы с этим грязным и старым городом. Но больше всего он жалел о своих ошибках, о том, кем сейчас стала Лесли — милая, добрая, хороший врач и просто прекрасная женщина, теперь уехала из города, вышла замуж за другого. Джеймс жалел, что сделал ей больно, жалел, что не он сейчас с ней, жалеет, что из-за него умер их ребенок. Он... Много жалеет. И это благодаря ему, Вел чуть не погибла от руки Тетча, Барбара, которой он не смог помочь, бросил, не понял, теперь слетела с катушек и стала преступницей, убийцей. Какой бы человек с ним ни был, он будет страдать, не будет жить спокойно и, действительно, они все ему потом в унисон твердили:«ты приносишь одни беды», Джим сейчас с этим соглашался. Джеймс принимал этот факт с разрывающими сердце болью и одиночеством, осознанием, что никогда не найдет себе спутника, любовь, которая бы с ним разделила эти муки и страдание, поняла бы его, и никогда не бросила. Но увы эти сахарные сладкие мечты, так и останутся нетронутыми, где-то на самой вышке Эвереста, до которого добраться будет не просто, а если и вообще возможно. — Ваш заказ, сер. — Снова раздался звонкий мальчишеский голосок. Джим тихо его поблагодарил, беря в руки долгожданный стакан с янтарной жидкостью в нём и делая глоток. Напиток попал на язык, затем дальше и по глотке плавно спускался в пустой желудок, обжигая, постепенно расслабляя, и притупляя боль, давая надежду на то, что ещё все наладится. Но тошнота накатила сразу, организм противился такому расположению дел, он хотел нормальной еды, которую не видел уже несколько дней. Может…и неделю? Он не помнил, когда в последний раз ел нормально. Но между тем Джеймс, кажется, начинал понимать, почему Харви так обожает алкоголь, он ведь, действительно, приносит удовлетворение, хоть и маленькое, совсем недолгое. Где-то сзади заливисто смеялись и громко разговаривали, брызгая слюной, стукали стеклянными напитками о стол, шуршали деньгами и бросали монеты на деревянный стол, заставляя те дребезжать. Но Джим не обращал на это внимание, он слышал только одну фразу в своей голове: «хватит жалеть себя». Да, Гордон и правда сейчас давил на жалость, угнетал и считал себя слабым, никчёмным, как же ему становилось противно от этого. Противно от того, что бессилен и не смог ничего сделать, когда надо было. — О, Джимбо! Вот уж кого не ожидал увидеть здесь, так это тебя. Видимо совсем дерьмовый день, не так ли? — Гордон от неожиданности распахнул глаза, узнавая в этом голосе никого иного, как Эда Нигму — нынешнего преступника в городе. Но удивление быстро сменили раздражение и злость, — мне пожалуй, тоже виски. — Бармен молча кивнул, предпочитая не вмешиваться в их диалог, дабы не нарваться. Джим сжал стакан в руке, продолжая слышать позади себя его голос, он очень бы хотел кинуть эту кружку в мужчину, желательно, чтобы та разбила ему голову. Нигма плюхнулся на рядом стоящий стул, придвигаясь ближе дозволенного к полицейскому. Чёртов Эдвард всё чаще становился к нему ближе и не важно как: пытая, (избивая), его своими изощрёнными методами во время работы или же грубо трахая в какой-нибудь близлежащей подворотне — он пытался врасти в него, словно ядовитое растение. Смертельно ядовитое растение. — Все ещё дуешься? Или это..из-за… Ли? — Эдвард растягивал свои последние слова, видя реакцию на них со стороны другого мужчины и мысленно улыбаясь этому. Джим же сжал зубы почти до скрежета, еле сдерживаясь, от того, чтобы не наброситься на идиота прямо сейчас. — Вали загадочник, пока я не прострелил тебе голову. — Прорычал Джеймс, поворачивая голову в сторону Эдварда: на нём был темный пиджак и такого же цвета брюки, с черной шляпой, скрывающей пол лица, но губы противно улыбались. У Джима заболели зубы и, кажется, начали пускать искры, словно колеса поезда на рельсах. Послышался смешок со стороны преступника: — Попробуй. — Гордон несколько секунд ещё глядел в эти темные глаза, но затем злобно улыбаясь, отвернулся обратно к своему стакану. — Не стану. — Загадочник, порой, раздражал его похлеще Тетча или Джерома, и совсем не потому, что является убийцей психопатом, а…он его привлекал: своей гребаной зелёной одеждой, своим взглядам, своей манерой общения, своими действиями. Да всем! Это началось ещё тогда, в их первую встречу: Джеймс взглянув на него, стоящего в противоположной стороне полицейского участка, почувствовал искру, проходящую по телу, будто током ударили, он тогда ещё это списал на лихорадку и мигрень. Хотя, черт возьми, кому Джим тут врёт? Он просто помешан на этом убийце и как бы тот его не раздражал, не пытался убить, Джеймс влюбился в него. Джеймс просто не хотел принимать это все, вникать в это, потому что легче просто ненавидеть и презирать, чем по-настоящему признаться в чувствах ему. Ненормально, просто ненормально. Уже подумать о чем то таком, связанном с психом маньяком — признак болезни. Его чувства, мысли вовсе не влюбленность, а простое влечение, ведь всегда хочется хотя бы немного попробовать запретный плод, не так ли? А Эд и являлся тем самым запретным сладким. Ведь ещё в детстве нам запрещали есть какие-то продукты, вредные напитки и конфеты, гулять поздно ночью. Но... Больше всего — разговаривать с незнакомцами, соглашаться на заманчивые предложения подозрительных людей: пойти погладить кота, получить плюшевого медведя, дорогую куклу, после которых потом будешь валяться трупом где-то в заброшенном доме или же канаве, неважно, в грязной оборванный одежде, или вообще без нее, с оторванными конечностями, вспоротыми ли животами и изнасилованными, главное — никому не нужными. Тебя больше никогда не найдут, будут лишь лить горькие слезы у черного гроба, страдать, жалеть, (если есть кому). Гордон любил целоваться с Эдвардом, даже несмотря на такой (точный) возможный скорый исход, потому что маньяк долго не сидит с одной игрушкой, он либо смилуется и отпустит, либо убьет и выкинет, как ненужный, надоевший мусор. Может он уже совсем отчаялся или медленно слетал с катушек, терял свой рассудок по крупицам, может и вовсе давно его уничтожил, ещё с первого приезда в этот чёртов Готэм, раз связался с психопатом, но факт оставался фактом. — Потому что… — Потому что не такой, как я, ты это хотел сказать, Джим? — Эдвард рассмеялся, будто обливая кислотой спину, разъедая одежду и проникая под кожу, в кровь, распространяя за собой мерзость и неприязнь. Настоящую ярость. Но он давно уже там засел. Давно был в гребаном теле Гордона. — Нигма, я сейчас не настроен ни с кем говорить, поэтому если тебе что-то нужно, то ты не к тому пришел, прости. — Процедил мужчина, устало посмотрев на его лицо и нервно улыбаясь. Его скоро начнёт трясти при каждом упоминании, появлении чего-то готэмского. Даже если это ублюдок Нигма. Эд прикрыл глаза, усмехаясь так, будто Джим являлся каким-то провинившимся глупым и маленьким ребёнком, а затем снова встретился с его взглядом. У Эдварда был взгляд цепкий, словно у хищника. — Ваш заказ, сер. — Раздался голос бармена, и перед мужчиной в очках появился стакан с алкоголем. Тот перевел взгляд на вторгшегося в их разговор парня и мило улыбнулся ему, сказав что-то по типу благодарности. Эта фальшивая вежливость… — О, Джим, поверь, я именно к тому пришёл. — Снова он обращался к нему и снова этот взгляд пронзал его насквозь, Джеймс чувствовал, будто пила разрезала его тело на две равные части, и кровь, словно варенье брызгала на все окружающее вокруг. Больно. Очень больно. — Хочешь издеваться? Мне плевать. — Гордон допил залпом виски, со звоном, от соприкосновения стекла с деревянной, липкой, (вероятно от алкоголя или ещё какой-либо жидкости), поверхностью, возвращая стакан обратно на стол и поднялся, собираясь уходить, поскольку находиться в компании этого ублюдка он не хотел сегодня от слова совсем. Ложь. Ложь. Ложь. — Почему? Джим остановился, цепляясь ногами за доски, чуть ли не падая лицом в пол, (а хотелось бы), застревая, словно в зыбучих песках; но не поворачиваясь, просто спокойно стоя, будто он впал в гипноз загадочника. О, нет, не правильно, он уже давно под его контролем. — Что почему? — Сзади послышался скрип, Джим даже услышал его шаги и будто улюлюканье толпы отделилось от него, словно они одни в тумане, слышалось только дыхание двух людей, эхом отдаваясь в ушах. Неужели так влияет алкоголь на мозг, или это просто самовнушение, страх? Нет, он не мог его бояться. Не мог бояться того, кто был чертовым патологоанатомом в их участке, простым, скромным парнем в очках — Э.д.в.а.р.д.о.м.Н.и.г.м.о.й. На плечо обрушилась рука, заставляя очнуться детектива и еле успеть подавить в себе дрожь от столь (не)ожидаемого прикосновения. — Ты ведь любишь меня не так ли, Джим? — Детектива будто резануло ножом, вырвали сердце со всеми соединяющими его сосудами, которое теперь было в руке Нигмы, одно нажатие этих пальцев в кожаных перчатках и тонкая нить жизни тут же оборвётся, орган может перестать биться, и Джим падет. Упадет на пол и умрет, умрет от рук любимого мучителя. — Что ты несёшь? Видимо совсем свихнулся со своими загадками. — Джим мрачно усмехнулся, собираясь отвернуться, но почувствовал резкую боль в щеке от того, что его наотмашь ударили ладонью. Джеймс потирая больное место непонимающе посмотрел на него, открывая рот и сказать всё, что думает об этом ублюдке, но Эдвард поднял руку, жестом останавливая его словесный поток. — Идём. И Джим повиновался этому холодному голосу. Снова, в тысячный раз он пошел за ним. Хотя мог бы промолчать, мог бы остановиться, а ещё лучше вырубить его и закинуть в психбольницу, туда, где ему самое место. Не стал, опять не стал. Не получилось. Не хватило сил. Хотелось лишь кричать от своей безысходности. Они снова зайдут в его одинокую, почти пустую квартиру полицейского, Эдвард прижмёт Джима к стене и начнет яростно съедать розовые губы, рвать его кожу зубами, оставлять на ней кровь, впускать ещё больше своего яда внутрь, в вены, а затем будет грубо вбиваться в измученное тело детектива. Но Джеймсу кажется, что он заслужил такое отношение к себе и Эдвард, как лекарство, болезненный укол, который готов был помочь ему, ведь Гордон должен почувствовать всю ту боль, что испытали дорогие мужчине люди по его вине. — О чем задумался? Или представляешь, как уже убил меня? — Жаркое, горячее дыхание опаляло ушную раковину, на которой тут же сцепились зубы, а по исхудавшему телу водили руками, особенно сильно надавливая на ещё не зажитые раны и синяки, заставляя болезненно шипеть от боли, и стонать от движений Нигмы Джима. — Не твоего...ума дела, Нигма... — С трудом сказал Джим между особенно тяжёлыми толчками, пришедшимися на простату. — Вот оно как, — Эдвард положил свою грязную руку, руку, заляпанную в крови множества невинных жертв, на его член, начиная надрачивать в такт своим движениям. Гордон сжал ладони на его плечах и несдержанно простонал, чувствуя приближающийся оргазм. Нигма тоже тяжело сбивчиво дышал, глубоко вбиваясь в уже обмякшее тело Гордона и кончая следом за ним, шумно дыша, и отстраняясь. Но, почему Эд не использовал нож или удары на его теле, это напрягало и пугало Джима. Потому что Нигма гребаный загадочник, от которого можно ожидать что угодно и когда угодно. Джим скатился по стенке вниз, словно тряпичная кукла, не имеющая воли без хозяина. — Ты такой жалкий, Гордон, трахаешься с убийцей, — Эд грязно ухмыльнулся, опасно сверкая очками. — А ты с детективом. — Огрызнулся Джеймс, медленно поднимаясь на ноги и ища свои разбросанные вещи по полу. — Я хотя бы не отрицаю своих чувств к тебе. — О, это была чистая правда. Эдвард уже завязывал черный галстук на шее, не собираясь оставаться дольше, ведь ему сегодня ещё нужно быть на важном вечере с пингвином, (с тех самых пор, как Освальд стал мером всего Готэма). Джеймс ничего не смог ответить, лишь сжимал зубы и застёгивал пуговицы рубашки, сгорая от желания набить рожу ублюдку Нигме. Преступнику, маньяку, убившему множество людей, сейчас находившийся в его чёртовом доме, которому он отдавался, когда Эдвард этого хотел, (наглая ложь, Джим тоже этого хотел). Ведь у Джеймса всегда был шанс посадить его за решетку и он каждый раз его самолично (от)упускал. Что же с ним не так? Шаги, подаренная кривая улыбка с холодом в глазах на прощание, грязный поцелуй и хлопок двери. Джим сжимает кулаки, садясь на диван и выпивая последние остатки виски в одиноко стоящей, и пылящейся бутылки на столике. Потонем в собственной кровати, Прострелим пальцами висок, Успеем даже станцевать, и Затянуть петлёй шнурок. Раннее буднее утро встречал полицейский участок города Готэма: все шуршали бумажками, что-то записывали, кто-то и вовсе задремал, упав лицом в стол, которому тут же отвесили подзатыльник за это, заставляя вскочить, и приняться делать свою работу. Джим сидел за столом и устало потирая переносицу, рассматривал документы. Джервис Тетч, начинал бесить его наравне с Нигмой. — Джим, все нормально? — Обеспокоенно спросил его напарник детектив Буллок. Нет, все очень плохо, он и сам не знает, нормально ли это или нет. — Да, — Джим постарался как можно искреннее улыбнуться своему другу, чтобы перестать вызывать у того подозрения по поводу самочувствия. Господи, как ему надоело врать об этом...но он же не мог сказать, что спит с самым разыскиваемым преступником в городе? Харви точно бы посмотрел на него с отвращением, а вообще поверил ли он в это, нет, точно нет, посмеялся и сказал:"Да тебя удар хватил, Джим, точно пора в отпуск". Да, лучше всего будет соврать, ради блага. Буллок прищурился, несколько минут рассматривая его, а затем было открыл рот, но тут подошёл Фокс и сообщил новую информацию по поводу их дела. Неожиданно раздался звук из кармана брюк Джеймса, оповещающего о пришедшем сообщении на телефон. И Джим знал, кто именно это ему прислал. Он непроизвольно сжал губы, чувствуя на себе подозрительный взгляд Харви. Неизвестный: «Сегодня в 20:40. Отель Helli, на Уолтер стрит» В очередной раз он написал ему место и время. В очередной раз ему нужно куда-то идти. Идти в лапы своей смерти. Он убирает телефон обратно, стремительно двигаясь в сторону выхода из участка, спеша предотвратить ещё одни поступления Тетча. — У тебя девушка появилась? Почему не сказал, Джим? — Прозвучало как-то настороженно и обиженно со стороны Буллока, когда они обедали в ближайшей столовой. Джим еле дожёвывал остатки бургера, от которого неимоверно тошнило, улыбнувшись уголками губ. Пусть лучше он думает так, ему не следует знать правды. — Да так... Харви ухмыльнулся, попивая колу: — Ах ты подлец! Познакомь меня с ней потом. Видя улыбку детектива, мужчина почувствовал промелькнувшее тепло, начавшее согревать Гордона, но это чувство так же быстро исчезло, будто его вовсе и не было. Он — Здравствуйте, вот, возьмите ваш номерок 24, если что-нибудь понадобится, то обязательно сообщите нам. — Приятная молодая девушка с темными волосами, выглядывающими из-под синей шапочки, стояла за стойкой и протягивала Джиму небольшой металлический ключ, с табличкой номера его комнаты, — в командировке? — Нет, турист, хорошего вечера вам. — Джеймс улыбнулся и прошел к лестнице, намереваясь подняться на второй этаж. Знала бы она, зачем на самом деле сюда пришел Джим, то точно открыла бы свои розовые губки, удивлённо хлопая своими большими глазками. Он прошел мимо своей двери, приближаясь к другой комнате, с табличкой наверху «30». Джеймс застывает, на мгновение колеблется, но затем всё-таки тянется холодной ладонью к золотой ручке двери и дёргает, та нехотя поддается на махинации, издавая неприятный скрип. Гордон сглатывает вязкую слюну, чувствуя себя мотыльком, попавшим в паутину к пауку. Комната его встретила непроглядной темнотой, он напрягся, но медленно прошел внутрь, аккуратно закрывая за собой дверь. Нигма никогда так ещё не делал, максимум они избивали друг друга чуть ли не до смерти, занимаясь потом сексом, минимум...а минимума и не было. По спине пробежал неприятный холодную и стало, действительно, страшно. Гордону бы больше понравилось находиться с Тетчем в одной комнате или тем же пингвином, было бы в тысячу раз безопаснее, чем с сумасшедшим любителем загадок. Гордон нервно усмехнулся: — Опять твои шуточки, Нигма? — Джеймс чувствовал себя настоящим идиотом из-за того, что его возможно вообще обманули и не пришли... Но... Нет, такого не могло быть, если Нигма что-то обещал, то исполнял точно и в срок, без каких-либо обманов и шуточек. Но никого и ничего до сих пор не появлялось, стояла лишь гробовая звенящая тишина. Поэтому Джим вздохнул, собираясь повернуться и уйти, — можешь продолжать сидеть и молчать, если тебе так угодно. У меня своих дел полно. — Привет, Джими. Конечно же здесь, дорогуша, как я могу забыть про тебя! — Резко загорелся свет, ослепляя, и Гордон почувствовал, как прижимают вонючую тряпку к его носу, смеясь при этом прямо в ухо. — Мы с тобой повеселимся, — Джеймс, не ожидавший этого, вдохнул снотворное и его сознание начало медленно растворяться, все закрутилось, завертелось в бешеном сумасшедшем танце. И последнее, что он почувствовал — это горячий язык и зубы на своем, кажется, ухе. Успокаивающая темнота была недолго, Джеймс ощутил боль, вероятно чертов Нигма его чем-то ударил, и проснулся, резко распахивая глаза. — Уж извини, нашатырного спирта у меня не нашлось, но ты же наслаждаешься тем, когда я тебя бью? — Джеймс хотел было оскалиться, но почувствовал препятствие в виде кляпа во рту. Эдвард лишь весело сверкнул глазами на его бесполезные попытки заговорить, но затем все-таки потянулся к его лицу рукой, вытаскивая злосчастный предмет. — Ой, забыл. — Эд, грёбаный ублюдок, что за новые фокусы? — Он огляделся по сторонам, обнаруживая, что находится всё в той же комнате, всё того же отеля. — Я подумал разнообразить наши отношения. Добавить в них немного остроты. — Нигма предпочел проигнорировать чужое оскорбление в свой адрес и слез с кровати, начиная рыться в ящиках, в поисках чего-то нужного. — Разнообразить — это устроить другим людям "просмотр порно"? — Съязвил Джеймс, чувствуя, как снова раздражается. — А ты хочешь в какой-нибудь подворотне с бомжами или в своём доме, где в два раза больше людей, чем здесь? — Нигма достал заветную баночку со смазкой и подошёл обратно к кровати, неожиданно загадочно улыбнувшись, — а может ты просто хочешь ещё и Пингвина? — Что? Причем здесь он, — Джим закатил глаза от злости, еле сдерживаясь, чтобы не наброситься на него прямо сейчас. Хотя, каким образом? У него сил почти не хватало даже на верёвку, неужели это Эдвард накачал чем-то или из-за почти регулярного отсутствия еды? Первое и второе в точности подходят. — Не знаю, тебе же здесь не нравится, — Эдвард обратно залез на кровать, раздвигая не сопротивляющиеся ноги Джима в сторону и садясь меж них. Он провел рукой по его правому бедру, резко хватаясь за обе ягодицы и натягивая на себя. Джеймс только сейчас понял, что его руки привязаны к кровати, из-за чего те до боли натянулись от столь резких движений Нигмы. — Не знаю, тебе же здесь не нравится, — Эдвард обратно залез на кровать, раздвигая не сопротивляющиеся ноги Джима в сторону и садясь меж них. Он провел рукой по его правому бедру, резко хватаясь за них и натягивая на себя. Джеймс только сейчас понял, что его руки привязаны к кровати, из-за чего до боли натянулись от движений Нигмы. — Но не волнуйся, мне все равно плевать: доволен ты этим или нет — исход будет один и тот же. Загадочник никогда не интересовался тем, что бы нравилось Джеймсу. Нигме было важно исключительно своё удовольствие, как и Гордону было абсолютно плевать на Эдварда с его желаниями. Детектив бы никому не позволил так собой распоряжаться, да и вообще вряд-ли бы лег под кого-то, но, если честно, он чертовски устал все контролировать. Поэтому отдал бразды правления в руки настоящего монстра, демона. Гордон поднял глаза на Эда, оглядывая того: он был в своём типичном зелёном костюме и черных перчатках, которые уже раздевали его тело, желая поскорее осквернить, запачкать ещё больше прежнего. Хотя куда уже? — Что молчишь? — Эдвард снял перчатки, уже раскатывая презерватив по своему смазанному члену и возвышаясь над ним, словно темная грозная скала. — Почему не загадкой? — Съязвил Джеймс, тут же пожалев об этом, потому что почувствовал холодный металл на своём плоском, худом животе. — По-моему ты не в том положении, чтобы дерзить, Джим. — Эдвард надавил ножом на нежную кожу, из-за чего на ней образовалась кровавая полоса. Джеймс тихо выдохнул, прикусив нижнюю губу, что естественно не скрылось от Нигмы. — Какой жалкий, настоящая нуждающаяся сучка. Хочешь, чтобы я сделал больше порезов? — Сказал приглушённо Эд. — Да, — так же тихо ответил ему Джим, невольно облизывая нижнюю губу. Черт, он хотел сказать совсем другое. Чёрт, тут же не слишком много людей? Эдвард поднес нож к своему рту, слизывая языком капельки красной жидкости, чуть прикрывая глаза от наслаждения. Господи, как же мерзко. Тошнотворно мерзко, но красиво. — Мм, твоя кровь такая же грязная, как и сам ты, Джеймс, — Нигма снова сделал надрез, только теперь на груди мужчины, заставляя слегка дёрнуться, из-за чего рана стала только глубже, —... но мне это чертовски нравится. Безумная улыбка возникла на его лице и Эдвард резко наклонился к лицу Гордона, впиваясь в его губы, сразу грубо проникая языком в несопротивляющийся рот. Буквально высасывая из него душу. — Расскажи мне, как продвигаются поиски Тетча? — Эдвард, очертил ножом круг вокруг его розового соска, делая рану не такой глубокой, как прошлая, но все равно принося не столь приятные ощущения. — Не твое дело. — Огрызнулся Джим, за что нож вошёл глубже в его кожу, заставляя выгнуться в спине от боли. — Грубо. Но я знаю, как это можно исправить, — Эдвард наклонился к измученной горошине соска, вбирая тот в рот и слизывая с него кровь. Джеймс издал тихий стон, закусывая губу. Он уже представлял лицо Харви, который бы узнал, кем на самом деле была его "девушка". Джеймс хотел рассмеяться, заплакать, но не мог. Уже сил не осталось. Он был только способен спать с этим ублюдком. Снова он растягивает его грубо, почти насухо пальцами без перчатки, а затем будет трахать, пока не кончит, ему не важно: испытает оргазм Джеймс или нет, Эдвард беспокоится только за своё удовольствие и ничьё другое. Нет, конечно, если у него хорошее настроение, то он заботится об обоих. Но это очень редко, слишком. Нигма уже наскоро расстёгивал свои брюки, как раздалась мелодия звонка. И это был телефон Джеймса. Эдвард остановился доставая телефон из заднего кармана его брюк. — Не надо. — Пусть знает, кому именно ты принадлежишь, Джими. — Нигма нажал на кнопку принятия вызова и подставил смартфон к уху Гордона. Грёбаный загадочник. — Джеймс Гордон слушает. — Ты чего, Джим? Это я Харви. — Джеймс нервно сглотнул, ощущая, как в анальное отверстие упирается нечто большое и горячее. — А…да, прости, заработался. — Он прерывисто выдохнул, от того, что Эдвард резко в него вошёл, не двигаясь. Блять. — Джим, что я тебе сказал насчёт этого? Тебе завтра не жить, если не пойдешь сейчас спать. — Отозвался грозно Харви в трубке, на что Эдвард тихо усмехнулся, но Джеймс особо не разделял его веселья. —... Я... Сейчас, д-пойду... — с каждым новым словом Нигма делал толчки, издеваясь над бедным детективом, заставляя того тяжело дышать и чуть ли открыто не стонать в телефон. — Все хорошо? Джеймс? — С той стороны говорили с откровенным беспокойством, на Джима глядели тёмные глаза, в которых плясали черти. С двух сторон были ещё комнаты, в которых наверняка готовились спать другие люди. Твою мать. — Мне…мне просто нехорошо, Харви. Но тебе не стоит беспокоиться об…этом, — горячие липкие ладони повсюду сжимали и гладили кожу, зубы и мокрый пламенный язык вылизывали всего Джима без остатка, специально громко дыша в другое ухо. — Ладно, Джим..до завтра, поправляйся. — И наконец он сбросил звонок. В Джеймсе вскипела злость. — Что ты творишь, ублюдок хренов? — Движения Нигмы стали более медленными и размеренными. — Но ты же любишь унижаться, разве нет? — Нигма сделал особенно сильный и грубый толчок, вцепляясь руками, словно клешнями в бедра Джима, заставляя того глухо застонать, запрокинув при этом голову. И снова этот грязный рот оказался на таком же осквернённых, грешных губах. — Джим, ты же моя игрушка. И имею полное право на всё что угодно, не так ли? Джеймс распахнул глаза. И в правду, он всего-то теперь вещь. Дорогая вещь и уже на половину сломанная. Горькая правда его странной любви. Снова очередной толчок, но будто не в нём, будто воспоминанием или фильмом, отразившимся где-то на подкорке больного мозга. Игрушка. Он игрушка. Сердце разрывало по швам, (а сейчас ли? Может, это просто галлюцинация и его давно уже разорвало в клочья, а Джим мертв внутри?) Но ощущалось это правильно, как что-то само собой разумеющееся. Потому что он должен был испытать всю боль, которую причинил другим. — Никчёмный, вот-вот сломаешься, Джими, — Как же ему было мерзко от этого прозвища. Нигма несдержанно рыкнул и неприятная субстанция теперь разливалась лавой внутри его такого же противного нутра. Нигма вышел из тела, оставляя Джима не удовлетворённым и холод теперь активно загулял по его коже, возвращая в суровую реальность. Он уже давно ведь сломался. В один момент - тебя не станет, Исчезнет мир больных иллюзий, Ты задохнешься на диване, Я твой убийца, я абьюзер.