Воля к смерти, или Мерзкая сказка

      Кажется, раз за разом Софи совершала одни и те же ошибки. Например, давала вторые шансы.       — О, я сочту за честь, — Майтени кисло улыбнулся, бросив взгляд на призрака. — Хотя кое-кто назвал бы меня пустым балоболом. Леди Винчестер, я с радостью поддержу любой разговор, хотя искренне надеюсь, он будет не про военное дело, честь или доблесть. Всё, что касается сражений, вызывает у меня оскомину.       Майтени галантно подал Софи руку и вежливо добавил:       — Прошу, я отведу вас в место, где будет намного приятнее продолжать разговор.       — Судя по тому, как я успела изучить мисс Хейти, она тоже вряд ли была бы рада тому, что я не хочу говорить, скажем, о погоде, светских штучках и прочих дамских вещах, — закатила глаза Софи, вкладывая руку в чужую. Сейчас барон казался ей куда интереснее, чем когда пытался изображать из себя романтического героя любовного романа. — И я могу вас понять. Сражения красивы лишь на страницах книгах, а в действительности ужасны, и ничего величественного в них нет. Впрочем, я заговорилась. Судя по всему, вы увлекаетесь литературой?       Барон печально хмыкнул и направился куда-то по коридорам, заботливо поглядывая на свою спутницу, словно на хрупкий цветок.       — О, больше всего на свете я обожал книги, когда был ребёнком. Да и что мне оставалось? Знаете, этот замок за два века ничуть не изменился. При моей жизни тут было так же мрачно… Только ещё повсюду было развешано оружие, доспехи и трофейные гербы. Пожалуй, это всё, что мне удалось изменить. В тайне от всех, я мечтал сбежать отсюда и заработать признание своими работами. Так глупо. Так наивно. Но я был единственным наследником этого проклятого титула, и этот факт не оставил мне выбора.       — Мне… очень жаль, что это произошло, — сочувствующе и капельку растерянно отозвалась Софи. Она умела сопереживать, но порою не совсем понимала, как могла человека или иное существо утешить — она не испытывала подобного, ей повезло куда больше… Вдруг она даже пытаться не имела права? — Что же, забавно, что этот замок такой мрачный не из-за нежити, а из-за людей, раз уж он не изменился…       Здесь было атмосферно для нежити. В современности такой замок грёб бы тысячи долларов за билеты и признание восхищённых туристов. Извилистые коридоры, тайные ходы (о, они наверняка здесь имелись), богатые на кости катакомбы, память, свернувшаяся хриплым завыванием ветра в каждом уголке… Пропахший историей, оцепеневший на границе столетий замок, что нахохлился чёрным вороном и лениво прислушивался к барахтающимся в его глубине обитателям.       Но Софи внезапно подумала о том, каково здесь было живым.       Каково здесь было маленькому мальчику, наверняка не очень любимому, с грузом ожиданий на плечах, совершенно одному в холодных и тёмных коридорах. О том, как ему приходилось тайком жечь свечи или выбираться на воздух, чтобы при свете луны, в немногие свободные минутки почитать пару страничек заветной книги.       Софи мягко коснулась чужого плеча, вкладывая в это всё своё сочувствие.       — Вы и сами хотели писать книги, выходит?.. Наверняка у вас выходило замечательно, всякий влюблённый в своё дело рано или поздно с опытом оттачивает своё мастерство. А сейчас вы пишете?       Майтени благодарно и несколько смущённо взглянул на неё.       — Возможно, если бы я писал книги, особенно, про военные подвиги и доблестных героев, ну или хотя бы про храбрых рыцарей, спасающих прекрасных дам от драконов, — он нервно хихикнул, вспомнив сэра-дракона. — Мой дед отнёсся бы к моему увлечению несколько более… Благосклонно. Но нет, я всегда восхищался лирикой и тем, что мисс Хейти называла «постыдными дамскими книжонками». Не знаю. Неужели любовь не заслуживает того, чтобы о ней писать?..       Они подошли к двери, и Майтени распахнул её, открыв вид на небольшой сад. В нем росли небольшие — по-видимому, плодовые — деревья, кусты роз и разнообразные цветы. В центре находился небольшой фонтан, рядом с которым располагались две каменные полукруглые скамейки.       — Прошу, — он жестом пригласил Софи присесть.       У Софи зажглись глаза, когда она увидела сад. К ним она всегда питала слабость.       Ах, ещё одна её коллекция; а ещё было грехом не стащить из каждого сада или яблоко, или малину, или цветок; разумеется, в её коллекции был сам Эдем; впрочем, многие земные сады она считала более очаровательными — неудивительно, ведь в них таились истории. Куст роз, которые лелеяли хозяева сада десятки лет; дерево, на чьём столе вырезаны инициалы чьих-то имён; скамейки, на которых сидели влюблённые; или деревья, по которым лазали дети. Софи любила истории, пусть не писала свои, и ей нравилось отыскивать их в каждой вещи.               Ещё она совершенно не ожидала встретить что-то настолько живое и прекрасное в тёмной обители смерти.       — Это просто восхитительно, — улыбнулась Софи. — Выглядит как настоящее сердце всего замка, — она осторожно коснулась слегка колыхающейся на ветру ветви. — И бьётся, как настоящее…       — Благодарю вас, — Майтени вздохнул. — Раньше здесь была тренировочная площадка. Мне было… Невыносимо смотреть на неё, и я приказал разбить здесь этот сад. Как памятник всему тому, что я потерял.       Насладившись видом, Софи вернулась к теме их беседы:       — Не вижу в этом ничего постыдного. Разве хорош был бы мир, если бы в нём остались только книжки про военные подвиги или сказки про рыцарей? Литература и прекрасна своим многообразием. Я считаю, что всякая история имеет право быть рассказанной. И, если вдуматься глубже, разве в основе многих историй не лежит любовь? У неё просто тысячи лиц.       Барон задумчиво и печально огляделся, после чего продолжил.       — Мы никогда не знаем, чем на самом деле владеем, пока не лишимся этого… Самое горькое — даже не терять, а осознание невозможности ничего исправить.       — Но разве у вас нет шанса обрести… что-то вновь? — тихонько и осторожно спросила Софи. — Да, вы не можете вернуть и изменить прошлое, не можете заставить своих умерших близких любить и уважать вас, но почему бы… не попробовать заново?       На слова о потере она промолчала, нервно царапнув ладонь ногтем. Да. Пожалуй.       Хотела бы Софи не думать о том, что она потеряла, но… страшно было даже осознавать то, что она всё же что-то потеряла, и оно не вернётся вновь. Обычно возвращалось. Обычно всё было очень весело.       — Того, о чем я говорил… Увы, но нет. Нельзя войти в одну воду дважды, как говорил известный философ. А что до близких… Ну, с моей гувернанткой вы уже познакомились. Я был наивен, полагая, что смерть меняет людей.       Барон снова вздохнул, и взглянул на Софи, в его глазах блеснул лучик надежды.       — А вы любите лирику?       — Да, люблю, — отозвалась она, с любопытством смотря на Майтени. — Мне нравится литература в любом виде, опять же, а лирика обычно дотрагивается до самого сердца или проносится дуновением ветра мимо тех, кто не может или не желает её понять. Я с радостью бы вас послушала, кстати.       Внезапно Майтени расплылся в улыбке.       — Давно у меня не было повода декламировать стихи, тем более столь обворожительной даме. Что ж, не судите строго — я писал их ещё будучи наивным юнцом.        Он встал у фонтана и с пылкостью и печалью прочитал Софи небольшое стихотворение.       Софи показалось, что она уже где-то слышала эти строки — но что же, в этом мире кому-то на ум пришёл роман о Дракуле, почему бы одному поэту-вампиру не сочинить то же самое, что во вселенной явилось кому-то ещё?       Софи тихонько поаплодировала, улыбаясь:       — Я и не могу судить строго, вы чудесно пишете, а в стихах юности очень много искренности и чистоты. Кому вы это писали, простите за вопрос? Всегда… очень интересно слушать, кто мог вдохновить на создание чего-то прекрасного.       — Тому же, кому я и посвятил этот сад. И кому посвятил последние строки, написанные этой рукой. — он задумчиво взглянул на свою ладонь и дёрнул головой, словно отгоняя тягостные воспоминания. — Могу прочитать вам и их, но не уверен, что кто-нибудь сможет оценить подобное. Пожалуй, никто из живых их не слышал.       — Во всяком случае, я могу вас выслушать, — мягко произнесла Софи. — Может быть, вам станет чуточку легче, кто знает?       — Что ж… — его голос предательски дрогнул.              Обручённая со смертью —       Кто ты, жертва иль палач?       Шаг за гранью, шаг по тверди,       Ты идёшь сквозь крик и плач.              Боль не смерть, а смерть не муки —       Выбор сделать нелегко.       Снег — одеждой, кровью — руки,       Мысли где-то далеко.              Выбор есть? Не веришь в это       Бог его нам не отдал,       Если сбросить маску света —       Стали ледяной металл.              А искать ответов надо ль?       Правды нет уж так давно       Там, где людям смерть — наградой,       Даже Богу — всё равно.              Закончив читать, он с опаской посмотрел на Софи и начал неуверенно переминаться с ноги на ногу.       После недолгого молчания Софи всё-таки взглянула на него:       — Я не уверена, какие слова могу здесь подобрать, но это… очень, очень красиво, пускай странно говорить так о том, в чём столько боли, — она вздохнула. — Если честно, богу действительно всё равно и от несправедливости он не спасает.       — Благодарю, — он снова вздохнул и потупил взор. — Она и правда была очень красивой… Даже тогда, в белом платье, вся вымазанная в чужой крови. Среди стонов и криков, — его передёрнуло. — Жаль, она не могла увидеть это моими глазами. Если бы я только мог…       Майтени бессильно сжал кулаки.       Софи казалось неловко продолжать сидеть сложа руки; она не была уверена, что поступала правильно, к тому же инстинкт самосохранения тоже встревоженно зажужжал в её голове; но Софи всё-таки поднялась, ненавязчиво прикасаясь к чужому плечу и, помедлив, прижимаясь к нему головой.       — Мне очень жаль, что это случилось, — повторила она. Забавно, как слово 'жаль' перекликалось с тем, как звучала сама фраза. Беспомощно и жалко. — Вы не заслужили это. Она не заслужила это. Никто не заслужил. Но, может… может, она была бы рада, если бы вы продолжили писать дальше? И, может, увековечили её образ не только в цветах, но и в поэзии?       Барон несколько рассеянно провёл рукой по её волосам.       Ему было приятно ощущать рядом что-то живое и тёплое, особенно в такой момент, когда его захлестнули горькие воспоминания. Те, от которых он так старательно пытался убежать уже два века и к которым жадно и пылко возвращался столько же времени. Они разрывали его сердце на части, но лишь это и позволяло ему ощутить в нём хоть какой-то отголосок жизни.       Майтени ни с кем и никогда не делился ими. Не решался. Ему не хватало духу. И уже столько лет привык скрываться за чужими образами, украденными из его любимых книг. Прятать свою боль, тоску и обиду за историями вымышленных персонажей. Он и сейчас не знал, стоит ли рассказывать леди Винчестер свою историю, какое ей дело до душевных терзаний вампира, который едва не…       Или до… той, кого нет уже двести семь лет.       — Мы редко получаем то, что заслуживаем, — с горечью прошептал барон. — Но, видимо, у судьбы свои критерии оценки.       — Это всего лишь дело удачи, вы правы, — горько хмыкнула Софи, не отпуская его. — Но всё-таки с судьбою стоит бороться. И никогда не сдаваться. Спасибо вам за доверие, я очень это ценю.       Расскажет ли он ещё что-то ей или нет — не столь важно, но она хотела ему показать, что он не один. К тому же, кто ещё мог его выслушать? И кто ещё мог обнимать его совсем уж без страха? Всё-таки Софи не была человеком, даже если бы Майтени укусил её, это не стало смертельно опасным.       — Я… Я не… Я не борец, — с трудом выдавил из себя барон. — Я трус, вот что я такое.       По его щекам потекли слезы.       — Хэй, — очень, очень мягко произнесла Софи, запрокидывая голову и смотря ему в глаза. — Пусть я почти вас не знаю, но уверена, что вы зря себя обвиняете. Почему вы так решили?       — Это… Эта история будет долгой. Зачем вам тратить своё время на такого как я? — его голос дрожал, он вцепился в Софи как в спасительную соломинку.       — Мы никуда не спешим, — пожала плечами Софи. — К тому же, у меня в запасе куда больше времени, чем вы полагали, — она слабо усмехнулась. — Всё моё бессмертие. Вы хотите, чтобы вас выслушали — я готова.       — Даже не знаю с чего начать… — он замялся. Может, она всё-таки сможет понять его? Может, её интерес искренний? Может, леди Винчестер всё-таки сделает то, на что он не может решиться уже два века?..       Вновь обведя сад затуманенным от слёз взглядом, Майтени неторопливо начал свой рассказ.       — Мне кажется, я знал её всю жизнь. Наши семьи уже давно дружат. То есть, я хотел сказать, дружили, — барон ненадолго замялся, казалось, ему было тяжело подбирать слова. — Каждый раз, при её появлении, это унылое место наполнялось жизнью. Леди Истлайл, Этель, была очаровательным и весёлым ребёнком. Родители души в ней не чаяли, как и все окружающие. Вечно растрёпанные золотистые волосы, озорной румянец, лучистые глаза цвета зимнего неба… Она обожала приключения и веселье, её смех напоминал перезвон серебристых колокольчиков. Этель вечно донимала меня, отрывая от книг, устраивая вылазку то к речке, то в виноградник, то разыграть кого-нибудь из крестьян…       — Думаю, она была удивительной, — тихонько сказала Софи, внимательно слушая и как бы подталкивая продолжить.       — В детстве, она меня, наверное, раздражала… Я был тихим ребёнком, — барон вздохнул. — Но однажды к нам приехала не задорная девчонка, а невероятно очаровательная юная девушка. И я… Стал вести себя как идиот, вечно краснел и смущался в её присутствии… Просто терял дар речи. Правда, смешно? Поэт, который и двух слов связать не может?       Майтени грустно хмыкнули продолжил:       — Но, казалось, Этель и не замечала этого. Была как всегда мила и очаровательна, весело щебеча то об одном, то о другом. А ещё она прекрасно фехтовала… Именно Этель обучила меня владению мечом, — дед просто махнул на меня рукой, заявив, что я бездарность и позор семьи. У меня и правда плохо получалось, но она не сдавалась. Этель никогда не сдавалась, такой уж она была. Я не мог рассказать ей о своих чувствах, но писал стихи и читал их. Она говорила, что они очень красивые, но не понимала, что они значат. А я всё не решался сказать…       Барон сделал небольшую паузу, задумчиво вглядываясь в сторону. Словно от этих слов оживали воспоминания, и он вновь мог увидеть того, кого уже давно не было рядом.       — Шли годы, мы взрослели… И однажды началась война. Дед требовал, чтобы я отправился туда. Чтобы я сражался за семейное имя, честь и доблесть… Я не хотел, но его гневные отповеди сводили с ума. В конце концов он заявил, что иначе откажется от меня. Что от его семени не мог родиться трус, и всё дело в дурной крови моей матери. Это было для меня слишком. Я… Не знаю, что на меня тогда нашло. Может, я подумал, что смогу впечатлить леди Истлайл. Или доказать, что моя мать была достойной?.. Глупость, горячность и наивность юности, — он снова вздохнул и сделал паузу. — Перед отъездом мне так хотелось увидеть Этель вновь… Возможно, в последний раз. Я отправил ей весточку, и она приехала. Наконец, я смог. Я сказал ей, как сильно люблю её. И что как только вернусь с войны — сделаю ей предложение. Она звонко рассмеялась. Этель решила, что это восхитительная шутка… Я не нашёлся что сказать, она выглядела такой счастливой.       Софи слушала, не перебивая. Похоже, здесь не требовался её ответ или даже мнение, лишь то, что она слушает. Такое бывало. Это понятно — столько лет держать в себе такую боль без возможности исповедоваться тому, кто действительно захочет выслушать и не осудит.       И она слушала.       — Наверное, она поняла, что я не шутил, только когда она приехала в наш замок и не нашла меня. Наш отряд должен был соединиться с основными силами вечером следующего дня, когда я увидел её. В золочёном доспехе на своём гнедом коне, несущейся прямо ко мне. Когда она подъехала, то бросилась ко мне в объятья и прошептала: «Что ты творишь, глупенький, тебя же убьют!». Я вдохнул аромат её волос, и понял, что мне плевать на всё. На эту войну, на славу, на честь семьи. Завтра же утром мы возвращаемся домой, и больше нас не разлучит ничто и никто.       Ему потребовалось остановиться и сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем он смог снова говорить.       — Но рассвет для нас больше никогда не наступил. Они пришли ночью. Нежить. Их были полчища, легионы… Мы ничего не могли сделать. Нас разорвали в клочья. Нас всех… Её убили у меня на глазах, и я ничего не мог сделать. Это из-за меня Этель оказалась там. Из-за меня… — барон несколько минут жадно глотал ртом воздух, прежде чем смог продолжить. — Я думал, что не может быть ничего страшнее этого. Но лич, что вёл эту нежить, решил пополнить свою армию перед решающей битвой. И мы снова увидели друг друга. Мы стали вампирами, богомерзкими созданиями, игрушками чужой воли. И мы действительно воссоединились с основной армией после заката следующего дня, но уже на другой стороне. Мы перегрызали глотки и рвали на куски тех, кого ещё вчера звали братьями… Но добро всё-таки победило. Когда лич был повержен, с нас спала пелена, и мы снова стали собой. Насколько это было возможно. Она села на землю и зарыдала. Этель кричала громче, чем умирающие. Я обнимал её, пытался утешить, стереть кровь с её лица… Но она отказывалась слушать. Моё сердце разрывалось на куски, хотя больше и не могло биться. Она сказала, что хочет встретить рассвет. Последний рассвет в её жизни. Она не желает быть чудовищем. Она сказала, что ей очень страшно… И умоляла остаться с ней…       Барон снова разразился рыданиями.       — Я… Я не смог. Я так любил её… Но я не хотел умирать. Только не снова. Только не опять, — он с трудом говорил сквозь слёзы. — Я был трусом при жизни, остался им и после смерти. Я пробыл с нею столько, сколько мог. Но когда начало светать — убежал. Прочь, прятаться в тенях. У меня до сих пор стоят в ушах её крики с одной мольбой — встретить этот рассвет вместе, в объятьях друг друга. Следующей ночью я вернулся туда и собрал всё, что от неё осталось. А затем отправился домой. Я убил их. Всех. Но мне было мало. Я хотел, чтобы они испытали то же, что и мы с Этель — каково быть игрушкой некроманта.       Неожиданно он рассмеялся.       — Но они не поняли. Не почувствовали никакой разницы. Я не смог лишить их человечности — её у них и не было.       Майтени снова замолчал. Софи не проронила ни звука, не зная, что ответить на подобную исповедь. Да и какие слова могли помочь?       — Я похоронил её прах здесь, — вновь заговорил барон, и его голос был глухим, как стук холодных комьев земли по деревянной крышке гроба. — Мы проводили тут столько времени… В конце концов, это нас и погубило.       Софи молчала, чувствуя себя бессильной — со всем своим могуществом, способностью заболтать и никчёмным в эту минуту умением утешать. Она ничего не могла для него сделать. Ничего.       — Знаете, — вампир отстранился от нефилимки и внимательно заглянул в её глаза. Она не успела отвести взгляд. И ужаснулась той надежде, что встретила в лихорадочном взоре. — Может, вы меня убьёте? Здесь, на этом месте… Я столько раз думал, что должен встретить рассвет… Но мне не хватает смелости и сил убить себя. Вы и правда на неё похожи… Может, это знак судьбы…       Софи задрожала, чувствуя, какой мёртвой хваткой вцепился в неё барон, как смотрел на неё — словно она была божеством, способным подарить ему благословенную смерть и воссоединение с возлюбленной. Она могла бы. Могла вести беседу с ним до рассвета и держать за холодные руки, не давая сбежать. Могла стать последним утешением. Могла, но не хотела.       Боже, он же совершенно не в себе.       Софи такое уже видела. Но она не была богиней. Она не росла среди ангелов — тех, кто мог бы прислушаться к отчаянному страдающему зову. Тех, кто мог бы хладнокровно позволить другим умереть, ведь это было бы лучшим выбором. Выбором, которое должно было научиться делать любое бессмертное существо.       Её отец не желал, чтобы она была ангелом. Её отец считал, что лучшим решением было воспитать в Софи человечность. Ту человечность, что смертельным ядом жгла ей сейчас грудь. Рождала слёзы. Желание вырваться из объятий Майтени и сбежать. Потому что Софи не хотела. Не хотела вновь становиться убийцей.       Её человечность цеплялась за соломинку. За глупую сентиментальность. За наивную надежду, что ещё не поздно всё исправить. Помочь. Может быть, Софи пожалеет об этом после. Может быть.       Она глубоко вздохнула и подавила зреющую в груди панику. Немного преломления света, падающего ей на лицо и отражающегося в глазах. Немного волшебства, расползшегося в воздухе. Сплетения колдовских иллюзий — сладкого обмана.       Софи обхватила чужое лицо тёплыми ладонями. Даже не поморщилась от холода чужой кожи — к этому она привыкла, недаром дружила с вампиршей. Понадеялась, что он ощутит её тепло — и оно не обернётся для него болью.       — Я не виню тебя ни в чём, — произнесла нефилимка.       Решительно и капельку строго. Нет, не так. Фальшивая, грубая, чужеродная нота. Незачем притворяться. Софи зажмурилась, вдохнула, а после заговорила, вкладывая в это всю возможную искренность.       Её голос был глубоким и чарующим, словно колыбельная. Её голос заставлял чужие веки опуститься, а зрение — размыться. Её голос был призрачным, лунным отголоском чужого. Давно исчезнувшего из этого мира.       — Ты ни в чём не виноват, — мягко говорила она, и её слова были ласковы и печальны. — Это мой выбор. Моё решение. Я выбирала, слушать ли тебя. Я выбрала догнать тебя. Я приехала, я осталась, это я, я пожелала встречать рассвет. Не стыдно бояться смерти, Нейтан. Жаждать жизни и счастья не позорно. Ты не заслужил того, чтобы оставаться несчастным целую вечность, так борись за это — борись не ради меня, не ради твоей дурной семьи, а ради самого себя. У тебя уже хватило мужества выбрать себя, когда ты сбежал, и, знаешь, я горжусь тобой, — Софи нежно отвела с чужого лица тёмные волосы. — Я горжусь тем, что ты сейчас здесь, и всегда гордилась, и мне было неважно, что о тебе думает дед. Неважна твоя семья и твои подвиги. Я люблю, люблю твои стихи, люблю то, каким нерешительным и застенчивым ты был, и то, каким непохожим на всех остальных в этом замке ты оказался.       Она грустно улыбнулась. Майтени смотрел на неё, как зачарованный, и слезинки на его длинных ресницах блестели в лунном свете, как блестят капли хрустальной росы на тонкой паутинке. Майтени смотрел на неё так, словно не существовало ничего иного. Словно он, погрузившись в колдовской сон, наконец очнулся от тяжёлого кошмара, каким обернулись для него прожитые без любимой столетия.       — Не позволяй никому из тех, кто причинил нам боль, оказаться правыми, — прошелестела Софи — или, может, призрак, обманчивое видение, что ощутила она за своими плечами. — Пожалуйста, Нейтан.       Она чувствовала себя опустошённой и почти несчастной, словно выжала всё своё сердце и протанцевала на осколках. Она чувствовала, как ледяные пальцы стиснули хрупкие плечи. Как морозное дыхание пробежало по шее. Она не имела права говорить за мёртвых, но впервые в жизни позволила себе это кощунство.       Её трясло, когда она уронила руки, и свет, искривлённый, изломанный, сгустился вокруг неё мутным облаком. Будто на мгновение Софи оказалась безвольной куклой в призрачных пальцах.       Майтени, опомнившись, судорожно сгрёб её в объятья и зарылся лицом в золотистые волосы. Он вдыхал их сладкий аромат и продолжал плакать — будто он был в силах выплакать все мучившие его десятилетия.       — Прости, прости, прости… — шептал он. Почти беззвучно, одними губами.       Его пальцы впились в её плечи, словно Майтени вновь боялся потерять ту, кого уже не было столько лет. Словно надеялся удержать призрак — и осознавал, что слишком поздно.       — Я прощаю тебя, — произнесла она, не совершая ни единого лишнего движения, чтобы не потревожить и не разбередить чужое сердце ещё сильнее. — Слышишь? Я тебя прощаю.       Она прощалась с ним. Софи заблудилась, запуталась в собственном мороке, и на пару мгновений ей самой стало страшно.        — Я люблю тебя… Правда, я… Я сделал бы ради тебя что угодно… Но умирать? Так глупо и пусто, — барон продолжал горячо шептать и вжимался в неё, словно тепло живого тела было способно испепелить внутренних демонов, что столетиями терзали его.       — Я верю тебе, — прошептала Софи, осторожно поглаживая чужую спину. — Я знаю. Всё будет хорошо, Нейтан. Всё будет так, как надо. Однажды ты поймёшь, что всё не зря.       — Но что… Что может быть хорошего, когда тебя больше нет? Мир так пуст. Так чужд и холоден, — он всхлипнул. — Без твоей улыбки и смеха этот замок никогда больше не оживёт…       — Я всегда буду жить в твоём сердце и надеюсь, что это поможет тебе разглядеть что-то хорошее в том, что есть вокруг, — Софи говорила успокаивающе и ласково, убаюкивая его, как потерянного ребёнка. — Достаточно попросить о помощи, и тебе помогут. Ты ещё можешь всё изменить. Взгляни на этот сад — может, и остальной замок сможет ожить, если украсить его прекрасными цветами? Может, твои стихотворения и книги ещё смогут внести в твою жизнь радость и порадовать кого-то ещё? Ничего не поздно. Ты жив, а значит, у тебя есть шанс.       Вновь. Вновь фальшивая, дурацкая нота. Призрачная хватка исчезла с плеч, и Софи опомнилась от своей иллюзии, глотая холодный ночной воздух, но Майтени, кажется, не заметил случившейся перемены.       — В этом замке нечему жить и нечему радоваться, — он нежно прикоснулся губами к её волосам, а затем бережно взял маленькую девичью ладонь в свою руку и, потянув к себе, принялся осыпать её прохладными поцелуями.                     Кто знает, чем бы всё закончилось, если бы в этот момент в сад не зашёл задумчивый и недовольный Игелас, кислое выражение лица которого от увиденного сменилось на потрясённое:       — Майтени!!! — яростно зашипел некромант, опомнившись. — Какого беса ты творишь?!       Барон обернулся стаей летучих мышей и панически поспешил скрыться. Маг метнул в него какое-то поспешно сотворённое заклятье, но промахнулся, и стая мышей скрылась в ночном небе. Но если бы Игелас научился убивать взглядом, мечта Майтени сбылась сразу же — он погиб бы в мгновение ока.       — Проклятые кровососы, — прошептал себе под нос некромант, после чего встревоженно повернулся к Софи. — Надеюсь, вы не пострадали, леди Винчестер?       Игелас внимательно оглядел её, не решаясь подойти. Она выглядела расстроенной и потерянной… Что ей наплёл этот проклятый кровопийца?! Вампирам нельзя верить, он это точно знал. Перед его глазами вновь ожили старые воспоминания о склепе, в котором он провёл всё своё детство. О вампире, который питался им. День за днём, год за годом… Воспоминания, которые преследовали его каждую ночь.       По спине пробежали ледяные мурашки, и маг поёжился, поправив чёрный шарф, который никогда не снимал. И не только из-за холода.       Нет, девушка была цела. Он успел вовремя. Он сделал для неё то, чего был лишён сам.       Игелас взял себя в руки, пытаясь ничем не выдать своего волнения, и вновь взглянул на Софи. Ему, некроманту, нечасто выпадал шанс полюбоваться на столь прелестное создание. Тем более, эта странная девушка даже не собиралась убегать от него с воплями ужаса и не кривилась в отвращении, как поступила бы любая на её месте. Игелас даже мог бы их понять.       Она сменила одежду и причёску?..       Глухое старомодное платье, отделанное черным кружевом, невероятно ей шло, подчёркивая природную грацию, стройную осанку и какую-то особую женскую пленительную хрупкость. Это мог оценить даже он, вовсе не являвшийся тонким ценителем красоты. Что мог сказать некромант, окружённый смертью, разложением и уродливыми трупами? Хотя… Может, Игелас наоборот разбирался в красоте лучше, чем кто-либо ещё? Он жадно смотрел на неё. Так же, как смотрел на солнце после того, как вышел из того проклятого вампирского склепа. Так же, как касался свежей листвы и травы, книжных страниц и шерсти ластящихся к нему кошек, силясь запомнить и впитать каждое мгновение. Так же, как ловил каждую секунду своей тогда ещё полноценной жизни.       Игелас знал, каково это — лишиться света, тепла и красоты. Поэтому сейчас ему хотелось ещё немного полюбоваться этой девушкой. Дотронуться до неё, как до прекрасной лилии, что росли вокруг, желая ощутить её реальность.       Убранные в сложную высокую причёску светлые волосы переливались в лунном свете, подобно царственному венцу. В её ушах поблёскивали золотистые серёжки в форме крестов. Софи выглядела так красиво и беззащитно, одна, посреди жалкого клочка жизни, каким казался этот странный сад, окружённая серыми каменными стенами мрачного замка. Игелас жадно рассматривал её, подмечая и трепещущие ресницы, и серые глаза, столь ласково взиравшие на него прежде. Некромант помнил, как были нежны пальцы, касавшиеся его руки. Как ему хотелось коснуться мягкой кожи, пусть та и была покрыта белоснежными пятнами, похожими на колдовские ожоги, украсившие девушку неровным узором. Но они явно не столь уродливы, как трупные. В Софи всё было живым и настоящим — и россыпь веснушек на вздёрнутом носу, и очаровательная щербинка меж зубами, и ямочки на щеках, появлявшиеся, когда девушка улыбалась.       Некромант вновь зачарованно посмотрел на неё. Он не мог себя осудить. Должно же ему было достаться в награду что-то приятнее, чем уродливый плащ, который сшила ему Керидвейн? Мог он хоть немного полюбоваться чем-то красивым?       Софи такая…       Его взгляд переключился на застывшего неподалёку от неё призрака. Наваждение мигом рассеялось, подобно колдовству, иллюзии, что сплетала Софи пару минут до этого, пусть маг и не мог этого знать. На смену странным желаниям пришёл профессиональный интерес. Игелас разглядывал незримую нить, соединявшую девушку и призрака. Нить, недоступную простому взору.       Связывающее заклятье, выполненное с мастерством и изяществом. Вряд ли бы он сам смог лучше. Интересно, чьих это рук дело? Майтени был равно бездарен и в магии, и в военном деле — настоящая бестолочь, как сам и признался когда-то, валяясь у него в ногах. Игелас вспомнил дневной инцидент у ворот. Если это работа Керидвейн, то он и вправду её недооценивал. Она способна не только впиваться своими когтями в чужой разум и плести сети иллюзий, но имеет довольно внушительные познания в некромантии.       Не поэтому ли она относится к нему так лояльно? Не потому ли спасла от инквизиторов? Вряд ли она из ордена некромантов, но ничего нельзя было знать наверняка. По крайнее мере, она тоже владела достаточно мерзкой по всеобщему мнению областью тёмной магии.       — Я в порядке, — прозвучало тихое и потерянное.       Софи стояла, нахмурившись, и теребила в руках черную ткань платья. Она не ожидала, что всё закончится так резко и подобным образом. Хотя стоило и предугадать, что Майтени полезет к ней — хорошо, к воображаемому образу Этель — с поцелуями. Но теперь она даже представить не могла, чем же это всё обернётся. Смогла ли Софи хоть немного ему помочь, утешить…       Нефилимка горько хмыкнула, поднимая на мага взгляд:       — Не сердитесь на него. Он не собирался причинять мне вред.       Игелас поджал губы, и на его лице мелькнула мрачная тень — тень чего-то, что Софи не могла понять. Да и у неё не было на это сил.       — Должно быть, вы просто не представляете себе, на что вампиры готовы ради глотка крови, — кажется, в его голосе прозвучало сожаление.       — Представляю, поверьте, — усмехнулась Софи. — Там, откуда я родом, живёт вампирша, моя близкая подруга, и я знаю, на что способен её голод.       Некромант бросил на неё печальный и странный взгляд и предпочёл уйти от неприятной для него темы, кивнув на немого парящего призрака:       — Я смотрю, вам выделили прислугу?       Софи, кажется, покраснела, потому что обернулась и поняла по-настоящему пугающую истину: нечитаемое выражение лица мисс Хейти сулило ей часов десять нравоучений.       — Да, — застенчиво кивнула нефилимка. — Нужно сказать спасибо Керидвейн.       Маг ещё раз внимательно оглядел привидение и покачал головой, не зная, что и думать.       — Это создание полно сюрпризов, — он хмыкнул. Его пальцы нервно стиснули посох. Как всегда, когда некромант пытался успокоиться. — Ещё бы понять, бояться этого или радоваться. Кто знает, чью сторону оно примет завтра.       — У всех нас свои скелеты в шкафу, — промурлыкала Софи, тоже пытаясь вернуть — своим способом — привычное расположение духа. — А здесь и вполне буквальные.       На удивление, Керидвейн не вызывала у неё должной насторожённости. Может, Софи до сих пор не могла избавиться от обманчивого чувства безопасности, а может, в ней вновь просто включились любопытство и азарт, оберегающую нефилимку от сильных потрясений. А на деле — лишь втягивающие её в лишь большие неприятности.       Некромант негромко рассмеялся, хотя его смех скорее напоминал кашель.       — Я тоже нахожу это человеческое выражение весьма забавным. Осталось лишь понять, что нам теперь делать с ужином, раз барон нас столь внезапно покинул. Я как раз искал его, чтобы уладить этот вопрос.       — А в чём проблема? — встрепенулась Софи, и её жизнерадостность воскресла из мёртвых даже без помощи некроманта. — Может, я могу что-нибудь приготовить?       Как ей показалось, Игелас впал в ступор. Он уставился на неё во все глаза, выглядя таким изумлённым, что даже взбодрившейся нефилимке на пару мгновений стало не по себе.       — Вы… Вы умеете готовить? И даже согласитесь сделать это для меня?       Софи оказалась права, пусть Игелас отпирался бы до последнего, если бы кто-нибудь его об этом спросил. Изумление и что-то странное, полузабытое слиплись в груди в один неприятный комок. Сердце заныло, как застарелая рана.       Он чувствовал себя предельно глупо, не решаясь озвучить свои мысли, боясь, что Софи сочтёт его… Убогим? Жалким?       Не понимая, как справиться с чувствами, от которых он почти сумел избавиться за последние годы. Вытравить, словно крыс. Приблизить себя к совершенству — тому совершенству, которое ждал от него наставник.       Но сейчас всё вновь летело к чертям.       — Для меня… уже давно никто не готовил, — с трудом выдавил некромант, пытаясь подобрать не самые унизительные для себя формулировки. — Разумеется, кроме неживой прислуги.       Он смотрел на Софи и не мог понять, как такому созданию вообще не противно находиться рядом с ним. Тем более, проявлять столько заботы. Кое-что Игелас делил с одним из своих вассалов на двоих: ему было довольно тяжело подбирать слова. Слишком много лет маг провёл, ни с кем не разговаривая.       — А почему нет? — пожала плечами Софи, будто некромант сказал какую-то чепуху.       — Потому что я выродок, — непроизвольно вырвалось у Игеласа, и он прикусил язык. «Молчи, а то она приглядится получше, и останется лишь идти ловить крыс». — То есть, я хотел сказать, что понятия не имею, где в этом замке кухня.       Софи вздохнула. Точно. Она же всегда собирает вокруг себя самых униженных и оскорблённых судьбою. Ричард тоже глазами побитого котёнка, которого неожиданно забрали в тёплый дом, постоянно на неё смотрит. Смотрел.       — Это неправда, — терпеливо проговорила Софи. — Во всяком случае, я вас таким не вижу.       На ещё один сеанс психологической помощи её сегодня явно не хватит.       Она зажмурилась, вновь вздохнула, а затем повернулась к укоризненно застывшей мисс Хейти, выбрав самое очевидное решение. Даже странно, что маг сам до него не додумался, учитывая, что он повелевает всей нежитью в этих землях.       — Вы можете отвести нас на кухню, пожалуйста?       Мисс Хейти поджала губы, но кивнула.       — Ну… — некромант немного покраснел. Вернее, покраснела его живая щека. Или Софи почудилось в лунном свете? — Тогда идёмте?..       — Хотите посидеть со мною, пока я готовлю? — весело сощурилась нефилимка, решив беззлобно поддеть его.       — Конечно. Вдруг вы передумаете и решите сбежать? — Игелас улыбнулся. У него была воистину приятная улыбка — несмотря на мёртвую застывшую половину лица. — Тогда я смогу хотя бы поесть хлеба.       — Хорошо, но ничего не таскайте, когда я отвернусь, — засмеялась Софи. — Говорю так, потому что лично я на вашем месте бы таскала. И спасибо, что согласились, не люблю готовить без компании.        — А я люблю готовую пищу, зачем таскать сырое, — вздохнул Игелас, решив умолчать о том, сколько раз в жизни ему приходилось сырым питаться и сырое таскать. Вампир не особо заботился о благополучии своего ненаглядного… донора крови. — Правда, не уверен, выйдет ли из меня приятная компания.       — Ну, приятность компании — весьма условное понятие, — тихонько фыркнула Софи, следуя за мисс Хейти.       На этот раз больше не пугала ни тьма, ни таинственные шорохи, ни выскакивающие из-за угла обитатели замка. В конце концов, рядом был некромант, чей светящийся посох развеивал мрак коридора.       Правда, на мгновение нефилимке всё-таки стало тревожно: она уже давно не видела Ричарда. Как он вообще отдыхает? Всё-таки ему нужно спать, а жилых комнат здесь не найти, и, кажется, он до этого не спал больше недели, потому что они рассорились… Ричард наотрез отказывался засыпать без неё, ещё и оправдываясь тем, что у него много работы.       Нужно будет его найти, но потом. Сейчас Софи хотелось позаботиться — насколько она это умела — о странном и забавном маге, что шёл рядом с нею.       Левиафан в её заботе теперь явно не нуждался.       — Из моего Ричарда сначала тоже было ни слова не вытянуть, и моя подруга-вампирша первое время сидела на кухне так, словно я её за лишнее слово покрошу в суп. Поэтому…       — А что, уже были прецеденты? Вы крошили кого-нибудь в суп? — некромант с любопытством скосился на нефилимку.       Стук его посоха отзывался гулким эхом по коридорам.       Софи шутливо закатила глаза:       — Нет… к сожалению, или к счастью. Ну, однажды в моём мире под раздачу попали демоны, но для супа они не годятся, слишком уж отдают серой и пеплом.       — Надеюсь, тогда я не стану первым исключением из правил, — Игелас хмыкнул.       — Сомневаюсь, вы мне нравитесь, — фыркнула Софи, беспечно продолжая едва ли не бежать вперёд вприпрыжку.       Всё-таки длинный подол платья несколько ей мешал. Но, к её чести, нефилимка ни разу не запуталась в нём и не споткнулась. В отличие от Игеласа, который пару раз запутался в собственной мантии, споткнулся о чьи-то кости и почти упал, приглушённо ругаясь. Софи начала подумывать предложить ему идти под руку с ней.       К счастью для не очень ловкого некроманта, мисс Хейти внезапно зависла в воздухе, указывая, что они добрались до конечного пункта назначения.       — Я вам нравлюсь? — пробормотал Игелас, всю дорогу (которая заняла не так-то много времени) продолжавший думать об её словах. — Боюсь даже представить, чем.       Некромант застыл. Он что, сказал это вслух?..       Его живая щека вновь вспыхнула алым. В последние дни он стремительно терял контроль над собой, своими чувствами и словами, и магу это совершенно не нравилось. Сначала подначки и ехидные фразочки Керидвейн, подкидываемые ею сюрпризы, теперь — эта странная девушка. Что дальше? Насколько низко Игелас способен пасть?       — Не уверена, что могу это сформулировать, — пожала плечами Софи, со второго раза открывая тяжёлую дверь. — Я с детства окружена всевозможными сверхъестественными и не очень созданиями, так что мне в принципе интересны другие сущности и люди… Забавно, но вы кажетесь особенным.       — Особенным? О да, раньше я и не думал, что существование подобного возможно, пока сам не стал таким, — Игелас неуверенно последовал за нефилимкой. — Ощущать собственную уникальность не всегда приятно.       Софи пожала плечами:       — Существ моего вида тоже лишь двое, включая меня. Я могу вас понять.       Игелас поджал губы, покачав головой. Его растерянность и смущение таяли, словно восковая свечка, и он ощутил более привычное и знакомое для него чувство раздражения. Она могла его понять? Серьёзно? Что это прелестное создание могло знать о том, каково быть выродком, озлобленным уродом, над которым все потешались и гнали прочь? Она владела целительством, а перед этим все живые готовы были преклоняться. Она взирала на всех с милосердием и лаской. Она явно была любимой кем-то, хотя бы той жуткой тварью, что таскалась за ней. Ричард — так его звали, кажется — мог понять некроманта, это Игелас с неохотой, но признавал. Разве могла понять его эта маленькая девочка, которую не успела потрепать жизнь?       Но Игелас проглотил язвительные и горькие слова, готовые сорваться с губ. Наверное, не стоит так быстро открывать ей глаза на то, кто он такой. Он хотел немного насладиться этой наивной и милой заботой. Когда ему снова выпадет такой шанс?       Софи даже не заметила, как исказилось лицо некроманта. Она была полностью поглощена собственной персоной — в общем-то, как всегда. Щедро распыляя своё внимание на других, Софи лишь влюблённо всматривалась в своё отражение. Так, по крайней мере, казалось тем, кто неплохо её знал.       Вот и сейчас нефилимка вновь забылась в беспечных мыслях, не обращая внимания на мага, прожигающего её изучающим взглядом.       Может, готовка поможет Софи отвлечься. Раньше помогала. Но раньше она кружилась на светленькой кухоньке уютного родительского дома или пританцовывала под музыку в квартире Ричарда, и готовить было легко и просто. Хотя бы благодаря существованию электрической плиты и кофемашины.       Софи нахмурилась. Здесь таких удобств не наблюдалось.       Что-то простенькое она приготовить может — возможно, некромант не откажется от салата, а уж поджарить мясо она тем более сумеет. Они с родителями иногда выбирались подальше от шумной цивилизации. Софи всегда крутилась под ногами, предлагая помощь, и родители никогда её не отгоняли.       Скольким вещам они её научили… Софи об этом даже не задумывалась. Не задумывалось о том, сколько любви и внимания они дарили ей. Как научили видеть волшебство в самых обычных вещах.       — Мисс Хейти, я буду благодарна, если вы поможете мне искать ингредиенты.       На удивление всё нашлось и довольно быстро; кажется, даже мисс Хейти поглядывала на неё весьма благодушно. Софи не была уверена в старых порядках и ожидала чего-то вроде «леди не должна пачкать руки», но наверняка там имелось и «леди должна обеспечить домашний уют», а именно этим Софи и занималась, в какой-то момент позабыв о присутствии мага и мурлыкая успокаивающую песенку себе под нос.       Некромант с большим интересом наблюдал за девушкой, вновь позабыв про своё раздражение и решив воспользоваться возможностью полюбоваться ею. Когда она стала напевать странную мелодию, он не сдержал лёгкой улыбки — похоже, Софи прекрасно обходилась и без его компании. Ему же лучше. Он присел на лавку, не отрывая от девушки жадного взгляда.              Нужно собраться.       Нужно…       Софи помедлила перед тем, как разжечь огонь, и после поспешно отдёрнула руки, выдохнув сквозь зубы. Она отшатнулась от камина, пытаясь отдышаться и чувствуя, как ладони покрылись липким потом. В её мире было проще. С огнём при готовке она контактировала куда меньше, и в любом случае спички её не настолько напрягали, как и зажигалки. Не внушали этот слепой, животный ужас. Тот, что охватил её сейчас.       Хорошо, что Ричард не был романтиком. Не хотелось бы словить паническую атаку из-за романтического ужина при свечах.       Но она была не одинока в своём ужасе.       Когда огонь вспыхнул, некромант среагировал молниеносно — и совершенно неадекватно. Он подскочил и — Софи опомниться не успела — метнул в камин заклятие, от которого огонь погас, а бревна покрылись инеем.       Повисла неловкая тишина. Нефилимку потряхивало, и она изумлённо взирала на мага. Тот, смутившись, опустился обратно на скамейку и вжал голову в плечи. Но девушка успела увидеть, как неровно и нервно вздымалась его грудь, а мёртвые пальцы стискивали посох.       — Простите… — Игелас виновато взглянул на Софи, но особого раскаяния нефилимка в его голосе не ощутила. — Похоже, это было плохой идеей. Я вам только мешаю…       — Не извиняйтесь. Для нас обоих огонь не самый приятный знакомый, — чуть помолчав, произнесла нефилимка, уныло смотря на творящийся беспорядок. — Вы не мешаете… Но как нам теперь жарить мясо — очень хороший вопрос.       Нет, в теории, Софи могла попросить мага отвернуться и, вложив усилия, попытаться разжечь огонь вновь… Но не была уверена, что от этого не грохнется в обморок. Она себя переоценила. Она радовалась тому, что некромант не поднял её на смех. Но тому, что он оказался её товарищем по весьма неприятной фобии, радоваться вряд ли стоило.       — Может, заставить готовить призрака, а нам отойти в сторонку? — Игелас замялся.        И вновь искоса оглядел Софи. Интересно, почему она так боится огня?.. Выглядит вполне себе целой… и привлекательной. Не то что он. Её белые пятна?.. Игелас поёжился и вновь дотронулся до своего шарфа, поправляя его       — Да, хорошая идея, — пробубнила Софи, пытаясь растопить иней и высушить дрова.       Спустя пару минут пламя весело трещало в камине, а нефилимка и некромант с ненавистью взирали на него с безопасного расстояния.       Наконец Софи поморщилась, отворачиваясь. Оставалось лишь ждать. Вновь растворяться в неприятных мыслях. И… ощущениях.       Софи прикусила губу, подавив тихий стон. Она игнорировала тревожный звоночек своего организма с тех пор, как проснулась. Нефилимка совершенно не понимала, что же с ним сделать. Родителей здесь не было. Ричард… Ричард где-то далеко, и Софи сомневалась, может ли просить его о таком… Учитывая, какой может быть её собственная реакция. Она догадывалась, но можно ли знать наверняка?..       Делать нечего. Ощущения станут нестерпимыми, если их игнорировать.       Софи вздохнула, отходя ещё дальше и осторожно распахивая невидимое — не считая тени — крыло, пытаясь его размять. Оно снова онемело, и от этого отвратительного чувства ломило спину. В физическом мире воплощать его вряд ли стоит, иначе Софи ненароком разнесёт всю кухню.       Наверное, со стороны выглядело дико и странно то, как она пыталась провести трясущейся рукою по слегка подрагивающему воздуху.       Всё-таки Софи предпочла, чтобы это делал кто-то другой, потому что боль утихла совсем ненадолго. Она не могла размять свои крылья так, как это было нужно. По крайней мере, сейчас.       Игелас с интересом следил за её манипуляциями. Конечно, он их заметил — маг ни на мгновение не отрывал от девушки взгляда, хотя та, казалось, совсем не замечала этого. Наконец, не выдержав, некромант поинтересовался:       — Это что, какая-то магия?..       — Нет, всего лишь моё крыло, — морщась, отозвалась Софи, дёрнув рукой, а после с явным неудовольствием уставилась на что-то лежащее в ладони. — Слава дедушке, сейчас не время линьки. О, погоди, здесь это делать легче…       Спустя пару мгновений в её пальцах материализовались два тёмно-золотых пёрышка.       Игелас выглядел озадаченным, разглядывая то прозрачный воздух, то золотистые перья в руке девушки. Какого… Откуда она их достала? Наколдовала?..       Предположение наконец настигло его.       — Вы что, гарпия?! — поздно осознав двусмысленность своего восклицания, смутившийся маг добавил: — Или грозовая птица?       — Может, покажу и крылья, но явно не вблизи от этого, — Софи брезгливо ткнула пальцем в сторону огня. — И нет, вы не угадали. Я… Не знаю, есть ли в вашем мире ангелы, так что… как объяснить… Я ангельская полукровка.       — Ангел?! — Игелас попятился от неё как от огня (во всех смыслах), но, споткнувшись о скамейку, неловко распластался, опрокинув заодно несколько мисок.       И замер, словно его парализовало. Ужас сковал тело.       Нет, Игелас, конечно, успел наслушаться в детстве баек про огромных крылатых созданий с пылающими огненными мечами, что могут спасти из большой беды или уберечь от зла — но мало ли глупостей рассказывают необразованные крестьяне?.. Говорят, ангелы когда-то жили среди людей, но, разочаровавшись в их низменной натуре, навсегда покинули земной мир, поселившись в своих прекрасных небесных городах. Очевидно, с тех пор о них не было ни слуху, ни духу. Впрочем, многие выжившие с Тангеры рассказывали, что именно благодаря ангелам они спаслись — якобы сверкающие крылатые создания задержали огненные глыбы, пролившиеся в тот день дождём на землю, давая им время добраться до кораблей и уплыть. Но верить глупым перепуганным людям — себе дороже.       Ангелы спасают от зла. Некроманты — бесспорное зло.       Пока Игелас лежал на полу, в его голове крутилась лишь одна обречённая мысль: «Из меня сделают суп.»       — Ну что вы, — Софи тут же возникла рядом, не убирая крыльев, и протянула некроманту руку. Помедлила, засомневавшись, примет ли он помощь, и вместо этого принялась убирать устроенный беспорядок. — Не знаю, что здесь натворил местный аналог моих сородичей, но это не я, — она виновато и вежливо улыбнулась. — Зато я такая прелесть в людей, так что не бойтесь, я не кусаюсь. Разве что тех, кто мне нравится. Учитывая мои слова, что вы мне нравитесь, прозвучало нехорошо, но нет, я имею в виду нечто другое.       Игелас слушал её вполуха, силясь осознать происходящее.       Ангел, который его исцелил, а теперь так непринуждённо болтает, готовя ему еду.       Неведомое чудовище с пастью и щупальцами, которое хочет оторвать ему голову за общение с ней.       Человек, превращающийся в дракона и выгнавший его с кровати.       Всё это слишком… Куда более бредово, чем его собственное существование.       Возможно, он достаточно сильно ударился головой, чтобы потерять сознание?       Интересно, что тогда будет делать его неживая половина?..              Софи взирала на него с недоумением.       Что же, вряд ли и Игелас, и мисс Хейти оценят, если она невозмутимо бухнется на пол, чтобы выглядеть по-дурацки вместе с некромантом. Тем более, пол каменный и холодный.       Так что Софи подумала-подумала, а после невозмутимо схватила мага в охапку и за пару мгновений усадила на скамью, пусть для этого и пришлось приложить некоторые усилия.       — Сейчас принесу вам воды…       Её голос доносился до Игеласа словно бы сквозь толщу воды, однако тот почти сумел опомниться и взять себя в руки. Кажется, делать суп из него не собирались. Пока.       «Просто думай о ней как о девушке, что ты и делал десять минут назад, болван».       Ангел… Создание небесного пламени, добра и света.       «Она и есть свет».       Что же, эта гадина снова оказалась права.       — Спасибо, не надо. Не стоит обо мне беспокоиться.       Игелас попытался выдавить из себя улыбку, но в его глазах всё ещё застыл страх.       Софи выгнула бровь, но всё-таки поставила кувшин с водой рядом с ошеломлённым магом и нехотя вернулась к готовке, следя за огнём.       Крылья всё ещё противно ныли, и нефилимка была готова заскулить. Наверное, стоит попросить Ричарда помочь, но это вряд ли кончится чем-то хорошим. Она вообще не была уверена, чем это кончится, что и пугало Софи сильнее всего. Она ненавидела неизвестность.       Некромант неуверенно потянулся к тому месту, где лежали золотые перья.       — Они вам нужны? — робко спросил он, решившись.       Софи сидела к нему спиною, так что могла сощуриться. Она предпочла бы вновь сделать их невидимыми. Мало ли что. Вдруг её начнут дёргать на какие-нибудь… зелья.       Наверное, она пожалеет об этом. Кто знает, какие ритуалы существовали в этом мире и во что могут её втянуть… Кто в здравом уме будет доверять магам, которые готовы что угодно пустить на зелья? Но это будет проблема будущей Софи.       — Нет, — отозвалась она неохотно, — если хотите — забирайте. Правда, я не уверена, будет ли от них толк.       Игелас бережно взял их и стал трепетно разглядывать.       — Благодарю вас. Они очень красивые.       Он порылся в своей поясной сумке и, достав нить, подвесил пёрышки к навершию своего посоха, украсив его. После чего провёл по ним кончиками пальцев и вполне искренне улыбнулся.       Софи польщённо хмыкнула. Её весьма радовало, когда кому-то нравились её крылья, пусть она не позволяла никому их трогать и даже перья отдавала с большой неохотой.       Эх, а папа ещё и ворчал, заставлял собирать их по всему дому во время генеральной уборки. Что же, смотри, пап, для кого-то они мусор, а для кого-то — сокровище.       Остаток времени прошёл в тишине, в которой Софи прислушивалась к внутренним ощущениям и уныло осознавала, что такими темпами через неделю без массажа она буквально будет вешаться на Ричарда.       Может, хоть так они поговорят. Что мешало им поговорить сейчас, Софи осознавала весьма смутно.       Зато ясно осознавала, что с этими драмами весьма проголодалась. К счастью, спустя ещё какое-то время ужин (ранний-ранний завтрак?..) всё-таки оказался готов.        — Должен заметить, пахнет просто потрясающе, — сказал Игелас, который всё это время продолжал разглядывать перья, слегка потряхивая посох.       Лучше бы Керидвейн сшила ему плащ из чего-то вроде этого, а не из уродливого демона.       Софи не сдержала улыбки; некромант сейчас походил на ребёнка, который рассматривал, как кружатся и переливаются снежинки в большом стеклянном шаре.       — Надеюсь, на вкус не хуже, — не скрывая капельки гордости произнесла она. — Спасибо моим родителям за рецепт и знания. М-м, где поужинаем? Кстати, — опомнилась Софи, — разве мы не должны накормить Керидвейн?       Но ответа некроманта дожидаться она не стала.       — Отыщите Керидвейн, пожалуйста, — обратилась к призраку нефилимка. — И спросите, что предпочтительнее на ужин. Сомневаюсь, что дракону нужен салат.       Мисс Хейти не оставалось ничего иного, кроме как склонить голову и последовать указанию своей новой госпожи.       — Думаю, проще поесть здесь… Не хотелось бы никого случайно встретить, а то вдруг ужином стану я? — Игелас подавил нервный смешок при мысли о Ричарде. И Керидвейн. О которой он почти забыл, пока ему не напомнили и не испортили этим настроение.       Он предпочёл бы дальше любоваться перьями и девушкой, нежели думать об этом ехидном проклятии, свалившемся ему на голову. Игелас, хотя невольно и привязался к ней, порой мечтал о том дне, когда все наконец оставят его в покое.       — С чего бы вам становиться ужином? Мне казалось, вы с Керидвейн неплохо ладите, — рассеянно произнесла Софи, накручивая на палец выбившуюся из причёски прядь.       — О, я подумал про вашего друга. Он несколько неодобрительно смотрел на меня. И, кажется, на аппетит не жаловался, — маг вздохнул. — Что до Керидвейн… Последнее время мне стало крайне неуютно в такой компании. И не уверен, что у меня выйдет отказаться от неё.       Едва девушка поставила перед ним тарелку, как Игелас сразу же набросился на еду, разумеется, не задумавшись о манерах. Они обычно не особо ему требовались.       — О, это просто восхитительно! — воскликнул маг, едва проглотив первый кусок. После второго добавил: — Нежить так не умеет. Или мне стоило убить именно повара?..       — Благодарю. И приятного вам аппетита, — на фразе про убийство повара нефилимка нервно хихикнула. — Не уверена, что в этом дело…              Мисс Хейти вернулась, передав пожелания дракона. Лаконичного «яблок» не ожидала даже сама Софи.       Она нахмурилась, уставившись на призрака, который хранил скорбное и траурное молчание по всем хорошим манерам, что убила сама Софи. Пусть она ничего крамольного сделать не успела. Наверное.       — Может, имелись в виду глазные? — робко уточнил некромант, которого предпочтения Керидвейн тоже вогнали в ступор.       Обычно он не задумывался о том, чем она предпочитает питаться в человеческой форме. Это было не его дело. Да, они провели под одной крышей почти год — но его замок больше, чем у Майтени. Да и некогда ему следить за подобными глупостями. Керидвейн явно производила впечатление того, кто явно не нуждался в чужой заботе или, тем паче, опеке.       Поэтому и сейчас Игелас пожал плечами и вернулся к столь желанной пище, не дожидаясь Софи. Та перед тем, как приступить к ужину, лично перебрала яблоки и отправила мисс Хейти с корзинкой к одной весьма загадочной драконьей особе, что предпочла горячей еде фрукты.       Ужин для нефилимки начался с очередных нравоучений.       — Вам стоит выпрямить осанку, юная леди, и перестать хихикать за столом, — сурово проговозгласил голос призрака, и Софи застонала. — Позвольте, как вы держите столовые приборы?..       Нефилимка смиренно уткнулась взглядом в еду и невольно выпрямилась, постаравшись вспомнить все дурацкие уроки этикета. Вообще-то она их учила, чтобы появляться где-нибудь с Ричардом и красоваться перед ним, но абсолютно позабыла об этом.       Некромант уставился в сторону призрака с недоумением:       — Кто вообще дал вам право делать ей замечания?       Он уже доел и отложил приборы и тарелку в сторону.       — Я не давала, — промямлила Софи, и на удивление это тут же призрака заткнуло. — О, ура. Простите, мисс Хейти, но это была тяжёлая ночь и у меня болит голова от громких голосов, так что… поговорим немного позже?       Она вновь подумала о Ричарде. Конечно, он был всем доволен, но… Нет, наверняка он не нуждался в том, что Софи приготовила. Его устраивала нынешняя диета — вернее, её отсутствие. Можно было есть демонов, а не жалкие человеческие обеды.       Софи грустно качнула головой, отгоняя упаднические мысли. Те, вопреки своему названию, падать и пропадать не хотели.       — Вы выглядите уставшей, — заметил Игелас, вновь пристально глядевший на девушку. Он судорожно соображал, что же стоит сказать. — Плохо спалось?       — Думаю, последние дни были не самыми удачными, — пробормотала нефилимка. Не изливать же магу душу. Особенно про разбитое сердце. — И я просто переживаю за своего… друга. Мы сегодня видели друг друга лишь мельком.       Маг лишь пожал плечами.       — Тогда почему вы просто не найдёте его? Тем более, он выглядит как нечто, что вполне способно само о себе позаботиться. Не думаю, что вам стоит из-за него переживать, — некромант попытался изобразить ободряющую улыбку, но она получилась, скорее, удручающей.       Он не ожидал, что его слова подействуют. Но, может, ему будет житься куда спокойнее, если эту тварь будет отвлекать её ненаглядная девчонка. Пусть ходит за ней, а не скалится ему в спину.       — Тут в другом дело, — бесцветно прошептала Софи, но потом вскинулась. Она поджала губы и кивнула, решаясь. — Спасибо за компанию. В самом деле… спасибо. Возможно, я и правда попытаюсь его отыскать.       Игелас с сожалением проводил взглядом подскочившую девушку, но тут же дёрнул плечом и улыбнулся. Кажется, у него появилась пара часов, в которые он сможет спокойно заняться своими делами.              Керидвейн меланхолично доедала последнее яблоко. Спасибо, в качестве исключения про неё в этот раз решили не забывать. Она недоверчиво покосилась на мерно посапывающего на её плече Ричарда. Ладно. Подремали, и хватит. Зрелище грызущихся демонов уже давно надоело, и всё тело ломило от нескольких часов пребывания в одной позе.       Она выкинула огрызок вниз и надела шлем.       — Просыпайся, — негромко сказала Керидвейн, проводя острым когтём за ухом левиафана. — Твоя подушка устала.       Ричард настороженно вскинулся, выныривая из сна так же, как из глубокого омута. Забавно, но сон — и всякое отсутствие видений — сейчас так приятно на него походил. Тёплый, обволакивающий, заставляющий забыть обо всём…       Было хорошо. Приятно. Так, что он расслабился, позволяя его коснуться, и растворился в чужом касании, и с его губ почти сорвалось беззвучное «Софи», потому что с кем ещё могло быть так приятно, хорошо и спокойно, с кем ещё он мог чувствовать себя защищённым…       Нет, это не Софи.       Весь уют растворился так же, как тает шарик ванильного мороженного, брошенный в его гляссе, пусть приятное послевкусие сна и осталось.       Ричард тут же соскользнул прочь, выпрямляясь, и с интересом взглянул на «кино», хотя оно мало его заботило. Оценивающе проследил за висящей луною. Он много проспал — хотя бы учитывая, что спал не рядом с Софи. С нею мог и дольше.       — Спасибо, — тихо сказал левиафан.       Керидвейн поднялась и с удовольствием потянулась.       — Что, не меня хотел увидеть, Зубастик? — она хмыкнула.       Нет, Керидвейн не пыталась залезть ему в голову, просто проследила за реакцией. Услышала, как изменился стук его сердца.       Ричард не знал, промолчать ли ему — отпираться было бессмысленно. Даже перед самим собою.       Он ощутил разочарование, когда понял, что сонный мозг спутал Керидвейн с Софи. Забавно, но сейчас, когда злость сгладилась, стёрлась, на смену пришла какая-то щемящая тоска, и Ричард абсолютно не знал, что с ней делать.       Впервые за долгое время он не был голоден, но это левиафана не радовало. Хотя ещё днём казалось, что для счастья больше ничего не нужно. Но даже еда не могла заполнить пустоту, тёмную бездну, что разрослась в его груди.       — Да брось, только слепой не увидит, как вы друг на друга смотрите, — Керидвейн прислонилась спиной к мерлону и скрестила на груди руки. — Какая куница между вами пробежала?       Она внимательно на него смотрела, едва наклонив голову.       — Это не имеет значения, — помедлив, отозвался Ричард. — Больше нет.       Он вполне мог об этом забыть. Отбросить, словно ненужную, раздражающую мелочь, которая не должна волновать такую тварь, как он. Да и не слишком он стар для подобных глупостей? Не слишком ли он стар для Софи?       Он мог отвлечься на новый мир. Важные дела. Ужин всевозможными тварями. Войну. Подколки некроманта или беседы с Керидвейн. Так, как прежде Ричард отвлекался на работу, чтобы забыться. Утопить в ней свою печаль, как не мог, к сожалению, утопить в крови.       Сначала — забыться, чтобы не думать о потерянных друзьях и о том, что он вновь остался один. Брошенный ребёнок. Неприкаянная душа. Чудовище, которому нигде не найдётся места. Чернильное пятно на ткани мироздания.       После — забыться, чтобы не думать, заслужил ли он второй шанс. Старой дружбы. Доверия Габриэля. Заслужил ли он того, чтобы одна волшебная, чудесная девочка крутилась рядом, и вовсе не для того, чтобы ему навредить. Только посмеяться, напакостить из доброжелательной вредности или постараться Ричарда растормошить. Запасть ему в несуществующее сердце.       После он забывался, чтобы не думать о ней. Такой любимой и желанной.       Не получалось.       Как не получилось и выгнать её образ из головы, и он всё-таки сдался. Софи слишком давно стала для Ричарда важна так же, как архангелы или море. Софи стала особенной.       — Если бы не имело значения, у меня не возникло бы такого вопроса, — Керидвейн вздохнула и терпеливо пояснила. — Это создаёт проблемы и продолжит их создавать. А я не люблю проблемы. Они непрактичны.       Она не знала, бросится он на неё после таких слов, попробует уйти или откроется, но любой из вариантов её бы, в принципе, устроил.       — Уверяю тебя, это никак не помешает нашим общим делам, — отстранённо проговорил Ричард. Его голос был не живей правой половинки некроманта. — А то, что я на неё огрызаюсь, не особо создаёт проблемы.       — А если с ней что-то случится? Сможешь всё так же сохранять своё хладнокровие? — шлем скрыл то, как сильно она выгнула бровь. — Знаешь, тут не пансион благородных девиц.       — Как то, смогу ли я сохранять хладнокровие или нет, связано с тем, в каком состоянии наши отношения? — в голосе Ричарда наметилось раздражение.       — Зависит от того, в какую ситуацию она может попасть, — Керидвейн фыркнула. — Например, если она решит устроить личную жизнь, ты точно не перегрызёшь половину замка? А если в расстроенных чувствах, что на неё всем плевать, с башни упорхнёт? Поверь моему опыту, такие вещи хорошо не заканчиваются. По крайней мере, не с такими, как мы.       Она вздохнула.       Крики демонов, чьи суетливые тени продолжали метаться в серебристом свете луны под стенами замка, звучали умиротворяюще.       — Я не трону твоего дружка-некроманта, если ты об этом, — безучастно сказал Ричард, продолжая наблюдать за демонами, словно за сцепившимися жуками. По крайней мере, их трагедия имела для него не бо́льшую ценность, чем раздавленное насекомое.       — Ему об этом знать не обязательно, — негромко рассмеялась она.       — Софи заслужила… кого-то лучше, чем я.       — Лучше тебя? — Керидвейн залилась смехом, который становился всё громче. — Лучше тебя?!       Наконец, отсмеявшись, серьёзным голосом добавила:       — Тогда, увы, ты обречёшь её на одинокую и пустую вечность. Никто не вправе решать, чего мы заслуживаем. Никто. Даже мы сами.       Она с силой сжала кулак, и чешуйки неприятно лязгнули друг о друга.       Возможно, это польстило бы его самолюбию (которое балансировало на грани с весьма низкой самооценкой) в любой другой момент, но сейчас Ричард нахмурился, словно впав в ступор. Его лицо стало озадаченно-несчастным, будто он не был уверен, что слова Керидвейн обращены к нему.       — Пусть не лучше, но всё же… — Ричард хмыкнул, пряча взгляд. — Не думаю, что такой, как я, заслуживаю чего-то. Тем более, технически, она моя племянница. Как бы Господь не презирал меня… я тоже его творение, его ребёнок, как и отец Софи. Я должен заботиться о ней и ничего больше.       — Послушай того, кто так и не познал милосердия смерти, — Керидвейн наклонилась к нему и вцепилась рукой в его плечо. — Лишь видел, как она приходит ко всем, кого он когда-либо любил. Кто хоть что-то для него значил. Оставляя внутри лишь пустоту. Пустоту, которую невозможно заполнить ничем — ни пламенным гневом, ни ледяной ненавистью, ни реками пролитой крови, ни выжженными пепелищами. Пустоту, в которой тонет любая мечта или луч надежды, рассыпаясь в прах. Пустоту, что выжигает тебя изнутри, заставляя забывать о том, кто ты есть и кем ты был. И всё ради чего? Ради глупых условностей? Ради красивых идеалов? Ради наших страхов, что не позволили сказать лишних пару слов? Таких банальных, но таких важных? Сколько жизней это может оборвать, сколько миров разрушить?.. Никогда… Запомни, никогда не отступайся от того, чего хочешь. Не отвергай то, что жаждешь. Потому что завтра этого может не стать. Потому что завтра может не наступить. Потому что желать будет уже нечего. А ведь всё, всё могло сложится иначе.       Керидвейн отпустила его и отшатнулась, видимо, сама удивлённая своей пламенной проповедью.        Ричард молчал, потрясённый, потеряв дар речи. Даже его мозг, моментально обрабатывающий информацию, противился тому, что пыталась донести до него Керидвейн. Он смотрел на неё, словно видя впервые, и в его взгляде плескались растерянность и тревога. Уязвимость. Левиафан ненавидел и презирал уязвимость — и чужую, и, прежде всего, собственную. В это мгновение он слишком явно их ощущал.       Но левиафан всё же проронил неохотное: «пожалуй, ты права». Больше у него ни осталось времени ни на размышления, ни на разглагольствования, потому что оттуда-то позади донеслось «Ричард!», и он тут обернулся. Так поспешно, что сам бы возненавидел себя за это.       Почему-то левиафан не был впечатлён днём, но сейчас на него нежным морским приливом накатило ошеломляющее, пронзительное осознание, какой красивой была Софи — может, такой очаровательной её напротив сделали маленькие несовершенства и обычные живые вещи: она запыхалась, её щёки раскраснелись так, что это было заметно и при лунном свете, а пряди выбились из идеальной прежде причёски.       Ему вновь, как и прежде, захотелось заправить их за уши Софи, но тогда бы он просто не сдержался, вновь и вновь сдаваясь перед ней, и поцеловал её.       Нельзя.       Что бы он ни чувствовал, этого позволить себе не мог.       Но Ричард всё же спустился к ней, и Софи замялась, кусая губу, и от этого он тем более не смог отвести заворожённого взгляда. Может, Ричард просто ещё не проснулся. Забавно, но она часто снилось ему такою — со смущённой и растерянной улыбкой, с безмолвно льющимся на плечи лунным светом, и не было ничего, никаких небес, условностей и целого мира…       Ричард оборвал самого себя. Это ничего не стоило. Что он мог понимать?       — Я хотела извиниться за то, что случилось днём, — нерешительно произнесла Софи, стискивая предплечье ладонью, — Мне не стоило вам мешать, но я… испугалась. За тебя. Знаю, глупо, ты очень силён, но…       Ричард ничего не ответил, лишь заботливо коснулся тыльной стороны её ладони, и нефилимка разжала пальцы. Только сейчас она заметила, как была напряжена.       — Я беспокоилась… — протараторила Софи, словно боясь, что левиафан вновь оттолкнёт, прогонит её, посмеявшись. — Ты…       — Всё в порядке, — глухо проронил Ричард. — Тебе не за что извиняться и не о чем беспокоиться.       Воспользовавшись тем, что о ней все забыли, Керидвейн торопливо скрылась в тенях. К тому же, она так и не закончила свою тренировку.       Софи облегчённо выдохнула, дёрнув плечом и тут же в него вцепившись. Хотя вцепляться нужно было в крыло. Она всё-таки не сдержала тихого, мучительного стона, и мука исказила её прежде беспечное лицо.       — Что такое? — встревоженно вскинулся Ричард, пусть ему не нужно было задавать вопрос, чтобы понять. Он знал. Он помнил, что с ней было. — Твои крылья?       Софи сдавленно зашипела, зажмурилась. Не сдержавшись, она всё-таки уткнулась лицом в чужое плечо, совершенно не обращая внимания на засохшую кровь. Кажется, просить придётся. Кажется, придётся унять свою гордость.       Кажется… Она смутно подозревала, что это закончится чем-то очень неловким… Мисс Хейти будет в ужасе. Вон, даже сейчас висит в сторонке, всем своим видом источая неодобрение.       Но Ричард с нею, кажется, уже знаком — приходил к комнате Софи ночью…       Приходил. Заботился. Спрашивал. И сейчас осторожно держал её в объятиях, ненавязчиво массируя лопатки, стараясь унять боль.       Софи тихонько заскулила, но всё-таки ей пришлось взять себя в руки. Ничем хорошим не закончится, если она продолжит терпеть и молчать. Наверное. Вряд ли Ричард будет смеяться. Вряд ли в ней разочаруются больше, чем уже разочарованы… На этот раз Софи сдастся. Позволит ему увидеть, как ей плохо. Только на этот раз.       Ведь Софи поклялась, что никто её слабости не увидит.       — Ричард…       — Да? — он серьёзно взглянул на неё.       — Я хотела… сделать это не в таких обстоятельствах, — кажется, она покраснела. — Но раз уж всё сложилось… Ты не можешь помочь мне с крыльями?.. Я сама не дотягиваюсь, да и массаж себе сделать крайне затруднительно, сам понимаешь…       Нефилимка приглушённо рассмеялась.       Ричард застыл, и Софи ощутила, как он напрягся. На секунду ей показалось, будто сейчас он вновь её оттолкнёт. Оскалится и обожжёт ледяным презрением.       — Ты уверена?       — Я никому не доверю свои крылья, — фыркнула Софи. — Никому, кроме тебя. И в этом мире, и в своём.       Она прикусила язык. У ангелов это звучало признанием.       — Ну… — Ричард, растерявшись, помялся и оглянулся. С одной стороны, у стен сновали скелеты, несущие свою бесконечную вахту. С другой стороны — продолжалась не менее бесконечная кровавая делёжка власти у обезумевших демонов. Его это всё ничуть не волновало, но насколько он знал Софи, а он её всё-таки знал, — подобная обстановка ей была совершенно не по душе. — Не здесь ведь?..       Наверное, ему не стоило соглашаться.       Наверное, это была плохая идея.       Наверное, он ещё об этом пожалеть успеет.       Но…       Когда он замечал страдания Софи, всё внутри сжималось в плотный тугой комок.       Если он может облегчить её боль и откажется, кто он после такого?       Чудовище.       Но не в привычном понимании этого слова, а в совершенно ином — человеческом.       — Не здесь, конечно, — фыркнула Софи, хмурясь. — У меня красивые крылья, все могли бы любоваться ими, но это интимный процесс, сам понимаешь…       А может, и не понимал. Может, Софи и сама это смутно осознавала — судя по весьма туманным словам отца, крылья были чем-то особенным. Конечно, нефилимка, как и сама говорила, вряд ли бы доверила их кому-то, не будучи уверенной в этом существе. Не доверяй ему целиком и полностью.       Она подняла на него смущённый взгляд, и неловкость вновь поймала её в свою ловушку:       — Может… в моей комнате? Там никто не помешает и не отвлечёт…       Мисс Хейти пришла бы в ужас. Софи старательно не смотрела в её сторону. Но она ведь не собиралась заниматься ничем предосудительным, она просто…       Очень скучала по Ричарду. И сейчас размять её крылья было необходимостью. Почти медицинской помощью.       — Хорошо, — левиафан нервно сглотнул. Интимный процесс, да ещё и наедине — на что ты, Ричард, дьявол тебя раздери, подписался?       Но она выглядела такой несчастной, такой потерянной…       Совершенно одна в этом мире.       Ни семьи, ни друзей, которые помогут тебе, поддержат, позаботятся и утешат.       Только он — единственный знакомый огонёк в этом недружелюбном тёмном океане нового мира, наполненном подлыми и хитрыми тварями.       Но океан — его стихия, а не её.       Рот левиафана скривился в некоем подобии ухмылки. Какая ирония! Словно она оказалась в его шкуре. А он был Габриэлем, как тогда, в Эдеме.… Может, это его шанс отдать должок? Не самому архангелу, так его дочурке?       — Подозреваю, дорогу ты знаешь лучше, — уже уверенней сказал он, и злая торжествующая ухмылка пропала с его лица, стоило нефилимке неуверенно улыбнуться.       К счастью, дорогу Софи действительно запомнила — постаралась, чтобы лишний раз не спрашивать у мисс Хейти. И не смотреть в её укоряющие глаза.       Вот и сейчас она ощущала себя очень неловко и зажато, чувствуя чужое присутствие, слыша поступь родных шагов. Забавная мелочь: почему-то Софи заволновалась, хотя ещё совсем недавно ничего такого рядом с Ричардом не ощущала… Нет, ощущала, но всё-таки…       Странно было и то, что она и сама молчала. Неизменным в любом мире казалось то, что Софи должна болтать всю дорогу, рассказывать о глупостях и смеяться. И сейчас — ничего. Шутки казались неуместными, кощунственными. И эта серьёзность напрягала и пугала девушку, что бежала от серьёзности и ответственности так же рьяно, как её отец когда-то.       «Не пускайте никого и не заходите… пожалуйста», — проговорила Софи, подчёркнуто не смотря на призрака, когда они наконец добрались. Но даже сдавленное и тихое «пожалуйста» не смягчило стыда, объявшего грудь.       Она вздохнула, нервно проводя рукой по ткани платья, и осознала, что слишком поздно подумала о том, как выпускать крылья… Сейчас нужно их выпустить по-настоящему.       Переодеваться поздно, а выставлять Ричарда из комнаты или просить его отвернуться не хотелось.       Ткань на лопатках уныло и скорбно затрещала, и Софи несчастно выдохнула, раскрывая одно крыло, стараясь ничего не задеть и опускаясь на кровать.       — Если что, услуги профессионального массажиста не требуются, — усмехнулась она, пряча тревогу. — Просто… будь осторожнее, пожалуйста, нужно всего лишь размять крыло. И я буду благодарна, если ты расправишь смятые перья.       Ричард чудом услышал её слова. Он не помнил, когда открыл рот и сколько так простоял.       Нет, когда-то левиафан уже видел её крылья, и не раз, но это зрелище не переставало восхищать и завораживать его. Особенно сейчас, здесь, в трепещущем свете свечей, когда довольно мрачная до этого комната теперь вся озарилась мягким золотистым сиянием.       Он стоял и не решался ни подойти, ни прикоснуться к её крыльям. Это выглядело святотатством. Кто он такой, чтобы тянуть свои ничтожные персты — которые были даже не его — к такому совершенству?       Ричард почувствовал себя крайне неуютно. Возможно, даже готов был провалиться под землю. Позорно сбежать с поля боя, признавая, что ему стало страшно.       Он до сих пор весь измазан запёкшейся кровью.       Забавно, но до этого момента он не замечал, как отвратительно и страшно выглядел со стороны — чудовище рядом с нежной нефилимкой. Не осознавал. Ему было наплевать.       Но не здесь. Не сейчас.       Не с ней.       — Наверное, мне стоит помыть руки, — неуверенно пробормотал левиафан.       Софи настолько привыкла к чужому восхищению, что почти прекратила чувствовать его. Оно было как ненавязчивые солнечные лучики, что не грели кожу. Как ровный свет электрических фонариков на украшенных к рождеству улочках. Чем-то приятным, как запах майской листвы, но не таким уж родным, в отличие всех вышеупомянутых сравнений.       А сейчас… то, как Ричард смотрел на её крылья, заставило Софи смутиться. На самом деле, мало что могло заставить её это сделать, но он… она и сама иногда не подозревала, какие глубокие чувства может вызывать у неё Ричард.       Ангельские крылья красивые, да, ничего удивительного нет, и — сердце царапнуло тонкой иголочкой, словно в ягодном варенье попалась неприятная веточка — они похожи на крылья её отца…       Софи всё же надеялась, что Ричард любовался ею, а не образом из воспоминаний.       — Да, точно… — пробормотала нефилимка, пряча взгляд.       Она уставилась на свои руки, хотя иногда бросила исподтишка на Ричарда, смывающего кровь, неуверенные взгляды. Отчего-то всё взаправду стало пугающе неловким.       Было странно. Впервые после их ссоры они разговаривали без раздражения, оскорблений и ледяного презрения. Хорошо, молчали. Пусть в этом молчании не было ничего уютного. Ничего, напоминающего о тех вечерах, когда они валялись в обнимку на диване, смотря «Доктора Кто», и Софи, почти задремав, изредка бормотала какие-то пояснения и комментарии. Она с детства любила этот сериал, и, кажется, Ричарду он тоже нравился. По крайней мере, ему нравилось проводить с ней время — так нефилимке казалось.       Но сейчас это было необходимости. Софи горько усмехнулась, рассматривая свои обкусанные ногти. Они с Ричардом лишь деловые партнёры. Ничего лишнего.       Левиафан долго и тщательно тёр свои руки, словно пытался отмыть не запёкшуюся со вчерашнего вечера — и немного с сегодняшнего утра — кровь, а всю ту, что он пролил за свою долгую, слишком долгую жизнь. Жизнь, которая началась за тысячи лет до рождения Софи. Жизнь, которая была бессмысленней, чем одна-единственная её улыбка.       Он напоминал самому себе хирурга перед операцией. Ричард Роман, человек, чьё место он занял, находил удовольствие в просмотре подобных сериалов, но ему, левиафану, это казалось ерундой. Бесполезной тратой времени. Бизнес и игра на фортепиано были намного лучше. Интересней. Полезней.       Кажется, у него больше не осталось отговорок, чтобы отсрочить неминуемое.       Ричард медленно приблизился к распахнутым крыльям и протянул руку, которая застыла в воздухе, словно охваченная мукой.       Он не мог заставить себя прикоснуться.       Он, левиафан, не смеет лапать своими щупальцами святая святых божественных творений. Он, божья ошибка, не имеет права касаться её — девушки, что стала для их мира, для своих родителей, для Ричарда настоящим чудом. На которое они уже не смели надеяться.       Но ей больно…       Левиафан стиснул зубы и заставил себя аккуратно и бережно всё-таки положить руку на её крыло, дрогнувшее под его прикосновением. Он зажмурился, в глубине несуществующей души надеясь, что она просто наорёт на него и выставит вон.       Но вместо этого Софи шумно выдохнула, закрывая глаза. Ей почудилось, что боль стихла, испугавшись чужого прикосновения, хотя, конечно, это было фантомным ощущением. Она вернулась, стоило бы Ричарду убрать руку.       — Всё хорошо, продолжай, — поощрила нефилимка, едва заметно улыбаясь.       Вся её благодать затрепетала, ластясь к его пальцам. Софи и не думала прежде, что по крыльям могут бежать щекочущие мурашки, но они бежали, приятно покалывая и согревая кожу; ещё немного, и Софи замурчала бы, словно довольная кошка. Но. на желание мурчать это терпкое, сладкое чувство, что зрело внутри, подобно грозди винограда, не совсем походило. Было таким знакомым — и чужим, опьяняющим, сводящим нефилимку с ума. Она теряла разум, теряла ощущение реальности и льнула, подставлялась под чужие касания. Они воистину были необходимостью.       Софи не задумывалась ни на секунду о том, кто касается её крыльев. Левиафан, нефилимка… здесь и сейчас это были ненужные условности. Ничтожные, несусветные глупости. Все предрассудки и страхи отступили, испугавшись ласки, словно клинка. Софи надеялась, что и Ричард это поймёт, разделит с ней это удивительное чувство. Забудет обо всём, что его тяготило. В этом мире никто не знал о том, что он сделал. В этом мире на нём не висел груз вины за то, что он натворил в своём. Разве Софи не приняла его? Разве не желала быть с ним, несмотря ни на что?       Сбившееся дыхание выравнивать не хотелось.       «Ричард», — прошептала нефилимка и ощутила, как дрогнули его руки.       Услышав слова Софи, услышав её разомлевший, нежный голос, левиафан успокоился. Хотя мозг твердил ему, что стоило бы запаниковать.       Ричард чувствовал, с какой благодарностью — он очень надеялся, что это именно она — отозвалось её тело на его осторожное прикосновение. И что-то животное откликалось в нём, тянулось, и оно было сильнее разума. Оно твердило, приказывало, шипело ему: «Смелее». Манило и сводило с ума.       Он привык доверять своим инстинктам. Именно они вели его каждую битву, позволяли выживать и убивать, не раздумывая. Но…       Сейчас же не требуется ни того, ни другого?       Почему они так сильны?..       Ричард осторожно положил вторую руку рядом и принялся нежно и очень аккуратно, едва касаясь, разминать крылья. Словно под его руками были не ангельские перья, а ставшие уже давно привычными и знакомыми клавиши фортепиано.       Пальцы сами собою сжали ткань платья, и Софи не сдержала тихий полустон, потому что это было именно то, что ей было нужно. Всё оказалось гораздо лучше, чем она себе представляла; она не ожидала от Ричарда такой нежности и осторожности, но получила их, и это потрясло её — на каком-то трепетном, причудливом контрасте. С тем, каким Ричард был с другими.       Это левиафаны жижа, не ангелы, но Софи казалось, что её крылья вот-вот растекутся под чужими пальцами, растаяв, как воск на ослепительном солнце. Будто бы она всё-таки до чего-то недосягаемого и прекрасного дотянулась…       — Да, именно так, — вздохнула Софи, на этот раз не в силах скрыть улыбку. — Не останавливайся, пожалуйста.       И боль наконец-то утихала, ослабевала, оборачивалась тенью и соскальзывала во мрак. Настоящее блаженство. Наверное, другие ангелы такие недовольные, потому что им никто не делал массаж.       Ричард замер на мгновение, когда с её губ слетел тихий стон, испугавшись, что причинил ей боль.       Но нет, он не был исполнен боли — лишь облегчения.       Левиафан, помедлив, выдохнул и продолжил.       «Не останавливайся».       Он уже и не думал. И не хотел.       Он играл на её крыльях свою симфонию, и пальцы Ричарда — ловкие пальцы пианиста — порхали по её изящным перьям, словно по клавишам, что отзывались на каждое касание. Процесс околдовал, зачаровал его, и левиафан хотел отдаться ему полностью, отдать ему всего себя.       Отдать себя ей.       Без оглядки, без сожалений.       Мысли, что всегда мучительно роились в его голове и грызли его изнутри, словно стая крыс мёртвое тело, растворились. Будто он и правда играл на фортепиано.       Софи сама не поняла, в какой момент начала ему мешать — непроизвольно и совсем по мелочи. Кажется, она слишком сильно вздрогнула. кажется, не смогла удержаться от желания провести нежно пёрышком по его щеке, слегка изогнув крыло.       Кажется, ей слишком хотелось обернуться (пусть она ни за что бы не прервала этот восхитительный массаж, она определённо будет эксплуатировать Ричарда всю оставшуюся вечность), чтобы посмотреть ему в глаза и наконец-то всё сказать.       Нет. Говорить не хотелось.       Тончайший солнечный свет или дуновение ветра, близость небес и благодати не могла принести Софи столько наслаждения, потому что ничто из этого не могло касаться её крыльев так, как это делал Ричард. Словно всё наполнили пламенем, и Софи не боялась. Совершенно не боялась — ни его, ни того, что может случиться.       Наверное, в этот момент Софи почувствовала себя по-настоящему счастливой, подставляя крыло под чужие прикосновения, наслаждаясь каждым мгновением, не сдерживая мягкого сияния, что разлилось по комнате. Ещё сильнее. Ещё теплей.       Перья, казалось, не желали отпускать чужие пальцы, а если Ричард на крыльях играл, то у него явно получалось извлекать из Софи тихие звуки удовольствия.       Боль притупилась, растаяла. Софи надеялась, что та не вернётся ещё долго — хотя и хотелось бы вновь уговорить Ричарда размять её крылья.       Кажется, ему и самому нравилось?..       Когда Софи начала крутиться, это его не раздражало и не отвлекало — процесс слишком увлёк левиафана.       Этот мир… Дарил ему одно наслаждение за другим. Неужели это и правда то место, где он может быть собой, не испытывая стыда и отвращения за себя самое?       Он поддался мгновению, отдался ему полностью, без остатка.       Позволил утащить ему себя туда, куда его влекло нечто странное, тянувшееся из самых глубин его естества.       Позволил утащить ему себя к её шее, и растечься по ней жарким поцелуем.       «Не отвергай то, чего желаешь».       Магия момента развеялась, словно утренняя дымка, рассыпалась вдребезги, разлетелась мириадами осколков.       Ричард, проклятье, что ты творишь?!       Ужас. Липкий, животный страх объял его.       Как он позволил этому произойти?!       «Прости», — с трудом выдавил он и вылетел из спальни.       Ты же с ней расстался, идиот!..