«Лезвие, свинченное с точилки»

... На фабрике была тишина. Все механизмы замерли на ночь, чтобы утром, с началом нового рабочего дня, заскрипеть вновь. Стрелки часов перевалили за цифру четыре. Наступало раннее утро. На силуэт, закутанный в одеяло, лениво падали первые лучи солнца, просочившиеся через маленькое окошко. Мужчина всё еще спал, но его грудь проваливалась под тяжелейшим весом липкой тревоги. Его ресницы подрагивали - он видел какое-то беспокойное сновидение. Простынь вокруг смялась от беспорядочных подрагиваний и ворочания. Казалось, что нехороший сон только глубже затягивал его, не отпускал, забирая все моральные силы. Уголки его глаз были влажными. Род сдавленно вскрикнул, резко распахнув веки. Руки сжались в напряжении, скомкав одеяло. Ему удалось пробиться сквозь свое плохое сновидение. Но стоило ли оно того?.. Ближайшие пару часов ему придется оставаться в сознании, но уже в настоящем кошмаре. Кошмаре его жизни, которую он разрушил своими же руками. Медленно присев на кровать, Салливан пытался прокрутить в памяти последний сон, вцепившись взглядом в свои колени. Но голова была пуста, все мысли натянулись молчаливой струной, в груди остался только волнующий осадок. Хотелось забыть. Неприятно сморщив лицо, Род взъерошил свои волосы и мотнул головой. Ему нужно было отвлечься от всего этого. Холодная вода точно поможет взбодриться. Мужчина медленно встал с кровати, продолжая потирать лоб и виски. Получалось только недовольно реагировать на ломоту в теле после беспокойного сна. Кафельный пол ванной комнаты был почти ледяным. Щелкнул выключатель, яркий свет больно ударил по заспанным глазам. В маленьком зеркале над раковиной отражались серо-голубые радужки и его почти что мертвый взгляд.. Подбородок зарос легкой щетиной. С глаз, словно сиреневыми разводами, стекали синяки. Прямой нос, взлохмаченные черные волосы до плеч. Руки вечно холодные и кожа на них белее снега. Род умылся. Ледяная вода чуть обжигала лицо. Он опёрся руками об умывальник и протяжно, глубоко вздохнул. Его взор зацепился за маленькое лезвие, свинченное с точилки для карандашей. Стальной цвет сильно контрастировал с белоснежной керамикой, выжигая свой силуэт в глазах. В сознании мужчины что-то кольнуло. «Мне же полегчает после этого, да?..» Если его боль не может выйти через слезы или рефлексию, значит она выйдет вместе с кровью. Род трясущимися пальцами берётся за маленькое лезвие. Оно почти выскользнуло из рук. Салливан прожигал взглядом тыльную часть своей широкой ладони. Ему плевать, если кто-то заметит порезы. Плевать, даже если эти гадкие дети. «И плевать, если у меня нет никого, кто хотя бы мог заметить...» Он подносит острие, немного вдавливает в кожу и резко дергает на себя. Пленяющая безнадёга ускользает вместе с алой кровью из раны. Надрез. Надрез. Надрез. «От ещё одного хуже не будет.» Медленные ручейки завораживают взгляд и затуманивают разум. В глазах начинает рябить, фокус только на краснеющих, рваных полосках крест-на-крест. В ушах звенит. Соприкосновение голой кожи с ледяной плиткой теперь ощущается сильнее. В грудной клетке смешались два чувства: облегчение, экстаз от ритуала, холод и отчаяние из-за роли хладнокровного убийцы. Такого же, как и плитка ванной комнаты. Род со своего рождения был обречен стать "холодным", причём во всех смыслах. Мерзкие, тощие одноклассники, отец-похуист, мать, признающая только Бога. «Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу, блядь. Когда нибудь я буду смотреть и на вашу стекающую кровь. Ненавижу их. Ненавижу своего отца. Ненавижу мать. Но больше всего... Я ненавижу себя!» Чувство вины было выносить невозможно. Сожми лезвие покрепче, и рви, рви, режь, до подкожного жира, до сухожилий, до грани смерти. Но Род отступил. Пора замешать себе утренний кофе.