Прошепчу я тебе на французском...

Осень для многих является чем-то скучным, грустным и непривлекательным. И лишь некоторые люди видят в этом времени года нечто прекрасное, романтическое, то, что полностью способно описать их чувства. В этом году осень вышла тёплой — температура не опускалась ниже плюс пяти градусов, дожди хоть и шли, но редко, а также солнышко часто пригревало. — Уильям, сегодня как всегда прекрасная погода, может в кафе сходим? Недалеко новое открылось, говорят, очень даже неплохое, — тараторит Мануэль, держа холодные руки англичанина в своих ладошках. — Что насчёт пяти вечера? Ты свободен? — Давай всё по порядку, Мануэль, — улыбается Темзенд. — Я буду не против сходить с тобой в кафе. — Тогда в пять на этом же месте? — с задором спрашивает тот, не отрывая взгляда от собеседника. Коридор офиса полон работников. С ними то и дело здоровались Лучиано, Берхард и остальные, а те, кивая и улыбаясь украдкой, продолжали свой разговор. Мужчины обсуждали сегодняшнее собрание, на котором их много в чем упрекнули. Когда атмосфера становилась неуютной, они сразу переводили тему, начиная говорить то о замечательной погоде, то о предстоящей встрече. Гонсалес предлагал ещё прогуляться, но Уильям отрезал короткое: "посмотрим". В один момент лицо англичанина приобретает странное выражение. Это, скорее всего, недопонимание? — Уильям? Ты чего? — прерывая свой монолог, спрашивает Мануэль. — Выглядишь, будто увидел что-то страшное. На плечо испанца ложится тёплая ладонь, которая сжимает строгий пиджак, желая впиться ногтями в кожу. Тот медленно поворачивает голову и видит сзади себя Пьера. Гонсалес отпускает руки Уильяма, поворачиваясь к французу. Темзенд встаёт рядом с другом, наблюдая за Сенье. Пьер стоит в недоумении, всем своим видом выражая, что он чему-то явно не рад: его кулаки сжаты, а сам он напряжён. Смотрит то на Уильяма, то на Мануэля, так и желая высказать своё негодование. — Какие-то проблемы? — подмигивая, спрашивает Мануэль. — чего же тогда хмурый такой? — Тебя не должно это волновать, — грубит Сенье. Он хмурит брови, всё более ненавистно оглядывая парней. — Куда вы собрались? — А это уже не должно волновать тебя, — язвит Гонсалес, не переставая улыбаться. — Пойду, пожалуй, не хочу участвовать в разборках. Испанец, попрощавшись с Уильямом, сливается с толпой, теряясь где-то в коридоре. Англичанин смотрит на Сенье неодобрительно, своим взглядом говоря, что тот всё испортил. Пьер расслабляется, не сводя глаз с пронзительных зелёных глаз Темзенда. — Пьер, — начинает Уильям. — что это было? — Что тебя не устраивает? — мнётся Пьер, но всё же потом возвращается к разговору.— Ты же не пойдёшь никуда? — Почему это? — вздыхает Винздор. — Почему я не могу сходить с Мануэлем в кафе? Ты прекрасно знаешь, что мы друзья, так в чем проблема? Пьер молчит, продолжая глазеть на Уильяма. Англичанин поправляет очки и, задевая плечо Пьера своим, намеревается уйти. Француз хватает его за запястье, заставляя обернуться на себя, что тот и делает. Между ними пробегает секундная искра, после которой Винздор освобождает свою руку от чужого хвата. — Умерь свой пыл, Пьер, тогда и поговорим, — кидает на последок Темзенд, удаляясь, по всей видимости, в свой кабинет. Пьер провожает того взглядом, но он не собирается всё так оставлять. Обдумывая произошедшее, он стоит ещё минуты три в коридоре, а после он следует к кабинету англичанина. По пути спрашивал общих знакомых, не видели ли они Темзенда, но те отвечали, что парня не видели. Проходит по длинному и запутанному коридору, который ведёт во множество дверей, но он ищет лишь одину-единственныу, с золотой табличкой: "Уильям Винздор-Темзенд". Всё же дойдя до столь знакомой двери, Сенье прислушивается к, казалось бы, гробовой тишине, но сквозь толстый слой древесины ему всё же удаётся расслышать голоса. Эти голоса он мог узнать из тысячи, из миллиона. Тело пробивает неприятное чувство, он снова напрягается. В голову лезут навязчивые мысли, которые и перебоя не давали обычным. Его не покидало неописуемое чувство обиды, хотя как таковой причины на это и не было. Они могут обсуждать работу, а могут и... Это те самые мысли, которые Сенье отгонял в сторону, но они так и пробирались в самую глубину его размышлений. Половину слов расслышать не может, из-за чего не может и связать их, чтобы понять хоть часть их разговора. Все же сдавшись, француз отходит от двери и становится рядом, выжидая, пока хоть кто-нибудь покинет кабинет. Изнутри слышался смех, неразборчивый шёпот, стуки, топот, и это всё сеяло в Сенье ещё большие подозрения. Под дверью он просидел достаточно, минут двадцать. Оттуда вышел Мануэль, весь счастливый, светившийся от счастья. Перед ним сразу предстаёт Пьер, перегораживая путь дальше. Испанец смотрит с недоумением, но всё же понимает, что от надоедливой личности ему не отвертеться. — За мной иди, — командует Пьер, уводя за собой знакомого. Они спустились на первый этаж, и Сенье толкнул Гонсалеса в один из мужских туалетов на этом этаже, закрывая дверь на щеколду. Мануэлю непонятны намерения Пьера, ведь от него можно ожидать чего угодно. Гонсалес, напряжённый, стоит и ждёт действий со стороны француза. Тот делает вокруг испанца пару кругов, но всё же останавливается напротив, смотря в чужие тёмно-зелёные глаза. — Ну чего же ты словно на иголках? — щуря глаза, спрашивает Сенье. — Я просто хочу с тобой поговорить. — Ты думаешь у нас есть общие темы для разговора? — Оу, есть, конечно же, — чуть улыбается француз. — Но сейчас не об этом. Во-первых, что ты делал в кабинете Уильяма? Мануэль молчит пару секунд, а после, ухмыльнувшись, складывает руки на груди, смотря на того с нотками издёвки. — Я отсосал ему, а что? Сенье перестаёт улыбаться и вообще проявлять какие-либо эмоции, кроме как удивления и злости. Он поджимает губы, не отводя глаз от чужого надменного взгляда, что так и прожигал изнутри, заставляя сердце пылать, а себя — сдерживаться. У него начало сносить крышу. Пьер смотрит на довольного Гонсалеса со всей ненавистью, что когда-либо была у него. Так и хотелось разукрасить невинное личико парой-тройкой синяков, но у него, как никак, были другие планы. И намного лучше. — Тупая шутка, — спустя время отзывается Сенье. — Прекращай. — Кто же знал, что ты настолько серьёзен, что не сможешь воспринимать мои шутки? — отмахивается испанец. — Ты только это хотел у меня спросить? — Нет, не только это. — француз делает паузу. — Я считаю, что мы не должны относится друг к другу словно кошка с собакой, сцепившиеся на улице. Мы можем наладить отношения? — Сенье, успокоившись (нет), выглядит словно ангел Божий, сошедший прямиком с небес. — Ты воспринимаешь меня как шутку? — серьезно заявляет Гонсалес. — Я не пойду на твоём поводу, Пьер. Сенье выводило из себя то, что всё шло не по плану. Он думал, что Мануэль согласится, будет готов наладить с ним отношения, но сегодня удача, видимо, не на его стороне. — Я серьёзно говорю, что готов наладить отношения. Где ты сейчас видишь, что я над тобой шучу? Я даю тебе пять секунд на ответ: либо да, либо нет. Отсчёт пошёл. Раз... — Если ты и вправду настроен серьёзно, — перебивает того испанец. — То я, в принципе, был бы не против. Я уже не могу терпеть в свою сторону косые взгляды, которые летят от тебя. — Я рад, что ты пошёл мне на встречу, — всё же улыбается Пьер самыми уголками губ. — Почему бы нам сегодня с тобой всё не обсудить? Часов в семь, что думаешь? — Тебе не кажется, что это слишком поздно? — с недоумением смотрит на того Гонсалес. — Думаю, я к тому времени освобожусь. — Отлично. Вы же с Уильямом пойдете в кафе? Я напишу тебе свой адрес в мессенджере, придёшь, как освободишься. Они и распрощались на этой ноте. Чуть позже Сенье отправил Мануэлю свой адрес. Пьер шёл не то, чтобы счастливый, а, скорее, довольный и удовлетворённый. Даже несмотря на первоначальный провал, испанец всё же согласился. Клюнул на уловку, как говорится. Гонсалес чувствовал, что это не к добру, но всё равно не решался отказать. А вдруг это правда единственный шанс наладить отношения? Что бы то ни было, о чем бы он не размышлял, настроение испорчено не будет. Ничто не способно испортить настроение перед предстоящим свиданием с тем, кого долго добивался. И даже если француз его просто кинет или разыграет, он сердиться-то и не будет, ведь его-то не сильно волнует.