***
Проходит две недели прежде, чем Эи снова видит свою лисицу. Она живет в храме Наруками вместе с Сайгу и стала больше с прошлого раза. Все, что знала Эи о кицунэ — это то, что у них появляются хвосты за одно столетие прожитой жизни. Девочка бежит ей навстречу и хватается за подолы кимоно. — Привет. — здоровается фамильяр. — Ты моя хозяйка? — Не называй меня так. — грозно просит Эи. Обычно люди шарахаются от нее, когда видят сверкающие грозой глаза, но девочка продолжает цепляться за нее, словно репейник. Вельзевул ничего не остается, кроме как взять ее на руки. Может, это следствие жизни рядом с Сайгу, которая обожает ароматные масла и духи, может, это просто девочка сама по себе такая, но от нее пахнет сакурой и этот запах настолько нежный, что Эи хочется уткнуться в ее щечку. Великая Селестия, что за мысли. — Как твое имя? — спрашивает Эи. Сайгу как-то рассказывала, что кицунэ сами дают себе имена, ведь они независимые существа. Хотя Вельзевул уверена, что ее фамильяру просто жизненно необходимо сидеть на чьих-то руках. — Мое имя Яэ Мико. — представляется она. — Сайгу сказала, что ты мой Архонт. Вельзевул разжевывает ее имя на языке. Оно резкое и в то же время мягкое, но не подходит этой маленькой изнеженной малышке. — Ага. — кивает Эи и заходит на территорию храма. Жрицы кланяются ей и внимательно смотрят за Яэ Мико. О, видимо, они пытаются привить фамильяру какое-то воспитание. Сайгу уже ждет их. — Вы подружились? — интересуется она. Яэ Мико спрыгивает с рук богини и убегает общаться с прихожанами, как могла заметить Эи. — Я не люблю детей. Сайгу вздыхает. — Я могу понять тебя отчасти. — говорит она. — Но рано или поздно ты должна будешь наладить с Яэ Мико связь. Тебе это будет необходимо — теперь она часть тебя. Эи смотрит, как Яэ Мико бегает среди людей и с любопытством, присущим кицунэ, рассматривает их лица. Смертные думают, что она чей-то ребенок и уже пытаются найти ее родителей. Эи выходит к ним и идет к Яэ Мико. Сев на корточки напротив нее, берет ее ладони и говорит: — Веди себя прилично, ты фамильяр Архонта, а не пятилетка. Так люди узнают, что и у второй близняшки появился фамильяр.***
Все следующее столетие Яэ Мико остается в возрасте ребенка до шести лет. Эи не разбирается в детях, так что просто считает своего фамильяра шестилеткой. Макото в ней души не чает, а Тиё и Сайгу во всем им обеим потакают. Яэ растет избалованной — когда она поняла, что не шибко сильно нужна своему Архонта, то начала вить веревки из всех вокруг и не обращала внимание на Эи, которая постоянно боролась с желанием дать ей подзатыльник такой силы, что она бы отправилась туда, откуда появилась. Проходит двести лет, и вот у Яэ Мико уже три хвоста, а сама она выглядит очень статной и высокомерной девушкой. Макото дарит семена сакуры сестре, и Эи решает посадить их в храме Наруками. Яэ Мико со скрытым восторгом наблюдала за ростом дерева, которое прозвала Священной Сакурой, и впоследствии это название стало применяться по всей Инадзуме. Эи хотела бы отказаться от своего фамильяра ещё в момент ее появления и она не скрывает этого. Но связь между ними отрицать и искоренить не может — это то, что даровано Селестией, а от такого тяжело избавиться. Она чувствует эмоции Яэ — ее маленькие радости, когда той делают комплименты или когда Сайгу угощает жаренным тофу; огорчения в моменты тренировок с оружием, которые проводит либо Тиё, либо сама Эи, когда фамильяру ее сестры надоедает возиться с младшей кицунэ; и скуку в периоды наблюдения за Макото, занимающейся вопросами сёгуната и разбирающей документы. Макото считает, что Мико вполне могла бы помочь ей в делах управления страной, но Эи упорно не понимает как. Мико все еще остается избалованным фамильяром, которого она никогда не желала и от которой все время хотела избавиться. Но Сайгу оказывается права, — они все оказываются правы, на самом деле. Вельзевул привыкает к ней, может, и не любит, однако она больше не думает о том, что хочет спустить Мико с Ёго. Эи берет ее в город, в порт, показывает любимые места сестры и ее самой, кормит тофу, и пока Мико не вырастает во взрослую лисицу, таскает на руках и прочесывает шерстку. Яэ это обожает — почесывания за ушами, сон на коленях Эи и тепло ее тела. Потом, конечно, Мико становится для этого взрослой — вредно отталкивает руки Макото, когда она ее обнимает; огрызается во время тренировок и на Эи, и на Тиё, и Вельзевул испытывает горячее желание задушить Мико, хотя знает, что прошло уже три сотни лет, и она вряд ли причинит Яэ настоящую боль. В какой-то момент ее фамильяр увлекается стихами, а потом и романами, и Эи понимает, что даже не смотря на то, что Яэ Мико хорошо обходится с катализаторами, в моменты сражений та не пошевелит и пальцем. Вельзевул видит, что она растет хитрой и расчетливой — когда была маленькой врала, правда, ужасно, но с возрастом Мико становится настоящим мастером, и даже Сайгу, та, которая в основном и растила Яэ, редко находит подвох в ее словах. В общем, Мико вырастает в настоящую занозу. Но Эи уже не может от нее отказаться.***
Вельзевул приходит во время какой-то службы, на которой Мико обязательно должна присутствовать по велению Сайгу. Но вчера Яэ обманом выпросила взять ее на Ватацуми, чтобы не сидеть на этом скучном мероприятии. Сайгу будет ругаться на них обеих, хотя Эи и сама прекрасно справляется с тем, чтобы фыркать на Мико каждый раз, когда она использует на ней свои чары. Вельзевул все еще не знает, как бороться с этим. Яэ расплывается в хитрой улыбке, когда видит входящую в храм богиню, а Сайгу, заметив эту плотоядную ухмылку, тут же хмурится и уже потом видит Эи. Пазл в ее голове быстро складывается и, кажется, она уже не считает фамильяра такой милой, как триста лет назад. Как быстро летит время. Мико плавно скользит среди прислужниц и жриц и в мгновение ока оказывается рядом со своим Архонтом. У Эи ладони чешутся дать ей хотя бы щелбан за то, что она опять не самым честным способом заставила забрать ее из храма. — Пошли. — зло шипит Вельзевул. — Сайгу выгонит меня из Инадзумы, если я хоть еще раз вот так заберу тебя. Мико смеется. — А разве это мои проблемы? — Будут твоими, когда Хакусин заставит тебя носить форму храма. Яэ ежится и уже не кажется такой самодовольной, но и отказываться от своих слов не собирается. О, она такая — крутит своими хвостами перед Макото и Тиё, кажется милой и доброй, а оставшись наедине с Сайгу и Эи сразу становится понятно, что она настоящая кицунэ. Они бредут к телепорту, а когда оказываются на Ватацуми Мико уже забывает про все своим обманки и хитрости. Она восхищается природой и наслаждается каждым мгновением, когда можно вырваться из храма. Яэ все это терпеть не может — но уж лучше компания Хакусин, чем жизнь под надзирательством генерала Инадзумы. Иногда она думает, что было бы очень даже неплохо, окажись Яэ фамильяром Макото. Та всегда добра к ней и почти никогда не заставляет делать что-то против воли самой Мико, в то время, как Эи и Сайгу почти никогда не слушали желания ее самой. Но и уйти от них она, разумеется, не может. Была ли у Мико другая семья? Ответ очевиден.***
Яэ Мико получает свой Глаз Бога во время какого-то пира в Тэнсюкаку и почти тут же прячет его в рукав кимоно. Ох, это так странно, но в то же время, она не может сдержать улыбку. Эи будет гордиться ей, хотя Мико скорее задушит себя, нежели признается, что она ждет от нее внимания и признания. Сайгу замечает первой. У нее самой Пиро Глаз, и ладони ее всегда теплые, Мико помнит еще со времен своего маленького возраста. Когда пир заканчивается, Яэ Мико находит Эи, но не успевает ей ничего сказать, когда из ниоткуда появляется монстр и нападает на фамильяра, но Вельзевул быстрее каждого и защищает ее своим копьем. Так начинается катаклизм. Эи отсылает ее в храм, а сама остается в Тэнсюкаку. Мико ничего не может сделать — ум не поможет ей одолеть ту нечисть, что появилась из недр Каэнри’ах. Ей остается только моральная поддержка остальных, но вряд ли она преуспевает в этом.***
Перед смертью Сайгу надеется, что они не забудут ее. Она многое оставила после себя в Инадзуме — легенды из клана Хакусин, свою любимую ученицу Асасэ Хибики, которая точно должна стать выдающейся личностью и многое другое, что сотворила собственными руками. Но главным всегда останется семья. Близняшки Эи и Макото, внешне похожие, как две капли воды, а внутренне разящиеся настолько, чтобы даже день и ночь кажутся более схожими. Сайгу была той, кто поддерживала их в тяжелые моменты и именно она согласилась прикрыть Макото, когда она отправилась одна в Каэнри’ах. Сайгу так виновата перед обеими близняшками за свой поступок, но изменить уже ничего не может. Прекрасная Тиё, чьего сына она первая среди остальных держала на руках. Тиё стала ее личной опорой, когда Сайгу не справлялась с тем дерьмом, которое сваливалось на ее плечи. Они жаловались друг другу на проблемы, не желая загружать близняшек еще и собственными переживаниями. Без Тиё Хакусин никогда бы не стала той Леди Сайгу, которой ее все знают. И Яэ Мико. Замена самой Сайгу, о которой Хакусин не могла и мечтать. Она вырастила ее, хотя Яэ Мико не выглядит так, будто Великая Жрица вообще прикладывала руку к ее воспитанию. Она выросла такой, какой сама захотела — своевольной, смекалистой, хитрой. Сайгу с теплотой хранила память о том, как еще ребенком Мико не могла оторвать взгляд от красных рогов Тиё и как Эи разрешала ей заплетать косицы на своих длинных роскошных волосах. Они все спускали с рук Мико очень многое, и не то, чтобы Хакусин винила в этом себя — во всем, очевидно, были виноваты Макото и Тиё. Подкупив Мико жаренным тофу, так горячо любимый младшей кицунэ, Сайгу оставила на нее храм Наруками и могла почти быть уверенной в том, что жрицы остались в какой бы то ни было безопасности. Когда-то Сайгу боялась, что Эи загнобит Мико, но Яэ оказалась не из робких — выстояла перед равнодушием своей хозяйки и сама стала той, кому под силу подчинить их страшного генерала. Конечно, произошло оно не сразу, а постепенно, да так, что никто и не заметил. Даже сама Хакусин не заметила, как стала поддаваться на уловки своей ученицы, а когда осознала какой разбалованной та стала, было уже поздно. Но разве от этого Сайгу могла любить ее меньше? Да ни капли. Она надеялась, что Мико будет ценить свое наследие. Как бы тяжело ей не было.***
Яэ Мико смотрит на свое творение. Хотя, конечно, такое убожество должна присвоить себе Эи. Сначала ушла Сайгу. За ней Тиё. Макото. И вот Эи собирается покинуть ее. Это ее личное наказание, да? Но Мико невиновна. Все ее мелкие пакости, которые она устраивала им всем, точно не заслуживают такого наказания. За все время, что Макото находилась в Каэнри’ах, а Тиё, Сайгу и Эи защищали в это время Инадзуму, она изучала писания Каэнри’ах. Раньше таким Яэ не баловалась, но отчаянные времена требуют отчаянных мер. Она желала найти в них ответ, как предотвратить все это, однако ничего не было найдено. Поиски не дали результата, а ее семья тем временем умирала на поле боя. После смерти Макото, когда сама Мико еще не знает об этом, Эи приходит к ней и падает на ее постель. Яэ спросонья ничего не понимает, однако, когда Архонт прижимается к ее груди, спальные одеяния быстро намокают от слез. Мико не предает этому значение. Эи часто плачет после потери Тиё и Сайгу, а когда она уходит, рыдает уже сама Яэ. Но показывать это Вельзевул? Да даже под пытками Мико перед ней не заплачет. — Милая… — Мико гладит ее по волосам, грязным, надо сказать, от того, что Эи постоянно устраняет нечисть по всей Инадзуме и кое-как урывает время на сон. То, что она сейчас лежит рядом с ней — чудо. — Макото умерла. И Мико замирает. Возможно, над подкорке сознания она понимала уже давно, что даже если Тиё не выбралась из этой заварушки, то и на Макото не следует надеяться. Но Эи всегда верит до последнего. И как оказывается зря. — Мне… Мне жаль. — выдавливает из себя Мико, чувствуя слезы собиравшиеся в уголках глаз. Она не железная. Может, со временем нарастит кожу, но не сейчас. — Как она могла? — мычит Эи, уже почти воя. Тело ее трясет от рыданий и той боли, что она уже не может выносить от потери близких. Яэ Мико скучает по временам, когда она могла становиться маленькой лисичкой и прятаться в складках кимоно Макото в моменты сильного раздражения Эи на нее. И после этой ночи, когда Инадзума теряет своего доброго сёгуна и получает ту, которая всю жизнь умела лишь сражаться, Эи принимает решение, за которой Мико очень долго не может ее простить. Они вместе трудятся над созданием куклы, и когда получается Скарамучча, Мико так сильно злиться на себя, на нее и на весь мир — за то, что вообще помогает Вельзевул в этом; за то, что Скарамучча слишком слаб, а Мико терпеть не могла, когда у нее не получается идеально; и за то, что Селестия всех забрала. Эи принимает решение создать свою точную копию, а потом уходит. И так же, как и все, оставляет Яэ одну. Это долгие столетия одиночества и скорби. Лица сменяют друг друга, посаженная Эи Сакура раздражает глаза, а Мико чувствует, будто это не Вельзевул поставила свою жизнь на паузу, а она. Именно так выглядит вечность?