Догнать ветер

            На западе Нью-Йорка жаркий июльский день закатывается за горизонт, ничуть не обещая, что теперь на улице станет чуть прохладнее. Напротив, если днем и можно было спрятаться от палящего солнца в тени, то сейчас она таяла вместе с последними лучами, а город погружался в густую духоту, спастись от которой не представлялось возможным.       На востоке Нью-Йорка в небольшой квартирке на последнем этаже совсем не становилось прохладнее от ледяного тона офицера местной полиции.       - Ты совсем идиот, - то ли утверждает, то ли вопросительно уточняет Линдси после небольшой паузы, которую взял на то, чтобы прожевать, проглотить и переварить предложение, сказанное в стенах его дома.       Дома, в который Шаннону Шелби хватало наглости или смелости приходить каждый раз, когда ему вздумается, наплевав на аргументы, вроде «вообще-то я тебя не приглашал», и «живи у себя дома, тут тебе не общежитие», и «я буду стрелять, если ты придешь еще раз». Только Ленноксу казалось, что звучало убедительно, но практика показывала обратное, ведь Шелби продолжать притаскивать свой зад и всего себя заодно сюда, считая его слова этаким эквивалентом прелюдий. Он якобы виновато улыбается и каждый раз говорит, что это последний, он больше так не будет и покается перед Богом, вот только в нем отсутствовали две вещи: совесть и вера хоть в одного из существующих Богов. А потому Шаннон не переставал называть это место «их домом» и последний раз никогда не наступал (хотя надежда все еще не покидала некоего полицейского) и Линдси просто… привык.       Но это все еще его дом.       Он возвращается с работы пятнадцать минут назад, встречаясь в дверях с по-спортивному одетым Шелби, и внутренний голос прямо вопит, что тот собрался явно не на вечернюю пробежку. За год Леннокс хорошо усвоил один факт об этом человеке (конечно, далеко не один, но не об этом сейчас) – из спортивного Шелби интересовался только спорткарами. Поэтому ему даже к шаманам не нужно было ходить, чтобы понимать, куда собирался его любовник (не путать с возлюбленным) в таком виде. И ему это крайне не нравилось.       Сама собой напрашивалась картина «девочка-тинейджер пытается отпроситься у мамы погулять в десять вечера». Вот с этими пресловутыми «ну мааам» и «я сказала ты никуда не пойдешь в таком виде!», но офицер к своему счастью не являлся ничьей матерью, хоть в нем и зарождалось иррациональное желание взять сковородку в качестве весомого аргумента. Даром что этот театр одного актера не сорвал бы аплодисментов, в прочем никто и не рассчитывал на них. В данный момент он предпочел бы раскаяние и даже выслушал оправдательную речь, что «нет, как ты мог такое обо мне подумать, я просто за хлебушком собрался, очень захотелось в одиннадцать вечера», и возможно – не стоит исключать – даже поверил бы и предложил совместный романтический променад до ближайшего круглосуточного. Но вот беда – Шелби даже не дымился под его испепеляющим взглядом, всем видом продолжая показывать, что ничего не заметил, а придумывать отговорки – себя не уважать. В целом, просто отыгрывал роль дурачка, ничего нового.       Провисшая между ними тишина могла бы и дальше давить на уши, но Шаннон таки собирает яйца в кулак и воздух в легкие, делая такой тон, будто его спалили на измене, но он искренне не понимает, в чем его собираются обвинять:       - Я ненадолго. Постараюсь вернуться не позже двух, но ты меня не жди, ложись спать.       Выходит как-то… Натянуто. Будто он вот сейчас собрался выйти за сигаретами и не вернуться, оставив жену, детей, долги и чувство ответственности. Но верить в правдоподобность сравнения не стоит, ведь у него ни жены, ни детей, ни долгов отродясь не было. Из всего остается только если чувство ответственности – перед этим вот человеком.       - Чтобы вернуться, нужно уйти, - Леннокс непрошибаем в логичности своих слов как бетонная стена, - а кто сказал тебе, что ты куда-то пойдешь?       - Я считал, что сегодня меня под стражу еще не брали.       - Я и не при исполнении, а даже если бы был – оснований пока маловато. Но это только пока.       - Вот как будто бы я нарушаю закон каждый раз, как выхожу из дома.       Взгляд у Линдси становится такой красноречивый, что Шаннон немного смущается, но его смущение – как Санта Клаус. То есть, оно выглядит собой, только пока не закрылся торговый центр, а потом снимает бороду и снова становится мужиком за сорок без нормальной работы и желанием выпить или выйти в окно. Сравнение конечно на троечку, но вы поняли.       - Ой ладно, было-то всего пару раз.       - Ты раздражаешь, лучше не продолжай.       Шелби хочется выдать что-то обиженно-детское в стиле «а вот и не замолчу», но разговор стал бы до ужаса бессмысленным, если до этого вообще имел смысл. Цель у него была одна и вполне конкретная – но находилась за спиной представителя органов правопорядка в количестве одна штука. И вроде бы не так уж много, но вот он как никто знал, что стоит сейчас Ленноксу скрестить руки на груди – и это будет фатально. Нужно было придумать что-то повесомее, и да простят его гении поколения…       Он придумывает.       - Если ты не хочешь отпускать меня одного, то можешь пойти со мной. Если ты будешь за рулем, я, технически, ничего не нарушу.       А ведь стоило просто последовать наставлению и не продолжать. Но разве же это интересно?       В тишине можно было бы услышать, как мимо пролетает муха, но даже ей лень шевелиться в этот душный день. Тем временем вечер переставал быть томным. Или так казалось только Линдси.       В этот момент мы возвращаемся к переломной точке, когда Леннокс и правда начинает сомневаться в наличии серой массы в черепной коробке человека напротив. Его взгляд совершенно нечитабельный, начинает казаться, что он просто не услышал или не понял, но это не так. Напротив, мысли собираются как паззлы, превращаясь в одну картинку, и та выглядит следующим образом: офицеру полиции как бы невзначай и мимоходом предлагают самолично прийти, возможно даже поучаствовать в незаконной деятельности, предполагающей сбор сомнительных личностей с сомнительными амплуа в сомнительном месте с целью нарушить несколько десятков правил управления дорожным средством. Проще говоря, войти в самое сердце движухи стритрейсеров. И никого при этом не посадить.       Миссия из разряда понаблюдать за пришельцами, войти в контакт, а потом всем убедительно рассказать, что они на самом деле существуют.       Линдси многое хотел бы сказать, но получается только озвучить факт отсутствия мозгов у Шелби.       - Да брось, тебе понравится. – Тот улыбается и становится не совсем понятно, откуда в нем столько уверенности. Он просто самоуверенный? Или правда лишен возможности составлять логические цепочки? Тогда как он дожил до своих лет?       Вопросов так много, ответов никто не получит. – Ты ведь и сам кайфуешь, когда появляется возможность выжать из Мустанга максимум. Ты адреналиновый маньяк. Как и я.       Тц.       Это нечестная игра, буквально удар ниже пояса, от нее обидно, досадно, хочется возразить или послать к черту, или просто промолчать, замяв дурацкое «это другое, ты не понимаешь». Но все гораздо проще – Шелби прав и приходится это признавать (но только в этот раз!). Офицер устало прикрывает глаза – ему ничего не нужно больше говорить.       В глазах Шаннона чертята пляшут румбу.       - Вот и отлично. Ты едешь со мой.

***

      Технически – это он едет с Линдси, потому что его заявку на восстановление водительского удостоверения то теряют, то забывают, то просят повторно оплатить штраф – в общем делают все, чтобы намекнуть Шелби, что затянувшаяся волокита с этим вопросом дело рук одной штатной ледышки. Но он предпочитает не подозревать свою даму сердца в таких мелких пакостях, ведь Леннокс всем своим видом кричит, как он задолбался быть личным водителем вот этого типа. Ну, или он просто снова пытается выглядеть страшнее, чем есть на самом деле.       С другой стороны, он совсем не против сам доплачивать Департаменту регистрации транспортных средств, дабы те потеряли его документы и развели руками – дескать, прости, парень, но пока останешься пешеходом – только чтобы растянуть время, когда он может без зазрения совести пялиться, как аккуратно и мягко, как сосредоточенно и собранно Леннокс водит машину. Плавно выкручивает руль одной рукой, сексуально соблюдая все правила до одного. Чтоб он хоть раз проехал на мигающий сигнал? Они даже у пешеходного притормаживают так, словно Форд не едет – его несут на руках сами Ангелы, тихо шелестя белоснежными крыльями. Шаннон с удовольствием задремал бы под эти сравнения, но…       - Здесь налево.       И, возможно – только возможно – но Линдси был либо прав, либо близок к истине, когда в очередной раз называл его идиотом, но вот сейчас он вообще без зазрения совести (ее нет, мы помним) раскрывал одно из излюбленных и постоянных мест гоночных тусовок не то что непосвященному человеку – а копу(!). К чему это могло привести, он не задумывался от слова совсем, но не потому, что был таким легкомысленным улыбчивым парнем с ветром в голове, который считает, что люди вокруг такие же хорошие, как и он сам. Хотя бы потому, что не был таким. Просто в его голове это выглядело как план-капкан – ну не сможет же Леннокс посадить сам себя.       Однако уверенности на сто процентов в нем тоже не было.       - Сейчас в переулок направо и не бойся заезжать в толпу – документы не спросят.       А вот за такие высказывания можно и пулю словить. Благо руки у Линдси заняты.       Как послушный мальчик он включает поворотник – на фоне Шелби едва слышно выдыхает «да боже» - и сворачивает на узкую улицу. И тут же будто въезжает в другой мир.       Знаете чувство, сродни тому, когда выныриваешь из под воды на большом пляже где-нибудь на южном курорте? Вокруг много людей, много шума, кто-то толкает еду, кто-то щелкает себя на фоне моря для разных соц-сетей, чтобы каждая собака завидовала, из миллиарда кафе в стиле «на берегу» орет модная музыка, а девчонки визжат просто так, чтобы посмотрели, чтобы оценили, как классно они выглядят в бикини-ленточках, а солнце слепит глаза. Ну, представили?       Вот и здесь было жарко, шумно, мало одежды, много музыки, цвета и людей больше, чем на рождественской распродаже.       И даже на скорости пять километров в час Линдси боялся кого-нибудь задавить.       - Дом, милый дом. – Шаннон смеется. – Можешь встать, где больше нравится.       - Я могу встать километрах в двадцати отсюда? – Леннокс шутит самым серьезным тоном. Или не шутит. – Нет? Тогда мне ничего не понравится. – Он вздыхает. – Вот просто ответь, Шелби – что у тебя в голове?       Ветер.       Но вот только не надо говорить, что для тебя это сюрприз, окей?       Мужчина в ответ только пожимает плечами:       - Просто встань уже где-нибудь. Хочу прогуляться.       От возмущения Линдси резко сворачивает влево – толпа разбегается, как голуби, которым лень взлетать – и тормозит так, что Шаннон почти стукается грудью о бардачок, но спасает реакция и выставленная рука.       - Планируешь просто оставить меня здесь одного? Замечательно, посижу, посчитаю, на сколько суток получится запереть тебя в участке за это все.       - Ой-ой, если хочешь, чтобы я был всегда с тобой, достаточно просто попросить. – Шелби улыбается, глядя Ленноксу прямо в глаза – потому что знает, что ничего ему не будет. И последнего это крайне раздражает. – Мне просто нужно уладить кое-что. Не скучай, Снежная королева, заведи новые знакомства, постарайся никого не убить и не заметишь, как я вернусь.       С ловкостью фокусника он исчезает из машины, веское «замечу» тонет в хлопке двери. Линдси остается один.       Ну, почти.       Если не считать вокруг девчонок легкомысленной наружности в пляжно-клубной амуниции и парней, сбежавших с рэп-баттла. Прекрасная компания для офицера полиции, ничего не скажешь. Леннокс мог бы закрыть глаза (во всех смыслах), но две синие полосы на капоте Мустанга собирали вокруг аудиторию, жаждавшую заглянуть под него и лично посчитать лошадок.       Вот они слева направо: коалиция латиносов, пришедшая понтоваться телочками и яркими шмотками, банда ниггеров, которые наверняка считаются самыми крутыми парями на этой улице (у каждого за поясом пушка исключительно на случай, если кто-то считает иначе), рядом азиаточки до блеска натирают своих японских жеребцов – два разноцветных Лансера сияют в свете неоновых огней как новые монетки. Сплошной день дружбы народов.       Линдси не выдерживает. Одновременно хотелось плюнуть на все и поехать домой, стартанув с первой космической, курить и пристрелить Шелби. Но Леннокс делает над собой усилие, сжимает веки до цветных кругов, и решает, что больше всего все-таки хочется выйти и очень грозным видом распугать толпящихся рядом с его красавцем неандертальцев. И он таки выходит.       - Только тронь и не досчитаешься руки, - начинает он приятное знакомство с гоповатого вида мужиком.       - А ты умеешь заводить друзей, - Шелби вырастает за его спиной как из-под земли. – Не советую козырять стволом и статусом. Первое не спасет, второе – усугубит.       - Ну, с тобой же получилось. – Линдси не спускает стального взгляда с окружающих их людей, но немного расслабляется, чувствуя дыхание Шаннона чуть ли не у самого уха.       - Мы что, друзья? – Тот мягко смеется. – Воу, буду тебя теперь всем так представлять.       - А как представлял до этого?       Ответа нет. По крайней мере Линдси не находит его в глазах Шелби, когда разворачивается к нему. Не очень-то и хотелось. Он все равно не серьезно.       Додумать можете сами.       - Ну что, ты готов? – Ожидаемо его игнорируют, поступая крайне невежливо – отвечая вопросом на вопрос. Они еще поговорят о манерах.       - К чему?       Встречный вопрос кажется само собой разумеющимся, но брови Шаннона изгибаются в немом удивлении, вроде «парень, ты вообще забыл, где находишься?». Для него все просто. Но Линдси приходится приложить усилия, чтобы не начать выбивать ответы на свои вопросы. Шелби по инерции прячет руки в карманы спортивных штанов и почти незаметно делает шаг назад – но Леннокс замечает.       Воздух накаляется.       - К заезду, конечно.       У него ветер в голове, не забывайте, господин полицейский.       - Шелби, ты…       Кто на самом деле Шелби никто никогда не узнает, потому что их бесцеремонно прерывает на удивление прилично одетая мадмуазель трудноквалифицируемого возраста, практически внаглую протискивая между мужчинами мешок с купюрами.       - Если едете, давайте деньги. Сегодня по две тысячи баксов наличкой.       «Да какого хуя?» - все-таки не выдерживает Леннокс, но успевает сказать это только в голове – дамочка снова раскрывает рот:       - Либо сдаете, либо не едете. – И тон ее при этом такой, что даже Линдси на фоне этой железобетонной стены кажется гипсокартоном.       - Успокойся, Джесс, все свои, - Шаннон в своем стиле улыбается и жестом Копперфильда материлизует из кармана связку банкнот, которые тяжело опускаются куда-то на дно импровизированного общака.       Все с таким же нечитабельным выражением на лице, девушка, названная Джесс кивает и удаляется так же бесшумно, как и появляется. Если в этом шуме вообще можно было уловить такой звук, как шаги.       - Ну все, теперь у тебя не остается выбора. – И Шаннон разводит руками так, словно это не он сейчас все организовал и вообще устроил картину в стиле «предательство доверившихся». Он видимо не знает, но у Данте за такое по головке не гладили. И Линдси не погладит. Приходится делать над собой огромное усилие (и откуда вдруг такая выдержка), но вдруг он даже неожиданно для самого себя совершенно искренне улыбается (!).       (угадайте, кто умер)       - Хорошо. – Леннокс продолжает улыбаться и это даже не похоже на оскал. Шелби внутренне крестится и молится всем известным ему Богам, в которых все еще не верит. – Дома поговорим.       Вот тут уже можно начинать бояться.

И Шаннон мог бы дальше стоять и кончаться как личность (на самом деле еще целую вечность и вечность после нее), но их снова прерывают – тем, что музыка слегка приглушается, а какой-то бритоголовый мужик, видимо сходящий за местную легенду (серьезно, даже голоса вокруг затихают, как по волшебству, давая божеству местного розлива говорить), начинает объяснять расклад сегодняшней гонки. Линдси даже восхитился бы, как после его речи все находящиеся на парковке начинают работать, как один слаженный часовой механизм: толпа разбегается в разные стороны аки тараканы на кухне, расчищая проезд, на который практически синхронно въезжают три оттюнингованные по самое не балуй иномарки; какой-то длинный парень с командой таких же долговязов настраивает хорошо знакомую Линдси полицейскую волну – из динамиков вещает ровный голос девушки-диспетчера – где-то в Бронксе засекли несколько спортивных машин, туда высылают отряд, чтобы ловить стритрейсеров – но вот незадача, они все тут, в Бруклине. И когда до полиции дойдет, что их надурили – на недостроенной парковке не останется даже бра, который снимает с себя сногшибательная длинноногая блондинка, встающая между двумя блестящими капотами – возможно какому-то парню сегодня повезет еще кое в чем, но сейчас этот жест – лишь объявление о старте. И кстати о птичках.       - Времени знакомиться с местным колоритом у нас больше не осталось. Поехали. Голос Шелби для Линдси – старт покруче неких предметов одежды. Но зато проблем с кодовыми замками на том, что дамы называют бюстгальтерами, у них не бывает. Кхм, он отвлекся.       Они быстро садятся в машину и Леннокс практически наощупь заводится, подгоняя своего красавца в общую шеренгу. Желания смотреть на соперников нет никакого, но он все-таки поворачивает голову вправо. Сердце пропускает удар, потому что глаза встречаются с огнем в глазах Шелби. И еще раз, когда он ему улыбается.       Только сейчас до Линдси доходит, что все время с тех пор, как он услышал, что сегодня будет участвовать в этой глупой гонке, он находился в состоянии возбуждения. Они еще даже не начали, но адреналин практически закипал в венах.       Он сжимает пальцы на руле до побелевших костяшек.       Мир сужается до полосы дороги прямо перед ними.       Становится тихо. Или просто Леннокс забывает слушать.       - На старт!       Голос блондинки тонет в гуле толпы.       - Внимание!       Шаннон улыбается ему так невесомо, как Джоконда с картины Леонардо.       - Не волнуйся. Я же рядом.       «Именно поэтому я и волнуюсь».       Слова стучат в висках у Линдси, но он ничего не успевает сказать вслух. В секундах и мыслях теряется взметнувшаяся вверх полоска ткани, призванная поддерживать женские достоинства, тонет в реве моторов звонкое «Поехали!» и где-то только на уровне инстинктов Леннокс вжимает газ в пол.       Если до этого момента и была дорога назад – сейчас она растворилась в дыме, рвущемся из-под шин.       Никогда не объяснить чувство свободы тому, кто ни разу его не чувствовал так. Не описать словами жидкий огонь, разгоняющийся по венам, как закись азота. Всего миг. Миг между переключением скоростей, миг, чтобы разогнаться до ста, пара секунд, длящихся целую вечность. И кажется, что быстрее уже не выйдет – но нет – цифры на спидометре все больше и ты весь – растворяешься в моменте, забываешь дышать, забываешь, что вокруг существует мир помимо полосы света впереди. Что существует что-то большее, чем рев мотора. Что жизнь не закончится, когда истекут десять минут. И…       Линдси даже не замечает, что у Шелби звонит телефон – только на периферии сознания он слышит его голос:       - Да? Что… какая засад… ЛЕННОКС, СВОРАЧИВАЙ!       Совершенно машинально (годы тренировок) Линдси дергает рычаг переключения передач на себя и выкручивает руль влево – машину слегка несет, но об этом красивом развороте он еще своим внукам будет рассказывать. И между прочим это двойная сплошная, господин полицейский.       Еще один поворот – на этот раз вправо – и они ныряют в настолько узкий переулок, что зеркала едва не царапают кирпичные стены. Давайте все вместе помолимся, чтобы он был прямым.       Они несутся по кирпичной улочке, пока та не заканчивается новым перекрестком. Мустанг вырывается на новую улицу – и, о боже – кто бы мог подумать, что до этого им просто везло, а в полночь еще можно встретить оживленный поток. Какая неожиданность для Нью-Йорка, кто бы мог подумать. Офицер чудом не врезается лоб в лоб с ни в чем неповинным Пассатом, стараясь вернуть машину на свою полосу, а потом все-таки решает, что безопаснее всего будет опять свернуть куда-нибудь во двор. Ему кажется, что он слышит полицейские сирены, или это ветер?       Похоже, кажется не ему одному.       Но в целом о ветре…       - Так, а если мы сейчас просто остановимся, и я поговорю, - он предпринимает попытку воззвать к голосу разума (хотя даже самому Линдси это сейчас не кажется разумной идеей), - я все-таки полицейский.       - Поверь мне, кто ты такой будет волновать всех в последнюю очередь. – Шелби как-то немного криво усмехается, будто вспоминает прошлое, косится назад, а потом смотрит на него так многозначительно, будто что-то решает. – На следующем перекрестке налево, потом направо и прямо два квартала.       Он не сильно рассчитывает, что Линдси запомнит, но тот запоминает. И не потому что у него такая шикарная память, нет. Просто уходить от полиции внезапно… бодрит. И все нервы напряжены настолько, что он готов вспомнить школьную программу за первый класс или подекларировать Шекспира, на выбор.       Спустя два поворота они выезжают на тихую улочку практически в пригороде и Леннокс не берется даже представлять, что это за топорафические ебеня. Тут тихо, едва светло от редких фонарей, не слышно ни других машин, ни сирен больше. Только где-то лает собака. Он сбавляет скорость и напряжение, и только сейчас замечает, что с начала заезда проходит от силы минут пятнадцать, а он уже смертельно устал.       Чем закончилась (и закончилась ли вообще?) гонка они не узнают. И если честно – не хочется.       - Свернешь у рабицы, - коротко бросает Шаннон. Похоже, он устал не меньше. Но в голосе даже не поменялся.       - Мы могли бы поехать домой.       - И притащить за собой хвост из легавых? – Вопрос риторический. Даже сходит за насмешку. Глупо получилось. – Да, милая бы компания за чаем собралась.       - И куда ТЫ нас привез? – Леннокс делает вид, что не заметил собственный прокол. Хотя, ему просто насрать. Он нехотя глушит мотор, смотря поверх руля на огромные черные окна одноэтажного здания, которое больше было похоже на маленький заводик, нежели на то, где можно жить. – С родителями знакомиться?       - Почти угадал, - Шаннон одобрительно хмыкает и вот это уже не похоже на насмешку. – К себе домой.       Дважды хлопают двери – они выходят из машины.       - Ну, в смысле, как домой, - мужчина продолжает монолог, отпирая и шумно поднимая ворота-гармошки, хотя его никто не просит. Рассказывать, в смысле, - чисто технически, иногда я ночую здесь и даже чаще, чем в квартире, с которой однажды тебя познакомлю, - «тебя никто не просит, Шелби», - но вообще это наш с ребятами гараж. Типа как у каждого уважающего себя гонщика. С парой машин, друзьями-механиками и запахом бензина. Ты что, «Форсаж» не смотрел?       Семья – это главное.       Он смеется, а над их головами загорается пара тусклых ламп.       - Не темновато ли для возни с моторами? – Леннокс скептически осматривает пространство. Ничего особенного: помещение по размерам машины на четыре-пять, высокий потолок, лестница на закуток аля второй этаж, остов какой-то тачки, куча ящиков с инструментами. И стойкий запах бензина и масла. Джентельменский набор молодого стритрейсера. И нет, он не смотрел «Форсаж».       - Это не все освещение, но больше нам и не нужно. – С грохотом ворота опускаются снова, и только сейчас Линдси замечает, что Шелби стоит совсем близко – его глаза неотрывно следят за взглядом полицейского, а дыхание можно почувствовать. Только сейчас Линдси замечает, как с ним говорят инстинкты. Уже было ушедшее напряжение и адреналин ударяют где-то между ребрами снова. Он упустил одну деталь.       Приказать сердцу биться ровнее не выходит.       Он на чужой территории.       Впервые за время, что они знают друг друга. Но не впервые за ночь.       - Чайку?       Кажется, словно Шаннон ничего не замечает. Он, как и всегда впрочем, туманно улыбается, делает шаг назад, еще один, еще, только потом поворачивается спиной и уходит. Скрывается за поворотом в какое-то помещение и исчезает из поля зрения. Вот так вот просто.       Линдси практически возмущен.       И нисколько ему не страшно пойти за ним, чтоб вы знали.       - Ты серьезно, Шелби, чай? – Леннокс выглядывает из-за косяка двери и обнаруживает… на удивление милое помещение, которого в его голове здесь быть не должно. «Милое» по меркам мужицких мужиков, какими должны быть Шелби и его друзья-механики, разумеется. Или Леннокс предвзят, когда ожидал увидеть каморку с трехлитровками моторного масла, а увидел уютную кухню, обставленную практически по-домашнему. Ряд шкафчиков серо-голубого (или просто выцветшего) цвета, полочки с разного вида чаем и кофе, холодильник пятидесятых годов, небольшой диванчик в углу и клетчатая скатерть на столе наводили скорее на мысли о визите к бабушке. Если бы не запах…       - А что? – В роли бабушки Шаннон выглядел не органично. – Предпочитаешь кофе?       - Предпочитаю понимать, что происходит, - видят боги, Линдси пытался не язвить и не быть собой, но откровенно… выходило не очень, - а с тобой я и за год не научился угадывать, что ты выкинешь в следующее мгновение.       - Приму за комплимент.       Чайник прекращает шуршать, щелкает выключатель (Линдси не замечает его) и через мгновение на клеенке в клеточку уже стоят две чашки. Стоят и дымят. И Леннокс стоит. Стоит и не может сложить в голове все события, приключившиеся с ним за ночь.       У его (он не побоится этого слова) любовника обнаруживается тяжелое заболевание – его в детстве кто-то ронял головой вниз. Потом он оказывается по ту сторону ночной жизни – сторона яркая, шумная и кажется мечтой – кажется всем, кроме него. Он катает первую в жизни гонку и пусть она не завершается – это не то же самое, что быть преследователем. Ах да, их преследуют «копы» - те люди, которым сам Леннокс через пару дней выходных будет сочувственно кивать, мол «да-да, вы почти их поймали в этот раз». Ироничность ситуации представьте сами. И, наконец, Шелби «привозит» его в место, которое – и нет никаких сомнений – для него значит больше, чем дом родной.       И все больше происходящее кажется Ленноксу игрой – он просто еще не понял, какой.       Привозит чтобы – что? Чай попить?       Безумно хочется засмеяться. Или засмеяться безумно – сами выбирайте.       Линдси тоже выбирает.       Даже не моргая, он в два шага сокращает расстояние до Шелби, дергая его на себя и впиваясь губами в его губы. И пускай потом он сможет списать это на напряжение, на сдавшие нервы, сейчас ему все равно. Просто жутко хотелось целоваться еще тогда – после работы, после тяжелого дня, после мыслей, что сейчас он вернется и они проведут тихий вечер вместе за просмотром какого-нибудь кино или второсортной телепередачи.       И почему никто не предупредил его тогда, что все будет не так, как он представлял?       И речь даже не о сегодняшнем вечере. Этот вопрос задает парень, котором он был всего какой-то год назад.       Но отвечают ему сегодня. Отвечают не словами – руками, вонзающимися в бедра, тянущими на себя. Пальцами, скользящими по плечам. Ладонями, обхватывающими лицо. Губами, смыкающимися на губах.       Шаннон пятится назад, спотыкаясь о стол – плаксиво звенят чашки из дешевого стекла – спотыкается о диван и не глядя плюхается, утягивая Линдси на себя. Прервать сейчас поцелуй – не в его силах.       Леннокс неловко усаживается на коленях мужчины и хмыкает в поцелуй. Последний раз он так же сидел тем летом. Первый раз вспыхивает яркой картинкой – ему жарко, в Скайлайне тесно, а Шелби совсем не нежный, ему только так кажется. Но поменять ничего не хочется.       Зато он научился быть нежным со временем. Утратил ли он при этом страсть? Совсем нет. Но и быть, как в первый раз ничего не может. И кое в чем это даже плюс. Больше Линдси не набивает шишек на макушке.       Он улыбается совсем искренне своим мыслям и только потом замечает странный взгляд Шаннона.       Ну да, не так просто дождаться искренней улыбки. Но разве не за это этот невыносимый мужчина его любит?       Ой.       - Ты невероятно красивый, когда улыбаешься, ты знаешь? – У Шелби все тот же нечитабельный взгляд. – И почему так везет только мне?       - Это идет в комплекте со счастливой версией меня. – Линдси пожимает плечами и наклоняется к самым его губам. – Но если ты кому-нибудь расскажешь – мне придется тебя убить.       И не давая Шелби сказать очередную глупость, он запечатывает его губы новым поцелуем. Важно, что Шаннон понимает одно – он не шутит. Остальное – мелочи.       Все, кроме его рук сейчас, его губ сейчас, его глаз сейчас – сущие мелочи. То, кто они есть за стенами маленькой кухни в пропахшем бензином гараже в топографических ебенях огромного серого мегаполиса. То, где они будут завтра. То, с кем они будут через год или пять лет. Все это совершенно не важно.       На джинсах Леннокса вжикает молния. Белая футболка Шелби мокнет в черном остывающем чае – они никогда ее не отстирают, но и это тоже не важно.       Дыхание сбивается у обоих, а температура тел растет.       - Презервативы остались в бардачке.       Шаннон был призван на эту землю рушить романтичные моменты.       - Это не твоя машина, а моя.       Линдси был призван оставаться логичным всегда.       - Да, но я не мог не…       - Ой, да просто заткнись.       И как у них получается оставаться вместе?       Ответа нет.       Не сегодня.       И не завтра.       Возможно никогда не будет.       Это мелочи.       Важно только то, как громко Леннокс выпускает из легких воздух, когда полностью опускается на твердый член. Шелби накрывает его рот рукой – но их никто здесь не услышит. Это он исключительно для себя. Сейчас важен только этот момент.       Это не первый раз, но каждый – ощущается так остро, будто они возвращаются в ту ночь. И не важно где и как – но Линдси все такой же тугой и все такой же требовательный. Завладевает всем вниманием, ритмично выдыхает под каждый толчок. Словно это не секс у них сейчас – каждое его движение, как элемент в танце. Подъем на коленях, прогиб в спине, выдох, вдох. Никогда Шаннон не сможет им налюбоваться. И если бы хватало только этого…       Он не оставляет и шанса на то, чтобы не желать его коснуться, даже с риском обжечься, не оставляет шанса, чтобы не желать. Шелби касается губами солнечного сплетения и грубо сжимает ладонями его ягодицы, насаживая на себя – только чтобы провести языком до ключицы, дойти до шеи, случайно (именно так он скажет) оставить след. Он собственник до мозга костей и ничего не может с этим сделать.       Он и не будет ничего с этим делать.       А Ленноксу это бесповоротно, беспробудно нравится. Иначе и не объяснить его побелевшие пальцы, которыми он впивается в чужие плечи, снова улыбаясь своим мыслям: именно так он сегодня сжимал руль Мустанга. И вот, под ним в который раз второй Шелби на день. Он никогда не устанет восхищаться тому, какой же все-таки у его ночного наваждения разум. Да, ветреный. Да, он еще не раз скажет ему, какой он идиот. Но это не важно, потому что на самом деле самое сексуальное в мужчине – это его мозг. И только поэтому Ленноксу так сносит крышу рядом с ним.       Это не жажда адреналина и острых ощущений.       Это то чувство, когда ты понимаешь, кто рядом с тобой. И полностью с этим согласен.       Поэтому он плавится в его руках, из последних сил наращивая темп, сжимаясь все сильнее и смотря прямо – глаза в глаза – затаившись, ожидая всем естеством, как зверь в засаде – когда охотник все же сделает свой ход.       Ждать не долго.       Шелби прижимается к нему всем телом, одним движением проходится рукой по его позвонкам, сзади хватая за шею у мокрых волос, заставляя замереть – и двигается сам так быстро, как умеет только он. Прерывает ли он при этом зрительный контакт? Не может себе позволить.       Эту гонку они заканчивают вместе – как и должны были в эту ночь.       Линдси распахивает глаза, судорожно запрокидывая голову, но не звука не произносит. Оргазм взрывается миллионами золотых искорок перед глазами, он окунается в него и тут же падает назад – если бы не руки Шаннона, может, он и правда бы упал. Но это не больше, чем ощущение. Он возвращается в реальность.       Здесь мокрое тело тут же ощущает, что июльские ночи в этом году не такие теплые, как хотелось бы. Но его тут же кутают его собственной снятой ранее одеждой как маленького и обнимают – Шелби всегда отличался техничностью. Во всем.       Вот и сейчас он одним точным движением забрасывает руку за спину и будто из параллельной вселенной (разумного объяснения нет) вытаскивает не то плед, не то огромное полотенце, Линдси сейчас в общем-то все равно. Махровая ткань опускается на остывающие плечи. Больше в этом моменте ему ничего и не нужно.       - А я всего-то хотел показать тебе это место. – Голос Шелби шуршащий, как шины на свежем асфальте. Он хмыкает и Леннокс готов поклясться, что тот улыбается. Экстрасенсорные способности не нужны. – Не то, чтобы я о себе сильно рассказывал и вот. Снова придется оставить на потом.       - Мне все равно.       А потом Линдси чувствует, что звучало грубовато. Такой уж он.       - То есть, я хотел сказать, что рассказывать о себе совсем не важно. Я каждый день вижу настоящего тебя и мне этого достаточно. В конце концов, если бы я хотел – то просто поискал нужную информацию в базах. – И шутки у него дурацкие. Такой уж он. – Или просто спросил.       Совсем не важно для Леннокса понимать этого человека. Это бесполезно, да он и не пытается лезть в чужую голову. Достаточно того, что он показывает ему те свои стороны, где мыслительные процессы и логические выводы, к которым он так привык, бессильны – нужно просто чувствовать.       Он прижимается носом к нижней челюсти мужчины. Дышит уже почти совсем ровно. Ему уже почти спокойно. Ему не нужно, чтобы на его слова отвечали или понимали.       - Все же ты действительно необычно коммуникабельный в такие моменты. Никогда не пойму, что происходит у тебя в голове. Ветер там, похоже, какой-то.       Но он связался не с тем человеком.