***
— Как он? Что сказала сестра Еын? Он в себя пришёл вообщё? — завалил вопросами с порога Хёнджина парень. — Джисон-а, он никакой от слова совсем. Очнулся и таким пустым взглядом на меня смотрит, меня аж в холод бросило. Лежит, ничего не понимает и на чистом английском пить просит. — Хван опустился в кресло, борясь в желанием броситься в море за окном гостинной Дома Топпуу, — Он имя своё узнал буквально тридцать минут назад. — Вот он и встретил своё любимое Рождество… А Рейч и Оливию? — Ты вообще слушаешь меня?! Он никого не помнит! — перешёл на крик Хёнджин. Нужно было деть куда-то накопившиеся эмоции, но способа лучше, чем сорваться на друга, он не нашёл. После следующих слов вновь покатились слёзы, — Он меня не помнит. Ни единого воспоминания даже о самом себе. Фел не поверил, что Рождество его любимый праздник, и спросил, в честь чего он. Просторная гостинная Дома Топпуу могла с лёгкостью сойти за холл в каком-нибудь дорогом отеле на берегу моря. Большие панорамные окна, которые закрывались только зимой и в шторм, открывали вид на море и наполняли комнату солёным воздухом. Ученики этого дома могли спокойно ходить босиком по тёплому татами, не то что ледяные булыжники в каждой комнате Дома Сейран. Круглые китайские фонарики, горящие постоянно из-за наложенных заклинаний, создают приятный мягкий свет по всему периметру, а в креслах-грушах хочется провести весь остаток жизни. Но самая важная деталь этого Дома стоит чётко по середине помещения — ирори с рычагом в форме угря, животного Дома Топпуу. В лучших традициях Махутокоро все ученики перед сном собираются, пьют чай из общего чайника и обсуждают произошедшие за день события. Как бы Джисону не было обидно за необоснованный крик, поддержать друга необходимо, поэтому он перебирается к нему в кресло и приобнимает за плечи: — Слушай, сестра Еын сама создала зелье для сращивания костей, когда я руку сломал на квиддиче, наплевав на Костерост , потому что оно имеет много побочек и на вкус как вонючие носки. Она прекрасный врач. Она мигом вернёт Фела в наш дружный строй. — Хан, ты не понимаешь, это другое. — Хван обречённо выдохнул и откинулся на спину, смотря в окно, — У нас в школе кто-то через день ломает себе руки, ноги и дальше по списку, но не теряет память… По-моему, это первый такой случай за все наше обучение в Махутокоро. — Ты хочешь сказать, что это было специально сделано? Что наш милый, добрый Феликс попал под запрещённое заклинание и сейчас кто-то ходит в белой мантии? Хорошая теория, только этого тупицу бы мигом поймали наши учителя и преподаватели. — Я не знаю, — Хёнджин смахнул последнюю слезинку и вернулся в сидячее положение, — я вообще ничего не знаю о том, как помочь Феликсу. — Хёнджин-а, напоминаю, у тебя сестра есть. Подойди к ней, расскажи о случившемся, и пусть она узнает у своих умных подружек. — Хан встал с кресла и протянул руку другу, — Давай, вставай. Ща всё порешаем и через несколько дней пойдём втроём под ручку пить сливочное. За окном затарабанил дождь, навевая тоску и печаль. Несколько учеников оторвались от своих дел, чтобы прикрыть ставни. Вслед за ними встал и Хван, чтобы пойти в свой Дом, дождаться ужина, а после в больничное крыло, которое обещало стать родным местом из-за Феликса.***
Хёнджин любил «угревое логово», как Джисон называл свой Дом Топпуу, больше чем Дом Сейран, который был наивысшей точкой их дворца. Казалось бы, из окон должен быть не менее красивый вид на сады школы и бескрайний океан, но из-за вечных облаков ничего не видно. Здесь всегда царит полумрак, потому что плотные шторы защищают учеников от каждодневного солнца, которое так и норовит превратить гостинную в теплицу. Оттого природный камень на полу холодный и прогревается только рядом с камином, который затухает только тогда, когда есть сквозняк на их «смотровой площадке» и прибрежный ветер гуляет там, где ему вздумается. Временами Хван благодарен всем основателям и строителям их замка, что лестница в гостиную Дома находится внутри скалы. Хотя кого он обманывает? Он благодарен им за это каждый день. Главная комната Дома Сейран круглая и по всей площади стоят такие же круглые столики, освещаемые свечами, за которыми ученики разных возрастов вместе готовятся к занятиям. При входе висят расписания каждого курса, а голые участки стен завешаны картинами с животным Сейрана — пятнистым оленем. Здесь есть свой уют, своя атмосфера, но в солнечном Топпуу Хёнджину дышится легче, во многом из-за солнечного Феликса. Они сдружились ещё на первом курсе, когда были совсем маленькими и с родители трансгрессировали альма-матер всех волшебников Азии и Океании. Парень помнит практически каждый день, проведённый с другом, но совершенно не помнит, как влюбился в него. И вот, казалось бы, Рождество, романтика витает в воздухе, он признался в чувствах, они взаимны, должно было начаться самое счастливое время в их жизнях, как одному из них напрочь отбивает память. Хван не понимает чем заслужил такой удар поддых, и тем более у него ноль идей касательно Феликса, самого светлого человека на планете, по его скромному мнению. Он так и не пошёл на ужин, пролежал всё это время у себя в комнате, находясь в тяжёлых раздумьях. Аппетит пропал ровно в ту секунду, когда Хёнджин увидел лежавшего без сознания Феликса за трибунами поля для квиддича. В тот момент вся жизнь перед глазами пронеслась, а дальше всё как в тумане: Феликс на руках, главный холл замка, профессор Пак, больничное крыло, сестра Еын, перепуганная местная змея Икишим, успокоительное, полное непонимание что делать дальше. Написав записку сестре, что он пойдёт проведать снова друга и, взяв этому самому другу его любимую книжку со своей тумбочки, парень ушёл из своей комнаты.***
— Феликс, это я Хёнджин! — сидящий на кровати поставил на столик поднос со своим ужином и немного подвинулся, чтобы вошедшему было где сесть. В обед он, мягко говоря, испытывал дискомфорт от стоящего на коленях на полу, — Я пришёл с маленьким сюрпризом для тебя. У тебя не особо было много времени читать из-за учёбы, но тебе всегда нравилась книжка про Маленького Принца. Подумал, может какие-то события всплывут у тебя в памяти, — он протянул руку с маленькой самодельной книжечкой, неловко почесав затылок. «Дарить её в первый раз было менее неловко» — проскакивает в голове у Хёнджина. — Спасибо, — берёт подарок тёмноволосый и хлопает по месту рядом с собой, — ну, ты садись, не стой. — перед тем, как отложить «Маленького Принца» на всё тот же столик, Феликс открывает первую страницу, где на корочке обложки написано: «нежному ангелу Ли на Рождесто». Вмиг становиться неловко перед этим Хёнджином. Феликс, получается, так много значит в его жизни, а он только имя и фамилию его знает. Между ними сейчас эмоциональная пропасть. Хван успевает заметить замешательство на лице больного перед тем, как книга с тяжёлым хлопком закрылась и под тяжёлый вдох-выдох легла рядом со своим хозяином, — Это очень мило с твоей стороны, но я бы хотел поесть. — Да-да, сейчас-сейчас, — Хван разворачивается за тарелкой с пюре, чтобы в следующую секунду поднести ложку с едой ко рту Феликса. Но вместо привычного хохота на этот жест получает очередную порцию недоумения, — оно горячее?.. Могу подуть, если хочешь… — Хёнджин! — на всю палату раздаётся возмущённый голос медсестры, а ладони в привычном жесте складываются на груди у женщины, — Он непомнящий, а не беспомощный! Отдай ему тарелку с ложкой и иди спать. Время посящения уже давно закончилось. — Сестра Еын, я хотел как лучше, — стушевавшись говорит он, передавая посуду Феликсу, — Можно мне немного побыть с ним, я переживаю? — Максимум тёплое молоко можно. Ты поел? — отрицательный кивок под акомпонимент чавканья. К своей хозяйке подползла змея. Казалось, что даже в её взгляде читается осуждение за несоблюдение врачебных рекомендаций, — Тогда тем более нет. Завтра придёшь и будешь развлекать его. Желательно с друзьями, может их он вспомнит. — Сестра Еын, я наелся, — решил прервать монолог нотаций Феликс. Ему не нравилось, что его обсуждают в его же присутствии, как будто он глухой без намёка на эмоции. Женщина забрала поднос с посудой со столика и ещё раз метнула злой взгляд на голубоволосого, на что тот резко встал, поклонился и уже у дверей крикнул: — Я приведу к тебе завтра Джисона, Джинсоль, Юну и Чана с Йеджи! — Хорошо! «Ангел Ли, значит… моя фамилия, наверное… Кто эти пятеро?" — поток мыслей прервал резкий упадок сил и желание вновь поскорее заснуть.