***
Пробуждение не оказалось внезапным. Феликс возвращался в сознание урывками, словно пил воду, измучившись жаждой. Пить и правда хотелось очень сильно, а мир ощущался как марево в жаркий день, эфемерно и волнующе. «Я должен был умереть» Феликс несмело приоткрыл глаза. Зрение сфокусировалось не сразу. Всё вокруг выглядело как разноцветное пятно калейдоскопа в детских игрушках богатых господ, которое спустя мгновение начало принимать привычные очертания и краски. И если бы кто-то не сидел возле него на кровати, заправленной пыльным покрывалом с золотой вышивкой, то, возможно, Феликс бы поразился внутренним убранствам, которые, несмотря на явную заброшенность, оказались не разграблены. — Эй, — прохрипел он, ощущая как пересохла гортань. Парень сидящий к нему спиной обернулся и Феликс на секунду замер. Красные глаза на бледном, весьма миловидном лице, в обрамление угольно-черных прядей, не оставляли никаких сомнений в том, что за существо перед ним. Вампир, словно прочитав на лице гостя испуг, только грустно улыбнулся. — Я не причиню тебе зла, — бесцветно сообщил он, поднимаясь. Феликс проследил взглядом, как вампир обошел кровать и остановился с его стороны. — Можешь сесть? — поинтересовался юноша, беря в руки бокал, в которой плескалась прозрачная жидкость. Вода. У Фелиса аж горло сжало от этого вида. Он попробовал напрячься, чтобы хоть немного приподняться, но тут же упал назад, морщась от боли в животе. Тело было тяжелым, болело и сопротивлялось, слишком много выпало на его долю, а ещё было всё ещё холодно. — Прости, — выдавил он, — никак. Вампир не выказал ни разочарования, ни удивления. Наклонился под всё ещё испуганным взглядом карих глаз и, поддерживая голову, поднес стакан к пересохшим губам. — Ничего, — только сказал он, пока Феликс жадно пил. — Ещё пара дней и сможешь всё делать сам. Ты на удивление сильный человек. — Почему ты помогаешь мне? — прокашлявшись, что тоже оказалось достаточно болезненно, спросил Феликс. Вампир пожал плечами. — Когда я был человеком, то увлекался медициной, хотя по статусу мне это было не положено. Стало интересно, смогу ли спасти тебя. Чистая случайность. Феликс задумчиво прикрыл глаза, слушая как вампир что-то делает в комнате. Звук карандаша блуждающего по бумаге убаюкивал и сил сопротивляться не было. — Тебе холодно? — вдруг донесся до него голос словно через призму сна. Видимо, он задремал. — Ты дрожишь, — ледяная рука на секунду коснулась лба, — но я никак не могу понять температуру твоего тела, — пробормотал вампир. — Холодно, — просто ответил Феликс, сталкиваясь сонным взглядом с красными глазами. Их обладатель хоть и казался пугающим, но больше был грустным и, возможно, одиноким. И даже добрым… с такой добротой к Феликсу никто и никогда не относился. — Думаю, это из-за потери крови. — О… — протянул вампир, задумчиво постукивая пальцем по своему предплечью. — Попробую приготовить тебе что-нибудь, может быть это поможет, но… …но готовить вампир абсолютно не умел. Под внимательным взглядом Феликс с усилием прожевал черствое мясо белки, радуясь, что оно хотя бы не горелое. Хотя бы просто приготовлено. Хотя бы так. Феликс покосился на своего спасителя. Судя по нарядам, которые выбирал вампир, тот был из высших сословий, а неумение готовить могло только подтвердить эту догадку. Богатым это не нужно, за них готовят другие. — Спасибо, — всё же поблагодарил Феликс, доев порцию. В животе приятно потяжелело, хотя рана в боку и продолжала надоедливо ныть, сытость приподняла настроение. — Можно узнать твоё имя? Я Феликс. — Хёнджин, — бросил вампир. Почему-то, в отличии от всех остальных, кому Феликс представлялся, он не удивился и не спросил ничего про его имя, чуждое для всех в этом месте. Кажется, ему было абсолютно всё равно.***
Восстанавливаться было тяжело. Феликс быстро уставал, а рана в животе болела практически всё время из-за чего спать было тяжело, но со временем стало терпимо. Сначала он просто сидел, потом стоял возле кровати, а после медленно ходил по комнате, держась за бок и согнувшись от тянущей боли в тканях. Просто лежать он не мог. Всё же с рождения усвоил одну простую вещь: не двигаешься — не живёшь. И хотя вампир приносил ему еду и по ведру ледяной воды, должно быть, где-то рядом был источник, Феликс не мог долго оставаться в отведенной ему комнате. Феликсу было скучно, а Хёнджин, когда приходил, был молчалив или отвечал односложно, не позволяя завести диалог. Это немного расстраивало, но всё же Феликс был благодарен за то, что за ним ухаживали. Неумело, минимально, но достаточно, чтобы выжить. — Можно мне выходить из комнаты? — спрашивает он, когда вампир приносит новую порцию еды. — Ходи, где хочешь. Мне всё равно. И Феликс ходил. Бродил по коридорам, заглядывая в комнаты. Хозяин и правда не был против. Впрочем, в комнатах кроме драгоценностей и дорогих вещей, ничего и не было, никаких тайн, которые хотелось бы скрывать. И будь Феликс каким-нибудь вором, сошел бы с ума, но драгоценности его особо не интересовали. Если бы у такого, как он, оказалась подобная вещь, его бы сразу обвинили в воровстве. Хёнджин же молчаливо наблюдал за ним. Бывало сталкивался взглядом, но ничего не говорил и быстро возвращался к своим делам: чтению или черканию чего-то в кожаной папке с листами. Феликсу почему-то казалось, что тот рисует, но смелости спросить или тем более подойти ближе, чем на метр, чтобы посмотреть — не было. Хотя юноша и не проявлял по отношению к нему ни заинтересованности, ни агрессии, Феликс всё равно осторожничал. Не столько из-за страха смерти, сколько из-за страха быть слишком навязчивым. Не хотел надоедать, влезать в личное пространство и мешать. Феликсу было хорошо здесь. А ещё он искренне восхищался Хёнджином, украдкой наблюдая за ним. Как ему казалось. А вампир действительно был хорош собой. И что-то подсказывало, что таким он стал не из-за обращения. Да, у него была бледная фарфоровая кожа и рубиновые глаза, что добавляло магнетизма, но плавные черты лица, аккуратный нос и пухлые алые губы, идеальная осанка и манеры не были даны обращением. Он был таким ещё тогда, когда был человеком. Очень красивым мужчиной. — Ты когда-то был знатным господином? — вдруг спрашивает Феликс, сталкиваясь с вампиром в коридоре. Он как и обычно одет так, словно собрался на приём, где все носят дорогие наряды и сверкающие украшения. Несмотря на то, что дом давно покрылся пылью, потеряв былую роскошь, вампир продолжал пытаться соответствовать окружению. Он носил роскошные расшитые камзолы, шелковые жемчужные рубашки и украшения с драгоценными камнями. И даже в сумраке, охватившем все помещения, они красиво переливались, приковывая к себе внимание. Это была одна из его главных странностей, но кроме этого - он практически всегда молчал и никогда не подходил к Феликсу ближе, чем на метр после того, как перестала требоваться его помощь, чтобы стоять и будто бы заново учиться ходить. Вампир принюхивается, впиваясь взглядом в парня напротив. — Тебе лучше, — констатирует он, игнорируя вопрос и пытаясь обойти мальчишку, но тот увязывается следом. — Когда раны окончательно затянутся — уходи. Не испытывай моё гостеприимство. — Но… мне некуда… — растерянно начинает парень. Вампир резко останавливается из-за чего Феликс врезается ему в спину, замолкая, и тут же испуганно отскакивает, но парень перед ним не реагирует и только тихо говорит. — Мне не интересно, Феликс. Оставь меня. А после продолжает идти по коридору, заложив руки за спину. Его величественность и изящность в этом заброшенном пыльном месте инородна, словно… словно когда-то он выглядел так же, но вокруг кипела жизнь. Вопрос Феликса, как и многие другие, остается без ответа.***
— Почему ты носишь такую одежду? Феликс находит вампира во всех уголках дома, садится на отдалении и начинает задавать свои глупые человеческие вопросы. Ему интересно всё. Он шумный, вездесущий и светит как солнце, которое Хёнджин не видел уже сотни лет. От него болит голова. Хёнджин бросает на него быстрый взгляд. В мягком свете от камина он выглядит здоровым, да и кровью давно не пахнет. Ему почему-то казалось, что мальчишка удерет, как только поправится, но он всё ещё здесь. Утром ходит на охоту, а потом спит до вечера, чтобы, вероятно, доставать его своими вопросами. Бродит по дому, убирается в нём, да и вообще ведет себя так, будто решил навсегда здесь остаться. — Я так привык, — отвечает Хёнджин, перелистывая страницу книги, которую, кажется, уже знает наизусть. — Почему ты не уходишь? Раны зажили, от тебя больше не пахнет кровью. Феликс тупит глаза, сжимая шелковую рубашку в руках. Хёнджин щедро поделился своей одеждой, а Феликс никогда такого даже в руках не держал, не то чтобы носил. На ощупь очень приятно. — Не думаю, что после произошедшего мне можно попытаться вернуться в город всего через пару месяцев. Можно было бы попытаться добраться до другого, но вряд ли удастся выжить по дороге. Я неплохо охочусь и бегаю, но защитить себя не смогу. — Что такого ты сделал? — спрашивает Хёнджин, чувствуя давно забытое чувство. Он так давно не ощущал интереса к кому-то, что это слабое, зарождающееся любопытство застаёт его врасплох. — Один человек из-за меня потерял много денег, — уклончиво отвечает Феликс, — и тогда, в ту ночь, меня хотели поймать, чтобы продать в бордель. А я… больше никогда не вернусь в это место. Ни в качестве мальчика на побегушках, коим был всё детство, ни мальчиком для утех. Поэтому если хочешь, чтобы я ушел, то тебе лучше просто убить меня, потому что я никуда не пойду. Хёнджин, всё это время смотрящий на текст, что вдруг стал нечитаемым, захлопнул книгу и резко взглянул на парня. Феликс взгляд выдержал, глядя в ответ упрямо и вызывающе. И за этим взглядом легко было различить отчаяние и боль, но последняя фраза разозлила до чёртиков. — Вы люди такие сумасшедшие, — рыкнул Хёнджин, спрыгивая с подоконника и подходя вплотную к парню, оттесняя того к стене. — Хочешь знать, кто я? Я наследный принц и этот дом мой. По праву. А знаешь, почему здесь никого нет? — Ты съел их? — предположил Феликс, оказавшись прижатым к стене за плечи. Длинные черные ногти впились в кожу, причиняя слабую, но заметную боль. Впрочем, страшно почему-то не было. В какой-то момент возможность умереть в руках Хёнджина перестала пробуждать первобытный ужас. В какой-то момент это стало казаться даже чем-то нормальным. Наверное, всё же стоило испугаться. Не Хёнджина, прижимающегося к нему. А себя. Не боящегося вампира. — Половину, — выдохнул Хёнджин, прижимаясь носом к шее и вдыхая аромат. Феликс пах божественно. Хотя как ещё может пахнуть юное полное сил тело? Как труп, — вспомнил Хёнджин. Таким он нашел Феликса на пороге своего дома. Это воспоминание полоснуло по сознанию чем-то неприятным. Но разбираться было особо некогда. — Остальная половина сама убежала. Он слышал, как колотится сердце юноши и как тот задерживает дыхание, вздрагивая, когда острые зубы едва прикусывают чувствительную кожу на шее, а затем язык зализывает две маленькие ранки, вырывая судорожный вдох. — Ты вкусный, Феликс, — шепчет Хёнджин, чувствуя как чужие теплые руки вцепились в его плечи как-то неправильно. Не пытаясь оттолкнуть, а просто пытаясь удержаться. — Но я не питаюсь людьми уже несколько столетий. Именно поэтому ты ещё жив. Хёнджин отстраняется, облизываясь словно кот, а Феликс смотрит широко распахнув глаза и думает, что красивее ничего не видел. Когда Хёнджин всё же отпускает его, делая шаг назад и собирая уйти, Феликс, будто выходя из транса, ловит запястье в кружевном манжете рубашки и шепотом просит: — Не выгоняй меня. Пожалуйста. Хёнджин смотрит на него удивленно, но всё же коротко кивает. Возможно, потому что ему его жаль, а может, потому что успел привязаться.***
Осень пришла быстро. В доме стало холоднее и Феликс перебрался на первый этаж, где был камин. Передвинув роскошную софу поближе, он проводил практически всё время рядом с огнем. Но сырость от непрекращающихся дождей всё равно заползала под одежду, выбивая дрожь. Ночью было особенно плохо. Феликс сильнее кутается в милостиво предложенное пальто из шерсти и греет руки у камина, а Хёнджин в рубашке сидит рядом и с отсутствующим видом смотрит на огонь. И если честно Феликс ему завидует. — Хочу быть, как ты. — Не хочешь, — отвечает вампир равнодушно. — Тебе не понравится. — Как ты стал таким? — вдруг спрашивает Феликс. Ему было давно интересно, но он не решался спрашивать о настолько личном, да и Хёнджин не был сильно разговорчив о своём прошлом. Он вообще был не сильно разговорчив. Можно было задавать вопросы пока не посинеешь, но ответов получишь в таком количестве, что появится лишь больше вопросов. Несмотря на несколько месяцев жизни в одном замке они, кажется, всё ещё были чужими. И хотя Феликс искренне тянулся к нему, Хёнджин держался на расстоянии, а после того как попробовал кровь, пусть это была всего лишь капля, и вовсе сторонился, сведя контакты к минимуму. Боялся, что сорвется. Боялся прийти в сознание и обнаружить у себя в руках бледный и всё ещё едва теплый труп. Всё-таки с людьми последний раз он общался, когда ещё был новообращенным. Он не знал, где в его сущности проходит та грань, превращающая его в животное. — Кто меня обратил? — уточняет Хёнджин и увидев подтверждающий кивок, качает головой. — Не знаю. Более того, так и не понял для чего. Я стал таким, когда меня похитили. Думал, что убьют меня, а они просто вырубили и оставили в лесу. Когда меня нашли, я уже был вампиром, правда не осознавшим этого. Первые дни после возвращения в замок я не чувствовал никаких изменений, только всё время мучила жажда. Вода, вино, чай, я пил всё, но ничего не менялось, горло всё так же драло сухостью. Я помню, как сорвался. Выпил служанку, одну, две, три. Когда их перевалило за сотню, поползли слухи и отец сослал меня сюда. В летнюю резиденцию, куда мы приезжали охотиться и отдыхать, и это стало моей тюрьмой. Когда исчезла половина слуг, остальные смекнули, что дело не чисто и просто разбежались… спасибо, что решили не сжигать. Меня. Или забыли, или не знали, что так можно меня убить, не знаю. Отца наоборот же участь постигла незавидная. Свергли и обезглавили, а я остался один. В наказание за то, кем стал. — Так ты из династии Хван? — нахмурился Феликс. История Хёнджина была грустной. Может быть, даже грустнее его. В отличии от него Хёнджину было, что терять, и он потерял всё. У Феликса же была только жизнь. — Я слышал в байках, которые травили охотники за выпивкой, что наследный принц исчез при невыясненных обстоятельствах. Как вышло, что тебя так и не нашли? — Пару раз находили. Давно ещё. Но назад никто не возвращался и, наверное, люди подумали, что тут что-то проклятое и опасное. И даже не ошиблись, — хохотнул Хёнджин, — действительно, что-то проклятое. — А потом внимательно посмотрел на мёрзнущего парня. — Ты всё ещё не хочешь уйти? Зимой тут будет намного холоднее. Феликс только лучезарно улыбнулся отчего вокруг глаз образовались милые морщинки. Лучики. Он точно был солнцем. — Иногда мне приходилось спать зимой на улице, ничего страшного.***
Под рукой Феликса резиденция преобразилась. Пыль и паутина исчезли, вещи оказались расставлены по своим местам, а на кухне снова горел огонь в печи. Всё внутри словно ожило уже к середине зимы и Хёнджин вновь почувствовал себя дома. И даже согласился приносить с охоты тушку какого-нибудь зверька для Феликса. Летом тот охотился сам, но зимой поймать кого-то стало слишком тяжело. — Отдал бы всё, чтобы почувствовать вкус еды, — Хёнджин смотрит, как Феликс ест дымящийся суп из пойманного им зайца и каких-то трав, которые были собраны и засушены в конце лета. Феликс действительно умел выживать в любых условиях. — А кровь не вкусная? — У животных не очень. То же самое, что жевать каждый день овощи и траву. Не умрешь, но и удовольствия не получишь. Феликс задумчиво закусывает пухлые губы и Хёнджин вопросительно склоняет голову набок. — Если хочешь… — Нет, — отрезает Хёнджин. — Я не буду пить твою кровь. — Почему? Ты тогда говорил, что я вкусный. Если ты остановишься, я же не умру. — Если, — скривился Хёнджин. — А если нет? Это ничем хорошим не закончится. Возможности твоего организма не бесконечны. Даже если я буду останавливаться, это навредит тебе.***
Это случилось внезапно. Рука сорвалась, когда он освежевывал тушку, и нож разрезал кожу на тыльной стороне руки. Феликс зашипел от боли и сжал предплечье, морщась. Кровь, горячая и густая, тут же закапала на пол. Он обернулся, чтобы поискать что-то, чтобы перевязать рану, но наткнулся на Хёнджина, застывшего в проёме. Феликс виновато улыбнулся, на что Хёнджин только покачал головой и, оторвав от рубашки полоску ткани, ловко перевязал чужую руку, затягивая потуже, чтобы остановить кровь. — Как ты… — так? хочет спросить он, но замолкает, когда окровавленные пальцы касаются его губ, оставляя отпечаток, а следом теплые губы накрывают его, язык слизывает кровь и толкается в рот. Мускат. Кедровые семечки. Солнце. Тепло и нега. Крови мало, но будоражит все рецепторы. Он никогда не пробовал ничего лучше. Желание попробовать больше накрывает с головой и Хёнджин сжимает перебинтованную руку крепче, жмурясь, а Феликс отстраняется, тихо шипя. Потому что больно. — Зачем? — спрашивает Хёнджин, часто моргая, пытаясь восстановить контроль. Во второй раз кровь Феликса оказалась словно пленительный яд. — Жить надоело? — Ты нравишься мне, Хёнджин, — вздыхает Феликс, опустив голову. Рука безвольно лежит на столе, кажется, нож вошел глубоко и повредил сухожилия, потому что шевелить пальцами практически невозможно. — А руку я не специально, случайно вышло… и ты так быстро пришел, мне захотелось… понимаешь? Хёнджин не совсем понимает, но всем естеством чувствует, что ещё немного и Феликс заплачет. Когда до него доносится тихое «Прости» и такой же тихий всхлип, он не выдерживает. Мягко привлекает к себе, позволяя обхватить здоровой рукой за талию и уткнуться в живот. Ласково пропуская сильно отросшие волосы сквозь пальцы, он наблюдает, как за окном начинает светать. — Пойдем в мою комнату? — тихо просит он, тяня на себя и помогая встать. — Я помогу руку обработать. Солнце уже встает. В комнате Хёнджина Феликс никогда не бывал, это единственное помещение, которое закрывалось на ключ, и его покои оказались ещё более богатыми, чем те, в которых он очнулся и какое-то время жил. Окно было наглухо забито досками и зашторено плотными шторами из изумрудной ткани. Как Феликс уже догадался, это был цвет дома Хван. И хоть гербов он так и не нашел, хотя убрался почти во всей резиденции, убранство во всех жилых помещениях было выполнено в темно-зеленых оттенках с золотыми вкраплениями и даже Хёнджин часто надевал одежду зеленых оттенков, его украшения были с зелеными камнями. Ему шло. Феликс любил, когда тот надевал тяжелые сережки с изумрудами и такую же диадему. В ней Хёнджин был похож на лесное божество, красивое и опасное. Доброе к нему и отныне любимое. — Когда ты был человеком, ты любил кого-нибудь? — Феликс терпеливо переносит, когда обработанную рану стягивает повязка. — Принцам не положено любить, Ликс, — и предупреждая следующий вопрос, добавляет, — вампирам тоже. Таким существам опасно любить. Рано или поздно их возлюбленный погибнет или умрёт, а когда ты практически бессмертен… даже не можешь надеяться, что однажды боль утраты пройдет. Я не хочу этого чувствовать, но… — Но? — Но к тебе чувствую, — повержено отвечает Хёнджин, опускаясь на колени перед сидящим на кровати парнем. Акт безграничного доверия. Он никогда не опускался ни перед кем на колени. — Наверное, если бы не чувствовал, то выгнал бы тебя как только понял, что рана на животе полностью зажила. Но я не смог. Я так долго был один, а ты ко мне слишком добр, — он утыкается лбом в острые коленки, скрытые его брюками. Они давно делят одну одежду на двоих. И хоть Феликсу она велика, он рад, что может носить одежду. Она пахнет, как Хёнджин. А Хёнджин пахнет лесом и дождём. Этот запах невероятно успокаивает. Феликс впервые мягко проводит ладонью по волосам, успокаивающе, а затем тянет на себя за предплечье, вынуждая посмотреть. Он улыбается. Искренне и так ярко, что солнце, может, Хёнджин и не помнит, но уверен, что ощущается это так же. — Если можешь, — просит он, — поцелуй меня. Хёнджин целует сначала в веснушчатую щеку, вжимается в неё носом, вдыхая запах. Проверяет своё тело. Когда там, внизу, Феликс поцеловал его, показалось, что потерять контроль очень легко. Его запах и вкус были очень яркими, перекрывающими мысли и это так сильно пугало, что хотелось убежать, но ещё сильнее хотелось остаться. Феликс не торопит его, гладит по спине здоровой рукой, а Хёнджин придерживает его за поясницу, чтобы тот не упал без опоры, целует в уголок губ и только потом осторожно прижимается к чужим губам своими. Целомудренно. Боясь заходить дальше. От тепла так близко голова идет кругом, от его руки, путающейся в волосах, прижимая ближе, внутри разливается нежность и Хёнджин поддается. Он прихватывает нижнюю губу, проходится по ней языком, ощущая как в его объятиях Феликс легко вздрагивает и касается его языка своим. Такой нежный и ласковый, но такой бесстрашный. Хёнджин сам себя боится, а хрупкий человек отдается ему полностью. Какое безрассудство. — Не доверяй мне так, — тихо выдыхает Хёнджин, отрываясь и прижимаясь своим лбом к чужому. У Феликса пылают щеки. — Не надо. Я так боюсь тебя сломать. — Ничего, — только и отвечает Феликс, касаясь кончиками пальцев скул, а затем мягко прижимая ладонь и всматриваясь в уже ставшие родными красные глаза. — Не бойся. Я не умру. *** Пламя свечи дергается, когда Феликс обнимает сзади. Хёнджин осторожно прикрывает папку, пряча от чужого взгляда рисунки, а Феликс только устраивает голову на плече. — Что ты рисуешь? — интересуется он. — Мне так давно интересно, но было страшно спросить. — Теперь не страшно? — усмехается Хёнджин, заводя руку за голову и ероша волосы. Феликс утыкается носом в изгиб шеи, а потом слегка прикусывает кожу, вызывая у вампира улыбку. — Покажи, — обиженно тянет Феликс, ловко расстегивая пуговицы на чужой рубашке и дразняще касаясь груди. Хёнджин под ним судорожно выдыхает, открывая папку. — Это я? Феликс удивленно замирает, перевешиваясь через спинку кресла и плечо чуть дальше, тянясь к рисункам. На них всегда он. — Ты наблюдал за мной, когда я спал? — вытягивает он один из рисунков. — Я правда кажусь тебе таким красивым? — Не кажешься. Ты такой и есть. Хёнджин ловко перетягивает охнувшего от неожиданности парня через спинку, усаживая к себе на колени. Рисунки ожидаемо рассыпаются по полу, а сильные руки ложатся на бедра, сжимая. — Показал, — хитро улыбается Хёнджин, щурясь. — А за просмотр искусства надо платить. У тебя есть чем? Феликс наигранно задумывается, чувствуя как руки перемещаются сначала на ягодицы, а потом и на поясницу, задирая одежду, поглаживая вдоль позвоночника и по тазобедренным косточкам, слабо царапая кожу ногтями. — Есть моё тело, — ухмыляется наконец-то Феликс, упираясь в чужие плечи, когда ладонь давит между лопаток, — а ещё можешь немного выпить, — он отклоняет голову, показывая изящную шею. Ранка от прошлого укуса уже затянулась, оставив после себя два бледных пятна. Хёнджин припадает к этому месту губами, всасывая кожу. Феликс нравилось, когда Хёнджин кусал его, нравилось играть с огнем и заигрывать со смертью. Вот и сейчас, когда острые зубы прокусывают кожу он сначала вздрагивает, а потом гулко стонет, прижимаясь ближе, вышептывая имя Хёнджина, притираясь пахом. — Сумасшедший, — задыхаясь шепчет Хёнджин, отрываясь от шеи и глядя в затуманенные желанием глаза. Ему кажется, что он сейчас сгорит от того, какой горячий в его руках Феликс. От его игривой опьяненной улыбки и блуждающих под одеждой рук. Благодаря Феликсу он снова ощущает так много. Так много тепла и счастья. Феликс его счастье. Он крепко целует его, обхватив ладонями лицо уже подсвеченное румянцем. Его солнце.***
…я не умру, — эхом раздалось воспоминание в голове. Хёнджин застыл посреди кровавого марева, врос в землю, напитаную кровью из разорванных тел. Феликс смотрел прямо на него, испуганно зажимая горло, а из-под ладоней сочилась темная кровь. Ещё секунду назад он успел только вскрикнуть, когда ощутил, как кожа на шее расходится под острым лезвием, а уже сейчас безвольно упал на колени, скручиваясь у ног наёмника, с чьего острого ножа капала кровь. Хёнджин передёрнуло. Ему хватило мгновения, чтобы преодолеть разделяющее их расстояния. Мужчина отлетел в сторону, снеся своим телом дерево, а Хёнджин упал рядом с парнем, пытаясь помочь зажать порез, из которого хлестала кровь. — Тихо, Ликс, нет, — шептал он, пока Феликс смотрел на него стекленеющим взглядом. И, кажется, даже улыбался. Он никогда не просил обратить его. Никогда после того раза, когда Хёнджин разозлился и ушел, сказав, что тот не понимает на что хочет обречь себя. Но сейчас Хёнджин был сам готов обречь Феликса на что угодно. Только бы тот остался с ним. Только бы остался жив. Он зажмурился и, убрав руки от шеи, надкусил своё запястье, прикладывая кровоточащую руку к бледным губам. — Пей, — прошептал он, чувствуя как слабо Феликс пытается проглотить, но гортань была слишком повреждена. — Черт, Феликс. Ладно. Будет неприятно. Хёнджин набрал в рот своей крови и припал к разрезу на шее, проталкивая кровь внутрь тела. Феликс затрясся под ним от боли, но Хёнджин только пригвоздил его за плечи к земле и повторил. А потом всё прекратилось. Феликс застыл на земле, вытянувшись, глядя остекленевшими глазами в сумрачное небо. Он не дышал. Хёнджин проверил сердце — не бьется. — Ликс? — позвал он жалобно, — пожалуйста? Не бросай меня. Он уткнулся в окровавленную одежду на груди лицом, задыхаясь. Давясь слезами. Признаться, до этого момента он думал, что вампиры не умеют плакать. Он ревел и выл, вжавшись лицом в холодеющее тело и лихорадочно думал только о том, что Феликс обещал не умирать. Обещал же. Но потом его случайно выследили наемники из города, хотели получить вознаграждение за его голову. — Я убью их всех, — сухо прошептал Хёнджин, сжимая сырую от крови ткань на груди Феликса в кулаках. — Убью. Ему это ничего не стоило. Одной ночи хватит, чтобы перебить всех жителей в городе, который принес в его жизнь столько боли. Принесло бы это облегчение? Нет. Облегчение Хёнджин видел отныне только в своей смерти. Он несколько столетий прятался и вёл себя осторожно, чтобы охотники на нечисть не обнаружили его, но теперь было плевать. После одного вырезанного города за ним точно придут. Он не знает сколько времени провел у тела Феликса. Внезапно время снова замедлило свой бег, возвращая его в дни, когда Феликса рядом ещё не было. Когда он не нашел умирающего мальчишку в своём доме, вернувшись после охоты. Слезы остановились и он сокрушенно выдохнул. Внутри было так пусто. И в эту пустоту легко поместилось бы несколько сотен тысяч. Когда он уже хотел встать, чья-то рука легла ему на макушку. — Я тут, — донеслось слабое, а грудная клетка завибрировала от голоса. — Здесь. Хёнджин подскочил, неверяще всматриваясь в лицо Феликса. Тот слабо улыбнулся. — Ты выглядишь просто… ужасно. — На себя посмотрел бы, — огрызнулся Хёнджин, чувствуя, как снова подступают слезы. — С возвращением. — Как же это было больно, — поморщился Феликс, потирая шею. На месте пореза ничего не было. — Ты плакал? — Нет, — фыркнул Хёнджин, пытаясь вытереть лицо рукавом отчего кровь только сильнее размазалась. — О, — вдыхает Феликс, чувствуя, как вокруг пахнет и как на это дергаются его зрачки. Оказывается, это ощущается физически. Слух улавливает какое-то движение и парень поворачивает голову, глядя, как один из охотников пытается подняться. Он возвращает взгляд к Хёнджину и тот ему одобрительно кивает, улыбаясь. — Хоть раз попробовать можно, — хмыкает он, глядя, как Феликс поднимается и шатаясь, подходит к мужчине. — Да кто вы такие? — хрипит наемник, когда Феликс одним рывком поднимает его на сломанные ноги и удерживает за одежду, не позволяя упасть. Рассматривает искаженное болью и залитое кровью лицо, понимая, что ничего не чувствует. Перед ним еда. Такая же, как кролики и фазаны, на которых он охотился, будучи человеком. Ни жалости, ни сожалений к чужой жизни не осталось. Это так странно. Когда рот наполняется кровью, Феликс жмурится от удовольствия. Где-то на задворках сознания проносится мысль, что Хёнджин тоже чувствовал это, когда кусал его в постели. Как ему удавалось остановиться? Не убить его? Потому что у Феликса не получается. Он останавливается только когда чувствует, как тело обмякает в его руках. — Это не так просто, — Хёнджин успокаивающе кладет руку на плечо. — Получше стало? — Да, — отзывается Феликс, обводя взглядом залитую кровью поляну перед домом. — Надо прибраться? — неуверенно спрашивает он, оборачиваясь. — Отнесем тела чуть подальше в лес, звери сами справятся, — пожимает плечами Хёнджин. — Заодно сходим к реке. В доме от этого не отмыться.***
Лесная река окружила Феликса мягким звучанием. Кристально чистый весенний поток нес с гор ледяную талую воду с кусочками льда и при свете луны это выглядело прекрасно. Хёнджин устало опустился на берегу реки и стал расшнуровывать свои сапоги. Кажется, всю одежду можно просто выкинуть. Парень не был уверен, что это вообще возможно отстирать. — Позволь? — Феликс опустился перед ним на колени, перехватывая руки и встречаясь взглядом. Хёнджин на секунду замер, а затем кивнул. Наблюдая, как ловко Феликс справляется со шнуровкой и стаскивает сапоги с ног, отставляя в сторону. — Ликс. — Что? — Феликс неторопливо распускает завязки на штанах. — Через какое-то время люди могут вернуться. Может, у них есть кто-то, кто будет их искать. — Мне кажется, это их проблемы, — усмехается парень, поднимая искрящийся взгляд. — Я, например, всё ещё голоден. Если добыча сама идет в руки, зачем сопротивляться. — В тебе говорит зверь, — спокойно ответил Хёнджин, мягко поглаживая Феликса по щеке. — Я не буду останавливать тебя, но просто знай, что когда пройдет эйфория от обращения и ты поймешь, кем стал, твои поступки тебя не обрадуют. А может это я такой нежный, конечно. Но когда я понял сколько людей убил, пытаясь утолить жажду, стало как-то противно. Феликс поджал губы, нахмурившись. Кивнул. — Хорошо. Я тебя понял. А затем просто продолжил ослаблять завязки и расстегивать пуговицы на одежде, которая уже застыла колом из-за высохшей крови. Несмотря на раннюю весну ему не было холодно. Он чувствовал ветер, чувствовал прикосновения, когда Хёнджин помогал ему снять прилипшую к телу одежду, ощущал, как вода обступает его, лаская кожу и как Хёнджин целует его, прижимая к себе посреди бушующего потока. Но в этом разнообразии эмоций и ощущений холода не было. Словно это чувство было более незнакомо его телу.***
В лесу было спокойно. Тихая весенняя ночь шелестела в кронах деревьев, а маленькие грызуны шуршали среди веток кустарников, выискивая еду. Феликс всё это слышал. Словно все звуки были осязаемы, их можно было ухватить и за ниточку добраться до источника. Он остановился восторженно оглядываясь. Мягкая почва под босыми ногами казалось живой. Феликс зарывается в податливую землю пальцами ног и запрокидывает голову, всматриваясь в небо между голыми ветками. Луна мягко освещает его тело, а Хёнджин наблюдает за ним с улыбкой. Видеть его таким естественным посреди леса было истинным наслаждением. То, чего не понимал он в первые дни, стало сразу же понятно тому, кто жил в иных условиях. Кто замерзал на улицах, охотился, выживал. Хёнджин же был принцем. Ему было не понятно, что он больше не мёрзнет, слышит и видит лучше, ему это было просто непонятно и ненужно. Но Феликс был другим. — Это восхитительно, — смеётся Феликс, оглядываясь на Хёнджина. Тот ласково ерошит мокрые после купания в реке волосы, а Феликс ластится. Он выглядит таким счастливым и чувственным, каким Хёнджин не видел его даже в тот день, когда они оба объяснились в чувствах. Даже кажется на секунду, что быть вампиром это не проклятье. — Хёнджин, как я пахну сейчас? — вдруг спрашивает он, вставая на носки и вглядываясь в глаза. Хёнджин послушно припадает к шее, вжимаясь носом и шепчет: — Так же. Мускат, солнце, тепло, нежность. И Феликс заливисто смеется, обнимая, прижимаясь близко. Теперь он в объятиях ощущается совсем иначе и Хёнджин тихо вздыхает, утыкаясь в плечо и крепко жмурясь. Как бы то ни было, они оба теперь прокляты. Мертвы и прокляты. А ещё влюблены. И перед взором луны Хёнджин тихо клянется, что никогда его не отпустит. А в ответ слышит такое же тихое: — Я тоже. Никогда тебя не покину.