Лучшая попка Сейрейтея

      Самая главная проблема Хинамори заключалась в том, что мы с ней были удивительно похожи. Рост, телосложение, цвет кожи, осанка, один и тот же тембр голоса, одна и та же зависимость. Я мечтала разрубить ее топором, я не могла спокойно спать, я не могла вообще спать, когда знала, что она собирается тащиться к тебе после рабочего дня. Это было немыслимо, мало того, что меня отлучили от тебя, поселив в какой-то пустой барак с вонючим древним футоном и умывальником, так я еще должна была играть роль твоего рядового офицера, что подразумевало кротость, дисциплинированность и никаких чувственных проявлений! Холодная субординация. Так продолжалось неделю, на восьмой день, наблюдая, как Хинамори-кун елейно и подобострастно выплясывает вокруг тебя, я закатила такую истерику, что ты был вынужден назначить меня на должность своего помощника. Теперь я могла хотя бы находиться рядом с тобой столько, сколько хотела, с удовольствием подмечая, как негодует от этого лейтенант. Мы обе знали, что ненависть наша друг к другу взаимна и горяча, мы никогда не разговаривали и не смотрели друг на друга, особенно я. После моего назначения, я практически поселилась у тебя в кабинете, я ныла, я капризничала, я хотела вернуться назад, мне не хватало нашей кровати и тренировок. Я скучала без Барри. Ты обещал, что если я буду хорошо себя вести, то иногда ты будешь отпускать меня «домой», я совсем забыла практиковаться в магии. Мое появление не вызвало совершенно никакого интереса у аборигенов, я как-то сразу вписалась в этот тоскливый уклад. Моя задача была проста — слушаться тебя и помалкивать, ну и учиться управлять Петлей, что мы практиковали несколько раз в неделю. Особым разнообразием жизнь здесь не баловала, все, что я делала — это таскалась с тобой по Сейрейтерю, пока ты выполнял свою капитанскую функцию, ненавидела Хинамори и приставала. А еще я очень любила наблюдать за остальными капитанами. Особенно за теми, с кем ты общался больше всего. Когда капитан Зараки проходил мимо меня ближе, чем на десять метров — у меня начиналась отдышка и слюноотделение, это был мой любимый капитан, я готова была растечься по земле от одного его непроницаемого, жесткого взгляда, это хоть как-то отвлекало меня от терзаний, я могла хотя бы немного переключиться на кого-то еще, правда, это создавало еще более яркий контраст, и если мне казалось, что любить тебя сильнее уже просто невозможно, то после своих блудливых наблюдений за другими, неутешительная истина вновь завладевала моей несчастной душой. Второе место занимал капитан Укитаке, здесь животная моя составляющая уступала нежности и любованию исключительно эстетическому, без особенных похотливых инакомыслий, так как этот господин казался мне эталонным посланником небес, святым духом, воздушным ангелом. Видела я его, правда, редко, и чаще всего в компании капитана Кераку, который вызывал у меня устойчивую симпатию. Он называл меня маленькой проказницей, и вся глубина пошлости этого определения меня умиляла и даже очаровывала своей наивностью и простотой. Так сложилось, что я стала постоянным твоим сопровождающим, и через некоторое время на меня никто даже внимания не обращал, все настолько ко мне привыкли, что я стала восприниматься как необходимый предмет интерьера, будто домашний кот, никто не стеснялся моего присутствия, и если при твоем лейтенанте учтивость и субординация не подвергалась никаким сомнениям, то я могла наблюдать всех во всей своей красе. Переселение, хлопоты, Петля — все это служило отличным оправданием для моего вынужденного затишья. Я выжидала. Я знала, что время для моего звездного часа вот-вот настанет, и я с болезненным наслаждением оттягивала этот момент, жаждала его и страшилась одновременно. Сундук был заперт на двадцать четыре замка и сорок одно заклинание, я потратила на это неделю, чтобы его открыть мне потребовалась одна ночь. *** Я рылась в кладовке и искала подходящий к обеду чай, когда дверь твоего кабинета распахнулась и с грохотом ударилась о стену. — Это случилось! — в дверном проеме застыла взбудораженная фигура капитана восьмого отряда, его глаза были распахнуты, тревожны и пламенны, а лоб был покрыт испариной. Ты отложил свое чтение и исподлобья долго и пронзительно смотрел на Кераку. — Айзен-сан, это случилось! А вы тут сидите?! Святотатство! Кошмар! Злодейство! — воскликнул второй капитан и бросился через весь кабинет прямо к тебе, оперевшись на стол обоими своими ручищами, широко растопырив пальцы, не смущаясь вороха бумаг под ними. — Что это еще? Уберите сейчас же! — вырвал он из твоих ни в чем не повинных рук серую книжку, — Это, — еще громче воскликнул он и вытянул указательный палец вверх, — случилось! — шепотом прибавил и приложил тот же палец к губам, призывая к тишине. — Кераку-тайчо, вы уверены в своих словах? Ошибка здесь, сами понимаете, недопустима, — недоверчиво, но задумчиво произнес ты, — вы видели сами? Доносы уже бывали, а сколько ошибок мы допустили из-за этого, снова собирать совет? Нет, Кераку-тайчо, здесь нужно проявить всю осторожность. Я совершенно не могла сообразить, о чем шла речь, но голос твой стал серьезен, я нахмурилась и решила не выходить из своего чулана, нужно было узнать причину вашего волнения. Только Кераку начал что-то возражать, как дверь с удвоенной силой грякнула о безмолвную стену. Капитан Зараки обошелся без лишних церемоний, он ворвался в кабинет, словно огненный вихрь, сверкнул яростными глазами и, не дожидаясь приглашения, быстро зашагал к вам. Правда, путь его лежал не к твоему столу, а за твой стол, а именно к окну, которое располагалось прямо за твоим креслом, он преодолел этот путь молча и за считанные секунды, вид его был более чем решительный и в той же степени озабоченный, как и у первоприбывшего капитана. — Чего расселись? Олухи. Сейчас все пропустите! Айзен, ты стал жирнее, отодвинься. Разожрался на харчах своей подручной, — ораторствовал капитан одиннадцатого отряда и возмущенно пытался пролезть между спинкой твоего кресла и оконной рамой. Тут же к нему присоединился Кераку, вдвоем они облепили распахнутое окно и уже почти вывалились оттуда, таращась куда-то вниз. — Да, и правда, Айзен-сан, как тут тесно, вы и правда, кажется, растолстели, — пытаясь устроиться, капитан восьмого отряда с трудом, но двигал мешавшееся кресло, на котором застыла твоя ошеломленная этим сумбуром фигура: — Чего? Жирный? Я? Вы обалдели? — возмутился ты, — Кераку-тайчо, и это Вы мне говорите? — Кераку, убери от моей жопы свой локоть, или я его тебе оторву! — прорычал Зараки, отпихивая второго капитана, который нагло влез и отхватил себе большую часть площади подоконника. — Это вы за этим ко мне притащились? Что у вас там в окне? — раздался твой суровый голос. — Ну, вообще-то, если честно, то да… Видите ли, Айзен-сан, именно ваше окно выходит на песчаное поле, а там сейчас такое творится! У капитана Кучики, правда, тоже можно было бы глянуть, но вы сами понимаете… — Я всегда вам говорил, Кучики точно гомик… — вставил Зараки, не отрываясь от наблюдения, щурясь и ругая полуденное солнце. — Ну, Зараки-тайчо, как это грубо с вашей стороны. Хотя, я иногда разделяю вашу точку зрения… — добавил Кераку. — В чем дело, мне уже кто-нибудь объяснит? — встав из-за стола, ты тоже попытался выглянуть в окно, пробираясь между напряженными спинами капитанов. — Смотрите-смотрите! Я же говорил, это случилось! Быстрее! Это вы у нас отвечаете за гармонию и эстетику, ваше слово всегда решающее в этих вопросах! Зараки-сан, ну двиньтесь же! — засуетился Кераку и освободил для тебя местечко, куда ты мгновенно пролез. Теперь из окна торчало три взбудораженных туловища. Головы их тянули шеи и щурились, удивительно, что никто из вас не вывалился наружу. — Это прекраснее, чем пение ангелов. Боже, лейтенант Исане, сколько же в вас скрытых талантов и очарований, — вздыхал Кераку, — на это можно смотреть бесконечно, огонь, вода и небо лишь слабые подражатели этого великолепия. — Угу… — поддакивал Зараки мечтательно. — Хммм, — внес ты немного скепсиса в общую идиллию. — Теперь вы видите сами, Айзен-сан, это случилось! — торжественно воскликнул поэтично настроенный капитан, — У нас снова есть первое место! — Похоже, вы правы, — все еще недоверчиво, но уже более лояльно соглашался ты. — Что это? Нет! Нет! Только не это! — Твою мать! Кучики! Я его убью! Не смей! Туловища взвыли и задрыгались, размахивая руками, пытаясь воспрепятствовать неминуемому. Переполох этого дня был вызван лишь одним, немаловажным для общества посвященных событием — пустующее песчаное поле для различных видов тренировок, на которое выходили окна твоего кабинета, сегодня использовалось достаточно многочисленной группой офицеров и лейтенантов женского пола. Самки решили, что этот жаркий день благоприятствует солнечным ваннам, поэтому самые смелые облачились в купальники и, воспользовавшись свободным полем и обеденным перерывом, распластали свои невинные тела на желтом песке. Событие не прошло мимо капитана восьмого отряда (это было бы просто немыслимо). Но счастье оказалось скоротечно, так как окна капитана шестого отряда открывали ту же картину, что и твои. Ханжеская и занудная натура капитана Кучики, видимо, не смогла справиться с этими бесовскими и сладострастными видами, посему подрумяненных, томных богинь, он решил разогнать, пригрозив развратницам выговорами. — Изверг! — Бессердечный… — Извращенец! — заключил, разгневанный больше обычного Зараки, и обиженно отвернулся от окна. Остальные удрученно последовали за ним. — Айзен-сан, вы все видели, ваше слово последнее, вы должны решить, хотя тут и думать нечего! — снова взбодрившись, воскликнул Кераку, устраиваясь на оставшееся кресло, диванчик облюбовал капитан одиннадцатого отряда, развалившись на нем с ногами. — Это огромная ответственность, Кераку-тайчо, все-таки госпожа Йоруичи… — не успел ты произнести это имя, как вы втроем, словно сговорившись, вытянули указательный и средний палец, сомкнув их в молитвенном жесте, и потянули к губам, тихо причмокнули и тут же направили их в небо, покорно опустив глаза. — Госпожа Йоруичи, — ритуал повторился снова, — Да не будем упоминать имя ее всуе, бессмертная наша королева, я, Айзен-сан, даже не смею помыслить иначе, но все-таки царица покину нас так давно! Боль утраты все еще свежа, но мы не можем больше выносить этот произвол! Нам нужна действующая императрица! Госпожа Исане очень достойная преемница, очень! — Резонно, Кераку-тайчо, резонно. — Вы согласны провозгласить душечку нашей новой фавориткой? — От волнения Кераку даже подпрыгнул со своего места. — Это честь для меня, господа, — приложив ладонь к сердцу, смиренно и благоговейно поклонился ты. — Внимание! — громогласно и торжественно начал Кераку, — Совет нашего общества, во главе со справедливейшим и мудрейшим Айзеном-сама уполномочил меня короновать новую верховную жрицу! Провозглашаю госпожу Исане Котецу лучшей задницей Сейрейтея! Воистину, господа! — Воистину! — Воистину! Я так хохотала, подсматривая и подслушивая ваши бредни из своего чулана, что у меня слезы потекли из глаз. Ритуал коронации «лучшей задницы Сейрейтея» был для вас чем-то сакральным и требовал абсолютной серьезности, ответственности и повиновения перед святыней. — Теперь великолепная Мацумото-сан может больше не разрываться между двух огней, господа, она заслужила полное право оставаться единственной обладательницей титула «лучший бюст Сейрейтея», снимем с нее тяжкое бремя еще и «лучшей попки»… — Она по праву займет здесь второе место! — важно подметил ты. — Вы как всегда блистательны в выводах, Айзен-сан, я просто вынужден аплодировать вам стоя. — Ну что вы, что вы, Кераку-тайчо, не утруждайтесь, вы заставляете меня краснеть. — Ага, что-то ты не особо краснел, когда пялился на сладенький зад Исане, — злорадно вставил Зараки. — Фу, Зараки-тайчо, отвратительно! Мы же не мясо обсуждаем, — ты выразил благородное негодование, — женщины созданы для любования, не опошляйте все как обычно. — На это мой любимый капитан ответил ухмылкой и зевком. — Айзен-сан, а вы верите в то, что госпожа Йоруичи, — стандартная молитвенная процедура, — имела некоторую связь с капитаном Урахара? — Я вас умоляю, Кераку-тайчо, вы Киске-то хорошо помните? Он же олень, — фыркнул ты, укладывая ноги на стол. — Он был очень умный… — Вы полагаете, что женщину можно соблазнить одним лишь умом? — По всей видимости, нет, Зараки-сан вообще без него обходится, а женщин у него больше, чем у нас с вами на двоих вместе взятых, — уныло резюмировал капитан восьмого отряда и вместе с тобой бросил хмурый взгляд на ухмыляющегося капитана с бубенцами на волосах. — Я же говорю, олухи, — оскалился довольный Зараки, — Кстати, Айзен, а где твоя малявка? — Очень хороший вопрос! Где маленькая негодяйка? — всполошился Кераку и стал бегло осматривать комнату. — И правда… — ты вдруг сообразил, что я давно не баловала тебя своим присутствием, — я вроде отправил ее за чаем… Когда я услышала, что все обеспокоились моим местоположением и зашуршали, я не придумала ничего лучше, как притвориться спящей, мне не хотелось представать в дурацком положении шпиона. Я сделала вид, что угрелась на солнышке, которое било через узкое, вытянутое окно кладовки и сладко сопела, обнимая бумажный пакетик с заваркой. — Вот ты где! Никки, мы уже начали переживать, ты чего тут уснула? — открыв дверь чулана, умилился ты моему сонному, ангельскому личику. Мне пришлось показаться. — Ах ти масечка какая холесенькая, — начал сюсюкать Кераку, и приманивать меня со словами «утютютю». Я брезгливо поморщилась, вызвав общий смех. — Сейчас будет чай, — сухо отрапортовала я и снова скрылась в чулане. Венский штрудель с ромовой вишней я подала с густым, ванильным соусом, вдобавок к каждой порции я ставила чашечку молочного, растопленного шоколада. Самый большой кусок достался моему любимому капитану, тебе — самый маленький, много сладкого есть вредно. — Что это, о, боги, что это? Я умираю, я сейчас умру, Айзен-сан, скажите ей, чтобы она прекратила! — с набитым ртом охал от наслаждения Кераку, отправляя огромный кусок штруделя себе в рот. — А я что, Кераку-тайчо? Я ем и рыдаю, ем и рыдаю, сил моих уже нет никаких. Никки, ты ведьма, точно ведьма… — жевал ты и закатывал глаза. — Айзен, я женюсь на этой малявке, ей-богу! Ты ее не заслужил! — рычал мой любимец, уплетая свой огромный кусище. Я не смогла сдержаться и запыхтела от удовольствия. — Руки свои прочь от моей помощницы, животные! А ты, Никки, быстро иди ко мне, ишь, обрадовалась, — застучал ты указательным пальцем по столу, впрочем, от пищи не отрываясь, — Она только моя маленькая помощница, ведь правда? — по-кошачьи невинными глазами ты посмотрел на меня, ожидая подтверждения моей преданности. Мне пришлось отрезать тебе еще один кусок. Если поставить на одну чашу весов кусок пирога, а на другую — женские сдобные прелести, то бог его знает, что еще перевесит.