История о сухости во рту

Джефф только что сказал мне одну очень страшную вещь. Нет, для любого другого человека она покажется самой обычной. Повседневная бытовуха — это то, что я по праву могу ценить, вспоминать и о чем могу нескончаемо рассказывать. Когда-то я, услышав эту фразу от человека, могла обрадоваться от непередаваемых эмоций спокойствия и нужности, а могла забыть её и пустить по ветру. Но сейчас… Это то, чего я боялась. Видимо, мои мысли и правда стали явью. — Джефф… — шепчу ему в шею, ловя его мурашки губами. — Не останавливайся. Я сказала это так, будто действительно хочу. Получилось убедительно, и он послушался. Когда Вудс испортил мне жизнь, я подумала, что ад на земле на самом деле существует. В основном, мир не поменялся. Джефф, по крайней мере, так говорит. Он уже научился контролировать прошлое, которое иногда не дает желание жить. Мир остался таким же замечательным, но в моей душе перегорела та самая последняя лампочка. И сдохла та самая нормальная Джейн. Психология говорит нам такую странную вещь: изменись сам — изменится мир. И видимо, я стала адом. — Царапай меня сильнее! — рычит Джефф мне в лицо, толкнувшись так сильно, что я не смогла не выполнить его просьбу. Да, я всю свою новую жизнь выполняю его просьбы. Привыкаю, зараза. Я стала слишком слабой, слишком податливой и, следовательно, слишком желанной для Джеффа. А объяснение этого прячется там, где слишком очевидно его найти. Джефф — это единственный человек, с которым я могу разговаривать сейчас. Он мое ужасное и неприличное. Монстр в человеческой коже. Благо, у него нет внутреннего мира, иначе это была бы жгучая смесь убийцы и философа. Он бы довел меня до самоубийства этим. Поэтому я благодарна ему за то, что он выжег себе не только веки, но и душу. И я нахожусь с ним не так уж и давно, чтобы сказать «Джефф, а ведь ты был другим». Возможно, это было бы моим прекрасным алиби. Когда он сказал мне то самое страшное, я подумала, что он спятил окончательно. Хоть он и говорил, что безумству нет предела, я буквально несколько минут назад перестала в это верить. Я скажу по-другому: нет предела самовнушения. — Посмотри на меня! — молю я. Мне снова захотелось увидеть отвратительно-расширенные зрачки Джеффа и почувствовать кислую вонь. Я просто подумала, что моё возбуждение пропадет, и Джефф оставит моё тело в покое. Однако с каждым нашим сексом я понимаю, что это только возбуждает меня еще сильнее. Мерзко. — Не отворачивайся, прошу, Джефф… Он принес самую первую бутылку алкоголя в наше убежище пару месяцев назад. Может не пару, однако я поражаюсь, как быстро иногда мир может встать с ног на голову. Как сейчас помню: одинокая пыльная лампочка освещала комнату, стола давно уже не было, потому что мы использовали его с Джеффом для разжигания костра. Мы сидели на полу, друг напротив друга, и не переставая… бухали. Он рассказывал смешные истории его убийств. В это время я заливала в себя обжигающий тело виски. Потом он, так мило, выхватывал бутылку из моих рук и догонялся. Потом снова рассказывал. Я смеялась и пила. Смеялась и пила. Я не видела ничего странного в этом до сегодняшнего дня. Алкоголь открывал дверь в новые ощущения. Например, во время очередной пьянки мы решили с Джеффом заняться сексом, хотя раньше я считала, что он стал фригидным после охвата его сознания безумством и желанием только и делать, что убивать. Алкоголь был нашим лучшим другом, потому что он давал то, чего не дают другие. Джефф изменялся под воздействием виски настолько сильно, что я в серьез задумывалась о наличии его брата-близнеца. В моменты блаженства он казался мне до сумасшествия приятным собеседником. Его голос медленно сковывал и пьянил пуще следующей бутылки. Он изуродовал мое тело, мое лицо, мою жизнь. А я с ним говорила, смеялась вместе с ним. — Джейн, кричи громче… — измученно просишь ты, хватая меня за шею и впиваясь зубами в мою грубую кожу. Я кричу уже слишком давно, Вудс. Не сказала бы, что вслух. Однако внутри меня будто что-то находится. Маленький человечек, которому очень больно. И он пытается освободиться из меня, орет во всю глотку, бьет изнутри кулаками, ногами, головой по стенкам плоти. Он безумен той мыслью, что изнутри нет выхода. Возможно, тот человечек — моя прежняя я. Кричит о безысходности, когда нужно кричать о помощи. Глупый человечек. Джефф вынудил меня кричать сильнее, и этим самым я толкаю из себя рвотные позывы. Твою мать… Алкоголь открывал дверь в новые образы. Обычно ты — измученный человек, а после ощущения горького вкуса на языке и в организме ты — счастливый человек. Взбудораженная кровь внутри тебя будто заставляет тело двигаться, а язык — говорить. Джефф, во всяком случае, становился раскрепощенным в мыслях. Обычно шрамы не позволяют ему долго разговаривать, ведь это приносило ему дискомфорт. Обычно он часто молчал. Но алкоголь открывает дверь в мир, где нет страха и боли. Зависимость ожидаема. Мир изменился, и мы не захотели возвращать его обратно. Я не помню, когда в последний раз была трезвая. Но та самая фраза удивила меня настолько, что я правда не понимала, послышалось ли мне это в пьяном бреду или нет. После такого умозаключения я решила для себя, что больше никогда не позволю Джеффу притронуться к алкоголю. Он заставил беспощадного убийцу и моего мучителя превратиться в вообще черти что! И лучше я вернусь в самый роковой день в моей жизни, чем буду жить дальше с теми мыслями, что, оказывается, Джефф… любит меня. Приехали, блять. Аж желание трахаться резко пропало. — Джефф, — зову его я. — Стой. Он нехотя остановился. Для самой себя я понимала своё пристрастие к алкоголю. Он заменял мне душевные переломы. С ним я хоть чуть-чуть отдыхала от убийственных воспоминаний, от желания покончить собой. Мир становился ярче обычного, ощущения приятно расползались по телу. В голову приходили столько разных мыслей и идей, что даже становилось жалко трезвую себя. Я бы не смогла чувствовать себя лучше без бутылки. Без тысячи бутылок. Джефф приносил их в таком большом количестве, будто он где-то обкрадывает завод. Мне и нет дела, откуда всё это. Мне есть дело до вкуса, до эмоций и ощущений. Есть дело до Джеффа, который составляет мне компанию. Убийца ты мой или не мой — плевать. Я лишь не хочу отпускать себя. Но черт, дорогой мой убийца… почему же ТЫ пристрастился? — Джейн, что такое? — Джефф убирает с меня пару слипшихся прядей, чтобы увидеть мои глаза. — Надоело мне, — отрубаю я. Прикрываю голую грудь кровавой простыней и вздыхаю от той мысли, что это могло его очень сильно разозлить. — Я что-то не так делаю? — не унимается он, икая через каждое слово. Пьяница ты чертов. — Зачем всё это? — Отворачиваюсь в сторону. — Зачем ты сегодня выпил? — Что? — переспросил меня он. Да, знаю, это слишком глупый вопрос. Сначала я думала, что Джефф просто балуется алкоголем. Но такое бывает лишь однажды. Потом ты упорно начинаешь находить самые безбашенные причины, чтобы нажраться и подохнуть изнутри окончательно. Какие же причины у Вудса, интересно? По-моему, ему нравится та жизнь, которую он проживает. Почему он решил попробовать алкоголь в тот день? Хорошо. Пойду от противного. — Ты любишь меня? — Да, — сразу же отвечает мне он. — Пиздец. Кажется, это самый прекрасный заговор между мужчиной и женщиной. Но не в нашем случае. Алкоголь нас подводит к чему-то… страшному. — Видимо, да, — почему-то решил поправить себя Вудс и слез с моего тела. Наверное, он простит меня за то, что я лишила его оргазма, захотев поговорить о любви. Черт, это так нелепо. — Но… почему? — Я захотел выпить, чтобы признаться тебе в этом. — Джефф посмотрел в мою сторону, и я приподняла брови от неловкого шока. — Тебя это не устраивает? — Очень странная причина, Джефф. Наша любовь — это еще одна странная мысль под воздействием алкоголя. Ни он, ни я не смогли бы думать об этом трезвыми, ненавидящими друг друга. Алкоголь открывает дверь в новые ощущения и образы. И они фальшивы. Тупые иллюзии. Они пропадут, как только мы протрезвеем. И мы даже об этом забудем. Возможно, и к лучшему, что никогда не вспомним. Джефф просто… пьяный. Он не понимает, о чем говорит. И я не понимаю. Виски ласковыми движениями подводит меня к Вудсу и шепчет «и ведь ты тоже». А я… я просто нахожусь с ним, потому что не хочу остаться одна! Тупой алкоголь. Да чтоб он исчез с лица земли. Из-за тебя Вудс всё испортил. — Я не убил тебя, потому что ты красивая. Ох, и еще одна нелепая фразочка от Джеффа. Но она слишком приятная. Почему-то мне так показалось, что она приятная. На самом деле — отвратительная. Как и он сам. — Я не верю, — ухмыляюсь я. — Скажи реальную причину, почему ты пьешь. — Я уже сказал ее. — Ты лжешь. Может, он делает это без причины. Безумцы не способны на адекватные мысли и поступки. А любить — тем более. Остается только творить всякую ересь, принимая ее за обычный человеческий поступок. А признаться мне в любви, Джефф, это нечеловеческий поступок. — Не пей больше. Или я уйду от тебя. Вот так вот, Джефф. Шах и мат. Я знаю, что ты не позволишь этого. И пока он еще не трезвый, он будет на всё готов. Ведь ему тоже нравится проводить время с бутылкой и со мной. Ему есть с кем делиться, а пустая бутылка лишь отзовется глухим эхом. — Я буду, — отзывается он. — В последнее время… так сухо во рту. Кривлю лицо от не понимания его фразы и просто отворачиваюсь к стенке. Джефф, все-таки, создан самим Дьяволом лично. Никогда еще не видела настолько странное и невозможное до боли в груди создание. Но… — Спасибо за честность. Я прошептала это в надежде, что он услышит. Я больше не буду пить. Это больно. Алкоголь заставляет нас совершать тупые поступки. Джефф признался мне в любви, а я… черт возьми, навела на себя мысль сбежать от него. И пускай у меня тоже будет эта противная сухость во рту, я смогу. И Джефф сможет. Чувствую, как его рука легла на мою талию. Он обнял меня, прижавшись к моему затылку и обжигая меня неровным дыханием. Да, у него пройдет. Он протрезвеет и поймет, что та самая сухость во рту — это и есть та самая причина. Джефф, это здорово. Я рада, что ты солгал мне. — Спасибо, что не ушла, — шепчет он. И еще раз спасибо за ложь.