— А чем я тебе еще нравлюсь? — Тем, что ты не сдаешься. Хоть и по-дурацки, а продолжаешь бороться.
Джон Апдайк, "Кролик, беги"
Тяжелые ворота Мандоса сотрясались от ударов. Петли ходили ходуном и, казалось, сами камни готовы были поддаться напору. — Он всё продолжает? — Ниенна выплыла из синего тумана и неслышно подошла к брату. Впрочем, будь она хоть в сапогах с металлическими подковками как Тулкас, в таком шуме её шагов никто бы не заметил. — Да, — капюшон плаща Намо надвинул глубоко, так, что виднелась лишь жесткая линия подбородка, да спускались на грудь белые как снег волосы. Добавил с плохо скрытым восхищением: — Упо-о-орный… — Астальдо, — грустно вздохнула Ниенна и утерла слезу. Удары прекратились и раздался хорошо различимый голос, ясный и звонкий: — Впусти меня, Намо! Слышишь? Намо! Ниенна! Впустите меня! Пожалуйста! Теперь вздохнул и Намо — туман качнулся приливной волной след за своим владыкой. — Ну пожалуйста, впустите! Ну что вам стоит?! — продолжал настаивать голос за вратами Чертогов Мертвых. — Впу-сти-те! По-жа-луй-ста! Мольбу сопровождали решительные удары, и даже, кажется, ногами… — Впустите меня! Я не уйду! Вы же знаете! Сильнейший удар сотряс стены. Намо и Ниенной вдохнули одновременно. Про упорство стоящего за порогом недаром ходили легенды. — Брат, — подняла наполненные слезами глаза Ниенна. — Только раз… Поговорить… Ты же помнишь?.. Валар не забывают и, конечно же, Намо прекрасно помнил последнего, кто так же стучался в ворота Мандоса. Тот эльда, правда, был совсем юн и не сумел настоять на своем. Порой Намо очень хотелось отмотать время обратно и посмотреть, как изменилась бы история, если бы тогда, много сотен и уже даже тысяч лет, за юным эльфом не пришел отец, не обнял и не унес, рыдающего, домой. Может, и обитателей Чертогов было бы поменьше… — Открывайте!!! На мольбу это было уже мало похоже. Впрочем, как-никак, Феанор приходился этому упорному родным дядей. Одна кровь, эх… — Только поговорить. Намо выпростал руку из длинного рукава, поднял — и Врата Чертогов Мертвых растворились. — Откро!.. Фингон едва не растянулся на пороге, но сумел перевести падение в низкий поклон. «Не помню, чтоб он так кланялся, пока сам здесь был…» — ворчливо подумал сестре Намо и получил в ответ волну теплой грусти. — Здравствуй, Судия, — взгляд Фингона прожигал Намо сквозь капюшон. — Здравствуй, Владычица надежды. Слезы у Ниенны закапали чаще. До пола они не долетали, растворяясь в тумане Чертогов блестящими искрами и уплывая вдаль по бесконечным коридорам. Редко эрухини вспоминали, что она — Владычица не только горя и жалости. — О чём ты просишь, Финдекано Астальдо? — ровно, без единого оттенка чувств, спросил Намо. Фразу: «И зачем ты ломаешь мне дверь?» он сумел пропустить. — О, Судия, — глаза у Фингона вспыхнули. — Позволь мне найти в твоих чертогах Маэдроса, моего друга и брата. Окажи милость ему и мне! Туман за спиной Намо сгустился. — Друга? Брата? А знаешь ли ты, Финдекано Упрямый, что руки твоего друга в крови по локоть? Дориат и Гавани Сириона! Убийство ваньяр у шатра Эонвэ! Его ли, чей меч иззубрился о чужие невинные жизни, называешь ты другом и братом? О милосердии к нему ли взываешь? По лицу Фингона прошла гримаса боли, разом состарив его на столетия. Будто и не новое тело он получил, выйдя в свой срок из Чертогов. — О нем, Намо, — голос его потерял свой серебрянный звон, зазвучал надтреснуто. Но по-прежнему твердо: — Я знаю всё, что он совершил. И знаю, что он виновен. Сто и тысячекратно! И всё же прошу — пустите меня к нему! Мягко и напевно заговорила Ниенна, и туман вокруг фэантури будто поредел: — Благие твои намерения, Финдекано Отважный, но понимаешь ли ты, что друг твой, с которым ты расстался в миг сражения, пусть проигранного, но замыслом славного, сейчас уже не тот Нельяфинвэ Майтимо, чей свет служил щитом от Врага и путеводным факелом — друзьям? Он изменился, Финдекано. Он изменил — себя, он изменил — себе. Дойдя до грани, он — единственный из эльдар! — обрубил свою жизнь. Возможно ли сильнее измененье? Ты называешь его другом, но друг ли он тебе? — И что ты станешь делать, если я обрушу все правила и позволю тебе вернуться в Чертоги? — продолжил за сестрой Намо, глядя на потерявшее краски лицо. — Ты знаешь по себе — я не наказываю. Наказывает каждый сам себя. Неслышно дышал туман, и молчал Фингон, закусив побелевшие губы. Потом глубоко вздохнул и внезапно улыбнулся: — Ты спрашиваешь, что я стану делать, Судия? Для начала я отверну ему голову за все его дела. Имею право! Я его король! А потом… Потом я его вытащу. Ты сам сказал, Намо, каждый здесь судит и наказывает себя сам. И если Маэдрос до сих пор в Чертогах, значит, себя он не простил. А ты, Ниенна, Владычица надежды, сказала — он изменил себе. Возможно. Но я знаю, кто он! Я помню, кто он! И если он забыл — я напомню и укажу путь. И я не позволю ему скитаться в туманах вечно. Ему хватит сил и воли и просить прощения, и принять его. А если он в себя не верит — значит, за него буду верить я. Мне веры хватит на двоих! Неслышно дышал туман и молчали фэантури. Долго молчали они, и растворялись слезы Ниенны, наполняя туман сиянием. — А если вы откажете… — Фингон стиснул кулаки, вздёрнул голову и на миг искры осели на его лоб королевским венцом. — Если откажете, я буду стучать в твою дверь, Намо, вечно. Ты только представь — вечно! Ни одни врата не выдержат такого, даю тебе слово мастера-нолдо! Посмотрела Ниенна на брата серебряными глазами, в которых блестели слезы, и посмотрел Намо на сестру, откинув капюшон. В его глазах тоже сверкало серебро — звездное. Рухнули слова, разрывая туман Чертогов Мертвых: — Иди, Финдекано Отважный. Ступай и однажды выведи в жизнь новую своего друга и брата. И уже в спину, вдогонку: — А врата ты мне починишь, Фингон! Слышишь?! Обязательно починишь!