Сердце стынет

      Небо за короткий промежуток времени перекрасилось в густой темно-серый цвет, не осталось ни одного светлого участка. Корабль качался на волнах. Руки крепко держали штурвал. Сколько бы штормов он не проходил, в этот раз капитана охватило сильное беспокойство. Оно всегда было, и вместе с ним уверенность в удачном исходе, каким всегда оказывался конец стихии. Но сейчас Смоллетт чувствовал полную незащищенность, словно он впервые стоял за штурвалом.       «Все до жути странно, непривычно», — отметил про себя Александр, еще сильнее сжав в руках штурвал. Он в нем видел единственную опору, которая не давала сойти с ума в такую погоду. Пока капитан держит руль — почти все под его контролем.       В воде что-то блеснуло, но Смоллетт увидел этот бледный свет лишь боковым зрением. Голова повернулась вправо, чтобы убедиться в реальности этого света. Может, рыба неизведанная поднялась с глубин? Разные байки ходили среди моряков о страшных существах, проживающих на дне. Но Смоллетт постарался отогнать эти мысли, ему и так хватало беспокойства. Он пришел к выводу, что это — обычная усталость. Александр чувствовал и ее тоже. Тело ныло, желая оставить судно на волю судьбы.       Снова блеск. Уже ближе к кораблю. Александр на секунду выпустил руль из рук, взглянув в сторону свечения, которое вновь пропало.       — Да что же это такое? — довольно громко произнес капитан, возвратив руки на место.       Волны словно начали шептать Смоллетту, и он не мог различить, что за слова слышались ему. Настолько сильная усталость, что даже звуковые галлюцинации появились?       Шепот становился громче, и это все больше не нравилось Смоллетту. И вдруг совсем рядом с ним раздалось его имя.       — Александр.       Голос показался до жути знакомым. Ласковый полушепот, приводящий в ужас. Откуда он взялся? Капитан оглянулся, стараясь найти источник звука. Уж слишком по-человечески звучало это «Александр». Но палуба пустовала. По ощущениям, и весь корабль. Мысль, которая показалась капитану странной, — что он совершенно один — неприятно щекотала спину, вызывая мурашки. Почему никто из членов команды не выходит проверить состояние корабля? Слишком рано, чтобы…       — Александр, взгляни направо.       Голова мгновенно поворачивается, и Смоллетт видит этот блеск опять. Бросив штурвал, он подбегает к краю и, держась за борт, пристально смотрит на свет в темно-синей воде, из которой показалась голова… доктора? Александр даже протер глаза и ударил себя несколько раз по щекам. Ну не мог же он настолько много думать о Ливси, что теперь в волнах показывался его силуэт? По правде говоря, Смоллетт как раз хотел, чтобы именно он вышел на палубу.       Ветер усилился, усилились волны, а доктора начинающийся шторм, кажется, совсем не волновал.       — Ливси, что вы там делаете? — капитан находился в конкретном шоке. Не галлюцинация, а настоящий доктор, только до жути бледный. Смоллетт испугался, что тот замерз. И почему он не заметил, как Дэвид мог погрузиться в воду? — Вылезайте оттуда немедленно!       Однако доктор не шевелился, если не учитывать, что его качали волны, как деревянную бочку. Дэвид с головой мог уходить в воду, но никакой паники он не показывал.       — Вы двигаться можете? Руки, ноги не онемели? — Смоллетт не отходил от края, наблюдая за Ливси. Вдобавок к начинающемуся шторму, еще и человек за бортом. И непонятно, от чего этот человек так спокоен.       — Я позову на пом…— капитан охрип, и он не смог совершить то, о чем начал говорить. Горло заболело, начался беспричинный кашель, и Смоллетт на секунду ощутил, как онемели руки и ноги у него самого. В последний момент капитан смог ухватиться за борт, чтобы не вылететь от сильной качки за него.       «Что происходит?»       Логичный вопрос в такой ситуации. Только кто на него ответит?       Смоллетт успел лишь вдохнуть от страха и неожиданности, когда на одной из волн на равный с капитаном уровень поднялся доктор. Руки его, такие же бледные, как и лицо, что находилось на слишком близком расстоянии к Смоллетту, зацепились за край борта, и он замер в таком положении, лукаво смотря прямо в растерянные глаза напротив. Капитана смутило и то, что доктор был без какой-либо одежды, хотя эта деталь была не самой странной. Волна по-прежнему держала Дэвида за ноги, скрывая их.       — Помоги мне, — знакомым нежным полушепотом обратился Ливси, и теперь капитану стало ясно, что «Александр» ему точно не послышалось.       У Смоллетта не нашлось других слов, кроме тихого и растерянного:       — Чем?       Бледная рука оторвалась от края борта и с нежностью прошлась от макушки головы до шеи капитана, и Смоллетт почувствовал, как слабеет тело, как приятное тепло разливается вдоль спины, доходя до конечностей рук и ног. Рассудок помутнел, лицо доктора начало размываться. Капитан не смог противиться, когда стали расстегивать пуговицы его кафтана. Верхняя одежда осталась держаться рукавами на предплечьях Смоллетта. Рука Ливси заскользила по груди. Через тонкую рубашку ярко ощущались касания доктора. Глаза капитана прикрылись от удовольствия, и до его слуха долетело:       — Сердце стынет.       Капитан распахнул глаза, когда до него начала доходить неправдоподобность сложившейся ситуации. Рассудок его все еще старался держаться трезвым, хотя телом Смоллетт едва мог пошевелить.              Заглушаемым из-за шума волн хриплым голосом капитан спросил:        — Что это все значит?       В следующую секунду сухие потрескавшиеся губы Александра защипало от морской солености. Смоллетта стали тянуть вперед. Последнее, что осознал капитан, перед тем, как закрыть глаза — Ливси его целует. Больше ничего не находилось под контролем капитана. Ни его тело, ни его разум.       Александр ощущает, как постепенно его тело сковывает холод. Глаза распахиваются и видят так же постепенно отдаляющийся свет в синем пространстве, будто он погружается на дно. И ведь в самом деле!       Капитан задвигал руками и ногами, что давалось с трудом в холодной воде, и что-то тянуло его за рубашку со спины. Вдруг шею капитана сжали до боли, Смоллетт изо всех сил постарался убрать чужую, как показалось на ощупь, руку. Но хватка не ослаблялась, и Александр рефлекторно закашлял, что и оказалось главной его ошибкой — он начал захлебываться морской водой. Туловище его охватили щупальца и перевернули капитана лицом ко дну. Смоллетт столкнулся с ужасающими горящими белым светом глазами и широкой злой улыбкой. Если бы он мог, то закричал бы от страха.       — Я утоплю тебя в своей любви.       И следует леденящий душу смех, Смоллетта с большей силой тянут ко дну. Сильнее монстра, мучительно убивающего его, пугает лишь осознание: он — совершенно бессилен.       Капитан вскакивает, шумно вздохнув. Первое, что он видит — влажная тряпка на одеяле. Александр осматривается, жадно глотая воздух. Глаза останавливаются на взволнованном и, слава богу, на привычном, слегка загорелом лице Ливси.       — Наконец-то вы очнулись, — доктор встал со стула, что находился в метре от кровати капитана, и направился к столику. Он взялся за какие-то склянки. — Я долго пытался сбить вашу температуру, лишь пару минут назад она спала.       Смоллетт не отводил глаз от доктора, который уже переместил склянки и стакан воды на тумбу у кровати. Капитан ощутил, как к спине неприятно липла рубашка, по виску со щекочущим чувством прокатилась капля пота. Волосы слегка мешали обзору, от чего Смоллетт щурил глаза. Ливси, усмехнувшись, придвинул стул к кровати и потянулся рукой к голове Александра, но тот схватил доктора за запястье.       — Я всего лишь хотел поправить ваши волосы, — пояснил доктор, мягко улыбаясь и понимая, почему у капитана могла быть такая реакция. — Вам, видимо, снился кошмар.       Смоллетт нервно сглотнул и ослабил схватку, но отпустил руку, только когда Ливси поправил влажные прилипшие к морщинистому лбу волосы и кивнул, как бы говоря «вот, так-то лучше». Затем он взял склянку и стал наливать в ложку янтарно-темную жидкость, которая показалась капитану глубокой, как океан.       — Дэвид, вы…— начал капитан дрожащим голосом, и голова Ливси повернулась в его сторону. Александр проглотил рвущиеся наружу слова «хотели меня убить», пора уже приходить в себя. Ничего другого не пришло в его голову, кроме глупого, — все это время сидели здесь?       Вновь последовала мягкая улыбка, глубокая жидкость в ложке оказалась у самых губ Смоллетта, и на недоуменный взгляд капитана Дэвид лишь кивнул. Чтобы унять горькость, капитану протянули и стакан воды.       — Разумеется, я же доктор! Следить за состоянием членов экипажа — моя прямая обязанность, — прочеканил Ливси, словно отчитался перед капитаном, затем поместил на поднос лекарство с ложкой и забрал мгновенно осушенный стакан.       Пока доктор шуршал и звенел содержимым аптечной сумки, Смоллетт вспоминал недавний кошмар. Особенно четко в голове звучали фразы Дэвида, вернее… сирены? Дэвида в образе сирены. Полуголого. Ласкавшего и целовавшего его. Душившего. Желавшего убить. С щупальцами. Чего только может не присниться.       Александр вновь оглядывает родную каюту, и глаза цепляются за бордовую обложку толстой, лежавшей на полке книги, на корешке которой золотыми буквами выгравировано «Легенды о морских существах». Точно, Джим же совсем недавно читал страшные истории, Ливси еще назвал их «чушью, в которую не стоит верить».       «Получается, поверил я», — усмехается про себя капитан и вдруг замечает, что его рубашка расстегнута в районе груди. Он бросает растерянный взгляд на повернутого к нему спиной доктора, но тут же сам находит ответ. Долго пытался сбить температуру.       Мог ли он во сне ощутить то же самое, что и наяву? Возможно, Ливси из настоящего повлиял на ход сна. Тогда мог ли он поцеловать его и в настоящем? Ну нет, что за глупые извращенные фантазии. Следовало бы забыть этот странный сон и вообще перестать думать о докторе. Но капитан вздохнул, прикусив нижнюю губу. Второе точно ему не под силу, хотя бы просто потому, что доктор находится с ним на одном судне и всегда рядом, куда ни посмотри. К тому же каждый день здоровается с ним, протягивая руку, и капитан не может не протянуть свою в ответ. Признался себе давно, что хотел бы пожимать горячую ладонь Ливси не только по утрам. Иногда Александр считал Дэвида самым настоящим подлецом, когда доктор лишний, как казалось капитану, раз касался его плеча или спины. Безусловно, они — не чужие друг другу люди, но когда один из них бесповоротно влюблен во второго, эти касания, в которые не вкладывался особый смысл, становятся невыносимыми. А какова вероятность, что вкладывался, и есть ли она вообще?       Голову капитана посещает довольно странная мысль.       — Помоги мне.       Слышится неприятный звон склянок, от которого Смоллетт сжимает челюсти, и Ливси мгновенно оказывается у кровати капитана.       — Чем?       «Все как в кошмаре», — отмечает про себя Смоллетт и по-идиотски улыбается.       — У вас жар? Вам плохо? — рука Дэвида тянется ко лбу, но капитан перехватывает ее и подносит к своей груди. Ливси замирает, ощущая, как бешено бьется чужое сердце, а еще как вновь горит кожа капитана, как неровно поднимается и опускается его грудная клетка, как глаза прожигают в нем дыру. — У вас… действительно не все хорошо. Ложитесь обратно в постель, — рука толкает капитана, и тот, не сопротивляясь, принимает положение лежа.       Ливси спешно покидает каюту, и уже в пустоту звучит:       — Сердце стынет.       Капитан вновь возвращается в положение сидя. Разочаровавшись в своей смелости и решимости, он опускает голову и, увидев все еще лежавшую на одеяле тряпку, со всей силы швыряет ее на пол. В ожидании проходит минута, но доктор не возвращается. «Видимо, ушел за другими лекарствами», — думает Александр, ложась и на этот раз намереваясь уснуть. Он — еще больший трус, чем ему казалось.       «Сбежал», — ругает себя Ливси, закрыв дверь своей каюты изнутри.       «Не сегодня».       «А когда?»