Hero_in

Прохлада осени ощущалась уже, хоть и сейчас был только август. Она, словно огромная грозовая туча на чистом небе, застилала всё и всех вокруг каждый вечер, рассеиваясь лишь к утру, а то и вовсе держалась ещё и утром, когда первые пешеходы выходили на ещё нетронутые улочки. Впрочем, погода в последние годы шалит, при чём так, что в следующую же минуту с неба могут начать падать небольшие капли, с каждым мгновением наращивания свою интенсивность. Шалит, к слову, не только погода. Но ни ливень, ни чёртов смерч не сможет помешать Максу напиться в одном из столичных ночных клубов, позже, естественно, приползая к чужой двери и моля о помощи. Но обо всём по порядку. Макс Барских - человек принципов, и уж если он проспорил, что выпьет несколько шотов подряд, не закусывая ничем, то он, поверьте на слово, таки это сделает. Макс Барских - человек, плавающий среди известных стране лиц как рыба в просторном аквариуме, пока все то и дело оборачиваются и задаются всего одним немым вопросом - кто это? И наконец, Макс Барских - тот, кто точно не собирается и не будет наутро жалеть о некоторых совершённых поступках на нетрезвую голову, а уж тем более дождаться от него извинений за эти же поступки - дело гиблое. Разум даже не может или же просто не силится припоминать с кем, где и когда тело вчера совершало эти поступки, да и какие они на самом деле были. Самые худшие опасения и версии он, конечно, отбрасывал, но всё равно держал крепко в руках где-то на подкорке сознания, не желая выпускать их наружу и давать этим тварям свободу. Очевидно, что эти мысли могут потрепать нервы знатно, потому лучше использовать всем известную поговорку. Меньше знаешь - крепче спишь? В его случае есть лишь практически полное отсутствие сна и отдыха, ведь после нескольких часов подряд, проведённых на танцполе и за уничтожением содержимого всё новых и новых стаканов, необходимо отдыхать по-настоящему. Ох, он бы сейчас не отказался от таблетки, способной мигом убрать и излечить невероятную головную боль, разрывающую черепную коробку изнутри. На свежем воздухе возле клуба становится хоть немного лучше, если запах бензина, смешанный с десятками ароматов алкогольных напитков, можно назвать свежим воздухом. В голове до сих пор гудит и он не до конца понимает звучат ли ритмы зарубежных хитов именно там, либо же они пробираются сквозь стены здания. В любом случае, они бьют по вискам железными кувалдами, заставляя брови нахмуриваться сами по себе. Несколько окружающих в виде таких же напившихся и не контролирующих своих действий и бровью не ведут, когда Барских приземляется прямиком на твёрдый тротуар. Он же пытается разблокировать мобильный телефон, что удаётся с трудом, ведь пальцы не слушаются, ровно как и всё тело, не в состоянии провести ровно графический ключ. Спустя несколько минут ему всё же удаётся выполнить эту непосильную задачу, но теперь появляется совсем иная, гораздо более трудная, чем какой-то там пароль. Слава небесам, необходимый контакт не приходится искать долго, ведь он находится в начале списка в алфавитном порядке. «А». Соскользнувший палец нажимает на вызов, но совсем иного контакта. Нет, не это. Он поспешно, насколько это возможно в данном состоянии, прерывает вызов, вновь возвращаясь к списку. Сейчас точно попадёт. На другой стороне трубки слышны недолгие гудки, после которых следует продолжающаяся ещё несколько секунд тишина, пока собеседник наконец не решается произнести заветное «Да?». Невнятная и сбивчивая речь, оглушительные, учитывая ужасную мигрень, возгласы и почти что трёхэтажный мат и, наконец, это самое «Никуда не суйся, я вызову такси». Стальные нервы у этого контакта, начинающегося с «А», ведь не каждый захочет в пять утра не то что говорить, даже открыть глаза. В такси его укачивает немного и водитель с немного поседевшими висками предупреждает что выгонит из автомобиля в том случае, если на его коврики пассажир с перегаром захочет выложить вместимое своего желудка. Но Барских держится кое-как, опускает окно, дабыоть немного свежего воздуха могло пробраться в лёгкие, в которых уже несколько минут царит запах ароматизирующей «ёлочки», висящей и болтающейся в такт каждому движению машины на зеркале заднего вида. Прикрывает на всякий случай рот ладонью, ведь от духоты избавиться не выходит и приходит вполне логичный вывод - духота стоит далеко не в автомобиле, а в голове и сознании, затуманенными количеством выпитого, да и не только выпитого. Всю дорогу Барских пытается совладать со своим организмом и сознанием, сидя с прикрытыми глазами, ведь в обратном случае всё вокруг кружится в нелепом бессмысленном танце. Но всё-таки этот танец приходится терпеть, ведь из автомобиля с закрытыми глазами он не выйдет никак, чтобы не упасть. Хотя и без закрытых глаз он способен чертыхнуться на ровном месте, и это даже скорее не из-за алкоголя. Как только дверка словно выглаженного Шевроле открывается, Макса тут же берут за шкирку, словно учитель, который засёк подростка с сигаретой за углом школы, и, бросив водителю прямиком на переднее сидение несколько купюр, ведут в сторону небольшого здания. Барских и не брыкается, хоть и предпринимает попытки идти самостоятельно, которые заканчиваются тут же. Лестница и её ступеньки вместе с этажами сейчас становятся самой ненавистной преградой. Макс прислоняется виском к прохладной стенке, пока ключ в замочной скважине поворачивается, и чувствует от этой прохлады невероятное облегчение, прямо-таки настоящее спасение. Которое спасает его не так долго, ведь тут же его заставляют пройти внутрь квартиры, где он сразу же интуитивно следует в ближайшую в поле зрения комнату. Ею оказывается гостиная с неимоверно удобным диваном. Он прекрасно знает, несмотря на опьянение, что серьёзного разговора и вычитывания не избежать. Но об этом можно будет подумать позже, точно не сейчас, сейчас он не в силах даже оторвать голову от кожаной оббивки, словно кто-то специально налил на неё супер-клея. Развалившееся тело так и застывает, пока не начинает отчётливо слышаться сопение. Уснул. Спасибо что хоть квартиру не успел испоганить, но для перестраховки лучше поставить рядом с кроватью тазик небольшой. Утро вечера мудренее, а ещё намного более болезненно, если даже не учитывать сильнейшее похмелье. Он не засыпал в своей кровати уже несколько дней по абсолютно разным причинам; не всегда из-за ночных клубов. Ему крайне трудно перестроиться со своего размеренного темпа жизни после того, как его заметили и решили взяться за юного исполнителя. Хотя до такого слова ему ещё расти и расти, как бы гнустно и тяжело это не казалось и не было. Заметили? Да, именно, а вернее заметил один уже достаточно известный в своих кругах человек, имя которого в титрах каждого нового клипа заставляет ожидать многого. Алан Бадоев. Макс даже сначала не понимал, да и чего там сейчас не понимает, почему он выбрал его среди остальных. Более перспективных, как сам Барских выражается. В любом случае, он так и не может оторвать голову от дивана, прислушиваясь к отдалённым шагам в другой комнате. И, кажется, они приближаются в его сторону. — Подъём, — Барских что-то бурчит невнятно, поворачивая голову в другую сторону от испепеляющих лучей солнца. Светит, но не греет, — Максим, вставай. Парень лежит не дёрнется, понимая по аккуратно пробирающемуся еле уловимому аромату духов, который сдувает прорвавшийся в комнату сквозняк, что Алан стоит прямо возле него, смеряя своим обычным оценивающим взглядом. Впрочем, ему уже не впервой показываться ему в таком состоянии, так что сомнения и, не дай Бог, совесть даже не приближаются, чтобы погрызть и душу. Вероятно, все те чёрные кошки, скребущие внутри до невыносимой боли, вынуждены были спасаться от самого Барских вчерашней ночью. Он ощущает как его дёргают за плечо, пытаясь хоть немного привести в чувства. На этот жест парень, хоть и нехотя, но расцепляет веки, из-за чего мигрень становится ещё сильнее; можно точно поклясться, что именно так ощущалась бы лоботомия, если бы её ещё проводили. Лучше бы организм отказался принимать и усваивать всё количество выпитого, честное слово. — Максим, я пока не хочу даже разбираться что, как и почему, — Барских кое-как приподнимается в сидячее положение, сразу после чего его атакуют головокружение и тошнота в крепком, но нечестном союзе. Два на одного - минимум подло, — Собирайся. — Куда? — вопрос звучит вяло, пока он пытается протереть лицо ладонями, избавиться хоть от капли этого ужасного похмелья. Нет, лучше не говорить при нём слова, подобные на «капли», «литры» и «миллиграммы» сейчас. Бадоев лишь тяжело вздыхает, потирая переносицу в немом жесте раздражения, после чего следует продолжающаяся тишина и разрезающее её «На интервью». Интервью? Ох чёрт, интервью. Он же прекрасно помнил, что Алан говорил ему об этом несколько дней назад и то, как он волновался за то чтобы всё прошло нормально, ведь подобного опыта у Барских крайне мало, если не сказать, что практически нет. Для Алана не упасть лицом в грязь перед толпой зрителей и фотографов - дело важное. Если и упал, то нужно сказать, что так и было задумано, ведь любой казус или ошибка непоправимы на глазах общественности. Одно из первых интервью, а ты в состоянии смятой листовки, лежащей среди иного мусора в баке. Чудесное утро. — Прости, — уже более тихо проговаривает Макс, наконец соизволив подняться на ноги и пройти к ванной комнате. Этого «прости» уж точно не будет достаточно, но это всё на что он пока что способен. Ледяная вода режет кисти, ладони и пальцы наточенным лезвием ножа, переходя вскоре на лицо, которое ему самому противно в отражении зеркала. Выглядишь необычайно хреново, Макс Барских. Он и сам догадывается, что именно эта фраза хочет слететь с губ Алана, наблюдающего за его перемещениями в сторону кухни. Но Алан молчит неприступно, только и останавливая его у порога, когда Барских уже хочет побыстрее спуститься вниз, дабы избежать лишних упрёков и замечаний. Они по-любому должны присутствовать, ведь Алану обязательно необходимо как и хвалить за маленькие победы, так и упрекать за большие ошибки. — Ты собираешься на интервью в таком виде? — парень утвердительно качает головой, не понимая именно этой претензии Бадоева. Такое впечатление будто только Алан и видит пятна на его одежде и понимает, что под светом и вспышками камер Макс со своей рассеянностью и шатающейся походкой будет похож скорее на восставшего прямиком из могилы мертвеца. — Я не успею вернуться домой и.., — не заканчивает предложения, ловя очередной вымученный вздох продюсера. — Шкаф слева, рядом с кроватью, — парень в растерянности кивает, наблюдая за тем, как Бадоев открывает дверь, останавливаясь на пороге, — Переоденься, я жду. Барских следует указаниям, действительно обнаружив шкаф с высокими зеркалами на дверцах, и пытается найти более подходящие вещи. Учитывая весьма необычный вкус Алана во всём, одежда не является исключением, поэтому, порывшись среди вешалок, Максу всё же удаётся выудить оттуда сорочку и штаны. Если накинуть эту сорочку поверх своей футболки, то будет не так заметна помятость второй. В последний раз посмотревшись в зеркало он убеждается, что выглядит хоть немного более похожим на человека, следуя к выходу, где его уже более весело осматривает Бадоев. Максу хотелось бы выглядеть как он. Иметь такой пример вкуса и стиля перед глазами бывает временами удручающе, ведь он представляет как нелепо будет выглядеть в тех же вещах, с теми же манерами и речью. Алан, безусловно, выглядит как икона стиля с главных страниц глянцевых журналов в его глазах, но сам Барских пока и не догадывается как ему стать.. иконой. Девятнадцатилетнему пареньку это сделать достаточно трудно среди уже состоявшихся и крепко держащихся на ногах звёзд эстрады. Но, с другой стороны, зритель и слушатель всегда просит зрелищ, хлеба и свежей, новой крови, которая ещё не успела приесться. Значит, у него всё-таки есть шанс? В салоне движущегося по улицам столицы автомобиля он и не проронит ни единого слова, пытаясь словно вжаться в дальний угол на заднем сиденье, словно это поможет ему скрыться, убежать от предстоящего. От того, как все будут без слов высокомерно наблюдать, глазеть и пялиться, словно пытаясь мысленно раздавить и то, как эти «все» захотят услышать те ответы, которые будут устраивать лишь их. — Главное не думай долго над ответом, — Бадоев, до этого мрачно созерцающий вид из окна, подаёт голос и поворачивается в сторону Барских, который, в свою очередь, содрогается, выныривая из глубочайшего в мире озера раздумий, — И не делай лишних движений. — Ладно, — хотелось выпалить что-то вроде «А интервью нельзя.. перенести?», но парень понимает что со стороны Бадоева ему и те было оказано немалое одолжение. Да и переносить интервью во второй раз никто не собирается и не собирался. — И выпей таблетку. Может хоть что-нибудь сможешь сказать, — Барских принимает из его рук небольшую наполовину пустую пластинку и полулитровую бутылку воды, до этого мирно покоящуюся возле водителя. Пожалуй, горький вкус таблетки от головной боли не так и ужасен по сравнению с предвкушением интервью. В конце концов, эти журналисты же не будут копаться в прошлом или в очевидно личном, ради чего пришлось бы выдумывать более менее нормальные ответы, верно?