Луна сегодня такая красивая?

Робер тяжело смотрит на него, окидывая каким-то особенно мрачным взглядом. Почти полная тишина.Холодный камень лестницы, соединяющей третий и четвёртый этаж общежития, неприятно морозит кожу. Ричард смотрит куда-то вперёд себя, подтягивая колени к груди. — И как же так вышло? — словно Дикон может дать ответ, как это всё произошло. Пальцы сильнее сжимают колени, обтянутые тканью в клетку. Окделл даже не поворачивается в его сторону. Твёрдо и незыблемо молчит. — Ты хоть реветь не удумал? — Вот ещё. Я разве барышня кисейная? Буду я тут ещё. Ричард сам не знает, когда это всё началось и как он вообще к этому пришёл. Глупое знакомство, а дальше как бывает в глупых бульварных романах, которыми любят зачитываться женщины в возрасте. Какой идиотизм. Алва никогда не воспринимал происходящее более, чем дружескую шутку. Как жаль, что северяне видимо слишком быстро оттаивают, подобно снегу над огнём. Быстро и бесповоротно. Ненавидеть себя за появившиеся чувства? За что? Это никто не способен контролировать, это процесс на уровне подсознания, как тут вообще можно совладать… с другой стороны ярость по отношению к самому себе удушала. Перед отъездом, матушка чётко обозначила цели: «Ты едешь учиться, а не устраивать свои интрижки». Он предполагал, что нечто подобное может случиться, на курсе третьем или четвёртом, какая-нибудь прехорошенькая девушка всё же растопит сердце обтянутое надорскими льдинами. Чёртовы южане! Заповедь матушки была нарушена уже на первом курсе. Рокэ учился на более старшем курсе той-же специальности. — Я пойду в комнату уже. — Окделл поднимается со ступени и быстро спускается вниз. Валентин ещё не спит. Что-то смотрит в своём ноутбуке, лишь на минуту отвлекшись на вошедшего в комнату человека. Он уже хочет улыбнуться и выдать какую-нибудь шутку про позднее хождение по общежитию, но чужое настроение быстро отговаривает его от затеи. Обратно натягивает наушники, погружаясь в то, что он смотрел. Он знает обо всём. За те месяца, что они с Ричардом живут, они стали чуть ли не ближайшими друг другу людьми, поэтому он прекрасно понимает, что происходит. Он искренне верит в лучшее.

***

Каникулы. Поездка обратно в Надор. Несомненно, здесь намного лучше. Танцующая, бьющая своими хороводами из белых колючих снежинок пурга, весело гоняющая по земле белые потоки, пушистые сугробы, глубиной достигающие коленей, а если особенно не повезёт, то и до бёдер, а так же царствующий, злобный мороз. Матушка быстро осмотрела зачетку, вглядываясь в удовлетворительную оценку по астрономии, фыркнула что-то о плохой подготовке, да отправила спать. Пробыть все каникулы дома, увы, не вышло. Одним вечером сильно сдавило грудную клетку. Не помогал ни ингалятор, ни лекарства с массажем. Всё шло под кошкин хвост, а сам Дикон шёл в объятия смерти. В тот же вечер и загремел в больницу. С окна особенно замечательно рассматривать небо. Подоконник холодный, сидеть на нём не очень приятно, сразу вспоминается общажная лестница, ставшая свидетельницей очень приватного разговора. Уже темно. Густая краска тёмной ночи уже разлилась над домами. Погода кажется уже заснула, только большие снежные хлопья опускались на землю, смешиваясь с остальной массой. В голове же настоящая вьюга, перемешивающая между собой и так спутанные мысли. Некоторые слова соединяются между собой, образуя строчку, потом меняются местами, ибо так звучит более складно, затем формируется вторая строчка и рифма… Но стихи далеко не о природе, далеко не о людском счастье и прославлении своей страны. Всё о нём. Возможно, будь бы он сейчас дома, занялся чем то другим, что отобьёт навязчивое желание. Отчёт себе он не давал до конца. К чему это приведёт? Вариантов два: Рокэ посмеётся над ним и почувствует к нему отвращение. Однако, чем уж Леворукий не шутит, так это свободой. Свободой от собственных, давящих мыслей. А пусть узнает, а пусть засмеёт. На телефоне быстро находится нужное имя. Снова слова складываются в строки, которые превращаются в плавную, нежную песнь. Но кнопку, которая по виду напоминает бумажный самолётик, Дикон не нажимает. Не пусть. Не хочется слушать болезненных подколов, не хочется видеть отвращение в синеве глаз, не хочется… В коридоре раздаются шаги. Экран гаджета тухнет, чтобы если кто-то из персонала сюда войдёт, не устроил нагоняй, что надорский юноша не в постели. Свет экран пропадает, но разглядеть собственные руки он может. Теперь взгляд устремлён далеко за окно. Белые потоки лунного света падают в палату, касаясь пола, стен, ближайшей кровати, на которой уже давно спит какой-то мужчина. — Луна сегодня такая красивая, правда? — отправлено. Гаджет снова выключается. Теперь он окончательно рухнул в чужих глазах, пребывая в них и так, глупым и порывистым мальчишкой, но чувство свободы опускаться прохладной водой на свежий ожог. Только Робер качает головой, когда получает в сообщении одно-единственное слово — признался. Луна в этот вечер и правда красивая.