Синдром Дориана Грэя

Его много обсуждали в сети. Осуждали, хвалили и разбирали каждое его действие. Но в чём все были единодушны, так это в вопросе внешности молодого программиста. Фанаты делали фото, видео, говорили о стиле, девушки то ли хотели быть похожи, то ли хотели выйти замуж за предмет воздыханий. К тридцати годам они подошли удивительно быстро и вместе. Но если Волков просто стал мерить давление чуть чаще, то Серёжа почти сходил с ума. Видя как сумрачный гений мучает овсянку или банан, пытаясь доесть, Олегу становилось искренне тяжело. Для волка он был самым близким, сильным, прекрасным, удивительным, гениальным и конечно красивым. Хоть и говорил он об этом крайне редко. Серёжа нервно крутит на пальцах резинку и всматривается в зеркало. Волосы приобрели приглушённый оттенок и больше не горели так ярко. Человек, сидящий днями у ноутбука, не может иметь идеальную внешность, это Разумовский понял, увы, не сразу. Стал больше времени проводить в спортзале, впряг Олег в сани с кучей здоровой еды. Всякие салаты не вызывающие доверия, фрукты и грудка на пару стали его привычным рационом, а автомат с газировкой он выкинул. При том, что сам готовить он не умел, он всё это заказывал. А наевшись этой фигни ходил недовольный и злой. Серёжа стал ещё худее. Ушёл румянец щёк, уступив место острым скулам, пропали плотные бёдра, став сухими и узкими, настолько что пришлось покупать одежду на пару размеров меньше. Но доволен собой Разумовский всё равно быть не мог ни тогда, ни сейчас. То наедал вес, то сбрасывал. Таскал Олега с собой в зал и делал вид, что смузи из нихера это вкусно. Вечера с пиццей канули в лету, оставив после себя только урчащий от воспоминаний живот и фотки в столе. Их Серёжа выкинуть не мог, это слишком ценно. На важных ужинах Серёжа перестал заказывать что-то кроме воды и лёгких закусок, чем смущал тех, кто планировал поесть сегодня. Никто не мог взять нормальную порцию, пока руководитель пьёт воду. Не до шуток стало, когда после презентации он упал на стул и не смог встать. Сидел смотря в никуда, весь бледный и такой уставший, что становится искренне жалко. Олег скорую не вызывает, врачам не доверяет и сам тащит недовольного Разумовского домой, где того тошнит прямо в коридоре. Спрашивать когда он ел бессмысленно, поэтому, как только рыжий находит в себе силы доползти до дивана, Олег появляется напротив с тарелкой супа из вермишели в курином бульоне. -Нет… Я не буду это есть.- Серёжа кривится так, будто ему только что предложили отобедать последними помоями. Олег своим терпением всего добьётся. Ну или не только терпением. Сам он себе в еде не отказывал, а инициативу ходить в зал поддержал. Правда зал оказался на одном из этажей офиса, но хуже от этого не стал. Мужчина отставляет тарелку, кладёт на столик кусок хлеба и закатывает рукава. -Ты меня бить собирался? -такое сосредоточенное лицо у Волка было всегда, но взгляд был таким, что он почти согласился есть этот суп. Олег мотает темно-волосый головой и, упиравшись коленями в диван, удобно усаживается на колени к Разумовскому. Тот почти спрашивает что это за настроения, но руки оказываются прижаты к телу сильными бёдрами, и двинуть ими не представляется возможным ни в какой позе. -Открывай рот и не ной.-тон не сулит ничего хорошего при отказе, но Серёжа не из пугливых. Отворачивается и закрывает глаза в знак протеста. Пальцы зажимают нос, больно и неприятно. Серёжа не дышит 30 секунд, потом ещё пять, в лёгких начинает адски жечь, и приходится дышать ртом. Он задыхается и старается отдышаться, когда в рот силком запихивают ложку супа. Выплюнуть еду не даёт только ладонь Олега, которой он зажимает своему бешеному рот. Тот дёргается, бульон течёт по подбородку и чужому предплечью, а в ладонь впиваются острые зубы. Глаза начинают слезиться. Он не для того так усердно считал калории, не для того отказывал себе в еде, чтобы все его труды испортила ложка супа. Но настоящую истерику вызывает то, что все его старания обесценил тот же человек, что был для него самым близким, самым родным. По щекам текут слёзы. А пальцы Олега мягко гладят по шее, проводят под кадыком, заставляя инстинктивно глотать. Разумовский весь сжимается, волосы липнут к щекам, а по телу проходит судорога. Но сдаётся, обмякает, как вата от воды. Не сопротивляется, только поднимает на мужчину глаза, и старается сделать вдох поглубже. Олег отпускает. Растирает осторожно чужие ладони, знает что сделал больно. Убирает с лица тусклые, налипшие пряди, и подносит к искусанным губам ещё одну ложку. -Неужели не вкусно? Серёжа всхлипывает и тычется в чужое плечо, сжимает чёрный пиджак и истерит, но суп ест. Тихо так, жуёт и гулко сглатывает. От супа тошнит, а голова кружится. Но ведь так вкусно. Он так давно не ел что-то подобное. И теперь, устало свалившись в заботливые руки, плачет от перегрузки. А Волк только сидит рядом, позволяет вытирать об себя сопли и кормит с ложечки, гладит по макушке и шее, прижимается к трясущемуся как в ознобе телу. И поощрительно целует в лоб, когда тарелка совсем опустела. Эта тарелка не решает проблемы, но даёт хотя бы какую-то надежду, на возвращение нормального Серёжи. Потому что видеть это Олегу больно. Он устал смотреть как того тошнит, устал смотреть как тот падает с тренажёров от усталости и больше не может держаться в стороне. В самом начале ему дали понять что это не его дело, но не лезть он не может. -Ты и без этого самый красивый.