Напарники

      Пурпур заката заливает пол кабинета в башне Иафаха, дробясь раздельными потоками от оконных рам. Великий Магистр перекладывает в идеально ровную стопку очередную табличку – с вступлением Мира Стержня в Священный Союз Странствий работы снова стало больше. Подготовка необходимых документов; создание Высокой Школы Иафаха, когда-то кажущейся далёкой мечтой, а теперь ставшей совершенно необходимой реальностью; организация портальных точек для включения Мира в Союз и облегчения путешествий между мирами – всё это отнимает уйму времени и сил, и не только у Великого Магистра. Все тайные сыщики включились в работу, и даже своего лучшего друга Лонли-Локли видит урывками, пересекаясь с ним на всеобщих совещаниях Ордена, Короля и Тайного Сыска. Иногда удается поймать дюжину минут, чтобы покурить с Максом вдвоем, глядя на Ехо из окон кабинета Великого Магистра или с крыши Мохнатого Дома – но и только. Впрочем, в данной ситуации Шурф скорее рад за друга. Заваленный срочными делами и чудесами иных миров Макс и думать забыл о своем грешном поезде.       Макс… Воображение услужливо рисует привычную картину. Светлые рыжеватые волосы, увязанные в небрежный хвост, переменчивые глаза – удивлённые, восторженные, печальные, вдохновенные. Порывистые движения, рваное дыхание взахлёб – Макс стал старше, он уже не похож на того подростка, каким впервые увидел его Шурф Лонли-Локли, Мастер Пресекающий Ненужные Жизни, в гостиной Почтеннейшего Начальника. Но всё так же жаден до жизни, людей, впечатлений, чудес. Мысли отзываются теплом в груди, сладким томлением ниже. Шурф слишком хорош в дисциплине сознания, чтобы врать самому себе – с тех пор, как увидел Макса в Кофейной Гуще, повзрослевшим, ещё более могущественным, чем прежде, ростки совсем не дружеского вожделения, взошедшие после совместной поездки в графство Хотта, разрослись и теперь цветут буйным цветом.       Закончив дела, он поднимается с привычного стула с жёсткой спинкой, оглядывает идеально чистый кабинет и неожиданно замечает на подоконнике пачку сигарет. Складывает находку в карман мантии. Удивительно, как не увидел её раньше? Ночь за окнами обнимает город, окутывает тьмой пятна фонарей, переливается всеми оттенками синего, черного и фиолетового. Макс, вероятно, ещё не спит, и можно послать ему зов, чтобы спросить про сигареты. Зов уходит в никуда, похоже, его друга в очередной раз унесло не то в иной Мир, не то на Темную Сторону. Что же, у него ещё будет время поинтересоваться загадочным появлением пачки на подоконнике.       Великий Магистр касается рукой стены кабинета, направляет магию, проверяя защитные плетения древней резиденции. Убеждается, что ничего не нарушено, Иафах спокойно дремлет в потоках магии Сердца Мира, и можно, наконец, завершить очередной долгий день, шагнув Темным Путем сначала вниз, к бассейнам, а после, наконец, в спальню.       Стоит оказаться в спальне, как приходит мгновенное осознание: он здесь не один. Многоступенчатая защита покоев Великого Магистра – сердца Ордена – пропускает без возражений лишь двоих, не считая всемогущей леди Сотофы. Один из них, кажется, вовсе не подозревает о существовании этой самой защиты, не смеющей протестовать против яростного желания, другого же Магистр собственноручно внес в защитный контур. Первый, как ни жаль, предпочитает являться со своими головокружительными идеями и проблемами непосредственно в кабинет, требуя камры от орденского повара, а вот второй...       Все эти мысли проносятся в голове за доли мгновения, а в следующий миг рука ложится на его горло, другая распарывает острыми ногтями скабу, и к спине недвусмысленно прижимается горячее поджарое тело.       Ну уж нет.       Поток магии разгорается в солнечном сплетении и прорывается назад, формируя щит против физических атак, отталкивающий визитера и впечатывающий его в стену. Острые ногти оставляют на шее саднящий след. Шурф успевает откатиться в сторону, вжаться в стену и поднять первый щит, когда в него вонзается молния и рикошетом уходит вверх, опаляя часть стены. Прекрасно. У него как раз есть одна идея на этот случай.       Гость держит паузу, текуче перемещается вдоль противоположной стены, выбирая наиболее удачный момент для новой атаки. Хозяин всматривается в горящие в темноте раскосые глаза, шалую ухмылку губ. Безумный коктейль из азарта и похоти заполняет тело, туманит разум, мешая сосредоточиться. Но он прекрасно чувствует соперника, безошибочно угадывая момент атаки. Рывок, подсечка, короткий миг борьбы и оба запястья противника в его руках. Всплеск магии, резкий уход с линии атаки, щит. Впрочем, кажется щит уже без надобности.       Взвинченное тело требует немедленного действия – впиться в шею, подмять под себя, войти одним яростным рывком. Но контроль пока при нем, и Шурф поднимается, по дуге обходя лежащего в центре мягкого пола спальни гостя. Видит, как тот пропускает по телу волны магии, пытаясь высвободиться из сковавших руки за спиной пут. Ухмыляется. Маска Лонли-Локли, и без того истончившаяся в последнее время, почти ссыпается с его лица и сознания. Противник, тем временем, садится на колени и поднимает смеющиеся глаза на хозяина спальни.       – Отлично. Просто превосходно! Ученик почти превзошел своего учителя!       Шурф медленно приближается, осматривает добычу. Вид обнажённого связанного Чиффы невероятно возбуждает, сгущая туман похоти в голове. Кеттариец скалится в ухмылке, настороженно следит за вкрадчивыми плавными движениями. В его глазах плещется азарт и вожделение, заставляя резко сократить расстояние и впиться в губы жадным поцелуем. Лис с готовностью отвечает, впуская в рот чужой язык, стонет в поцелуй. Шурф прижимает любовника к себе, безумно шарит по телу руками, разводит в стороны ягодицы, трется о стоящий член своим, терзает зубами шею. Ответные стоны ласкают слух, заставляя все больше терять разум.       Остатков самообладания хватает, чтобы смазанными заклинанием пальцами наскоро растянуть любовника, не переставая лихорадочно целовать, и, развернув к себе спиной, наконец толкнуться внутрь. Чиффа не может сдержать вскрик удовольствия, сам подается назад, насаживаясь на крупный член до упора, откидывает голову, вжимая затылок в плечо, и замирает. Шурф едва терпит навязанную паузу, но дает привыкнуть, почти нежно целует открытую шею, сжимает зубами кожу рядом с яремной веной. Снимает заклятие с рук и толкает Охотника вперед, накрывая собой и начиная двигаться, вбиваясь яростно, в безумном жадном ритме. Кеттарийцу, впрочем, того и надо. Приправленное нотками боли и охотничьего азарта возбуждение разгоняет застоявшуюся от мирной жизни кровь, заставляет стонать и извиваться, подаваясь навстречу мощным толчкам. Хватает их обоих ненадолго. Шурф обхватывает ладонью член любовника и через пару движений чувствует, как напрягается спина, как сжимаются мышцы вокруг собственного члена, и последний, почти жалобный стон и всплеск магии Чиффы выталкивают его за грань, заставляя взорваться фейерверком собственной силы, вжимаясь в бедра последним глубоким толчком.       Потом Лонли-Локли сидит, прислонившись спиной к стене, ощущая бедром тяжесть головы Джуффина, и дышит на двенадцать. Две дюжины вдохов спустя в его голову приходит замечательная идея, и он хлопает рукой по мягкому полу, призывая пачку сигарет из кармана магистерской мантии. Вытягивает одну, вкладывает вторую в требовательно протянутую руку, закуривает.       – Чем это ты так здорово меня спеленал?       Крепкий табак из иного мира слегка туманит сознание, расслабляет тело. Приятная тяжесть чужой головы на бедре успокаивает.       – Сто пятьдесят шестая ступень Черной магии и двести первая Белой. – Стены этой спальни и не такое повидали. – Моя недавняя разработка. Слегка модифицировал классическое заклинание пут сто двенадцатой ступени Черной магии. Для снятия необходимо слово-ключ, которое может быть совершенно любым.       – Он еще и заклинания разрабатывать успевает! – Хохочет, вминая затылок в бедро.       Сквозь дым лицо Охотника кажется зыбким и переменчивым. «Разбойничья рожа», вспоминает Лонли-Локли определение, которое, смеясь, выдал Макс после того, как впервые увидел на Темной Стороне шефа без маски Почтеннейшего Начальника. Шурфу лицо наставника кажется скорее хищным, звериным – немудрено, оборотень и есть оборотень. Чиффа.       Всё чаще последнее время их встречи напоминают драки двух лисиц, не поделивших территорию. Сказывается слишком спокойная для профессиональных убийц жизнь последних лет, выматывающая рутиной, но почти лишившая обоих излюбленного способа пощекотать нервы. Кеттариец сбегает охотиться в Хумгат, Лонли-Локли любую свободную минуту проводит в библиотеке. Да и сам Шурф все реже соглашается добровольно брать на себя роль ведомого. Сколь бы ни было это приятно – хочется иного.       Память воскрешает жаркие ночи в маленькой спальне над трактиром в далеком Ташере. Тогда, на изломе безумного столетия, которое потом назовут Смутными Временами, это было способом почти безопасно сбросить напряжение с тем, кто не имеет намерения всадить тебе нож в спину. Выбравшись из очередной изматывающей засады, снова сотворив невозможное, в очередной раз на долю мгновения разминувшись со смертельным заклятием, они ныряли в прохладу спальни, переходя от сладких стонов к неспешным беседам в послеоргазменной неге – о тайнах магии и иных мирах – а от бесед вновь к голодным жадным поцелуям. Вожделенная передышка, наполненная наслаждением с привкусом странной нежности, которая тогда еще была между ними.       Тогда они не думали, что эти странные отношения продлятся так долго. Но ни новая эпоха, изменившая статус обоих, ни леди Рани, ни леди Хельна не заставили их прекратить редкие встречи, наполненные страстью и магией. Для Шурфа, втиснутого в жесткие рамки маски сэра Лонли-Локли, они были, помимо прочего, возможностью немного ослабить затянувший горло ошейник, приспустить маску, не боясь в случае утраты контроля обнаружить утром рядом растерзанное Безумным Рыбником тело – Кеттариец по-прежнему был способен легко скрутить ученика.       – Твоя маска становится все тоньше. – Голос Чиффы выдергивает его из размышлений.       – Все претензии по этому поводу можешь переадресовать своему буйному творению.       Лица обоих кривят почти зеркальные усмешки. Раньше сэр Лонли-Локли был на такие не способен, но годы общения с Максом расшатали оковы и теперь, наконец, из-под изрядно надоевших личностей проглядывает новая, более гармоничная, более сбалансированная, цельная.       Макс. Забавный мальчик, сумевший пролезть под толстый слой брони сурового коллеги, сперва заинтересованного необычным новичком, а после совершенно очарованного ярким, искристым и вдохновенным колдуном.       Шурф вспоминает, как, вернувшись из поездки к родственникам Хельны, они отправились сдаваться Господину Почтеннейшему Начальнику. Макс рассказывал сэру Халли об их приключениях, а он сидел в кресле и впервые любовался изгибом шеи, изящными кистями рук, тонкими пальцами, играющими с незажженной сигаретой. Почти невольно представлял, как сладко стонал бы Макс, если взять в рот его член до самого основания, и как восхитительно было бы ощущать его под собой, быть в нем, рядом с ним, разделить не только приключения, но и страсть. Именно тогда он понял, что хочет быть больше, чем другом. Много больше.       В тот вечер Макс остался дежурить в управлении, а он отправился домой, чтобы, едва открыв калитку собственного сада, услышать зов.       «Ко мне в спальню, живо.»       Сидящий на мягком полу, скрестив ноги, Охотник казался совершенно спокойным, но Шурф, наверное, впервые видел недобрый огонь, горящий внутри него.       – Ты пялился на мальчишку.       Пожалуй, тогда его удивление было заметно даже сквозь маску невозмутимости. Между ними не было ревности. Прежде никакие связи не волновали его любовника, изредка становясь разве что поводом для подшучиваний ехидного Кеттарийца. Осознание пришло почти мгновенно.       – Кого ты ревнуешь, Чиффа? Меня или его?       Первый щит не выдержал, второй тоже. Ярость могущественного колдуна смела его, прижала, разрывая одежду, распялив на мягком полу лицом вниз с разведёнными ногами. Тот мгновенно оказался над ним, врываясь без подготовки и почти без смазки, сгреб рукой за волосы, заставив поднять голову, и прошипел в ухо: «Ты мой».       Расслабляясь, впуская в себя эту ярость, Шурф думал о том, что Макс, сам того не зная, наступил на сердце им обоим.       Чиффа, наконец, опомнился, движения его стали аккуратнее, мягче, он коснулся плеча почти извиняющимся поцелуем, провел носом по шее, вышел, невесомо касаясь пальцами снял легкую саднящую боль, перевернул любовника на спину и прижался к губам просящим поцелуем. А когда Шурф приглашающе повел бедрами, медленно вошёл до конца, и, прильнув всем телом, неожиданно прошептал: «Обоих».       Потом они долго лежали молча, и Лонли-Локли размышлял о том, что Макс, судя по некоторым фактам, которые удалось почерпнуть из книг и фильмов его мира, если и бисексуален, как любой открытый миру маг, вряд ли скоро себе в этом признается.       Кеттариец молчит, затягивается сигаретой, заставляя огонек разгораться ярче, освещая задумчиво-сосредоточенное лицо, отражаясь в светлых глазах алыми бликами. Последнее время наедине друг с другом они предпочитают сигареты иного мира местному табаку. Чиффа достаёт их из Щели Между Мирами, а Шурф время от времени берёт у Макса.       Ночь замирает вокруг них, застывая каплей янтаря, почти не двигаясь. Редкие минуты, когда они рядом, не упакованные в привычные маски Почтеннейшего Начальника и Великого Магистра, текут неспешно, заполненные тишиной и пришедшим на смену страсти и азарту покоем.       Он снова думает о своем лучшем друге, вспоминает, как вернувшийся после целого года отсутствия сэр Халли рассказывал о том, что Макс застрял в Тихом Городе, и вытащить его оттуда нельзя. Воодушевление от благополучного возвращения любовника сменилось болью потери, осознанием, горьким вкусом свершившейся катастрофы. Он едва удержал маску, не давая вырваться наружу воющему от ярости Рыбнику. И не смог заставить себя посмотреть в глаза Джуффину, несмотря на то, что прекрасно понимал, тот потерял не меньше.       Дюжину дней спустя Лонли-Локли, окончательно утратив надежду выплыть из бездны черной тоски, словно болото затягивающей его на дно, пришел в маленькую квартиру на улице Старых Монеток, ту самую, где они когда-то давно смотрели кино из иного мира. В крошечной спальне на втором этаже сидел Джуффин и остановившимся взглядом смотрел на пустое место, где прежде располагалась стойка с телевизором.       Случись эта встреча несколькими днями раньше, и дом на улице Старых Монеток вряд ли продолжил бы свое существование. Но тогда он лишь молча сел рядом с наставником, утыкаясь лбом в плечо, складывая общую боль и разделяя ее на двоих. Им не случалось прежде искать друг в друге утешения, но в ту ночь они так и не покинули маленькой спальни. Чиффа рассказывал ученику подлинную историю Макса, придуманного мальчика, подаренного Темной Стороной и Хумгатом, созданного с одной единственной целью – держать их грешный мир. Мальчика, незаметно влюбившего в себя собственного создателя. Мальчика, принесенного в жертву Миру.       – Куда это тебя мыслями унесло, сэр Шурф?       – Всё подглядываешь в мою голову, Чиффа?       – Больно надо. Но очень уж неуютно с тобой рядом стало последнюю дюжину минут.       Лонли-Локли поводит плечами, словно пытаясь сбросить лежащий на них груз воспоминаний. Ловит испытующий взгляд Охотника.       – Вспомнил ночь на улице Старых Монеток.       – Нашел, что вспоминать. – Кеттариец морщится, словно откусил неспелую пумбу, но тут же ехидно ухмыляется, в глазах разгорается любопытный и азартный огонь. – А знаешь, пожалуй, теперь у нас с тобой побольше шансов, как считаешь?       Великий Магистр улыбается, переводит взгляд на черное обгоревшее пятно на стене, снова смотрит на любовника.       – Только давай не как обычно, а то еще напугаем.